Часть текста: ЕКАТЕРИНА ДМИТРИЕВА RE-VOLUTIO ЧУВСТВА И ЧУВСТВЕННОСТИ (О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ФРАНЦУЗСКОГО ЛИБЕРТИНАЖА XVIII ВЕКА) Сборник статей // "Антропология революции" Москва, Новое литературное обозрение, 2009 http://www.fedy-diary.ru/?p=3707 Сладострастие есть телесный поиск неизвестного. Валентина де Сен-Пуэн. Футуристический манифест сладострастия, 1912 В 1780 году заточенный в Венсенский замок Оноре Габриель Рикети, граф де Мирабо, более известный в широких кругах как Мирабо-сын, пишет своей приятельнице Софи де Моннье: «То, чего я тебе не посылаю, — роман, который я пишу, роман совершенно безумный, и называется он Мое обращение». Несколько дней спустя он все же решается послать ей рукопись романа, но с соответствующим комментарием: «Если ты хочешь перейти к стилю изложения несколько жесткому и к описаниям весьма свободным, я перешлю тебе этот роман, который менее фриволен, чем это может показаться с первого взгляда. После придворных дам, чья репутация там солидно подмочена, я разобрался с монашенками и оперетными девками; в данный момент я добрался до монахов; а далее в романе я женюсь, потом, возможно, совершу небольшое путешествие в ад (где, возможно, пересплю с Прозерпиной), чтобы услышать там любопытные признания <...> Единственное, что я могу тебе сказать: эта безумная затея - абсолютно нового свойства, и я не могу перечитывать ее без смеха» 1 (см. илл. 1). «Мое обращение» («Ма conversion*) открывалось письмом-посвящением не к кому иному, как к самому Сатане («Lettre à Satan*). Мирабо, выйдя из тюрьмы, напечатал роман анонимно в Лондоне в 1783 году, год...

2. Пахсарьян Н. Т. Тема руин во французской литературе XVIII века

Входимость: 10. Размер: 34кб.

Часть текста: «предромантической», как ее обычно оценивают, темы руин. В поэзии эпохи Просвещения и отечественные, и зарубежные исследователи видят, прежде всего, эстетико-художественную неудачу, «падение Икара»[1]. «Легкая» поэзия, репрезентирующая весь поэтический спектр Франции XVIII в., «безудержная вера в разум» и «чрезмерная» цивилизованность салонной культуры – довольно распространенные и устойчивые клише восприятия французской литературы этого периода. С точки зрения С. Н. Зенкина, «в то время, как немецкие мыслители конца XVIII в. (Кант, Гердер) уже сформулировали оппозицию «культура-природа», французы противопоставляли природе скорее «искусственность»[2]. Ошибочность такого утверждения, однако, вполне очевидна: оппозиция природы и культуры, зародившись в античности, в разных формах представлена во французской (и европейской) литературе и в эпоху Возрождения, и в XVII, и в XVIII вв. – на ней, как известно, строится эволюция пасторальной традиции от истоков до сегодняшнего дня. К тому же на оппозиции природы и культуры зиждется французский руссоизм, оказавший влияние в том числе и на немецких мыслителей. С другой стороны, художественное воплощение этой оппозиции не обязательно связано с темой руин, а эта тема, в свою очередь, не рождается...

3. Пахсарьян Н. Т. Женское и мужское пространство во французском романе рококо

Входимость: 6. Размер: 22кб.

Часть текста: интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем. Этим пересечение рядов и слиянием примет и характеризуется художественный хронотоп[1]. Таким образом, М. М. Бахтин определял литературно-художественный хронотоп как слияние пространственных и временных характеристик. В хронотопе не только время «сгущается, уплотняется, становится художественно зримым», но и пространство «интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории»; особым видом является «топографический хронотоп», функционирующий как хронотоп сюжета: «он делит роман на ряд пространственно-временных единиц, соответствующих сюжетным ходам»[2]. Можно уточнить: романный хронотоп, как его понимал М. М. Бахтин, ― понятие, относящееся к романному сюжету, романное пространство ― во всяком случае, в данной статье ― это понятие, относимое к фабуле, к конкретной топографии событий. Приведу сначала пример, который взят не из французской литературы, однако, как кажется, может наиболее выразительно представить то различие между хронотопом и пространством, которое важно для понимания дальнейших рассуждений: Джозеф Эндрюс и Том Джонс Г. Филдинга традиционно и в общем справедливо относятся к «романам большой дороги», т. е. к произведениям, сюжетное ядро которых связано с этим хронотопом. Но если конкретно исследовать, есть ли в этих романах изображение дороги, происходят ли события романов в пространстве дороги, мы получим отрицательный ответ: практически все событийные эпизоды оказываются интерьерными, происходят в закрытых пространствах, и, более того, рассказчик неизменно «пропускает» дорогу («В дороге не...

