Е. В. Максютенко.
Днепропетровский национальный университет
ТЕМА ИНВЕРСИИ ВРЕМЕНИ В «ТРИСТРАМЕ ШЕНДИ» Л. СТЕРНА
ВІД БАРОКО ДО ПОСТМОДЕРНІЗМУ
ЗБІРНИК НАУКОВИХ ПРАЦЬ Випуск XII
Дніпропетровськ
Видавництво Дніпропетровського університету, 2008
http://www.nbuv.gov.ua/portal/soc_gum/Vbdp/2008_12.pdf
Проблема темпоральной организации «Тристрама Шенди» (1760–1767) – одна из ключевых при осмыслении поэтологических инноваций Стерна, весьма широко изучена исследователями и уже давно является доминантной темой литературоведческих работ, составивших академический канон научных изысканий об «английском Рабле» (Т. Бэйрд, 1936; Б. Леман, 1941; А. Мендилоу, 1952; Д. Ван Гент, 1961; У. Бут, 1961; Э. Крафт, 1996; В. Шкловский, 1961; К. Атарова, 1975, 1987; А. Зорин, 1979; М. Соколянский, 1984; В. Маевская, 1987; Н. Дешковец, 2003 и др.) [1–5; 7; 8; 14; 16; 19; 27; 29], где авторы утверждают, что неповторимость художественных открытий писателя, «восстающего» против хроникальной фабульности и каузальной последовательности, практикуя особый «ассоциативный импрессионизм» (А. Мендилоу), связана с предвосхищением модернистской техники временных сдвигов ("time-shift") [29, р. 169].
Хотя сосредоточенность Стерна на приемах воплощения художественной темпоральности в тексте «Тристрама Шенди» не прошла незамеченной среди его современников, а затем носителей романтической эстетики (Колриджа, Хэзлитта, Скотта, Гейне), и уже на уровне литературной практики оказалась предметом плодотворного освоения и стилизации в произведениях «стернианцев» (Дидро, Виланда, Гейне, Радищева, Карамзина, Пушкина и др.), именно XX столетие отмечено возникновением глубокой теоретической рефлексии о ярких, изобретательных формах «овладения» временем, предложенных в «Тристраме Шенди».
Интерес к виртуозной репрезентации концепта времени в «Тристраме Шенди» особо актуализируется в период становления модернистской критики (Э. Форстер, 1927; К. МакЛин, 1936; У. Уоткинс, 1939; Б. Леман, 1941; Л. Рабин, 1950 и др.) [11; 19; 20; 23; 33], ощущающей несомненную близость Стерна экспериментальным поискам писателей-реформаторов начала XX века (Пруста, Джойса, Вулф), в рецепции которых автор «Жизни и мнений...» представал как успешный романист, «решивший загадку» времени, или, наоборот, парадоксально представивший грань его процессуальности, что составило основу художественного языка литературы западноевропейского модернизма.
На протяжении XX века внимание филологов к поэтике прозы Стерна, где человеческое бытие представлено в прихотливой полифонии рассогласованности ритмов, не только не угасает, но лишь нарастает. Предшествующее столетие отмечено появлением значительных, этапных исследований, ставших вехой в осмыслении темы (монографические труды У. Уоткинса, А. Мендилоу, Д. Ван Гент, Дж. Дассинджер, У. Фридемана, Ф. Карла, Я. Макгилкриста) [10; 12; 14; 25; 29; 30; 33], различающихся по характеру поставленных задач, избранному жанру, предлагающих либо системный, интегративный взгляд (научные публикации Т. Бэйрда, Б. Лемана, Ж. -Ж. Мейо, Э. Тьювесона, П. Спакс, Д. Гроссфогеля, Э. Циммерман, М. Соколянского) [8; 13; 15; 19; 21; 28; 31], либо краткую констатацию отдельных наблюдений над функционирующей художественной моделью времени в «Тристраме Шенди» (работы У. Бута, Я. Уотта, М. Баттестина, Л. Ланда, В. Харитонова, К. Атаровой, А. Зорина и др.) [1; 2; 5; 9; 17; 24; 27; 32]. И хотя общее представление филологов о природе времени в «Тристраме Шенди», несомненно, уже сложилось, вряд ли можно считать, что исчерпывающее, итоговое описание сложного механизма его реализации в романе завершено. Неслучайно создатель очерка, броско и эффектно озаглавленного «Лихорадящее» время: повествование и болезнь в «Тристраме Шенди» (2000) [18], обращаясь к уже устоявшемуся среди историков литературы утверждению о том, что тема «Стерн и время» слишком избита и так же «заезжена», «истощена», как и «выдохшаяся», изнуренная лошадь Йорика, в своем небольшом эссе показывает бесконечность и глубину, на первый взгляд, давно утратившей оригинальность проблемы, предлагая весьма свежий взгляд на семантикоструктурные акценты стерновского «рапсодического произведения».
