Приглашаем посетить сайт

Кожевников М. В. Ловлас российский и английский: негендерный подход

М. В. Кожевников
МаГУ, г. Магнитогорск

Ловлас российский и английский: негендерный подход

ШАДРИНСКИЕ ЧТЕНИЯ
Материалы третьей межрегиональной научной конференции по проблемам филологии и культурологии
23-24 апреля 2008 г.
Федеральное агентство по образованию Российской Федерации
Шадринский государственный педагогический институт
Филологический факультет
http://shgpi.edu.ru/fileadmin/faculties/f02/docs/tretji_shadrinskie_chtenija_(2008).doc

В России Ловлас (Ловелас) – имя нарицательное, своего рода мифологема и культурный герой.

Для особой и модной ветви современного литературоведения (гендерный подход) это имя - Ловлас - одно из самых репрезентативно-ненавистных, представляющих доминирующий "мужской" перевес в истории литературы.

Ни в коей мере не пытаясь спорить с "гендерным подходом", попробую воспользоваться им же разработанным методом:

"Знакомые картины литературного прошлого с их делением на эпохи, иерархией произведений, направлениями и контекстуальными образцами должны постоянно подвергаться критической перепроверке и обновлению. (Вроде банально, но и абсолютно справедливо – М. К.). В противном случае они не будут соответствовать актуальному уровню знаний в литературоведении. Перед такой альтернативой стоят в настоящее время Gender Studies, с позиций которых традиционные труды по истории литературы можно лишь "тактично игнорировать" или же … включить их в программу "сопротивительного чтения" [Шаберт 1999: 109].

Что ж, на мой взгляд, удачный термин – "сопротивительное чтение", а "тактично игнорировать", как представитель мужской части человечества, буду неукладывающиеся в мою теорию факты. На Ловласа же посмотрим "сопротивительно", т. е. не так, как его воспринимает обыденное сознание.

В России романы Ричардсона, с "Клариссы" которого образ Ловласа получил известность, стали популярны во второй половине XVIII столетия.

Окончательно в русский обиход, да и язык, Ловлас вошел благодаря знаменитому роману Пушкина. Великий поэт особо подчеркнул, почему Татьяна и ее мать по-разному воспринимают данный образ:

О Татьяне:

Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли все;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо. …
("Евгений Онегин", Глава 2, XXIX)

Особо отмечу: Татьяна прочитала эти романы.

О ее матери (выделено мной – М. К.):
Жена ж его была сама
От Ричардсона без ума…

Не потому, чтобы прочла,
Не потому, чтоб Грандисона
Она Ловласу предпочла;
Но в старину княжна Алина,
Ее московская кузина,
Твердила часто ей об них. …

То есть, русский миф о распутности Ловласа взят не из прочитанного текста, а из "сарафанного радио", что специально подчеркнул Пушкин. Судить о чем-то, не зная (в данном случае – не читая), как это по-русски! В примечании же к роману сам Пушкин назвал эти романы "славными", и сам их, безусловно, прочел (в библиотеке Пушкина сохранилось собрание романов Ричардсона на английском языке в трех томах, изданное в 1824 г.).

Для его романтической Татьяны "обольстительный обман" "сладостного романа" Ричардсона - сама жизнь, а Кларисса - идеальный образ. И может быть "обольстительность" данного обмана для Татьяны и в том, что Ловлас Ричардсона все же захотел исправить ошибку – жениться на Клариссе, и она (Татьяна), не осознавая прямо этого, но все-таки воспитанная в деревне (чистота нравов!), мечтала о замужестве.

Вывод может быть таким: вначале узнайте, подойдите герменевтически (герменевтика – теория и практика прочтения текста), прочтите, - потом ругайте. Пример – Пушкин, сам знал, читал, различал. Позднее – не читали, а только всяческие "кузины твердили о нем", поэтому Ловлас – нарицательное имя распутника.

Для нас Ловлас – имя скорее французское, чем русское, ведь пушкинская Татьяна читала "романы Ричардсóна" (хотя он Рúчардсон), т. е. переводы с английского на французский язык. Но все же Ловлас имеет английское происхождение, о нем - английском Ловласе, - и пойдет разговор.

В Англии впервые Ловлас как литературный персонаж появился в комедии Колли Сиббера "Последняя уловка любви" (1696). В данном случае самим именем Ловлас (Loveless) автор указал не только на нравственную (loveless – не знающий любви), но и историческую традицию, которую продолжил его герой, дав ему имя, созвучное с именем реально существовавшего человека XVII столетия: аристократа, поэта-кавалера, автора прославленных любовных стихотворений Ричарда Лавлейса (Lovelace).