4. Мезин С. А. Вольтер о Петре I ( глава из книги)

Входимость: 5. Размер: 130кб.

Часть текста: О работе Вольтера над петровской темой, особенно над «Историей Российской империи при Петре Великом», написано немало. В отечественной историографии наиболее солидные труды принадлежат Е. Ф. Шмурло, который изложил историю создания Вольтером его главной книги о Петре, обстоятельным образом осветил отношение знаменитого французского автора с его русскими заказчиками, помощниками и критиками. Исследователь опубликовал все замечания, полученные Вольтером из Петербурга. Е. Ф. Шмурло, начавший свою работу в России[1], и завершивший ее в эмиграции[2], дал, пожалуй, наиболее развернутую характеристику и оценку главного сочинения Вольтера о Петре I. Ряд ценных дополнений к этой характеристике содержит статья М. П. Алексеева «Вольтер и русская культура»[3]. В книге К. Н. Державина «Вольтер» (М., 1946) «История Петра» рассматривается как образец «философской истории». Большинство исследователей советского периода сосредоточились на частных вопросах, касающихся создания вольтеровской «Истории». Н. С. Платонова, Ф. М. Прийма, Е. С. Кулябко и Н. В. Соколова, Г. Н. Моисеева и другие вводили в научный оборот новые материалы с акцентом на особой роли М. В. Ломоносова в подготовке материалов для Вольтера. Изучая бытование произведений Вольтера в России, П. Р. Заборов пришел к выводу о том, что произведения Вольтера о Петре долго не могли пройти русской цензуры и вышли в России с большим опозданием[4]. Работы Л. Л. Альбиной, опирающиеся на материалы Вольтеровской библиотеки, раскрывают источники работ Вольтера ...

5. Пахсарьян Н. Т. Французская "легкая" поэзия в эпоху Просвещения.

Входимость: 5. Размер: 27кб.

Часть текста: художественного видения с традицией французского Просвещения. В этом аспекте особенно любопытны ранние поэтические опыты Гёте, вдохновленные галантной лирикой Вольтера. Рокайльные стихотворения девятнадцатилетнего немецкого сочинителя, конечно, носят порой печать подражательства, ученичества. Однако не случайно Гёте публикует эти стихи, пусть и без имени автора, в 1770 г.[2], не случайно использует опыт стилистики рококо и в своей ранней драматургии: думается, что французская поэзия рококо для него – не только школа остроумия и изящества, но также школа искренности и свободного выражения чувств. Для того, чтобы убедиться в этом, необходимо, как кажется, обратиться к подробному анализу той поэтической традиции во Франции, которая была важным истоком поэтического гения Гёте. *** Историки литературы не раз выражали уверенность в том, что французская поэзия ХУШ века представляет лишь историческую ценность, что ее развитие было «падением Икара»[3], а относительно эстетически живым в ней можно признать лишь так называемую “poésie légère, poésie fugitive”[4] – остроумную, изящную, но светски-поверхностную и чересчур рассудочную. «Стихотворцев тогда было столь же много, как всегда. Но творения их, большей частью, были искусственны и условны»[5] – такова хрестоматийная оценка специалиста, чьи суждения и самый выбор текстов довольно долго лишь тиражировался составителями учебных пособий и антологий – М. Аллена. Единственный поэтический гений – А. Шенье – выводился за рамки просветительской эпохи и, в сущности, по праву, ибо его творения стали широко известны лишь благодаря публикации их романтиками в 1819 г. К нему иногда присоединяли еще имя Э. Парни, но и он был поэтом конца ХУШ в., точнее, рубежа веков. По крайней мере до 1760-х гг. Франция представала своеобразной пустыней для поэтического, лирического творчества. Однако разительное расхождение...

6. Тогоева О. Вольтер, Жанна д’Арк и осел. К истории одного мотива

Входимость: 4. Размер: 60кб.

