Литература эпохи просвещения. Поиск по текстам материалов сайта. Cлово "DEM".

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 4. Размер: 29кб.

Часть текста: причины становления сонета фактом литературного быта. К анализу привлекаются отдельные стихотворения, представляющие собой контаминации сонета с другими жанрами. Сонет как центральный лирический жанр предыдущего века в период раннего и зрелого Просвещения перемещается на периферию немецкой литературы, утрачивающей интерес к лирике и выражающей, преимущественно, антирелигиозный пафос. В это время для немецкой литературы было характерно тяготение к философско-нравоучительным произведениям (трактатам, эссе, диалогам, беседам, письмам), к научно-популярным сочинениям (утопическим путешествиям, дневникам, запискам), а также к прозе дидактического характера (назидательным романам, сатирическим повестям), так как, по мнению просветителей, искусство было призвано воспитывать человека, исправлять нравы людей. Для литературно-эстетических взглядов писателей XVIII века характерен нормативный подход к литературному творчеству. Немецкие писатели обращаются к классицизму в его французском варианте, так как классицизм XVII века наилучшим образом воплощал актуальную для раздробленной Германии идею государственности, способствовал становлению чувства национального самосознания. Основную задачу искусства немецкие просветители видели в создании национального театра: в период раннего Просвещения – по образцу французского классицистического театра, а в период зрелого и позднего Просвещения величайшим драматургом признавался Шекспир. И даже когда речь заходила о значительных сонетистах, они были интересны просветителям лишь как драматурги (например, в «Сравнении Шекспира и Андреаса Грифиуса» (1741) И. Э. Шлегеля). Затишье вокруг сонета продолжается с начала до последней четверти XVIII века. На первый план в поэзии выходят такие жанры,...

Входимость: 3. Размер: 44кб.

Часть текста: оригиналом, приближается по тонкости восприятия одним поэтом расхождений между произведениями двух других, к самостоятельному художественному произведению. Следует отметить, что эта статья Цветаевой в то же время является своеобразным итогом ее размышлений о сущности переводческой работы. Как пишет она в одном из писем: «Стихотворение усвоила в процессе работы, помог, конечно, слух... Могла бы сейчас написать теорию стихотворного перевода, сводящуюся к транспозиции, перемене тональности при сохранении основы. Не только другими словами, но другими образами. Словом, вещь на другом языке нужно писать заново. Что и делаю. Что взять на себя может только автор» 1 . И вот происходит еще одна встреча с Лесным царем – в стихотворении И. Бродского «Ты поскачешь во мраке...» (1962). И если рассматривать балладу Гете и стихотворение Бродского как два произведения, между которыми намечается интертекстуальная связь, то, на наш взгляд, статья Цветаевой могла бы послужить своеобразным промежуточным звеном и сыграть определенную роль в том, как Бродский воспринял и переосмыслил структуру и образную систему «Лесного царя». Знакомство Бродского с творчеством Цветаевой произошло, по его словам, когда ему «было лет девятнадцать-двадцать» 2 , т. е. в самом начале 60-х годов, когда и было создано его...

Входимость: 3. Размер: 115кб.