Автор данной статьи, отдавая себе отчет в невозможности в краткой по объему заметке увидеть панорамную картину исследовательских путей, ветвящегося потока интерпретаций, посвященных реализованному в «Тристраме Шенди» представлению о художественном времени, тем не менее, попытается выделить ведущие литературоведческие версии описания «пружин» времени в романе Стерна, показать единство, противоречия, а иногда и диссонанс позиций специалистов.
прежде всего, распадение художественного времени в «Тристраме Шенди» на автономноцелостные потоки: «время описанных событий – время описания» (К. Атарова) [2, с. 186], «время сюжета и метасюжета» (Е. Константиновекая) [6, с. 5], «внешнеисторическое время и «шендианское» (М. Соколянский) [8, с. 22], «время, отмеряемое часами, – психологизированное время» (К. Пробин) [22, с. 140], «хронологическое время и время процесса мышления» (П. Спакс) [28, с. 138].
Нетрудно заметить, что все предлагаемые дефиниции подчеркивают субъективный, а не объективный характер времени в интерпретации Стерна. В романном континууме вычленимы отдельные «вихревые потоки» индивидуального времени истории жизни персонажей второго плана (Вальтера и Тоби Шенди, капрала. Трима, миссис Шенди, пастора Йорика и др.), которые соотнесены с художественным временем повествователя (оцениваемым как ведущее в «Тристраме Шенди»), и с воссозданными вехами реального исторического времени в прямой или косвенной датировке событий и фактов английской истории (время войн с Францией 1689–1697 гг. и 1702–1713 гг.; сражений за испанское наследство и др.) [26, р. 57, 291, 314–315].
Кроме того, очевидна определенная дистанция между временем субъекта, героя-рассказчика, и авторским временем создателя «Тристрама Шенди», несмотря на видимое сближение их точек зрения (черты автобиографизма в романе, сходство социального статуса автора и героя-повествователя, аллюзия на близкое знакомство или родство самого Стерна с семейством Шенди, непосредственное введение в повествование многочисленных комментариев и текста посвящения от имени Стерна к пятому тому книги [26, р. 239]). Различие между концепцией времени повествователя (ситуация незавершенности, обрыва репрезентируемой истории собственной жизни) и автора «Тристрама Шенди» (представляющего собой многосоставный темпоральный поток, соотнесенный с разнонаправленными временными пластами фрагментов жизни других героев) обнажается в присущей структуре авторского сознания большей свободе игровой условности и саморефлексии, доминирующей над заданной сюжетикой романа "Тристрама Шенди" (ироническое сомнение Стерна в высокой интеллектуальности его героя; наукообразные комментарии, предназначенные для эрудированного читателя [26, р. 104, 168, 175, 269 и др.]).