Часть текста: хотя ее жизнь не была связана с историей нашей страны, с войнами, которые она вела. Ее история – это история совсем /другого/ конфликта, длительного противостояния Франции и Англии, названного историками XIX в. Столетней войной. Далеко не каждый из нас сможет сказать, когда начался или когда закончился этот династический и военно-политический конфликт, в действительности охватывающий не менее трехсот лет, с XII по XV в. Однако все мы хорошо знаем, что центральное место в его истории всегда отводилось именно Жанне д’Арк, что именно вокруг ее фигуры не утихали споры ни в средние века, ни значительно позже, когда из открытых дебатов они перешли в скрытое противоборство, а из сферы политики переместились в область литературы и искусства. Конфликт /культурных традиций/ в восприятии того или иного исторического персонажа далеко не всегда бывает выражен эксплицитно, он не бросается в глаза, а потому редко становится предметом специального интереса историка. Но именно эти качества и делают его порой столь привлекательным для исследователя. Дешифровке одного из таких противостояний, анализу его возможных исторических и литературных истоков и посвящена данная статья. *** «Орлеанская девственница», одно из самых скандальных, но более других любимое самим автором произведение Вольтера[2] , не часто привлекает внимание специалистов по эпопее Жанны д’Арк. Действительно, с точки зрения исторических фактов, поэма не может сообщить исследователю ничего особо нового, поскольку посвящена она всего одному, причем хорошо известному эпизоду из жизни французской национальной героини – ее участию в снятии осады с Орлеана весной 1429 г. О сочинении Вольтера вспоминают, лишь когда речь заходит об общественном резонансе, вызванном его публикацией в 1762 г. и ускорившим процесс беатификации (а впоследствии и канонизации) Жанны[3] >. Изучение самой «Девственницы» является уделом, скорее,...

7. Мезин С. А. Современники Вольтера: споры о Петре I (глава из книги)

Входимость: 4. Размер: 96кб.

Часть текста: с оглядкой на труды Вольтера. Исключением, пожалуй, являются работы Ш. Монтескье, предложившего свой опыт осмысления феномена петровских реформ. Основное произведение этого представителя старшего поколения французских просветителей «О духе законов» содержит многочисленные упоминания о России и Петре. У Монтескье была своя «тропа» к России[1]. В данном случае с Вольтером его роднило то, что его интерес к далекой стране также имел философскую основу, и то, что на формирование этого интереса повлияло «Похвальное слово» Фонтенеля. Самостоятельный в своих выводах, Монтескье, по-видимому, пользовался фактами, приведенными в вольтеровской «Истории Карла XII». В «Персидских письмах» Монтескье (1721) лишь два письма касаются Московии. В одном из них речь идет о татарах, а в другом упоминается «царствующий ныне государь» – Петр I. Письмо это (51) представляет собой своеобразный вариант распространенной в Европе литературы курьезов и содержит упоминание целого набора московитских особенностей: деспотическая власть царя, перед которым все рабы, «ужасный климат», огромные пространства и Сибирь, запрет выезжать в другие страны, дикие нравы, привязанность к старинным обычаям. От лица персидского посланника в Московии Монтескье живописует любовь московитских женщин к тому, чтобы их били мужья: «Они не могут понять, что сердце мужа принадлежит им, если он их не колотит как следует»[2]. Все эти бродячие сюжеты восходят к запискам С. Герберштейна (деспотизм и рабство, любовь женщин к побоям) и А. Олеария (обряд целования с женой хозяина, ссылки в Сибирь). Признаком нового времени...

8. Момджян Хачик Нишанович. Французское Просвещение XVIII века (главы). Дидро

Входимость: 4. Размер: 123кб.

Часть текста: Отец его был зажиточным ремесленником-ножовщиком. Он не жалел средств, чтобы обеспечить сыну хорошую карьеру. Юноша был отдан на воспитание в местную иезуитскую школу — коллеж, а в пятнадцать лет отправлен для дальнейшего обучения в Париж. Окончив здесь коллеж д'Аркур, он в 1732 году получил в Парижском университете звание магистра искусств. Тщетны были надежды Дидро-отца: сын и слышать не хотел о духовной карьере. Идя на компромисс, старый ножовщик предлагал сыну избрать профессию врача или адвоката, но тот упорно стоял на своем — хотел посвятить себя литературе. Выведенный из терпения отец предложил ему вернуться в Лангр, угрожая в противном случае лишить материальной поддержки. Сын не подчинился и остался в Париже. Целое десятилетие (1733—1743) Дидро влачил полуголодное существование, ютился на чердаке, но условия жизни не сломили его. С огромным увлечением знакомился Дидро с произведениями античной философии, с книгами английских философов Бэкона, Гоббса, Локка, Толанда, с трудами Декарта, Бейля и других передовых французских мыслителей. Громадное впечатление производили на Дени талантливые, остроумные сочинения «великого насмешника», неутомимого борца против религиозного обскурантизма и фанатизма Вольтера. Под влиянием просветительской литературы Дидро рано примкнул к лагерю врагов католической церкви. Еще в коллеже д'Аркур он, по свидетельству Нежона, чувствовал неодолимое отвращение к богословию, В самом начале литературной деятельности Дидро довелось испытать...

