РОДИНА ВОЛЬТЕРА
Франция! Ты была когда-то колокольней мира, о высоты которой по всей земле разнеслись однажды три удара колокола справедливости, раздались три крика, разбудившие вековой сон народов—Свобода, Равенство, Братство!
М. Горький
Франсуа-Мари Аруэ, который вошел в историю под именем Вольтер, наполнивший этим именем политическую, философскую, культурную жизнь Европы XVIII в., был, пожалуй, по складу ума, характера, таланта самым французским из всех французов, и конечно, обожал свою родину, «страну столь мягкого, столь легкого, столь веселого народа».
«возмутитель спокойствия», он никогда не пребывал в состоянии благодушия. Слишком сурово было время, слишком много пороков таило в себе общественное устройство — Вольтер боролся. Мир запомнил его смех — особый, иронический, «вольтеровский» смех, в котором было «нечто революционное», как писал Герцен.
Вольтер не только смеялся. Мир запомнил и его гнев. Этот веселый, остроумный, в сущности, добродушный человек бушевал, когда дело касалось актов жестокости, какие совершала в его дни французская христианская, католическая церковь, в вероучении которой главенствующее место занимала заповедь «Не убий!». Тогда страшные проклятия срывались с его тонких губ, и его милые соотечественники становились для него «бездельничающими обезьянами», «трусливыми убийцами». («Арлекины-людоеды!.. Спешите от зрелища костра на бал и с Гревской площади в комическую оперу; колесуйте Каласа, вешайте Сирвена, жгите бедных юношей... я не хочу дышать
Вольтер. Набросок А. С. Пушкина.
одним воздухом с вами» 1) Французы понимали справедливость его гнева и не обижались, к тому же адресат этого гнева был не народ, а сравнительно немногочисленная, но всесильная тогда клика политических и церковных вельмож.
Что касается подлинного отношения Вольтера к родине, то вот его собственное признание: «У меня нет других интересов и других чувств, кроме тех, что внушает мне
» (так он писал своему другу д'Аржанталю 30 августа 1755 г.). И рассказ о Вольтере следует по справедливости начать с его родины, с его народа.
Франция — прелестный уголок земли! Страна полей и виноградников. Центр ее — сплошной сад. Долины многоводных рек — Роны, Луары, Гаронны — плодородны и благоуханны. Климат мягкий, умеренный. Почти бесснежные зимы. В Париже 200 солнечных дней в году. Снег держится не более 13 дней. Волны Атлантического океана омывают западные границы страны, теплые его ветры несут освежающую влагу и оттесняют холодные воздушные потоки Севера. Гряда Пиренейских гор па границе с Испанией и Альпы, отделяющие Францию от Италии, преграждают путь иссушающей тропической жаре с Африканского континента. У южных границ — Средиземное море, песчаные отмели Лазурного берега, ослепительное и жаркое солнце. Здесь цветут магнолии, олеандры, алоэ.
Обитатели этого благодатного края «общительны, простодушны и веселы. Иногда они опрометчивы и почти всегда нескромны. Они легко излагают свои мысли. Они смелы и великодушны, у них высокое представление о чести. Дела серьезные они вершат шутливо, а пустяки — серьезно». Так с доброй улыбкой писал о своих соотечественниках знаменитый просветитель Монтескье.
Французы — потомки древних кельтов, римских легионеров и германского племени франков. Последние овладели страной в эпоху Великого переселения народов (V в.) и дали свое имя стране и народу. Язык французов — это то, что стало с языком Вергилия и Цицерона в Галлии, куда его принесли легионы Юлия Цезаря. Он почти полностью сохранил лексическую основу латинского языка, вобрав в себя самую малую толику из языка аборигенов. В XVIII в.— это язык европейской аристократии. Екатерина II и Фридрих II могли свободно вести переписку с Вольтером на его родном наречии, не прибегая к услугам переводчиков.
Каждый народ несет в общую культуру человечества свои дары. Вклад родины Вольтера значителен. В средние века ее прославил безымянный автор знаменитой поэмы «Песнь о Роланде». Образ молодого рыцаря надолго приковал к себе интерес средневекового человека Западной Европы, и уже в другую эпоху и у другого народа он снова явился миру (в поэме итальянца Ариосто «Неистовый Роланд»).
жизни. На севере Франции наследники трубадуров, труверы, создали рыцарский роман — поэтическое сказание о прекрасной даме и ее верном служителе юном герое.
Суровая и далекая старина! Она донесла до нас свою романтическую мечту, и ныне, снимая с книжной полки единственный дошедший до нас в достаточной полноте рыцарский роман «Тристан и Изольда» (его собрал из отдельных фрагментов французский ученый Бедье), мы вдыхаем аромат этой мечты.
Ренессанс во Франции несколько запоздал. Ее опередила Италия, но в XVI столетии родина Вольтера уже породила двух гигантов мирового значения — знаменитого Франсуа Рабле, автора «Гаргантюа и Пантагрюэля», книги озорной, полной смеха и мысли, и Мишеля Монтеня,
А. Н. Радищев.
Портрет работы неизвестного художника.