Часть текста: красоты растет и развивается быстро. Мы не намерены — теперь именно — входить в исследование причин подобного явления... вообще русский человек развивается так особенно, что в немногих словах невозможно представить читателю смысл и законы его внутреннего преобразования; но, например, несколько лет назад при появлении перевода «Фауста» г. Вронченко мы готовы были бы отделаться похвалами, назвать труд переводчика «событием» и т. д.; одно имя «Фауста» производило в нас впечатление довольно смутное и странное; мы чувствовали, что в этом произведении отразилась целая жизнь мыслящего, уже не юного, несколько чуждого нам народа, и — либо с простодушным благоговением склонялись перед созданием Гёте, в котором видели альфу и омегу всей человеческой мудрости, либо с торопливой поспешностью проходили мимо, отделываясь словами: «туманное произведение!..» Впрочем, у нас даже до нынешнего дня слово «туманное» почитается естественным эпитетом всего немецкого. Теперь же... мы не намерены расточать преувеличенные похвалы нашей публике, тем более что она в них вовсе не нуждается; мы не скажем ей, что в последнее время она окончательно поняла и изучила Гёте и дошла, например, до ясного сознания того, что такое «Фауст» как произведение немецкое и в какой степени это произведение должно занимать нас — русских... нет, мы этого не скажем; но сознание нашей, публики в последние годы возмужало и окрепло; время безотчетных порывов и восторгов прошло для нее безвозвратно; она стала вообще холоднее и равнодушнее, как человек, которому надоело шутить и которому нравится одно дельное... Ее теперь едва ли ослепишь блеском...

Входимость: 2. Размер: 124кб.

Часть текста: согласиться с убеждением, что если эту трагедию рассматривать в связи с остальными произведениями Гете, то она ничего не потеряет от своего величия как высокохудожественная поэзия, но лишь в «Фаусте» в полной мере раскрывается величие его создателя. 1 «Фауст» создавался на протяжении 60 лет, то есть в течение почти всей творческой жизни поэта. Три редакции «Фауста», так называемый франкфуртский «Фауст», или «Прафауст» (1773-1775), «Фауст-фрагмент» (1790) и, наконец, «Фауст» 1 часть» (1807) показывают нам сложнейший путь эволюции фаустовской идеи, которая затем потребовала огромного напряжения сил при создании второй части, завершенной незадолго до смерти поэта. 2 Философский смысл трагедии находится в нерасторжимом единстве с его художественным воплощением; композиции произведения, нарративные структуры, сложнейшая символика, разнообразие художественных метров и ритмов делают «Фауст» поистине неисчерпаемым произведением, создавая эффект космичности художественного целого, эффект многоуровневой информации, получаемой от текста. Действительно, трагедия захватывает нас с самого начала, когда мы слышим голос героя, его исповедальную речь, в которой он. закончивший четыре факультета, ставший магистром, а затем доктором, говорит нам о тщетности всех человеческих усилий в раскрытии тайны мироздания. И сразу становится понятно, что перед нами человек восемнадцатого столетия, надевший на себя маску средневекового ученого, человек...

Входимость: 2. Размер: 24кб.

Часть текста: Мидии. М., 1956, стр. 378-379. 3 См.: народную книгу о Фаусте Видмана (Кloster, II, стр. 767). 4 Белецкий, V, стр. 66. 5 Н. Сперанский. Указ. соч., стр. 68. 6 Н. Сперанский. Указ. соч., стр. 159. 7 Библиографию см.: Еngеl. Faust-Schriften (XIII. Seitenstücke und Verwandtes), стр. 604-703. 8 См. Kaiserchronik, herausg. v. Н. F. Massman, Teil III. Quedlinburg, 1854, стр. 635-714 (содержит подробный пересказ "Клементин"). - Hans Wаitz. Die Pseudoklementinen. Leipzig, 1904. - Faligan, стр. XXVIII-XXIX. - Dédéуаn, vol. I, стр. 25-28. - Kuno Fischer, Bd. I, стр. 214-225. - Белецкий, V, стр. 66-65. - Русские апокрифические тексты о Симоне-волхве см.: Чтения Общества истории и древностей российских, 1889, кн. 3, стр. 1-32 (Деяния апостолов Петра и Павла. Изд. М. Н. Сперанским); 1858, кн. 4, раздел III, стр. 14-16 (Прения Петра с Симоном. Изд. П. А. Лавровским). 9 См., например: Andreas Ноndorff. Promptuarium exemplorum. 1568, л. 33а (ср.: Petsch. Faustbuch, стр. 211-212). Ср.: Тексты, I, 19 и прим. 10 См.: Theodor Zаhn. Cyprian von Antiochien und die deutsche Faustsage. Erlangen, 1882. - L. Rаdermасher. Griechische Quellen zur Faustsage. Sitzungsberichte der Wiener Akademie der Wissenschaften, philos. -histor. Klasse, Bd. 206, Abh. 4, 1927, стр. 5-41 (Cyprianus und Justina). - Fаligan. стр. XVIII. - Dédeyan. стр. 146-148. - Kuno Fisсher, стр. 227-234. - Белецкий, V, стр. 62-63. - П. Безобразов. Византийские сказания. Юрьев, 1917, стр. 223-226. 11 См.: К. Рlenzat. Die...