Ричард Лавлейс (1618-1658) – автор не только стихотворений, но и двух пьес, с примечательным названием "Ученый" и "Солдат" (правда, неудачных). Посмел выступить против революционного парламента, был на стороне роялистов. Очень традиционный для того времени тип – аристократ, образованный (закончил Оксфордский университет), блестящий, красивый, обаятельный поэт, пострадавший за "правое" дело, так считали во Франции, куда он уехал после событий 1648 года, но вернулся в Англию и попал в тюрьму.

В сознание и быт англичан это имя вошло как синоним обаятельного соблазнителя. А Сиббер первый дал литературному герою имя реального человека – Ловлас. Его пьеса предназначалась, прежде всего, для зрителя, а не читателя, а на слух Lovelees и Lovelace ("Лавлес" и "Лавлейс") практически неразличимы даже для англичанина.

Созданный Сиббером образ распутника – Ловласа – оказался удивительно жизненным: в Англии XVIII столетия он стал героем многочисленных произведений разного жанра.

Конечно, самый известный и ставший культурным героем "Ловлас" – персонаж романа Ричардсона.

Но и "драматургический" Ловлас, именно как "не знающий любви" (loveless) не потерял своей популярности: до конца XVIII столетия появилось несколько пьес с этим героем. Все они продолжают историю сибберовского Ловласа: Джон Ванбру в 1696 г. написал комедию "Неисправимый" – продолжение "Последней уловки любви", в свою очередь, Шеридан переделал комедию Ванбру под названием "Поездка в Скарборо" (1777).

Ричардсон написал "Клариссу" в 1748 году. Т. е. перед нами 4 Ловласа, соответственно два – 1696 года, один – 1748 года и один – 1777 года.

Итак, что же произошло с Ловласом почти за столетие.

Главным отличием шеридановского, т. е. последнего в XVIII веке, Ловласа стало его "постоянство": в конце XVIII столетия распутство героя уже не было так востребовано публикой, как в конце века XVII. Новой, буржуазной не только по духу, но и сути, публике распутник был не нужен.

Сюжет романа Ричардсона 1748 года составила история Клариссы Гарлоу, девушки из состоятельной и почтенной буржуазной семьи, соблазненной легкомысленным Ловласом и умирающей от душевного потрясения. Раскаявшийся Ловлас напрасно умоляет ее стать его женой. В конце романа он гибнет от руки двоюродного брата Клариссы, вызвавшего его на дуэль.

"наилучшей из женщин", полностью признает ее правоту (в скобках замечу: это легко сделать - Кларисса уже умерла, но все же признает!!!)

Эту, не только распутную (каким Ловлас был у Ванбру) составляющую, увидели в Ловласе современники. Доказывая это, сошлюсь на авторитет Дидро, писавшего: "Ричардсон заставляет нас восхищаться гениальностью с какой в Ловласе редчайшие достоинства (он) сумел сочетать с отвратительными пороками, низость с великодушием, глубину с легкомыслием, порывистость с хладнокровием, здравый смысл с безумством, гениальностью, с какой он сделал из него негодяя, которого любишь, которым восхищаешься, которого презираешь, который удивляет вас, в каком бы виде он ни появлялся..." [Цит. по: Воропанова 1997: 199].

Известно, что сам Ричардсон, испугавшись столь неоднозначного отношения к своему герою со стороны читателей (особенно читательниц!!!), решил написать роман о безупречном мужчине – "Историю Чарльза Грандисона", - но получился тот самый "… бесподобный Грандисон, / Который нам наводит сон…" (А. С. Пушкин).

А уже в переделке Шеридана "Поездке в Скарборо"1777 года добродетель торжествует однозначно – его Ловлас не распутник в принципе.

Таким образом, история английского Ловласа позволяет сделать два вывода:

2. Женщины, которые окружают распутного и не раскаявшегося Ловласа (Беринтия у Ванбру) сами такие же (вспомним слова самого Ванбру: "Беринтия лишает невинности Ловласа"), а Ловласа раскаявшегося окружают добродетельные женщины – Аманда у Сиббера и Шеридана, Кларисса – у Ричардсона.

С прискорбием констатирую – в мужском распутстве очень часто виноваты женщины (по крайней мере, в английской литературе XVII-XVIII вв.).

"Ловласов обветшала слава". Вспомним слова Дидро о ричардсоновском Ловласе: "… негодяй, которого любишь, которым восхищаешься…". Где сегодня подобные негодяи?

Литература

– М.: РГГУ, 1999.

Воропанова М. Ричардсон // Зарубежные писатели. Биобиблиографический словарь. В 2-х частях. Ч. 2. – М.: Просвещение, 1997.