Поиск по материалам сайта
Cлова начинающиеся на букву "Ч"

1. Эмиль Людвиг: Гёте. Глава 6. Долг

Входимость: 5. Размер: 92кб.

Часть текста: парке памятник трем божествам. В центре группы стоит Тиха — доброе смирение. Справа от нее Терминий — мудрый советчик, охранитель границ; в руках у него посох, увитый змеями. А слева, вздымая факел, мчится, увлекая за собой остальных, стремительный гений. Гёте пошел уже четвертый десяток. Он стал вполне светским человеком, серьезным, трезвым, лишенным фантазий. Улыбаясь, слушает он, как противники на все лады восхваляют его путешествие. Они надеются, что герцог возвратился в Веймар успокоенным и возмужалым. Гёте тоже кажется, что друг его вступил в новую эру и не подозревает, что она продлится всего один год. Гёте вполне удовлетворен своей деятельностью. «Я занят делами с утра до вечера. Если быть умереннее, можно бы сделать гораздо больше, даже просто невероятное. Но, разумеется, мне еще солоно придется… Иногда я готов, подобно Поликрату, бросить в море мое любимое сокровище. Мне удается все, за что бы я ни брался». Никогда уже не произнесет Гёте столь радостных слов. Радость, которой он охвачен, слишком искусственна и даже надуманна, чтобы звучать долго. Внезапно настроение его меняется. Тиха, которая только что улыбалась ему, неожиданно поворачивает свою голову двуликого Януса. Грозные тяжелые глаза мрачной судьбы глядят на Гёте. Словно стеклянная стена вырастает между ним и окружающими. «Железное терпение, каменная выдержка! — восклицает он. — Если бы только люди не были столь нищи духом, а богатые столь ничтожны!» Неприметно в нем, в человеке, действующем на благо общества, нарастает презрение к тем, для кого он трудится. «В юности мы думаем, что будем строить для людей дворцы, а когда доходит до дела, мы только и делаем, что убираем за ними дерьмо». Тем не менее, он все еще полон решимости браться...

2. Ингер А. Оливер Голдсмит

Входимость: 5. Размер: 46кб.

Часть текста: литературного Олимпа, выдающийся лексикограф и критик доктор Сэмюел Джонсон, среди прочего говорилось, что Голдсмит "... вряд ли оставил какой-либо род литературы незатронутым и украшал все, что затрагивал". Слова эти в высшей степени справедливы. Голдсмит и в самом деле обнаружил едва ли не одинаковую одаренность в драме, лирике, эпосе и журналистике. Он оставил прекрасные образцы чрезвычайно популярного в ту пору жанра короткого журнального очерка - эссе, хотя обращался к нему только в начале своего творческого пути. Именно в этом не скованном никакими правилами жанре, в котором так свободно проявляются индивидуальные склонности и вкусы автора, а мысли поясняются примерами из жизни, истории и литературы и где так необходима краткость, невымученность и афористическая отточенность языка, сложился стиль прозы Голдсмита, гибкой и артистичной. Из 123-х таких очерков составилась его первая значительная книга - "Гражданин мира, или Письма китайца" (1762), замысел которой сродни "Персидским письмам" Монтескье. В конце жизни он попробовал свои силы в комедии и успел написать лишь две пьесы, но одна из них - "Ночь ошибок" - по справедливости считается наряду со "Школой злословия" Шеридана лучшей английской комедией XVIII века. Его поэтическое наследие очень невелико (благодаря этой книге советские читатели впервые получают возможность так полно с ним...

3. Бланшо Морис. Сад

Входимость: 5. Размер: 85кб.