Входимость: 2. Размер: 76кб.

Часть текста: и имеет перед немецкой демократической культурой собственные заслуги. Наряду с Клопштоком и Лессингом, Виланд вложил свой - и немалый - труд в подготовку того "строительного материала", без которого достижения Гете и Шиллера были бы невозможны, - немецкого литературного языка. Еще молодым человеком, в 60 х годах XVIII в., он достиг в стихотворных повестях такой отточенности стиля, какой до того не знала немецкая поэзия. Вольный ямб и октавы его поэм сказок легки и звучны, как язык итальянской поэзии. "Нежность, изящество, прозрачность, естественная элегантность", - так отозвался Гете о языке Виланда [1]. Проза Виланда, в которой ясная мысль просветителя сочетается с разнообразнейшими оттенками смеха - от игривого лукавства до бичующей сатиры - немногим уступает прозе Вольтера или Лоуренса Стерна. Виланд преодолел неуклюжесть и ученую громоздкость старого книжного языка, доставшегося немцам в наследство от XVII в. В лаконичных "Записках о Германии" Ф. Энгельс, перечисляя преобразователей немецкого языка и культуры, назвал и Виланда. "Идея "Человека" и развитие языка; в 1700 г. - еще варварство, 1750 г. - Лессинг и Кант, а вскоре затем - Гете, Шиллер, Виланд, Гердер, Глюк, Гендель, Моцарт" [2]. Слогу Виланда присуща яркая эмоциональность, выступающая на первый план особенно в поэзии. Писателя знали также как увлекательного повествователя. Была известна и его философская проза. Его сатирой...

Входимость: 2. Размер: 23кб.

Часть текста: социальный...»[1] В рамках данного исследования учитываются, прежде всего, те особенности эпохального произведения И. В. Гете, которые характеризуют его как роман сентиментально-психологический. Вертер – главный герой произведения – регулярно обращается с письмами к фиктивному адресату Вильгельму; эти безответные обращения составляют некое подобие дневника, где Вертер фиксирует события, так или иначе задевшие его чувствительную душу. Герой, не скованный собственной аналитической установкой и рассуждениями адресатов, использует возможности полного лирического самовыражения. Очевидная оппозиция словарных значений интимного (как глубоко личного, сокровенного, задушевного) и публичного (как совершающегося в присутствии публики, открытого, гласного) наполняется новым смыслом при рассмотрении сквозь призму сентиментальной рефлексии главного героя романа. Самоотчет Вертера позволяет выделить интимный, задушевный круг общения главного героя романа и круг людей, вступив в диалог с которыми, он погружается в стихию публичной жизни. Пространство задушевного ...

Входимость: 2. Размер: 31кб.

