«КАНДИД, ИЛИ ОПТИМИЗМ»
Искусство во Франции всегда было выражением основной стихии ее национальной жизни: в веке отрицания, в. XVIII веке оно было исполнено иронии и сарказма.
В. Г. Белинский
У берегов Женевского озера, почти свободный, почти независимый, с дряхлым телом, с юным умом, Вольтер создавал свои художественные шедевры и содействовал миру «яростно освобождаться от глупости».
В 1758 г. он тайно писал «Кандида», самую лучшую свою философскую повесть. Идеи, окрыленные рифмами в поэме «О гибели Лиссабона», теперь засверкали в коротких и острых, как стрелы, фразах прозы.
XVIII век создал свой особый литературный жанр — философский роман, философскую повесть. Начало ему положил Монтескье книгой «Персидские письма», вышедшей в свет в 1721 г., однако истоки его следует искать еще в эпохе Ренессанса («Утопия» Томаса Мора, «Похвала глупости» Эразма Роттердамского, «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле).
Философский роман не претендовал на точность и обстоятельность бытописания, на тщательное изображение характеров. Он охотно прибегал к фантастике, к приемам сказочного повествования, обращался к далеким странам, к малоизвестному тогда Востоку, В веселом шутливом тоне автор рассказывал были и небылицы, как бы желая позабавить читателя.
Но это была уловка. На самом деле он меньше всего думал о развлекательности своего рассказа. Ему важно было довести до читателя идеи, а они имели непосредственное отношение к социальным, политическим и философским проблемам века. Философский роман был, в сущности, трактат, но трактат особый без тяжеловесных рассуждений, без ученого педантизма, трактат в форме общедоступного художественного иносказания.
«Этот жанр имеет несчастье казаться легким,— отзывался о нем Кондорсе, просветитель и первый биограф Вольтера,— но он требует редкого таланта, а именно — умения выразить шуткой, штрихом воображения или самими событиями романа — результаты глубокой философии».
Классическим образцом жанра были философские повести Вольтера и наиболее читаемая из них «Кандид, или Оптимизм». Повесть Вольтера есть не что иное, как размышление о мире, полном предрассудков, насилия, мучительства, угнетения и глупости.
В XVIII в. много говорили о космосе. Великие открытия Ньютона возбудили в обществе чрезвычайный интерес к мироизданию. Вспомнили книгу Кеплера «Гармония мира», написанную еще в 1616 г., в которой наряду с важными научными истинами содержались и спорные, мистические толкования. В ходу были и теории Лейбница о некоей «предустановленной гармонии» («Рассуждения о метафизике», 1685 г., и другие сочинения), которые, перенесенные из области естественных наук в сферу общественных идей почитателями этих великих ученых, часто вели к благодушному примирению со всеми социальными пороками. Рассуждали так: раз во вселенной царит богом установленная гармония, то и в обществе существует такое же согласие, своеобразное равновесие сил, иначе говоря, зло уравновешивается добром.
Против этой теории политического благодушия, названной Вольтером теорией «оптимизма» и направлена была его повесть «Кандид, или Оптимизм».
«Кандид» — как и «Задиг» — сказка. Героями сказок обычно бывают или царевичи или дурачки. Заметим, что «дурачок» в русских сказках слово ласковое, доброе, оно не означает «глупый», но — простодушный, бесхитростный, наивный. Потому Иванушка-дурачок и оказывается в конце концов и самым умным и самым удачливым.
В повести Вольтера Кандид именно таков. Слово «кандид» (candidus)) на языке древних римлян означало «ослепительно белый», «белоснежный». От него шли и все производные значения нравственного порядка — «наивный», «искренний», «чистосердечный», «беспечный». Все эти эпитеты подходят к герою повести Вольтера. Кандид наивен и чист душой. Он и прекрасен, ибо юн, он и «беспечен», ибо не подозревает того, какие беды готовит ему жизнь. В самом имени героя — вольтеровская ирония. «Счастливому» Кандиду выпадают такие беды, что назвать его можно разве что бедолагой.
ее брат, столь же кичливый. Там же живет и еще одно примечательное лицо — философ Панглос. Он сторонник идеи Кеплера и Лейбница о мировой гармонии.
В насмешливо гротескной форме воспроизводятся его разглагольствования: «... все по необходимости существует для наилучшей цели. Вот, заметьте, носы созданы для того, чтобы носить очки,— поэтому мы носим очки. Ноги, очевидно, предназначаются быть обутыми,— и мы носим обувь. Камни были созданы, что бы их тесать и строить из них замки,— и вот у монсеньора прекрасный замок; величайший барон области должен иметь наилучшее жилище. Свиньи созданы, чтобы их есть,— и мы едим свинину круглый год».
Философ Панглос и идея мировой гармонии — вот главный объект насмешек Вольтера. Для опровержения идеи примирения с действительностью, или оптимизма, он развернул длинную череду самых жестоких злоключений своих героев. Все било в одну цель, все было пронизано одной мыслью — мир человеческий устроен плохо, всюду люди страдают, и причина этих страданий — в общественных институтах, порочных законах, нелепых предрассудках.
Барон изгнал Кандида из своего замка. Изгнан был и философ Панглос. Пути их разошлись, но каждому из них выпала самая печальная участь. После долгих мытарств, измученные и опустошенные, они встретились снова. Учитель и ученик. И безносый Панглос, гонимый Панглос, избиваемый, терзаемый, почти повешенный, почти сожженный на костре, чудом спасавшийся и снова бросаемый в море бед — несчастный и жалкий, вечный образец слепой и благодушной глупости проповедовал... «оптимизм».