Часть текста: книг. Пожалуй, ни в какой литературе никакой эпохи не было столь скандального произведения, никто другой не ранил глубже чувства и мысли людей. Кто даже и сегодня осмелится поспорить в разнузданности с Садом? Да, мы вправе заявить, что имеем дело с самым скандальным из когда-либо созданных литературных произведений. Разве это не достаточный повод, чтобы им заняться? Нам выпал шанс познакомиться с сочинением, за пределы которого никогда не сумел выбраться ни один другой писатель, мы, таким образом, в каком-то смысле имеем под рукой, в столь относительном литературном мире, истинный абсолют — и мы не пытаемся его обследовать? даже не подумаем разузнать, почему он непревзойден и что же в нем такого чрезмерного, извечно неподсильного человеку? Странное небрежение. Но, может быть, только по причине этого небрежения и столь чист связанный с ним скандал? Когда видишь меры предосторожности, предпринятые историей, чтобы превратить Сада в колоссальную загадку, когда думаешь о двадцати семи годах, проведенных им за решеткой, о запретном существовании в заточении, когда лишение свободы захватывает не только прижизненную жизнь человека, но и его жизнь загробную, так что одиночное заключение его творчества осуждает, кажется, его самого, еще живого, на вечную тюрьму, невольно спрашиваешь себя, не находятся ли на самом деле цензоры и судьи, якобы замуровавшие Сада, у него на службе, не исполняют ли они самые близкие чаяния его либертинажа, его упование на одиночество земных недр, на таинство подпольного, затворнического существования. Сад на десятки ладов формулировал ту идею, что грандиознейшие человеческие излишества требуют скрытности, темноты и бездны, неприкосновенного одиночества камеры-кельи. И вот, странная штука, именно хранители морали, обрекая его на одиночную камеру, и предстали в качестве сообщников самого законченного...

4. М. В. Барро: Пьер-Огюстен Бомарше. Глава I. Детство и годы учения

Входимость: 6. Размер: 25кб.

Часть текста: часовщик. – Его женитьба и дети. – Рождение Бомарше. – Характеры его отца и матери. – Детские игры и воспитание Бомарше. – Обучение в Алъфорской школе. – Возвращение домой. – Бомарше в 13 лет. – Изгнание его из дому. – Договор с отцом. – Успехи в роли часовщика. – Столкновение с Лепотом и победа. – Карон-сын – королевский часовщик . «Господь, Творец всего сущего, да будет нашим помощником и началом. Аминь»… Такими словами начинается список четырнадцати детей Даниэля Карона и его жены Марии Фортен. Своеобразная метрическая запись исполнена без обычных формальностей, в старой истрепанной книжке вроде тех, в которых бережливые хозяйки ведут счет своим расходам. Даниэль Карон был кальвинистом, кальвинистом после отмены Нантского эдикта, следовательно, еретиком, человеком вне закона. По ремеслу же он был часовщиком. Он жил в старой провинции Бри, в небольшом городке Лизи на Урке, теперь в департаменте Сены и Марны. Провинция Бри была очагом самого рьяного кальвинизма. Ни красноречивое слово Боссюэ, ни грубая сила драгонад, ничто не могло сломить нормандских последователей Кальвина. Лишенные прав гражданства и права совершать в городе свое богослужение, они укрывались в пустынных местах и там молились, пользуясь проездом странствующего пастора. Их браки не признавались действительными, дети считались незаконными. Этим объясняется странная форма метрической записи Каронов. Почти все многочисленное потомство Даниэля Карона умерло до зрелого возраста. Крепче других детей оказался ...

5. Колин Уилсон. Мастерство романа. Глава третья. Упадок и падение

Входимость: 5. Размер: 54кб.

Часть текста: Толстой и Достоевский: значение одержимости нравственными вопросами. Поколение нигилистов: Андреев и Арцыбашев. Советский роман. «Кларисса Гарлоу» не стала последним романом, вышедшим из-под пера Ричардсона. Публика с нетерпением ждала появления романа «Сэр Чарльз Грандисон», опубликованного (в семи томах) в течение 1754-57 годов; однако в целом книга оказалась менее удачной по сравнению с предыдущими произведениями Ричардсона. Несмотря на этот очевидный факт, безусловно, нашего внимания заслуживают некоторые чрезвычайно любопытные черты этого произведения. «Чарльз Грандисон» -- «история об истинно добродетельном человеке». В образе героя можно найти много общего с сэром Роджером де Коверли, -- героем Аддисона, сельским сквайром, рассуждающим о своем положении в обществе и «делающим добро для ближнего своего». Одна из подруг Ричардсона леди Брэндсхей от возмущения даже «вскочила с кресла», выслушав от писателя о том, что в его героя Грандисона влюблены сразу две женщины, а он в свою очередь любит их обеих; впрочем, она тут же смогла успокоиться. Окруженный множеством женщин, Грандисон делает, как всегда, неожиданный выбор; в конце концов он женится на девушке, которую он спас от грязных поползновений ревнивого поклонника. Нашего внимания заслуживает здесь, главным образом, то, что образ Грандисона во многом стал идеализированным портретом самого автора. Ричардсон является не только первооткрывателем романа; он стал первым, кто использовал этот жанр для проявления «образа самого себя». И это...