Просветительский материализм: Ламерти, Гельвеций, Гольбах
Ламетри и его труд "Человек-машина".
Сенсуализм Кондильяка не тождественен материализму, а философы умеренного направления - Вольтер, Д'Аламбер и даже Мопертюи - с осмотрительностью, обусловленной их идеалом только описывающего факты разума, не углубляющегося в неподконтрольные метафизические теории, не допускали и мысли о том, что умственная деятельность (или душа, или дух) может зависеть причинным образом от материи. Однако если у Дидро материализм еще является программой исследований, у Ламетри, Гельвеция и Гольбаха он предстает как теория, претендующая на истинность, поскольку она основательно подкрепляется успехами наук и, в особенности, достижениями медицины. Таким образом, Декартова res cogitans теряет свою независимость, растворяясь в res extensa, вследствие чего механицизм Декарта преобразуется в метафизический материализм.
гг. стажируется у прославленного врача, химика и ботаника Германа Бургаве (1668-1738), известного атеиста и спинозиста, утверждавшего, что жизненные процессы можно свести к формулам и выразить химическими терминами. В 1745 г. Ламетри публикует работу "Естественная история души" ("Трактат о душе"). Во "Вступительном слове" он утверждает: "Все, что не добыто из лона самой природы, все, что не является феноменом, причиной, следствием - одним словом, наукой о вещах, - никакого отношения к философии не имеет и происходит из чуждого ей источника". Поэтому "писать для философа означает... учить материализму!" Ламетри отмечает, что материализм в его дни считается большим злом. Он задает риторический вопрос: "А если материализм хорошо обоснован, если он является очевидным результатом всех наблюдений и опыта самых крупных философов и медиков, если эта система была объявлена только после внимательного изучения природы, тщательнейшего обследования животного мира и глубокого исследования человека во всех его состояниях и на протяжении всей жизни? <...> Стоя перед самой истиной, неужели мы не пожелаем, сделав усилие, нагнуться и поднять ее?" Мы не слишком далеко продвинулись в уяснении сути "души": "Ни Аристотель, ни Платон, ни Декарт, ни Мальбранш не могут объяснить нам, что такое душа. Вы напрасно будете мучиться в поисках познания ее природы; вопреки своему тщеславию и своей нетерпимости вы будете вынуждены покориться незнанию и вере. Природа души и человека, и животных есть и навсегда останется такой же непознанной, как и природа материи и тел. Скажу больше: душа, абстрактно отделенная от тела, подобна материи, рассматриваемой без учета всякой формы: ее невозможно воспринять". "Какими анти-стоиками мы себя чувствуем! Насколько они ригористичны, печальны, тверды, настолько же мы хотим быть радостными, уступчивыми и приятными. Целиком из души, они абстрагируются от тел; полностью телесные, мы абстрагируемся от души".
был изгнан из Франции и вынужден эмигрировать в Голландию. Там он анонимно опубликовал труд "Человек-машина" (1748) - самое знаменитое из его сочинений. Однако по постановлению Лейденского магистрата книга была сожжена палачом. Скрываясь от голландских реакционеров, Ламетри находит убежище в Германии, у Фридриха II, короля Пруссии, который, помимо назначения ученому пенсии, способствует его вступлению в Берлинскую академию наук. За период пребывания в Берлине выходят следующие публикации: "Человек-растение" (1748), "Анти-Сенека, или Рассуждение о счастье" (1750), "Животные - большее, чем машины" (1750), "Искусство наслаждаться" (1751) и "Физическая красота, или Опыт о происхождении человеческой души" (1751). В работе "Человек-машина" Ламетри излагает свои взгляды: "Человек - настолько сложная машина, что невозможно сразу составить о нем ясное представление и суметь его определить. Поэтому все априорные исследования крупных философов, при всей изобретательности ума, были напрасными. Только апостериорно можно, не говоря пока о раскрытии самой природы человека, добиться более высокого уровня понимания данного вопроса". Из этого следует, что надо вооружиться "тростью (т. е. поддержкой) опыта" и отбросить "пустую болтовню философов". Можно восхищаться исследованиями великих гениев (Декарта, Мальбранша, Лейбница, Вольфа и др.), но скажите мне, какую пользу они извлекли из своих глубоких размышлений?"
