Преемником Хатчесона по кафедре в Глазго был Адам Смит (о вкладе которого в экономическую теорию мы поговорим позже). Когда в 1763 г. Адам Смит оставил кафедру, его преемником стал Томас Рид, основатель Шотландской школы. Он выступил против философии Юма и Беркли. Рид родился в Стречене, близ Абердина, в 1710 г. В Абердине он учился и преподавал в университете до 1763 г., затем переехал в Глазго. В 1748 г. появилось его первое сочинение "Очерк о количестве". Но гораздо более значительной работой Рида стало "Исследование о человеческом духе в соответствии с принципами здравого смысла" (1764). Во время пребывания в Глазго Рид написал только одну работу - "Анализ логики Аристотеля" (1773). Оставив в 1780 г. университет, он продолжал издавать свои труды: в 1785 г. "Опыты об интеллектуальных способностях человека" и в 1788 г. - "Опыты о деятельных способностях человеческого духа". Рид умер в 1796 г.
"Исследовании о человеческом духе" о философском методе: "Мудрые люди соглашаются, или должны согласиться, что есть только один путь к познанию творений природы: путь наблюдения и эксперимента. Мы от природы обладаем способностью сводить факты и частные наблюдения к общим правилам и применять эти правила для того, чтобы понять другие явления или уметь их производить. Подобная работа ума свойственна любому человеку во всех жизненных обстоятельствах и является единственной, с помощью которой возможно реальное открытие в философии". Речь идет о ньютоновской индукции, ставшей парадигмой для эмпириков и просветителей. Рид пишет: "Человек, заметивший, что при холоде вода замерзает, а при высокой температуре обращается в пар, действовал на основании тех же общих принципов и тем же методом, которым Ньютон открыл закон гравитации. Эти regulae philosophandi (правила философствования) - максимы здравого смысла и используются ежедневно в обычной жизни; тот, кто мыслит по другим правилам, не достигнет своей цели". Наши мысли и теории, утверждает Рид, всегда отличны от творений Бога, ведь "если мы хотим познать творения Бога, мы должны наблюдать с вниманием и смирением, не стремясь добавить ничего своего. Все, что мы добавляем к природе, лишено авторитетности", все "наши странные теории" об образовании Земли, возникновении животных, о происхождении природного и морального зла, когда они "превышают пределы правильной индукции - тщеславие и безумство, как "вихри" Декарта и arche Парацельса".
"создала систему скептицизма, торжествующего над любой наукой и даже над голосом здравого смысла", поэтому нужно вновь обратиться к анализу нашего разума. Среди различных возможностей, которыми мы обладаем, есть общие для нас и для животных, "необходимые для сохранения индивида и продолжения вида". Но "есть и другие силы, природа только заронила их сем в наш ум, оставив культуре задание развивать их. С их помощью мы достигаем совершенства ума, вкуса и морали - всего возвышающего человеческую природу". Человек, по мнению Рида, - "культурное животное", потребляющее приятные плоды природы, утоляющее жажду хрустальной родниковой водой. Он размножается, когда для этого есть случай и желание, отвечает на оскорбления, работает и отдыхает, как деревья в лесу, чистый продукт природы. Но это создание несет в себе ростки логики, вкуса и воспитания, задатки оратора, государственного деятеля, святого. Эти ростки, хотя и помещенные в его ум природой, из-за недостатка культуры и упражнений остаются навсегда погребенными и с трудом постижимы им самим.
