Приглашаем посетить сайт

Артамонов С.Д.: Вольтер и его время
Ферней

ФЕРНЕЙ
 

И снова перед Вольтером встала мучительная мысль: куда ехать? Его никто не ждал. Его нигде не хотели видеть. Его не хотел видеть Людовик XV, который не без злорадства узнал о распрях между Вольтером и Фридрихом II (он ненавидел того и другого).

О возвращении в Париж не могло быть, следовательно, и речи. Положение осложнилось еще тем, что «Орлеанская девственница», неизвестно какими путями попавшая в свет, начала в списках гулять по рукам. Вот, вот радо было ожидать ее в печати. И тогда — конец. Церковь не простит.

Маленький городок Кольмар, где задержался философ, показался ему переполненным ханжами. «Здесь все молятся и все враждуют». На некоторое время он укрылся в аббатстве Сенона, где была хорошая библиотека. Монахи-бенедиктинцы, которых лукавый писатель заверил, что работает над священной историей, с усердием выполняли его заказы библиографического характера, подыскивали книги, ссылки, цитаты. Вольтер писал «Опыт о нравах».

Весной выехал в Пломбьер. Там ждали его обе племянницы и супруги д'Аржанталь, его давние друзья, его «ангелы-хранители». Потом снова Кольмар, далее Верхний Эльзас, Франш-Конте, Дижон, Бургундия и 15 ноября — Лион. Здесь ставилась его пьеса. Публика восторженно приветствовала автора, но власти города отнеслись к писателю холодно, почти враждебно.

Писатель начал с некоторой надеждой посматривать на республиканскую Швейцарию. В ночь на 13 декабря 1754 г. его карета остановилась у городских ворот Женевы. Ворота были закрыты.

Постучали. Сообщили страже имя странника, что просит ночлега у города, и кованые ворота со скрежетом раздвинулись, впустили карету с дремлющими пассажирами.

Несколько дней Вольтер отдыхал в гостинице. И потом в замке Пранген разместился уже на «зимовку». Его секретарю, итальянцу Коллини, замок показался мрачным. Вольтеру — раем. Вольтер здесь с увлечением работал и тешил себя иллюзией, что находится в стране свобод. Ему было шестьдесят лет, он торопился исполнить свои творческие планы, как торопился всю жизнь,— всегда в творческом волнении, беспокойном движении ума, сердечных тревогах за судьбы человеческие.

Здесь в Швейцарии Вольтер решил остановиться навсегда. Прочь скитания! Прочь общество королей! Он хочет быть свободным, чтобы мыслить и писать. Хочет купить дом в Женеве, Ему отказано — он католик. В Швейцарской республике только кальвинисты имели право на недвижимое имущество. Закон обойден. Дом куплен на имя подставного лица, швейцарского гражданина Троншена. Имение названо «Делис» («Отрада»).

Первая забота нового владельца — устроить у себя в доме театральное представление.

В Женеве — театры под строгим запретом. Еще в XVI столетии фанатик Жан Кальвин объявил их рассадником разврата. С тех пор городские власти неусыпно следили за тем, чтобы ни одна заезжая группа актеров не попадала в город.

Вольтер полагал, что стоит ему показать женевцам два-три стоящих театральных представления и мудрость восторжествует, женевцы откажутся от фанатической нетерпимости и станут цивилизованными людьми.

В своем домашнем театре он дает «Заиру». Сам выступает в роли Люзиньяна. Играет чуть-чуть «завышение», чуть-чуть театрально, как играли в Бургундском отеле во времена Корнеля.

Его секретарь Ваньер рассказывает, что однажды, исполняя Люзиньяна, он тан вошел в роль, что разрыдался и забыл слова. Суфлер молчал. Он плакал тоже. (Тогда люди были сентиментальны.) Свои стихи он запоминал с трудом. Это заметил его секретарь. Респектабельные буржуа города зачастили на вечера к Вольтеру. К тому же здесь выступали иногда прославленные актеры. Играл великий Лекен, приехавший к Вольтеру из Парижа.