Вернемся, однако, к эмпирическим фактам. "Во время болезней душа пребывает иногда как бы в затмении и ничем себя не проявляет; иной раз она словно раздваивается, раздираемая на части гневом или яростью; порой ее слабость исчезает, и благодаря выздоровлению из глупца рождается талантливый человек. И наоборот, может случиться, что самый великий талант, вдруг отупев, станет неузнаваемым". Кроме того: "Душа и тело вместе погружаются в сон. <...>. Тело - это машина, сама по себе заводящая пружины, которые приводят ее в движение. <...> Питание восстанавливает то, что растрачивает сильное возбуждение. <...>. Какая мощь таится в хорошей пище! <...> Мы мыслим и даже совершаем нравственные поступки, так же как чувствуем радость или прилив отваги; все зависит от способа, каким настроена и подготовлена наша машина <...>. Для тог, чтобы засвидетельствовать неизбежное влияние возраста на рассудок, достаточно просто видеть. Душа испытывает влияние воспитания и образования и ощущает изменения состояния тела. <...> Воздействие климата настолько велико, что человек, меняющий климатические условия своей жизни, вопреки своему желанию, сильно это чувствует. Он чувствует себя как растение, переносящее себя на новую почву". Человек - всего лишь машина: "Различные состояния души <...> всегда соотносятся с состоянием тела. Но поскольку все способности души зависят исключительно от особенностей устройства мозга и всего тела, они должны отождествляться с этим устройством. Вот и получилась высокоинтеллектуальная машина!"
Ламетри высказывает суждение, что в действительности "душа - всего лишь пустое слово, которому не соответствует никакого понятия и которым разумный человек должен пользоваться только для обозначения нашего мыслящего начала. Одушевленные тела имеют все необходимое для движения, чувств, мышления, раскаяния - одним словом, могут вести как физическую, так и зависящую от нее этическую жизнь..." Вывод Ааметри однозначен: "Человек - это машина, и во всей вселенной существует только единственная субстанция в разных формах". Это "не плод предположений или предрассудков; я бы пренебрег этим, если бы мои чувства, просвещая мой разум, не заставляли меня ему следовать. Значит, опыт говорил мне через разум: таким образом я принимал в расчет оба [фактора]". Что могут сделать против этой теории - "могучего крепкого дуба" - "слабые тростинки теологии и метафизики?" Ламетри приходит к мысли о постепенном совершенствовании органических (одушевленных) существ, в духе теории эволюции. Между человеком и животным он видел только количественное различие: человек обладает большей степенью чувственности. "Но я не подвергаю сомнению существование высшего существа; напротив, я считаю это фактом высокой степени вероятности". "Не стоит мучиться из-за проблем теологии, поскольку нет достаточно убедительных доводов ни "за", ни "против"; тем не менее мир не будет счастлив до тех пор, пока не станет атеистическим. <...> Если бы атеизм был распространен повсюду, то все религиозные конфессии развалились бы до основания, не стало бы теологических войн и борцов за религию. Освобожденная от страшного яда природа снова обретает свою чистоту и свои права. <...> Каждый, кто воздвигает в своей душе алтари суевериям, обречен обожать идолов, а не почитать добродетель" .