Человеческий ум не пассивен, его можно сравнить с аптекарем или химиком, которые, получая материалы для своей работы из природы, смешивают их, разъединяют, выпаривают и подвергают возгонке, совершенно меняя при этом их облик. Иными словами, ощущение отлично от мысли. Ощущения "смешиваются, соединяются и разъединяются с помощью привычек, ассоциаций и абстрагирования, так что трудно установить, какими они были изначально". Невозможно реконструировать "ясную и полную ментальную историю от рождения ребенка и первых его ощущений до периода, когда он начинает пользоваться своим разумом". Нам не дано познать "это сокровище естественной истории", которое бросило бы свет на человеческие возможности, однако кое-что об уме узнать можно. По мнению Рида, есть два инструмента познания ума: "структура языка" и "действия и поведение человека". "Язык людей, - пишет Рид в работе "Опыты об интелектуальных способностях человека", - выражает их мысли и разнообразные умственные операции. Различные операции ума, воли и страстей, общие для всех людей, имеют разные формы языкового выражения, соответствующие средствам языка, на котором они выражены". Сознательное внимание к языку, таким образом, может значительно расширить наше представление о разуме. Другой источник информации о разуме - действия и поведение людей. Действия людей, по Риду, обусловлены их чувствами, страстями, аффектами; отталкиваясь от действий, мы нередко можем сформировать суждение об их причинах. Так, по отношению родителей к детям можно судить о тех и других, хотя родительская любовь общая для всех, но объекты их уважения, любви, привязанности разнятся.
Теперь перейдем к знаменитому "вопросу идей". По мнению Рида, гений, а не его отсутствие, разрушает философию и наполняет ее ошибками и ложными теориями (Юма, Локка и Беркли). Согласно Юму, идеи - "впечатления нашего ума". "Идея есть образ, подобие, представление о солнце, если речь идет о солнце". Существование идеи нельзя ставить под сомнение. Но "мнение философов противоречит ощущениям людей, не сведущих в философии. Видя солнце или луну, мы не сомневаемся, что реальные объекты, которые мы видим, очень далеки от нас и друг от друга. Нет ни малейшего сомнения, что существуют солнце и луна, которые Бог создал несколько тысячелетий назад и которые с тех пор продолжают свое движение по небу". Простой человек, слушающий философа, остается в замешательстве и спрашивает своего "наставника в философии": "Что же, значит, не существует никакой постоянной субстанции, как солнце или луна, существующей независимо от того, думаю я о ней или нет?" Локк, по мнению Рида, ответил бы, что такие субстанции, как солнце или луна, есть, но "они никогда не являются нам сами по себе, а всегда через представления о них, т. е. как идеи в нашем уме, и мы ничего не знаем о них кроме того, что можем получить из этих идей". Беркли и Юм "заверили бы вопрошающего, что чистый предрассудок невежественного и необразованного человека думать, что существуют постоянные субстанции, как солнце и луна. В природе нет ничего, кроме умов и идей, говорит епископ Беркли. А Юм добавляет - кроме голых идей". "Конечно, нет никакой необходимости доказывать, что для человека, не сведущего в философии, такая экстравагантная и фантастичная теория полностью противоречит голосу здравого смысла".
"Защита здравого смысла" (1925). Рассел вспоминает: "Мур стал вожаком этого восстания, а я с чувством освобождения следовал за ним. Ощущая себя беглецами из тюрьмы, мы вновь позволили себе думать, что трава зеленая, что солнце и звезды существовали бы, даже если бы никто не знал о них. Мир, который до этого был тонко логичным, вдруг стал богатым, разнообразным и прочным". Так Мур, выступив против Брэдли и современных ему неоидеалистов, повторил в другом контексте, но также именем здравого смысла ("в настоящий момент существует живое человеческое тело, мое тело"; "существует внешний мир"; "существуют другие Я" и т. д.) реакцию Рида против Юма, Беркли и Локка. Карл Поппер в очерке, написанном в защиту реализма (согласно которому наши научные теории, хотя и с погрешностью, позволяют нам познать действительность), отмечает: "Рид, чье тяготение к реализму и здравому смыслу я вполне разделяю, думал, что мы имеем прямое и непосредственное восприятие внешней, объективной действительности". Но "в нашем опыте нет ничего прямого и непосредственного", - возражает Поппер.
В "Опытах о деятельных способностях человеческого духа" Рид отмечает, что, как здравый смысл недвусмысленно свидетельствует нам о реальности внешнего мира и об истине теории, которая его поддерживает, так все тот же здравый смысл свидетельствует и о значимости следующих моральных принципов: "1. В человеческом поведении есть вещи, заслуживающие одобрения и награды, а есть такие, что заслуживают осуждения. 2. То, что не является добровольным, не может заслуживать ни морального одобрения, ни морального осуждения. 3. То, что выполнено по неизбежной необходимости, может быть приятным или неприятным, полезным или вредным, но не может быть объектом морального осуждения или одобрения. 4. Люди в высшей степени виновны, если они не делают того, что должны делать, или делают то, чего делать не должны. 5. Мы должны использовать все имеющиеся у нас средства, чтобы быть хорошо информированными о наших обязанностях. 6. Нашей главной обязанностью должно быть выполнение долга, как мы его понимаем, и укрепление наших умов против любого искушения отклониться от него". В заключение Рид заявляет: "Я называю их principi primi - первейшими принципами, потому что мне кажется, что они содержат в себе самих интуитивно неопровержимую очевидность".