Часть текста: первых юношеских драм. Из переписки немецкого классика литературы ясно, что тогда в наибольшей степени соответствовала его внутренним устремлениям историческая наука . 1 Англичанин Томас Карлейль (Carlyle, 1795-1881) в своем труде «Жизнь Шиллера» (“The Life of Friedrich Schiller, 1825), где, по словам Гёте (Goethe, 1749-1832), он судит о писателе «так, как, пожалуй, не сумел бы судить ни один немец» (21,241), охарактеризовал этот период следующим образом: «Schiller was, in fact, growing tired of fictious writing. […] For a time he had hesitated what to choose; at length he began to think of History» (23, 129-130). 2 Можно предположить, что избранная Шиллером манера художественного повествования с сильным привкусом «достоверности» (Wahrheit) была для него «переходной формой» к написанию чисто исторических исследований, работа над которыми, в свою очередь, послужила подспорьем при создании драм на соответствующие темы. 3 В собственно же исторических сочинениях исследователи отмечают прежде всего именно повествовательный талант автора . 4 Уже первый опыт художественного повествования в прозе 5 , относящийся еще к штутгартскому периоду в жизни Шиллера, носит...

Входимость: 1. Размер: 8кб.

Часть текста: - Дефо, Свифта [123. С. 20-29], [16. C. 60-65], [162], [69]) являются масштабность и трагизм. "Романтики, - пишет В. Г. Щукин, - увидели в мифах не только великолепные образы, полные художественной силы, но и некие "непосредственные" и в то же время "религиозные", универсальные символы и образы, выражающие самую глубинную суть природы и духа" [162. С. 21]. И если масштабность была свойственна первобытному и античному мифотворчеству в его созидательной гармонической функции, то романтики, усилив в ней зловещее (демоническое), иррационально-непознаваемое и трагически-фатальное начало ("Ворон" Кольриджа, "Книга бытия" Блейка, рассказы Э. По и т. д.), абсолютизировали функцию разрушительную, создав в своих мифах страшный мир (Камю в ХХ в. напишет: "Романтизм с его люциферианским бунтом выльется только в авантюры воображения. Также, как у де Сада, его отличие от античного бунта выразится в том, что он сделает ставку на индивида и зло. Акцентируя силу вызова и отказа, бунт на этой стадии забывает о своей позитивной стороне... Романтический герой полагает, что в силу своей ностальгии по недостижимому добру, он вынужден творить зло..." [75. C. 154-155]). Из мифа, жаждущего проявления, черпает себя и свойственный эстетической системе романтизма мотив игры - однако, в отличие от легкого игрового начала рококо, смягчающего жизненные перипетии, игры всерьез, до полной гибели. Мотив "демонических игр" истоками уходит в средневековье. Человек вступал с дьяволом в поединок или же в игру с определенными правилами, зачастую принимающую комический характер. Комизм зиждился на незыблемости условий игры (договора), принятых дьяволом, одно из которых таило в себе его поражение. Романтики целиком изгоняют комическое начало из мотива демонической игры,...

Входимость: 1. Размер: 4кб.

Часть текста: бы <...> так прекрасна, если бы Томсон и Клейст не описали <...> всех красот ее» (Карамзин Н. М. Избр. соч. М.; Л., 1964. Т. 1. С. 128). Среди неосуществленных замыслов В. А. Жуковского сохранился план поэмы «Весна» по образцу Томсона и К. (Резанов В. И. Из разысканий о сочинениях В. А. Жуковского. СПб., 1916. Вып. 2. С. 498). Хорошо известен был К. и в кругу лицеистов, а также их сверстникам вне его; для них привлекательным оказался сам образ поэта, участвовавшего в походах Фридриха II и павшего в сражении при Кунерсдорфе (1759). Гибель К. описана в «Элегии на поле битвы при Кунерсдорфе» («Elegie auf dem Schlacht-felde bei Kunersdorf») К. А. Тидге (Tiedge, 1752—1841), говорится о ней и в идиллии Л. К. Г. Гёльти (Hölty, 1748—1776) «Костер в лесу» («Das Feuer im Walde», 1774); первую взял образцом В. И. Туманский для своего ст-ния «Поле Бородинского сражения» (1817), сюжетной схемой второй воспользовался А. А. Дельвиг в идиллии...

Поиск по материалам сайтаCлово "DEM"

Поиск по материалам сайта
Cлово "DEM"