колледжа переехал в Кан. Еще до поступления в университет он прочел "Опыт о человеческом разуме" Локка, который произвел на него глубокое впечатление и повлиял на формирование мировоззрения. По окончании курса юриспруденции он вернулся в Париж и получил должность генерального откупщика. Непосредственно наблюдая за разложением феодального строя и растущим негодованием в среде третьего сословия, все больше проникаясь оппозиционными настроениями, Гельвеций сблизился с крупнейшими представителями старшего поколения просветителей - Монтескье и Вольтером. В 1751 г. Г ельвеций отказался от должности откупщика и всецело посвятил себя научным занятиям. В 1737 г. вышло его первое произведение, написанное под влиянием Вольтера, под названием "Послание о любви к знанию", которое позднее, вместе с другими посланиями, эссе и очерками, вошло в главы поэмы "Счастье", изданной уже после смерти автора, в 1772 г. в Лондоне. Там же, также в 1772 г., вышла книга "О человеке, его умственных способностях и его воспитании", посвященная важности образования. Во всяком случае, самой известной (и нашумевшей) работой Гельвеция стала работа "Об уме" (опубликованная в 1758 г.), направленная против основ феодального порядка, феодально-религиозной идеологии и католической церкви. Книга вызвала такую волну ярости и протеста реакционных кругов, что была запрещена властями и сожжена палачом; скандал вокруг книги даже прервал на время работу над "Энциклопедией". Каковы же основные принципы этой книги? Прежде всего, Гельвеций пытается открыть, что такое понимание; для этой цели "следует узнать, как формируются идеи". Он убежден, что "физическая восприимчивость и память или, говоря точнее, одна только чувственность вызывает формирование всех наших идей. Память в действительности - лишь один из органов физической восприимчивости; чувствующее начало в нас неизбежно должно быть также и началом памяти, потому что вспоминать означает... не что иное, как чувствовать".
"Я считаю, что ум - это совокупность более или менее многочисленных новых идей, представляющих интерес для общественности, а репутация умного человека зависит не столько от количества остроумных идей, сколько от их удачного подбора". Если идея не представляется общественности полезной, или привлекательной, или поучительной, то она не вызывает интереса; следовательно, "интерес направляет все наши суждения". А иначе "на каких других весах... можно было бы взвешивать ценность наших идей?" Число идей бесконечно, а критерий оценки их значения и выбора, по Гельвецию, является критерием прагматическим: "Было бы интересно выяснить, как именно общественный интерес устанавливает ценность различных человеческих деяний, как, по мере их полезности для общества, вредности или безразличия, он дает им название добродетельных, порочных или допустимых; этот самый интерес является единственным раздатчиком уважения или презрения по поводу наших идей".
На основе таких предположений Гельвеций разделяет идеи, а также и поступки, на три разных класса: а) полезные идеи: "я обозначаю этим словом всякую идею, способную научить нас чему-либо или развлечь"; б) вредные идеи: "такие, которые производят на нас противное впечатление"; в) безразличные идеи: "все те, которые, малоприятные сами по себе или ставшие слишком привычными, почти не производят на нас впечатления". "Во всякое время и в любом месте, как в области этики, так и в сфере умозрений, именно личный интерес определяет отдельные суждения, а общественный интерес определяет суждения целых наций... одним словом, всегда и везде восхваляют любовь или великодушие, а презирают ненависть или мстительность".
"как волшебник, у всех на глазах интерес изменяет форму всех предметов". Отдельный человек называет хорошими полезные для него действия других; для общества являются добродетельными действия, приносящие ему пользу. А самые процветающие и могущественные нации развиваются там, где законодательные акты сумели сочетать интересы отдельного человека и пользу для всего общества: "Именно благодаря самолюбию общество достигло большей части успехов - это знание, хотя еще и несовершенное, помогло народам понять необходимость вооружить правителей властью. Оно помогло законодателям понять необходимость установления на основе личных интересов принципов честности. А на какой другой основе их можно было бы установить?" Объединить частные интересы с общественными - мудрое намерение. Так было в Спарте, где воинская доблесть награждалась любовью самых прекрасных женщин. Следовательно, речь идет не об уничтожении либо искоренении, как того хотят ханжи-моралисты, страстей человека, а, скорее, о приведении их в соответствие с более общими интересами общества. "Разрушьте в человеке воодушевляющую его страсть, и в тот же миг вы лишите его света разума; может оказаться, что шевелюра Самсона была символом страстей; без них Самсон стал бы обычным человеком. <...> Полное отсутствие страстей вызвало бы у нас полное отупение. <...> Значит, страсти - тот небесный огонь, который оживляет мир нравственности, а именно с ним душа возвышается, а науки и искусства делают свои открытия. И если человечество обязано им своими пороками и бедами, то это не дает права моралистам осуждать страсти и считать их просто сумасбродством. Возвышенная добродетель и просвещенная мудрость - тоже плоды такого сумасбродства..."