Слепая вера обладает магической силой воздействия особенно на души чистые, доверчивые, юные. Простодушный и наивный К,андид не решается подвергать сомнению проповедь своего учителя. Он верил Панглосу, но... «... мой дорогой Панглос,— сказал ему Кандид,— когда вас вешали, резали, нещадно били, когда вы гребли на галерах, неужели вы продолжали думать, что все в мире идет к лучшему?
— Я всегда оставался при своем прежнем убеждении,— отвечал Панглос,— потому что я философ. Мне непристойно отрекаться от своих мнений: Лейбниц не мог ошибиться, и предустановленная гармония есть самое прекрасное в мире, так же как полнота вселенной и невесомая материя».
Отвергая теорию «оптимизма», иначе говоря, идею «предустановленной гармонии», которая убаюкивала людей, в то время как нужно было деятельно разрушать зло и созидать добро, Вольтер вовсе не хотел заразить своего читателя унынием или отчаянием. Век просвещения смотрел вперед, он верил в силы разума и, пожалуй, в добрую основу человека. «Люди несколько извратили природу, ибо они вовсе не родятся волками, а становятся ими»,— писал он. И задача, следовательно, состояла в том, чтобы уничтожить те общественные установления и институты, которые способствуют превращению людей в волков.
Вольтер показал читателю и страну своей мечты, иначе говоря, своих общественных идеалов. Кандид побывал в Эльдорадо, сказочном царстве, где не было монахов, инквизиции, казней, тюрем, где процветали науки и искусства, где люди жили в неведении зла и притеснений. Так должно быть в идеале. Но когда Кандид вернулся из этой страны мечты и ступил на почву реальности, он увидел... распростертого на земле негра,— полуодетого, истерзанного.
«... Собаки, обезьяны, попугаи в тысячу раз менее несчастливы, чем мы,— говорит негр,— жрецы, которые обратили меня в свою веру, говорят мне каждое воскресенье, что мы все — потомки Адама, белые и черные. Я не силен в генеалогии, но если проповедники говорят правду, то мы двоюродные братья. Однако согласитесь, нельзя же так ужасно обращаться с родственниками».
Стиль Вольтера — образец убийственно иронической прозы.
весь тогдашний мир. Берлин, Германия, пошлые геральдические притязания тупоумных баронов (их насмотрелся вдоволь французский автор), Франция — «обезьяны поступают как тигры» (казни, убийства, пытки), Венеция — «хорошо только одним нобелям» (аристократам).
«Архидьякон, сжигал людей чудесно...» и пр.
Вот колоритная сценка из повести. Привожу ее с несколькими сокращениями: «Вы знаете Англию? Там такие же безумцы, как и во Франции? — это другой род безумия... вы знаете, что эти две нации ведут войну из-за клочка покрытой снегом земли в Канаде и что они израсходовали на эту прекрасную войну гораздо больше, чем стоит вся Канада... Разговаривая так, они прибыли в Портсмут. Множество народа виднелось на берегу; все внимательно смотрели па довольно полного человека, который стоял на коленях с завязанными глазами на палубе военного корабля; четыре солдата, поставленные против этого человека, преспокойно выпустили по три пули в его череп, и публика разошлась, чрезвычайно удовлетворенная.
— Что же это, однако, такое? — сказал Кандид.— Кто был этот толстяк, которого убили с церемонией,
— Адмирал,— отвечали ему.
— А за что убили этого адмирала?
— За то,— сказали ему,— что он но убил достаточно людей... в нашей стране убивают время от времени одного адмирала, чтобы придать бодрости другим».
Вольтер не выдумал этот эпизод. В 1757 г. английские власти расстреляли адмирала Бинга за то, что он не сумел выиграть сражение в битве с французами у острова Минорка. Вольтер тщетно пытался спасти его. Женевские издатели братья Крамеры напечатали книгу тиражом в 6 тысяч экземпляров. 20 февраля 1759 г. она появилась в Париже.
Немедленно последовал запрет «богопротивного и безнравственного» произведения. Но уже в марте за один месяц в столице разошлось еще пять тайных изданий книги. К концу года их было уже двадцать. В том же году книгу перевели на английский и итальянский языки. Вольтер самым «искренним» образом негодовал. «Что за бездельники приписывают мне какого-то Кандида, забавы школьника. Право, у меня есть другие дела» (письмо к аббату Верну). И через неделю: «Я, наконец, прочел Кандида, нужно потерять рассудок, чтобы приписать мне подобную нелепицу. Слава богу, у меня есть более полезные занятия».
И простодушный аббат верил и разделял негодование своего корреспондента. То же писал Вольтер и маркизу Тибувилю: «Я наконец прочел, дорогой маркиз, этого Кандида, о котором вы мне говорили, и чем больше я смеялся, тем больше сожалел о том, что мне его приписывают. Однако какие бы романы ни сочиняли, трудно воображению приблизиться к тому, что творится на самом деле на нашем печальном и смешном земном шаре».
«Оптимизм». Он писал в ней:
Повсюду ищут, изучают
Причины зол, что отягчают
Тот мир, в котором мы живем,
Наш общий грустный старый дом.
Твердить с речистою отвагой
О том, что в мире всюду лад
И гармоническое благо.
Что согласованность царит,
Что так до Лейбниц говорит,
Что так де Кеплер утверждает.
Коль благо все, что ж означает,
Что деспот жизнь мне отягчает,
Какой закон, нам свыше данный,
Кто учредил порядок странный,
Кто волю мне поработил?
«... Его «Кандид»,— писал Белинский,— потягается в долговечности со многими великими художественными созданиями, а многие невеликие уже пережил и еще больше переживет их».