Токарева Г. А. д. ф. н., доцент,
(Петропавловск-Камчатский)
ИСТОРИЯ ДРУЖБЫ-ВРАЖДЫ В ЭПИГРАММАХ : УИЛЬЯМ БЛЕЙК И УИЛЬЯМ ХЕЙЛИ.
Электронный журнал кафедры истории зарубежных литератур
Института иностранных языков ДВГУ
http://ifl.wl.dvgu.ru/lithist/stat/tokareva.htm
Поразительная настойчивость, с которой Блейк обращается в своем творчестве к некоторым персоналиям, свидетельствует об особой эмоциональности восприятия личностей поэтом, будь то его современники, с которыми он общался непосредственно, или его оппоненты в вечности - поэты, художники, философы прошлого.
Объектами его сатирических выпадов становятся последовательно Ф. Бэкон и И. Ньютон, Д. Локк и П. Рубенс, и наряду с ними - современники Блейка: Д. Рейнолдс, Стокхард, Флаксман. Особое место в этом ряду занимает фигура Уильяма Хейли, имя которого в истории английской культуры осталось исключительно благодаря тому, что судьба свела его с Уильямом Блейком. В различных источниках мы сталкиваемся с радикально различающимися трактовками личности Хейли. «Нет сомнений в том, что Хейли был деспотичным глупцом», - пишет Ф. Дамон, ( Damon S. F. A Blake Dictionary. The Ideas and Symbols of William Blake / S. F. Damon. - Hanover , London , 1988. - P. 178). « Хейли не был ни глупцом, ни гением, он был человек со вкусом и воспитаниием.., покровителем искусств» ( Frye N. Fearful Symmetry. A Study of William Blake , 1990. - P. 328), - возражает Н. Фрай. Презрительно отзывается о Хейли У. Б. Йейтс: « . некий Хейли, популярный в то время поэт, постоянно плодивший бесконечные потоки стихов, безупречных по форме и смыслу, в то же время абсолютно банальных» ( Йейтс У. Б. Этот странный Уилл Блейк / У. Б. Йейтс // У. Блейк Видения Страшного суда. - М, 2002. - C. 350). Гораздо более снисходителен П. Акройд: «Он (Хейли - Г. Т.) обладал властным и напористым характером, который, впрочем, смягчали дружелюбие и восторженность. Он был деятелен и жизнерадостен, всегда спешил делать добро» ( Акройд П. Блейк/ - М, 2004. - C. 364). Такая оценочная полифония вполне объяснима весьма специфическим отношением Блейка к Хейли, которое может быть определено как «дружба-вражда». В одной из эпиграмм Блейка этот феномен нашел отражение в блестящем каламбуре:
Твоя мне дружба - головная боль,
Будь другом, стать врагом твоим позволь! *
Задача, которую мы ставим в данном небольшом исследовании, связана не столько с фактами биографии Блейка (подробно история взаимоотношений У. Блейка и У. Хейли излагается в монографии М. Бишопа «Блейк и Хейли», Лондон, 1951), сколько с художественной интерпретацией этих фактов в эпиграммах Блейка.
Долгая история короткого жанра эпиграммы восходит к античности. Генезис и история жанра в большей или меньшей степени освещены в работах специалистов по теории литературы. Отметим лишь, что жанр оказался на пересечении целого ряда жанровых образований: элегии, эпитафии, сатиры, пословицы, афоризма, басни. Та или иная степень родства с указанными жанровыми формами проявлялась по мере изменения эстетически-оценочного статуса эпиграммы. Тенденция к переходу эпиграммы в разряд сатирической литературы, обозначившаяся еще в творчестве Марциала, сохранилась и по сей день. Оставаясь в сфере сатирической, жанр то приобретал функции камерной, салонной поэзии (рокайльный период), то выходил на «большую арену» в эпоху значительных социально-политических сдвигов. В литературе эпохи романтизма жанр эпиграммы оказался востребованным в силу ее адресности и максимального субъективизма оценки, что отвечало романтическому требованию внимания к личности, «интимности и приватному лиризму.. романтизма» (Пахсарьян Н. Т. «Французская «легкая» поэзия в эпоху Просвещения/ Сайт Натальи Пахсарьян // htpp :// natapa. msk. ru./ biblio / works / poesie _ legere. htm ).