Одним из свойств художественного времени в романе становится параллельное совмещение сакрального и профанного планов (идея трансформации таинства сотворения в тривиальную историю зачатия и рождения заурядного героя), в котором последний не только доминирует, сопровождаясь угасанием сакрального, поглощаемого обыденностью, но и превращается в модель для пародирования. Это воплощается и в сознательно продуцируемой автором пространственно-временной аберрации масштабов поэтического романного мира, когда уменьшенная деталь прозаической жизни персонажа (приплюснутый нос, неудачно выбранное имя, физический недостаток, мучительная болезнь) становится гротескно преувеличенной доминантой, а макродеталь превращается в игровую обыденность (война как реалия игры Тоби Шенди и капрала Трима).
Категория «большого Времени» хотя и находит свое художественное воплощение в структуре романа (выстраиваемое повествователем время библейского цикла), однако остается лишь параллельной ряду вех частных судеб персонажей, индивидуальному времени Тристрама Шенди, снижающих и заслоняющих ее универсальную панорамность. Ироническое сомнение рассказчика по поводу собственной значимости как создателя художественного произведения демифологизирует фигуру писателя-творца. В «Тристраме Шенди» восприятие концепции Времени как силы абстрактной, фатальной, отчужденной от удаленного от макромира индивида с его автобиографическим, семейным временем или одерживающей верх над ним (физические мучения от военных ранений Тоби и Трима), проецируется и на осмысление исторического времени, поглощенного микровременем и лишенного в романе цельности и законченности, также тотально не влияющего на ход жизни персонажей, выступающих не «творцами», а лишь свидетелями неких отдельных разорванных фрагментов бытия.
«Тристрама Шенди» (время как атрибут сущего, время национальной истории, время социума, биографическое время личности, время семьи, время героя-рассказчика) проступает и на уровне акцентируемого авторомповествователем совмещения единиц различной хронометрической величины, фиксирующих движение от большого к малому (век, десятилетие, год, день, час, минута, доля секунды). Подобное пренебрежение аспектами «большого Времени», возникающее сомнение в его сакральности актуализируют нацеленность автора-рассказчика на переживание собственной художественной версии реальности в ее пространственно-временном континууме.
Мотив «тварности времени», обыгрывающийся в романе и на уровне воплощения версии сотворения большого мира, и внутри травестирующей его истории сотворения Тристрама родителями, обретает сюжетную параллель, соотнесенную с противоречивой метафорой часов, которая, с одной стороны, принадлежит плану обыденному (печально известные часы, определившие незадачливую судьбу Тристрама Шенди), а, с другой, переводится в субъективноиндивидуальную плоскость сознания автора-повествователя, редуцируясь до идеи упрощающей механистичности.
Угасание принципа каузальности и детерминизма в художественной структуре «Тристрама Шенди» (причудливая хаотичность формы, разъятие и дисперсия сюжетной линеарности, ослабление синтагматического повествовательного ряда) обнажает и особый тип событийности, доминирующими в котором оказываются мнения по поводу жизни. Это реализуется посредством субъективности воли автора-повествователя, свободно вторгающегося во время существования персонажей. «Перемещения» во времени в «Тристраме Шенди» связаны с образом главного героя, которому доступны формы инверсии времени, во многом определяемые ситуацией рассказывания [26, р. 15, 72, 197–198 и др.].
Причудливые экскурсы Тристрама Шенди в собственное прошлое и прошлое персонажей его романа вторгаются в стихию настоящего времени (которое связано с процессом создания книги), где важным оказывается рисунок субъективного психологического времени повествователя, имеющего креативную заданность и становящегося ведущим в романе, поворачивая вспять, замедляя, нарушая последовательность триады «прошлое – настоящее – будущее». Это своеобразное торможение, «кружение», возвраты времени, вероятно, соотносятся с доминирующим в повествовательной структуре «Тристрама Шенди» рекурсивным ритмом, создающим аналогию движения на месте (константный мотив коня-качалки).