Среди представителей Шотландской школы следует упомянуть Джеймса Освальда (умер в 1793 г.), который в работе "Здравый смысл на службе религии" (1766-1772) разработал теологический аспект идей Рида. Интересна в этическом плане деятельность Адама Фергюсона (1723-1816), автора "Опыта истории гражданского общества" и "Начал моральной и политической науки" в двух томах, вышедших в 1792 г. Фергюсон преподавал в университете Эдинбурга натурфилософию, а затем моральную философию. Назначенный в 1778 г. секретарем комиссии по колониям, он отправился в Америку, а его место на кафедре занял Дугальд Стюарт, который, как и Томас Браун, стал наиболее авторитетным представителем Шотландской школы.
Дугальд Стюарт, сын профессора математики в университете Эдинбурга, родился в этом городе в 1753 г. Ученик Рида в Глазго, он изучал математику, философию, политэкономию. Вначале профессор математики в Эдинбурге, позже он унаследовал от Фергюсона кафедру моральной философии, которую возглавлял вплоть до 1810 г. Стюарт умер в 1826 г. Он был весьма плодовитым автором. Среди его произведений наибольший интерес представляют "Основы философии человеческого духа" (1792, 1814, 1827), "Основы моральной философии" (1793), "Философские опыты" (1810), "Обзор развития метафизической, этической и политической философии начиная с возрождения литературы". Последнее сочинение представляет собой любопытную историю современной философской мысли, оно было опубликовано в приложениях к "Британской энциклопедии" (IV и V издания в 1815 и 1821 гг.).
"идеологов" ("Разрыв - по политическим мотивам - всякой связи между Англией и континентом на столь длинный период времени, - пишет Стюарт в "Обзоре развития метафизической, этической и политической философии", - оставил нас почти в полном неведении относительно того немногого, что делалось в это время для развития философии в остальных частях Европы"). Его эстетическая теория основана на гипотезе здравого смысла красоты, хотя в ней и нет четкого критерия выделения "первопринципов", которые здравый смысл был бы в состоянии засвидетельствовать и утвердить. В работе "Основы философии человеческого духа" Стюарт устанавливает, что вера в существование "Я", реальность материального внешнего мира, единообразие законов природы, свидетельства памяти, персональное тождество фундаментальна. В "Опытах моральной философии" он уточняет законы философской аргументации: "Все философские исследования и практические знания, регулирующие наше поведение в жизни, предполагают последовательность событий. В противном случае наши наблюдения над прошлым были бы бесплодны, и мы не смогли бы сделать никаких выводов для будущего". Речь идет о принципе индукции не только для мира природы, но, по мнению Стюарта, и для мира человеческих отношений: "Законы, управляющие человеческими действиями, разумеется, гораздо труднее поддаются разъяснению; но и здесь есть определенный порядок, которого достаточно, чтобы обосновать общие правила, весьма полезные". "Наше знание законов природы не имеет иных источников, кроме наблюдения и опыта. Необходимую связь событий мы никогда не сможем вывести логически, априори. Опыт учит нас, что некоторые события прочно связаны друг с другом так, что с появлением одного из них следует ждать и второго; но наше знание не выходит за пределы факта". Мы не знаем сущностных причин фактов, а только факты и законы, их связывающие: "Установить с точностью связи между событиями, порядок универсума, объединить рассеянные явления общими законами - вот высшая задача философии". Стюарт замечает, что первым, выявившим эту основную истину, был Бэкон. Истинная цель любого философского исследования - "та, которую предлагает человек со здравым смыслом, наблюдающий события, дабы извлечь пользу из того, что он видит, для своего будущего поведения". Следовательно, "между философией и здравым смыслом, ведущим большую часть людей в их жизненных делах, нет существенной разницы: речь идет исключительно о разных уровнях". Как отмечает Стюарт в своем "Обзоре развития метафизической этической и политической философии", в работах Локка и его последователей "тонкости и абстракции средневековья уступают место изучению разума, упражнению его возможностей в познании великой цели, предназначения нашего существования. Эти изменения можно расценивать как ощутимое и неопровержимое доказательство развития мысли в Англии".
