«ТРАКТАТ ПО МЕТАФИЗИКЕ»
Вагнер. Но мир! Но жизнь! Ведь человек дорос,
Чтоб знать ответ на все свои загадки.
Фауст. Что значит знать? Вот, друг мой, в чем вопрос.
На этот счет у нас не все в порядке.
Немногих, проникавших в суть вещей
И раскрывавших всем души скрижали,
Сжигали на кострах и распинали.
Гёте. «Фауст»
Вольтер писал однажды из Сирея: «У нас сейчас маркиз Альгаротти, молодой человек, который знает языки и нравы всех народов, пишет стихи, как Ариосто, и изучает Локка и Ньютона. Он читает нам свои философские диалоги, я тоже подготовил здесь небольшой курс по метафизике. Нужно же отдать себе Отчет о мире, в котором ты живешь. Читаем отдельные песни о юной «Девственнице», или какую-нибудь мою трагедию, или главу из «Века Людовика XIV». Потом возвращаемся к Локку и Ньютону».
В наши дни метафизика понимается как философия, или мышление, чуждое диалектике, не учитывающее в явлениях единства и борьбы противоположностей. В дни Вольтера она означала размышления о вещах, стоящих над физикой,— о сущности мироздания, причинах его возникновения, душе, боге и прочем. Именно так понималась она и в трактате Вольтера. Церковь не жаловала тех, кто отваживался без ее помощи решать, проблемы мироздания. И Вольтер свой «Трактат по метафизике» читал маркизе, заезжим гостям, но никогда не собирался его печатать. Впервые его опубликовал Бомарше уже после смерти Вольтера.
Мир очень изменился с той поры, когда в гостиной Сирея при свечах читали эту рукопись Вольтера. Теперь никто не стал бы угрожать автору за опасные мысли о боге и королевской власти. Время сняло многие вопросы, которых опасливо сторонились осторожные люди. Эти вопросы волновали умы с очень давних времен, а для поколений XVIII в. представляли первостепенную важность. Загадки, терзавшие научную мысль в самой высокой ее инстанции. «Трактат по метафизике» им и посвящен.
Вольтер верен себе. Ни тени тяжеловесного педантизма, ученого доктринерства. Все сложное, трудно доступное для понимания становится ясным как дважды два. Изящное просторечие, шутливый каламбур, увлекательная речь. О чем же? О том, есть ли бог. О трудности постижения сей гипотезы. О философии материализма. Об ощущениях, как источниках познания. О том, есть ли душа и может ли она быть бессмертной. О свободе воли человека, о социальном человеке. О добре и зле.
Прочитав насмешливый, озорной по форме и серьезный, глубокий по содержавшимся в нем мыслям «Трактат по метафизике», современник Вольтера ясно понимал, что автор если и допускает существование какого-то высшего разума, устроителя вселенной, то уж никак не верит в существование бога — христианского, магометанского или какого-другого, не верит в существование души и в ее бессмертие, а верит в разум, в способность материи мыслить, верит в ощущения, ибо они связывают разум с внешним миром, ибо они — двери, через которые проходят к нам вестники окружающих нас предметов. И при этом автор полон симпатии к тем, кто до него высказывал сомнения в догматах христианства. «Философы (которых окрестили неверующими и либертенами) во все времена были самые порядочные люди в мире... Бейль, Спиноза, Шефтбери, Коллинз и другие отличались самой возвышенной честностью ».
Вольтер признается, что не может постичь, как столь совершенный в своей гармонии мир сложился сам собой, без вмешательства какой-то разумной силы. Но вместе с тем и идея бога — устроителя вселенной — вызывает миллион сомнений.
Когда бог создал мир? Почему не раньше? Из чего создал?
Из ничего? — Это немыслимо. Из самого себя? Но тогда, что же он такое? Зачем он создал мир? Просто так, из прихоти? Но тогда, где же его бесконечная мудрость, ведь мудрец ничего не делает бесцельно?
Философа больше интересовали, конечно, вопросы бытия человеческого, иначе говоря, вопросы социальные и политические. Он рассуждает; «Король рассматривает весь род человеческий как существа, созданные для того только, чтобы подчиняться ему или ему подобным. Молодой турок в тишине своего сераля размышляет о том, что человек — высшее существо, обязанное по некоему закону спать со своими рабынями по пятницам, воображение его дальше этого не идет. Поп делит всю вселенную па монахов и мирян и, ничтоже сумняшеся, относит церковников к наиболее благородной части, призванной вести за собой других, и т. д. и т. д.
Может быть, постигли природу человека философы?
Думать так — значит жестоко ошибаться, ибо, кроме Гоббса, Локка, Бейля и еще небольшого числа мудрых голов, философы имеют о нем столь же ограниченные представления.
Спросите у Мальбранша, что такое человек, он вам скажет, что это субстанция, созданная по образу бога, значительно попорченная со времени первородного греха, однако более связанная с богом, чем с собственным телом, взирающая на мир глазами бога, мыслящая и чувствующая все но той же мерке бога.
— одну на пять-шесть миллионов — и дал им спасение.
Резонеры наших дней хотели бы внушить нам химерический вздор о том, что человек от рождения лишен страстей, что он их приобретает, только выходя из подчинения богу; бог создал прекрасную статую, а жизнь в нее вдохнул дьявол...
— то есть безжизненная статуя — существует только в воображении мистиков. Что же лучше, гоняться за облаками или крепко держаться за твердь земную, искать ангелов и, конечно, не находить их, или строить все свои планы, исходя из той реальной истины, что землю населяют не ангелы, а, увы, грешные люди».
Взгляд Вольтера па человека был трезв, практичен, «приземлен», как трезва, практична была вся философская и политическая программа французских просветителей.