Сближение бытового (преобладающего в повествовании), исторического, психологического типов художественного времени в пространстве сознания автора-рассказчика трансформирует смысл исторической реальности, превращающейся в частный момент, субъективно переживаемый факт: Стерна интересует не реальный феномен времени, а «мнение» о нем. Впервые, вероятно, время, осмысливаемое как некая категория человеческой экзистенции, предстает в виде объекта рефлексии и автора и персонажей. Открытая барокко фатальная зависимость всего сущего от Времени у Стерна преодолевается (в форме солипсизма) субъективностью восприятия времени, господства над ним в пространстве сознания, которое одновременно может и объединять и разделять все модусы времени – прошлое, настоящее, будущее, «путешествовать» во времени.
вихревые потоки времени, вариативно соотнесенные и обладающие разновекторной нацеленностью, что обнажается в специфике построения системы образов и сюжетных линий "Тристрама Шенди" (прием временного параллелизма в совмещении событий, принадлежащих к различным фабульным линиям; принцип пространственной и временной одномоментности протекания нескольких эпизодов; «зависание» временного отрезка повествования или, наоборот, его ускорение и др.), становятся частью субъективного времени и входят в доминанту процесса творчества.
Мозаическая концепция времени, лишенного законченности, схематизации и упрощения в романе, соотнесена и с многосоставной художественной моделью пространственного континуума: это и физическое, точечное обыденное пространство, ориентирующееся на локальную прикрепленность героев и моделирующееся по принципам реальности (художественный локус прихода, поместья Шенди-Холл, дома, комнаты), и воображаемое, космическое пространство, связанное с категорией сознания автора-рассказчика и фиксируемое им по мере заполненности географическими объектами (планеты, страны, водная стихия).
Однако художественное пространство романа, дублирующее свойства реального и заполненное отдельными предметами (черная лестница, камин, трость, трубка и др.), достаточно редуцировано, обеднено и лишено оттенка живописности (отсутствие пейзажных зарисовок), тогда как преобладающей оказывается нематериализованная форма сознания повествователя. Реально путешествующему герою Дефо, Свифта, Филдинга Стерн противопоставляет индивида, предпочитающего осваивать пространство в своем сознании. Подобный психологический подход ко времени, обнажающий всю богатую вариабельность его форм, нацелен не столько на организацию определенной модели мира, сколько на акцентуацию творческой воли автора-рассказчика в художественной интерпретации пространства и времени.
В фиксируемом автором субъективно-перцептивном начале в подходах к восприятию и осмыслению индивидом реальности, данной ему в субстанционных параметрах пространства и времени, вероятно, ощутима ориентация на соприкосновение эстетики сентиментализма и рококо. Ренессансногуманистическая вера в человека – творца своей судьбы обретает в «Тристраме Шенди» форму утверждения права личности на уникальность собственной точки зрения на мир, возможность по-своему думать о себе и мире, обрести право распоряжаться миром в собственном сознании.
Несмотря на то, что категория «публичного» времени человека имеет в "Тристраме Шенди" укорененные приметы, обобщенные А. Мендилоу, М. Соколянским [8; 29], меняется характер ее зависимости от субъективного времени персонажей. Время социальное скорее оказывается автономным, периферийным фактом внутреннего времени героев в романе, соотносясь с ним не по принципу причинной обусловленности, а в соответствии с законами игровой случайности, столь важной для Стерна.
создаваемого им текста; постоянная фиксация несовпадения временных ритмов реальности и времени написания), становится ключевым в сознании авторарассказчика, приобретая особое значение для его творческой деятельности. В феномене «прочувствования» состояния удовольствия от творчества, позволяющего повествователю манипулировать временем героев, останавливая стрелки часов, вероятно, воплощается идея автора-демиурга не только как всезнающего, но и как вездесущего, что является концептуальной основой истолкования художественного времени и пространства в «Тристраме Шенди».
В романе художественно-образно-игровой тип времени становится доминантным, вбирая и поглощая все остальные многочисленные временные импульсы, становясь объемным и многомерным. В разновекторном потоке стрел времени, отрицающем идею системности и причинности, важным оказывается время текста, аккумулирующего и поглощающего и категорию субъективного индивидуального времени, и концепцию исторической реальности в сознании творца.
