Поиск по материалам сайта
Cлово "WROCLAW"
Входимость: 1. Размер: 69кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 128кб.
Входимость: 1. Размер: 116кб.
Входимость: 1. Размер: 47кб.
Входимость: 1. Размер: 64кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 69кб.
Часть текста: а скорее закономерность. Роман нравов в том виде, в каком он получил в эти годы популярность в России, был прямым наследником авантюрного и плутовского романа XVIII и даже XVII в., представленного «Жиль Блазом» Лесажа. Наиболее значительные его образцы, как «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова» (1812—1813) В. Нарежного и первоначальная редакция «Ивана Выжигина» Ф. Булгарина («Иван Выжигин, или Русский Жилблаз» в журнальных публикациях 1825—1827 гг.), уже самым своим заглавием подчеркивали эту связь; в предисловии к своему роману Нарежный прямо заявлял, что намерен следовать по стопам Лесажа. Последователи существенно деформировали свой образец: на место активного и предприимчивого героя, сосредоточившего в себе психологию наступающего буржуазного века, они поставили героя пассивного, а иногда и вовсе бесхарактерного, как писал Булгарин, «существо, подвластное обстоятельствам» 1 . На «обстоятельства» и переносился основной акцент, роман строился как цепь событий и приключений, предполагавших непрерывное перемещение героя в географическом и социальном пространстве. Это движение горизонтально и вертикально, ибо меняется социальный статус героя; конец романа обычно связан с его повышением: обнаруживается благородное происхождение «низкого» героя, он получает богатство в результате прояснения скрытых ранее родственных связей и т. п. Отсюда и посто янное присутствие в таком романе мотива тайны рождения, играющего столь важную роль и в готическом романе. Так, в «Бурсаке» (1S24) Нарежного герой, считавший себя сыном сельского дьячка, оказывается дворянином и внуком гетмана, и постепенное раскрытие этой тайны становится источником нескольких сюжетных коллизий; безродный сирота Иван Выжигин — сын погибшего в сражении князя Милославс-кого, и это...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН http://lib.pushkinskijdom.ru/Default. aspx?tabid=381 ОССИАН (Ossian) легендарный гэльский (кельтский) воин и бард III в. н. э., сын вождя Фингала, деяния, подвиги и любовь к-рого, а также его дружинников, он воспевал. Приписываемые ему сказания бытовали в Ирландии и Шотландии в устной традиции. Шотл. учитель Джеймс Макферсон при поддержке шотл. литераторов публиковал в 1760-е англ. сб-ки, к-рые выдавал за прозаич. пер. собранных им поэм О. и затем объединил в итоговом изд. «Сочинения Оссиана, сына Фингала» (The Works of Ossian, the Son of Fingal. London, 1765. 2 vols). В действительности «поэмы О.» являлись собственными произв. Макферсона, использовавшего в разной степени близости сюжеты и мотивы гэльского фольклора, к-рые он досочинял и обрабатывал в преромантическом духе. Созданные им «поэмы О.» героико-элегического содержания, проникнутые меланхолическим лиризмом, имели всеевроп. успех, были восприняты как воплощение «северного» нар. духа и вызвали множество подражаний и пер., среди к-рых особую популярность имел фр. пер. Пьера Летурнера (Le Tourneur, 1736–1788) «Оссиан, сын Фингала, бард третьего века: Гальские стихотворения» (Ossian, fils de Fingal, barde du troisieme siecle: Poesies galliques. Paris, 1777. 2 ...
Входимость: 1. Размер: 128кб.
Часть текста: век смог не только теоретически осмыслить, но и воплотить эту иронию в собственной историко-литературной судьбе? Во всяком случае, эпоха, впервые научившаяся почти в той же степени, что и мы сегодня, ценить новизну и оригинальность [2], ныне дает повод авторитетным отечественным литературоведам усомниться в том, что этими качествами обладает она сама: здесь "новое, - пишут они, - проявляется не столько своими конкретными предвестиями, сколько полной исчерпанностью старого" [3]. Впрочем, и зарубежные специалисты отдают себе отчет в том, что, как ни жаль, ныне престижность века связана прежде всего не с высокой оценкой и не с широкой исследовательской увлеченностью его художественными достижениями, а с тем, что этому столетию приписывают решающую роль в повороте западной культуры к рационализму, свободе, счастью - идеям, и сегодня обладающим ценностью для человечества [4]. Другое дело, что подобное отношение к литературе века Поупа и Вольтера, Дидро и Шиллера, Прево и Стерна, Лессинга и Бомарше, Голдсмита и Руссо, Ричардсона и Гёте - этот ряд, конечно, может быть существенно дополнен - не кажется, при всей его распространенности, ни объективным, ни справедливым. Заметим, что непредвзятый взгляд на художественные поиски и открытия XVIII в., его живое и непосредственное эстетическое восприятие сегодня трудны как никогда. К исходу двадцатого столетия стало особенно ясно, что идейно-эстетический облик XVIII столетия воспринимается нами в преломленном виде, что он не просто сформирован, а отчасти, по-видимому, и деформирован в нашем читательском сознании многими историко-культурными факторами, что "по отношению к XVIII столетию, к его художественному мышлению у нас особый долг - непонятости, неоцененности"[ 5], что это век одновременно и (скорее по инерции) уважаемый, и практически неизвестный [6]. Но признание данного факта само по себе пока не переломило по-настоящему решительным образом ситуацию - ни в общем подходе историков литературы к ...