Гольбах: "Человек - это творение природы".
Поль Анри Дитрих, барон Гольбах, родился в городе Гейдельсгейме в Пфальце в 1723 г., воспитывался и провел всю жизнь в Париже. Унаследовав огромное состояние, он обосновался в окрестностях Парижа, посвящая себя занятиям науками. Обладая обширными познаниями в области естественных наук и технологии, он был деятельным сотрудником "Энциклопедии"; написал ряд статей по физике, химии, металлургии и минералогии. В салоне Гольбаха как в центре философской и атеистической мысли предреволюционной Франции часто собирались Дидро, Гельвеций, Морелле Ла Кондамин, Ф. М. Гримм, Рейналь, Лагранж (гувернер-воспитатель в доме Гольбаха), аббат Галиани и др.; дважды в неделю, по четвергам и воскресеньям, для гостей устраивались обеды. До 1753 г. в этих встречах участвовал и Руссо. Во дворце Гольбаха, кроме того, принимали всех просвещенных иностранцев, посещавших Париж. Умер Гольбах в 1789 году.
"Система природы" (1770), "Естественная политика" (1773), "Социальная система" (1773), "Всеобщая мораль" (1776). Типично антирелигиозными произведениями были: "О религиозной жестокости" (1766), "Лицемерие священников" (1767), "Разоблаченное христианство" (1768), "Критический анализ жизни и сочинений святого Павла" (1770), "Критическая история Иисуса Христа" (1770), "Здравый смысл, или Естественные идеи, противопоставленные идеям сверхъестественным" (1772) и др.
"Система природы" - главный труд Гольбаха, по словам современников, стал "библией атеистического материализма"; это синтез всех древних и новых доводов в пользу материалистического и атеистического объяснения действительности (здесь особенно чувствуется влияние Ламетри). Не обладая большой философской оригинальностью, эта работа имеет огромное историческое значение. Она послужила мощным ударом по обскурантизму в защиту идей Просвещения, обличала существующий политический строй и призывала к революции. Можно добавить, что это философский гимн природе, понимаемой только в физическом смысле.
"Человек - творение природы, существует как часть природы и подчинен ее законам, от которых не может освободиться даже в мыслях; тщетно его разум пытается перейти границы видимого мира: он постоянно вынужден возвращаться в свои пределы. Для существа, созданного природой и ею ограниченного, не существует ничего за пределами великого целого, частью коего он является и влиянию которого всегда подвержен; предполагаемые существа над природой или, во всяком случае, отличные от нее - всегда только химеры, о которых мы никогда не обретем точных знаний, равно как и о занимаемых ими пространствах и их способе действия. Нет и не может быть ничего за пределами природы".