до злобных проповедников — рукой подать. Вольтер очень хорошо знал историю, знал о том, что некогда на одной из площадей Женевы был сожжен на медленном огне Михаил Сервет, поэтому он отказался от театральных зрелищ, лишь изредка позволяя их себе, но тайно и для очень узкого круга.

Не было покоя Вольтеру и у берегов Женевского озера. И здесь ждали его разочарования. Ссора с женевскими пасторами возникла из-за двух слов, которые «перепутал» наборщик книги Вольтера «Всеобщая история». По-французски эти два слова звучали почти одинаково: atroce — austere, но смысл их был различен: atroce значит «жестокий», «свирепый», austere — «строгий», «суровый».

Речь шла об основоположнике женевского протестантизма Жане Кальвине. Вольтер обмолвился в статье, что у Кальвина была «суровая душа». Наборщик поставил «свирепая душа». Тщетно автор протестовал, тщетно уговаривал женевские власти, клялся и божился в своей невиновности и проклинал нерасторопность и невнимательность наборщиков. Ему никто не верил. Слово было впечатано, припечатано к имени Жана Кальвина. Он так и остался с «душой свирепой». Пасторы бесновались, а Вольтер тихо хихикал у себя в кабинете.

Ненависть к писателю в стане женевских проповедников назревала. Надо было думать о надежном укрытии, и Вольтер, накопивший в этой области некоторый опыт, стал разыскивать укромное и безопасное местечко на земле, откуда можно было бросать ядра в сторону врага и оставаться неуязвимым. Деньги, которые Вольтер, как прямой и верный отпрыск купцов Аруэ, сколотил путем финансовых операций, теперь строили ему крепостные степы. Впрочем, крепостные стены, бойницы и даже войско ему не помогли бы. Нужна была хитрая система защиты.

И эту систему он создал, используя свое богатство. Куплены имения во Франции, два дома у самой границы, и два в Швейцарии. Расчет был таков, если правительство Франции предпримет какие-либо демарши против него — он в Швейцарии. Отсиживается, выжидает, ведет дипломатическую игру. А если вздумают женевцы применить к нему враждебные меры, тогда он — во Франции, у самой границы, близко, по недосягаем.

«Левый фланг мой упирается в гору Юры, правый в Альпы, Женевское озеро — перед моим лагерем. Прекрасный замок у границ Франции, отшельничество Отрады в Женеве, добрый дом в Лозанне — крепостной вал идет от одной берлоги к другой, и я спасаюсь от королей и войск»,— так он писал о своей оборонительной системе,

Замок Ферней куплен у президента де Бросса. Переписка, состоявшаяся по поводу этой покупки,— самая интересная из всех деловых корреспонденции, существовавших когда-либо. Об этом великолепно рассказал Пушкин, которому благоговейно передаю перо:

«Хотите ли продать мне землю вашу пожизненно? Я стар и хвор. Я знаю, что дело это для меня невыгодно; но вам оно будет полезно, а мне приятно — и вот условия, которые вздумалось мне повергнуть вашему благоусмотрению.

Обязуюсь из материалов вашего прегадкого замка выстроить хорошенький домик. Думаю на то употребить 25 000 ливров. Другие 25 000 ливров заплачу вам чистыми деньгами.

Все, чем украшу землю, весь скот, все земледельческие орудия, коими снабжу хозяйство, будут вам принадлежать, если умру, не успев выстроить дом, то у вас останутся в руках 25 000 ливров, и вы достроите его, коли вам будет угодно. Но я постараюсь прожить еще два года, и тогда вы будете даром иметь очень порядочный домик.

Взамен сих честных предложений, требую вступить и полное владение вашим движимым и недвижимым имением, правами, лесом, скотом и даже каноником, до самого того времени, как он меня похоронит. Если этот забавный торг покажется вам выгодным, то вы одним словом можете утвердить его не на шутку. Жизнь слишком коротка: дела не должны длиться.