9. Заборов П. Р. Мадемуазель Аиссе и ее «Письма».

Входимость: 3. Размер: 53кб.

Часть текста: она из знатного, возможно, даже княжеского рода. В Стамбуле Ферриоль находился в качестве королевского советника с особой миссией - в связи с подготовкой конгресса, которому предстояло собраться в Карловицах для заключения мирного договора между Турцией, с одной стороны, Россией, Австрией, Венецией и Польшей – с другой. 22 июня 1698 г. после завершения всех дел он покинул Стамбул и отправился на родину; вместе с ним была Гаиде. 30 августа корабль, на котором они плыли, вошел в порт Марселя, и путешественники двинулись к французской столице. По дороге, в Лионе, Гаиде была крещена. Ее крестной матерью стала г-жа де Ла Феррьер, жена лионского сенешаля; в роли крестного отца выступил сам Ферриоль. При крещении ей были даны имена Шарлотта-Элизабет. Ферриоль оставался в Париже около года, а затем вновь отбыл в Стамбул, теперь уже в ранге посланника: об этом назначении он мечтал давно и добивался его с необычайным упорством. Что же касается девочки, то ее без особых колебаний он с самого начала поручил заботам невестки. Мария-Анжелика де Феррироль, урожденная Герен де Тансен, была женой младшего брата Шарля де Ферриоля – Огюстена-Антуана. Женщина умная, деятельная и властная, она правила домом твердой рукой, почти не считаясь с мужем, который был старше ее более чем на двадцать лет. К тому моменту, когда на их попечении оказалась Шарлотта-Элизабет, у них был уже годовалый сын Антуан (впоследствии принявший титул графа де Пон-де-Веля), а в 1700 г. появился на свет и другой – Шарль-Огюстен, будущий граф д'Аржанталь. Любопытно, что крестных родителей этого последнего – дядю и тетку – «представляли» Антуан и Шарлотта-Гаиде, как значилась она в...

Входимость: 3. Размер: 48кб.

Часть текста: А. Гончаров писал, что при анализе натуры художника его «удалял» от всякого подражания «знаменитостям склад и характер русского типа». 1 Тем самым Гончаров как бы предостерегал от намерения соотносить его творчество с достижениями западноевропейской мысли и литературы. И действительно, серьезные попытки изучения наследия Гончарова в связи с общим развитием европейской культуры были предприняты только за последние полвека. 2 Предметом нашего внимания будет отношение И. А. Гончарова к философии и литературе века Просвещения во Франции при написании им романа «Обрыв» (1869). По собственному признанию, Гончаров не ограничивался изображением «микроскопических явлений» сегодняшнего дня, ибо писатель должен «стремиться к идеалам»; в этом отношении для него большую роль играли «знаменитые авторитеты», которые не могут иметь того обаятельного влияния на потомков, какое имели на своих современников; «но не отнестись с глубоким уважением к этому авторитету, обусловившему в сильной степени и современное развитие общества - значит... грешить совершенным отсутствием исторического чутья» (VI, 449, 450, 457; VIII, 140) В статье «Лучше поздно, чем никогда (Критические заметки)» (1879) Гончаров писал: «Нет - будем держаться школы старых учителей и идти проложенным ими путем, не отказываясь, конечно, от истинных, законных развитии, новых шагов в искусстве» (VIII, 145). Эта «школа старых учителей» крепко запала в его ум и сердце. Гончаров отмечал, что «первоначальное образование в науках и языках, французском и немецком» получил в небольшом пансионе, который содержал «сельский священник, весьма умный и ученый человек, женатый на иностранке» (VII, 217). В 1831 г. он поступает в Московский университет по словесному факультету, где «историческое и критическое ...

Поиск по материалам сайтаCлово "CLE"

Поиск по материалам сайта
Cлово "CLE"