Библиографические ссылки
1. Атарова К. Л. Стерн и европейский роман первой четверти XX века// Писатель и жизнь. – М., 1987. – Вып. 2. 2. Атарова К. «Тристрам Шенди» Стерна (Проблемы жанра)// Писатель и жизнь. 1974. – M., I975. 3. Время в романе // Шкловский В. Художественная проза. Размышления и разборы. – М., 1961.
4. Дешковец Н. Феномен игры в романах Лоренса Стерна. Автореф. дис. ... канд. фил. наук. – Минск, 2003.
«Тристрам Шенди»// Вопросы жанра и стиля в русской и зарубежной литературе. – М., 1979.
6. Константиновская Е. Поэтика и этика аукториального повествования: к типологии европейского романа (Филдинг, Стерн, Гоголь). – Куйбышев, 1984.
7. Маевская В. Жанровая зрелость романа Л. Стерна «Тристрам Шенди». – М., 1987.
8. Соколянский М. Образ времени в романе Л. Стерна «Тристрам Шенди»// Образ героя – образ времени. – Воронеж, 1984.
9. Харитонов В. Лоренс Стерн: его современники и продолжатели// Вестник МГУ. Сер. 10. Филология. – 1970. – № 1.
– Hague, 1974.
11. Forster E. Aspects of the Novel. – N. Y., 1927.
12. Freedman W. L. Sterne and the Origins of the Musical Novel. – University of Georgia Press, 1978.
13. From Personal Identity to the Material Text: Sterne, Mackenzie, and Scott// Zimmerman E. The Boundaries of Fiction. History and the Eighteenth-Century British Novel. – Ithaca; N. Y., 1996.
14. Ghent Van D. On Tristram Shandy// Aspects of Time. – Manchester, 1976.
“Tristram Shandy”// Grossvogel D. Limits of the Novel. – Ithaca;L., 1971.
16. Kraft E. Sterne Revisited. – N. Y., 1996.
17. Landa L. Essays in 18th Century English Literature. – Princeton, 1980.
18. Lawlor C. Consuming Time: Narrative and Disease in "Tristram Shady"// Yearbook of English Studies. – 2000. – January 1.
19. Lehman R. Of Time, Personality and the Author// Essays on the 18th Century Novel/ Ed. by R. Spector. – Bloomington; L., 1986.
– New Haven, 1936.
21. Mayuox J. -J. Variations on the Time-Sense in “Tristram Shandy”// The Winged Skull / Ed. by A. Cash, J. Stedmond. – L., 1971.
22. Probyn Cl. English Fiction of the 18th Century. 1700-1789. – N. Y., 1987.
23. Rubin L. Joyce and Sterne: A Study in Affinity// The Hopkins Review III. – Winter 1950. – № 2.
24. Swift and Sterne: the Disturbance of Form // Battestin M. The Providence of Wit: Aspects of Form in Augustan Literature and Arts. – Oxford, 1974.
– L, 1982.
26. Sterne L. Tristram Shandy. – Chatham, 1996.
27. Telling as Showing: Dramatized Narrators, Reliable and Unreliable// Booth W. The Rhetoric of Fiction. – Chicago, 1961. 28. The Beautiful Oblique: “Tristram Shandy”// Spacks P. Imagining a Self. Autobiography and Novel in Eighteenth Century England. – Cambridge; L., 1976.
29. Time, Structure and "Tristram Shandy" // Mendilow A. Time and the Novel. – L., 1952.
30. “Tristram Shandy", the Sentimental Novel, and Sentimentalists // Karl F. The Adversary Literature. The English Novel in the 18th Century. A Study in Genre. – N. Y., 1974.
– Columbia, 1962.
32. Watt I. Introduction// Sterne L. Tristram Shandy. – Houghton Miffin Company, 1965.
33. "Yorick Revisited"// Watkins W. Perilous Balance: The Tragic Genius of Swift, Johnson, and Sterne. – Cambridge, 1939.