Прибавлю еще слово. Я украсил свою норку, прозванную les Delices; я украсил дом в Лозанне; то и другое теперь стоит, вдвое противу прежней их цены; то же сделаю и с вашей землею. В теперешнем ее положении вы никогда ее с рук не сбудете.

Во всяком случае прошу вас сохранить все это в тайне, и честь имею» и проч.

Де Бросс не замедлил своим ответом. Письмо его, как и Вольтерово, исполнено ума и веселости.

«Если бы я был в вашем соседстве (пишет он) в то время, как вы поселились так близко к городу 1, то, восхищаясь вместе с вами физическою красотою берегов вашего озера, я бы имел честь шепнуть вам па ухо, что нравственный характер жителей требовал, чтобы вы поселились во Франции, по двум важным причинам: во-первых, потому что надобно жить у себя дома, во-вторых, потому что не надобно жить у чужих. Вы не можете вообразить, до какой степени эта республика заставляет меня любить монархии... Я бы вам и тогда предложил свой замок, если б он был вас достоен; но замок мой не имеет даже чести быть древностию; это просто ветошь. Вы вздумали возвратить ему юность, как Мемнону: я очень одобряю ваше предложение. Вы не знаете, может быть, что г. д'Аржанталь имел для вас то же намерение.— Приступим к делу». Тут де Бросс разбирает одно за другим все условия, предлагаемые Вольтером; с иными соглашается, другим противоречит, обнаруживая сметливость и тонкость, которых Вольтер от президента, кажется, но ожидал. Это подстрекнуло его самолюбие. Он начал хитрить; переписка завязалась живее, 15 декабря купчая была совершена»,

Артамонов С.Д.: Вольтер и его время Ферней
 

Дом Вольтера в Фернее. Макет. Эрмитаж. Ленинград.

Итак, Вольтер обосновался в Фернее. Ему 64 года. Закончились годы скитаний. Теперь он у себя дома, почти в безопасности, почти, как маленький сюзерен, правитель крошечного государства. Иногда он совершает осмотр своих владений, сидя в карете вместе со своей племянницей r-жей Дени.

Потерпев неудачу с идеей просвещенной монархии, узнав на собственном опыте превратности монарших ласк, он втайне хочет осуществить ее у себя дома. Несколько сот часовщиков поселились в окрестностях Фернея. Вольтер рассылает письма ко всем государям, дабы обеспечить часовщикам сбыт продукции. Эти письма подобны дипломатическим нотам. Он строит в Фернее церковь. Он — противник церкви! На фронтоне латинская надпись — «Богу построил Вольтер». Он не верит в христианского бога, но стоит кому-нибудь из гостей во время обеда бросить нечестивый намек, как он немедленно отсылает из столовой слуг: «Вы хотите, чтобы сегодня ночью мой лакей убил меня?»

Слух об этом доходит до ушей местного архиепископа. Тот лишает его права на отпущение грехов. Кара страшная по тем временам. Тогда без такого «отпущения» человека не хоронили. Вольтер сказывается больным и, проведя две недели в постели, просит местного попика исповедовать его и отпустить ему грехи.

Попик, не слыхавший об архиепископском запрете, отпускает грехи.

— Соблаговолите, ваше преподобие, дать мне отпущение в письменной форме.

— Что ж, извольте.

«Я прыгаю и резвлюсь на краю могилы»,— писал Вольтер друзьям, рассказывая о своей проделке с архиепископом.

Готовясь к смерти (он умирал всю жизнь), Вольтер заранее заготовил себе усыпальницу, частью она входила в церковь, частью оставалась на кладбище, прилегающем к церкви. Он построил и театральную залу. «Ну вот,— говорил он,— теперь я всем угодил, для ханжей у меня есть церковь, для порядочных людей — театр».

Примечания.

1 Вольтер в 1755 г. купил les Delices sur St. Jean близ самой Женевы (прим. Пушкина).