Входимость: 1. Размер: 116кб.
Часть текста: очерчивал круг излюбленного чтения образованного общества. Матери наши, писал он, знавшие наизусть «тирады Racine, Boileau и СогпеШе», «восхищались романами m-me Redcliff и m-me Souza» 1 Это замечание точно; оно подтверждается многочисленными свидетельствами — как современными, так и более поздними. «В огромных библиотеках, наполненных иностранными книгами, для русских книг нет и тесного уголка!.. —сетовал в 1811 г. «Русский вестник» С. Н. Глинки. — По нещастному предубеждению и подражанию теперь и те, которые не знают иностранных языков, охотнее читают романы Радклиф и Жанлис, нежели творения Ломоносова, Сумарокова, Богдановича и прочих отечественных наших писателей» 2 . В «Тарантасе» В. А. Соллогуба московская княжна, мать Ивана Васильевича, хотя и «не древнего русского рода», но все же «княжна от ног до головы», «читала Грандисона, аббата Прево, madame Riccoboni, madame Radcliff, madame ...
Входимость: 1. Размер: 47кб.
Часть текста: писать для сцены. Отец готовил его для дипломатической карьеры, и уже в годы учебы молодой Льюис знакомится с континентальной Европой. Летом 1791 г., в разгар революции, он проводит вакации в Париже и, пользуясь случаем, усердно посещает театр. Среди наиболее ярких его сценических впечатлений — драма Марсолье «Камилла, или Подземелье» (Camille, ou le Souterrain) и «Жертвы монастыря» Буте де Монвеля 1 . О последней драме нам уже приходилось упоминать; ее рецензировал Карамзин в «Московском журнале», и она, как мы полагаем, отразилась в «Острове Борнгольме». Вернувшись в Оксфорд, Льюис в 1792 г. принимается за большое прозаическое сочинение. Это был роман «в стиле Замка Отранто» 2 . Летом того же года юноша, по настоянию отца, отправляется в Германию изучать язык и быт страны; он обосновывается в Веймаре, переживавшем тревожные дни: Австрия, Россия и Пруссия уже образовали антиреволюционную коалицию, и столица герцогства Саксен-Веймар-Эйзе-нах жила под знаком войны. Тем не менее Льюис упорно занимается своими штудиями, переводит Виланда и встречается с «г. ле Гете, знаменитым автором "Вертера"» 3. В своих письмах он упоминает о продолжении работы над романом. В начале 1793 г. Льюис возвращается в Англию с запасом литературных впечатлений: в Германии он много читал, хотя круг чтения почти не отразился в его переписке. Весной 1794 г. он получает степень бакалавра и поступает на службу в британское посольство в Голландии. Его письмо от 18 мая 1794 г. из Гааги, адресованное матери — постоянному советчику и эмиссару в литературных делах, содержит отклик на только что вышедшие «Тайны Удольфо» вместе с очередным упоминанием о собственном романе: «Меня побудило...
Входимость: 1. Размер: 64кб.
Часть текста: рода оазисом западного Средневековья в пределах России; феодальные замки, упомянутые в русских летописях, западных хрониках и исторических сочинениях, потенциально были центрами кристаллизации исторического повествования. Уже в «Поездке в Ревель» (1821) Бестужев предвосхищает это направление своей литературной работы: его увлекает «романический характер» города, «может статься, слишком бедный для ума, но еще роскошный для воображения». «Сии башни, лелеянные веками, сии бойницы, поросшие мхом древности, сии развалины замков рыцарских, вблизи и вдалеке от Ревеля разбросанных, — невольно погружают в думу; веки, давно прошедшие, мелькают в туманах воспоминания, и с ними вьется в душе грустное предчувствие будущего» 1. Он даже обозначает несколько сюжетов, которые потом получат развитие в романтической прозе, в том числе и его собственной: он рассказывает эпизод, который ляжет затем в основу «Ревельского турнира», — историю казни Икску-ля, через двадцать лет разработанную в повести Ф. Ф. Корфа «Суд в ревельском магистрате», — наконец, упоминает о монастыре св. Бригитты, ставшем потом сценической площадкой для одноименных повестей А. П. Бочкова и В. П. Титова. Описание монастыря у Бестужева возникает в кругу литературных ассоциаций, тяготеющих к готике: «Одна башня и несколько стен пережили разрушение прочих. Иные полурухнувшие своды грозят любопытному страннику; тление сеет на них кудрявые мхи. Сказывают, что подземный ход простирался от сего мужского монастыря в монастырь женский, среди Нижгорода существовавший. Не...