— «Опыты». Монтеня читал Шекспир. Его слова и мысли мы часто слышим с подмостков шекспировского театра. Книгу Монтеня читал Пушкин. Покидая навсегда Ясную Поляну, ее взял с собой Лев Толстой.
В следующем, XVII столетии Западная Европа уже смотрела на Францию, как на школу хорошего вкуса, изящных манер и высокой культуры. Наш век судит строже, но и мы полны уважения к талантам той поры — к Корнелю и Расину, Лафонтену и Ларошфуко, особенно, конечно, к Мольеру, оставившему нам «Мещанина во дворянстве», «Тартюфа», «Дон Жуана» и непреклонного правдолюбца Альцеста («Мизантроп»).
XVIII век выдвинул на мировую арену великих просветителей — Вольтера, Руссо, Дидро, Монтескье, Гельвеция, Гольбаха. Они бросили клич — Свобода, Равенство, Братство! Этот клич подхватили миллионы их соотечественников — революционный народ Франции. Далеко разнесся призыв. Проник он и в заснеженные просторы России и отозвался в сердце Александра Радищева, а в следующем поколении — в сердцах благородных мятежников и страдальцев, участников восстания 25 декабря 1825 г. на Сенатской площади Петербурга.
Культурные богатства родины Вольтера необозримы. Мир восхищается ее соборами, дворцовыми ансамблями, замками по берегам Луары; ее картинными галереями с именами Пуссена, Ватто, Шардена, Грёза, Давида. (Мы не заглядываем дальше, в XIX в., богатства этого века, особенно в сфере художественной прозы, кажется, еще грандиознее.) Да и само литературное наследие Вольтера, а больше, пожалуй, созданный им духовный климат, составляют огромное культурное достояние Франции.
Франция времен Вольтера! Города с готическими шпилями соборов, феодальные замки по берегам рек, часто пустующие и разрушающиеся за отъездом владельцев ко двору. Селения с лачугами крестьян.
24 миллиона жителей. Одна пятидесятая часть из них — дворяне и церковники. Они владеют половиной национальных земель.
Во главе государства — король. У него 10 дворцов. Он тратит па себя около четверти национальных доходов.
Столица — Париж. «Скопище дворцов и хижин, великолепия и бедности, поразительных красот и отвратительных недостатков» (Вольтер). Париж аристократов. Пышный, роскошный. Дворцы, парки. Тяжеловесные, украшенные бархатом и золотом кареты. Длинные парики. Длинные голубые камзолы, расшитые золотом, с кружевными манжетами, ниспадавшими на тонкие, холеные, никогда не знавшие физического труда руки. Светские модницы. Громоздкие, неуклюжие и нелепые кринолины, затейливые прически.
Париж бедняков. Узкие грязные улочки. Зловоние сточных ям. Толпы голодных и оборванных.
—5 месяцев. Через каждые три года голод. С 1700 по 1789 г. тридцать голодных годов.
Английский агроном Артур Юнг, совершивший путешествие во Францию в 80-х гг. XVIII столетия, был поражен картиной бесхозяйственности и запустения, какую он увидел на родине Вольтера. Пустовали огромные земельные пространства, зарастали бурьяном плодороднейшие земли. «Каким ужасным обвинением против королей, министров, парламентов и штатов выглядят миллионы неприставленных к делу людей, обреченных на голод и праздность отвратительными принципами деспотизма и не менее отвратительными предрассудками феодального дворянства»,— писал он. Родина Вольтера!
«С одной стороны, видишь нечестие, возносящее главу свою, а с другой — вдов и сирот, стоящих подле окон домов великолепных... Воображение человеческое никак представить себе не может варварства и бесчеловечия, с каким трактуются несчастные люди. Не могу выйти из удивления, как нация просвещенная и, по справедливости сказать, человеколюбивейшая может терпеть, чтоб такие лютости совершались среди столичного города» (Фонвизин. Письма из Франции).
Фонвизин назвал Францию XVIII в. «нацией просвещенной». Это относилось, конечно, только к культурной элите. Основная масса народа (крестьянство) была неграмотной. В деревнях почти не было школ. В областях Овернь, Лимуазен на двадцать деревень была одна школа.
Когда идейные противники Вольтера говорили ему, что он возбуждает народ, что восстанавливает его против алтаря и трона, он отвечал: «Народ у нас не читает. Шесть дней он трудится, на седьмой идет в кабак».
«нацией человеколюбивейшей». Французы приписывают своему национальному характеру черты умеренности, психического равновесия, гармонии и ставят их в зависимость от мягкого климата страны, от в основном равнинного ее рельефа. Природа не являет здесь резких контрастов, она благодетельна и добра к человеку, и человек становится добродушным, веселым. Франция открыта миру. Ее западные границы широко глядят в Атлантический океан, а южные — в Средиземное море, потому французы общительны и лишены националистических предрассудков.
Не беремся судить, насколько существенна эта зависимость национального характера от климата и географической среды, но добрые, человеколюбивейшие черты лучшей части французского народа, какие отметил Фонвизин, бесспорны.
Примечания.
1 Костры в дни Вольтера представляли жуткое зрелище — на них сжигали людей, не угодных церкви. Казни происходили обычно на Гревской площади Парижа.