"Человек является чисто физическим существом; духовное существо - всего лишь то же самое физическое существо, рассматриваемое с особой точки зрения, т. е. относительно каждого из его видов поведения, вызванных его личными особенностями. Но разве его личные особенности не сотворены природой? Разве не физические свойства - его движение и способность к действию? Его видимые поступки и действия, равно как и невидимые движения, возникающие внутри него, вызванные волей или мышлением, одинаково являются естественными действиями, необходимыми следствиями его специфического механизма и импульсов, получаемых им от окружающих его существ. Короче говоря, физический человек действует под влиянием причин, познаваемых с помощью органов чувств; духовный человек - это человек, действующий по физическим причинам, которые нам мешают познать наши же предрассудки. Вследствие этого человек по всем своим потребностям всегда должен прибегать к физике и опыту. Это относится также к религии, морали и политике. Именно с помощью опыта он должен и может понять такие вещи. Ведь по причине своего невежества относительно природы человек придумал себе богов, которые стали единственными объектами его надежд и страхов. Люди не отдавали себе ни малейшего отчета в том, что природа, чуждая и добру, и злу, лишь подчиняется необходимым и неизменным законам". Теологические понятия "не обладают никакой реальностью, представляя собой всего лишь пустые слова, призраки, созданные невежеством и искаженные больным воображением". Однако этим вопрос не исчерпан, поскольку теологические понятия - не просто иллюзии, они были и остаются вредными для человечества идеями. "Теология и ее концепции, далекие от того, чтобы быть полезными человеческому роду, стали источником бедствий, опустошающих землю, парализующих предрассудков, невежества и пороков... Сверхъестественные и божественные представления, которые нам внушают с детства, сделали нас неспособными рассуждать здраво о религиозных разногласиях и самых бесчеловечных преследованиях. И, наконец, мы признаем, что пагубные представления сделали неясными представления о нравственности, развратили политику, задержали прогресс наук, разрушили мир и счастье в сердце самого человека". Если человек захочет выйти из плена этих иллюзорных и чреватых страданиями представлений, он должен перестать взирать на небеса и молить богов: беды, из-за которых омыты слезами очи, "вызваны пустыми призраками, помещенными им самим на небесах". Поэтому Гольбах дает человеку следующие советы: "Ищите в природе и в своих собственных силах те средства и ту помощь, которых вам никогда не дадут глухие божества. Прислушайтесь к желаниям своего сердца, и вы узнаете, что должны делать, чем обязаны себе самому и другим; изучайте природу и цели общества - и вы больше не будете рабом; проверяйте все опытом - и вы найдете истину и признаете, что заблуждение никогда не сделает вас счастливым".
Итак, человек является частью природы, а "в природе могут существовать только естественные причины и следствия". Поэтому бессмысленно говорить о душе, отделенной от тела. Точно так же бессмысленно говорить о свободе человека: "Поступки людей никогда не бывают свободными: они всегда суть неизбежные следствия темперамента, приобретенных идей, верных или ложных понятий о счастье - одним словом, их точки зрения, опирающейся на воспитание, на примеры, на жизненный опыт. <...> Значит, человек не может быть свободным, любой его шаг необходимым образом управляется реальными или кажущимися преимуществами (или пользой, выгодой), которые он приписывает предметам, возбуждающим его страсти". Поэтому Гольбах спрашивает: "Разве я могу приказать себе не желать какого-либо предмета, кажущегося мне желанным? <...> Разве я в состоянии помешать предмету иметь те качества, которые меня привлекают?"
"ту же цель ставят перед собой все общества". Общество представляет собой "совокупность индивидуумов, объединенных необходимостью сотрудничества в целях самосохранения и общественного благополучия". Именно по этой причине всякий гражданин для собственного благополучия "обязуется подчиняться и зависеть от тех, кому общество поручило защиту прав и выражение общей воли". В этом смысле естественные законы как "основанные на природе чувствующего, стремящегося к добру и избегающего зла мыслящего, рассуждающего и неустанно желающего благополучия существа" не может ни отменить, ни приостановить никакое общество. Поэтому гражданские законы должны быть "естественными законами, приспособленными к потребностям, обстоятельствам, мнению какого-либо общества или нации. Подобные законы не могут противоречить естественным, потому что в любой стране у людей одинаковые желания и потребности, изменяться могут лишь средства их удовлетворения".
"Если заблуждения и невежество выковали цепи для целых народов, если предрассудки их закрепили, то наука, разум и истина могут их порвать. Человеческий дух, подавлявшийся в течение долгой череды столетий, наконец пробудился от суеверий и легкомыслия. Даже самые легкомысленные нации начинают думать, обратив внимание на полезные объекты; общественные бедствия заставляют, в конце концов, обвинить, поразмыслив, тех, кто играл судьбами. Даже принцы, устав от праздности, ищут в разуме средство против зла, которое сами же и сотворили".