Томас Браун, шотландец, родился в Киркмабреке в 1778 г. Ученик Стюарта, он преподавал в университете Эдинбурга вплоть до своей смерти в 1820 г. Его первая работа - "Зоономии д-ра Эразма Дарвина" (1798). В 1804 г. появились "Размышления о происхождении и развитии учения г. Юма об отношении причины и действия". Позже Браун продолжил работу над этим сочинением, сделав его составной частью своей работы "Исследование отношения причины и действия", опубликованное в 1818 г. В 1820 г. появились "Лекции по философии человеческого духа". Для Томаса Брауна философия - анализ разума (разум понимается как субстанция, способная к различным модификациям или состояниям, которые, следуя одно за другим, представляют собой явления мысли и чувства). Во-вторых, это доктрина общей этики о том, как приумножить счастье любого живого существа. В-третьих, политическая доктрина о том, как достичь всеобщего счастья, желание и достижение которого - долг каждого индивида. В-четвертых, естественная теология, теория атрибутов самого главного Существа, под чьим моральным руководством (основы нашей веры) мы живем, учит, что смерть - лишь перемена, завершение земной жизни, но, применительно к душе, это лишь одно из событий ее вечной жизни. Там же читаем: "Философия материи и философия разума в совершенстве согласуются: в обеих в равной степени познание граничит с явлениями, которые она представляет". Поэтому, в сущности, мы не знаем и не можем знать ни материи, ни разума: "Если познание материи относительно, то и знание разума так же относительно".
"Из этих первичных истин субъект составляет одну из наиболее очевидных. Вера в нашу идентичность не есть результат серии предложений, она возникает непосредственно, при определенных обстоятельствах, из мыслительного принципа, существенного для природы разума, так же как его способность к восприятию или памяти, или как сама способность к мышлению, сущностная значимость которого и, следовательно, интуитивная вера в первичную истину должны, в конце концов, воспрепятствовать любому возражению против этих эффективных истин". Другая истина, в которой невозможно усомниться, касается реальности внешнего мира. Конечно, "ум, одаренный способностью к восприятию и суждению, наблюдает, сравнивает и соединяет; но сами явления принадлежат миру, который, хотя и связан с умом многочисленными удивительными отношениями, однако существует независимо от него".
С другой стороны, Браун - противник умножения принципов интуитивной веры, поскольку вера останавливает общее развитие наших философских исследований, ведя нас к привычке слишком быстро успокаиваеться, лишая необходимости следовать далее, как если бы мы уже продвинулись настолько, насколько нам позволяют наши возможности.
"Мы в равной степени заблуждаемся, и если наше сомнение очень быстро исчезает, и если никогда не подвергается сомнению предрассудок". Ошибается как скептик, который сомневается всегда и во всем, так и тот, кто проявляет "глупую доверчивость". Следует знать, при каких обстоятельствах сомнение оправдано, а при каких должно исчезнуть. Можно сказать, что не знает сомнения тот, кто абсолютно удовлетворен результатом исследования, которое можно было бы продолжить, даже если бы речь шла о добавлении всего одного шага к тысяче других, которые уже сделаны.
смысла продолжать исследование. Но если мы остановились на полпути и вместо того, чтобы продолжить эксперимент, утверждаем, что дальше пути нет, то неважно, сколько еще осталось пройти: истина для нас потеряна. Следовательно, не нужно безрассудно утверждать, что мы достигли последнего звена в цепи, когда мы в этом не уверены. А если будем говорить, что достигли максимума того, чего можно достичь с помощью человеческих усилий, "надо иметь в виду, что мы не можем мерить способность других своей нерадивостью или нелюбовью к длительному упорному труду".