Многочисленные эпиграммы Блейка на своих идеологических противников, на своих собратьев-художников (а Блейк позиционировал себя, в первую очередь, как художник, и лишь во вторую очередь как поэт), весьма акцидентальны и укрепляют жанр эпиграммы в его статусе «поэзии на случай». Однако язвительный интерес Блейка к У. Хейли неизбывен и постоянен, что вполне объяснимо: Блейк прожил бок о бок с Хейли три года в практически замкнутом пространстве Фелхема, небольшого приморского городка в нескольких десятках милей от Лондона. Всё это время Блейк был вынужден пребывать в роли опекаемого, не слишком удачливого художника и полубезумного поэта.
Разнообразные заказы, которыми обеспечивал Хейли Блейка (миниатюры, портреты, расписные ширмы и веера) носили подчеркнуто ремесленный характер и, безусловно, унижали достоинство Блейка-творца. Хейли же искренне полагал, что совершает благодеяние и, возможно, именно эта уверенность Хейли в своей миссии и раздражала Блейка в наибольшей степени. Он ждал от Хейли дружбы, а получал снисходительное покровительство. Даже исключительная воспитанность Хейли (он слыл в кругу знакомых истинным джентльменом) была забыта Блейком, когда он высказывал патрону свои упреки в предательстве их дружбы. «Мистер Хейли ведет себя как князь», - писал он в одном из писем Томасу Баттсу, своему лондонскому другу. Хейли, не подозревая об амбициозности Блейка, радостно сообщает в одном из своих писем: «В этой деревне живет под моим неусыпным взором замечательное восторженное создание, друг Флаксмана. По профессии он гравер, но он говорит, что я научил его рисовать миниатюры, и правда, он весьма усовершенствовал свои превосходные разносторонние таланты, живя в здешнем уединении» (Цит. по Акройд П. Блейк , c. 376).
Поскольку характер заказов, которые получал Блейк, воспринимался поэтом как личное оскорбление, то вполне вероятно, что именно это чувство заставляло писать Блейка весьма злоречивые эпиграммы на своего патрона. В начале своего пребывания в Фелхеме, когда отношения между Хейли и Блейком еще не были напряженными, он ограничивается весьма безобидной констатацией необходимости салонного расшаркивания с меценатом, но уже выразительность образа, используемого Блейком, дает понять, что подобная форма отношений со своим покровителем для Блейка обременительна.
Эпиграмма адресована «Хейли, коллекционирующему благодарности» - явный выпад по поводу самодовольства патрона.
Я плуту комплименты слал, пока
Моих любезностей не высохла река.
Чем далее, тем более отчетливо выражается в эпиграммах обида Блейка и одновременно его презрение к «эксплуататору» Хейли.
Не угодишь ты Хейли - и будешь сам не рад,
Тебя отправит Хейли прямой дорогой в ад.
Усердья не проявишь - тебе ж в вину зачтут.
Эпиграммы Блейка становятся все более злоречивыми. Известно, что «урожденный кокни» (Н. Фрай), Блейк порой гордился своими плебейскими замашками и эпатировал «почтенную публику», используя в своих сатирических стихотворениях обсценную комику.
Вопит наш Хейли, вытирая попу:
«Гомера удалось улучшить Попу»
(перевод Т. Азаркевич)
В этой «несалонной» эпиграмме подвергнута осмеянию претенциозность Хейли, его не обоснованное с точки зрения Блейка пристрастие к бездарным и скучным поэтам, каковыми Блейк считает Поупа или Клопштока.
уризеновского * рационализма. Но при этом поэт умудряется соединять в малой жанровой форме логико-рационалистические приемы классицистической эпиграммы, берущие свое начало в античности (парадокс, антитеза), и бурную стихию бурлеска и карнавальной вседозволенности. Блестящая по своей логической стройности вышеупомянутая эпиграмма (Твоя мне дружба - головная боль,/Будь другом, стать врагом твоим позволь!) основана на принципе «остроумия», широко трактуемом в классицистической эстетике как атрибут риторики. Учение об остроумии было создано в конце XVII века, как свидетельствуют исследователи, «в значительной мере благодаря специальным трудам теоретиков европейского барокко» ( Сидорченко Л. В. «К теоретико-художественным исканиям в английской литературе XVII века (проблема остроумия) / Л. В. Сидорченко // Проблемы метода и жанра в зарубежной литературе. Межвузовский сборник научных трудов - М., 1985. - С. 6) и было актуализировано классицистами, делавшими ставку на логизированные формы выражения мысли. Поэтическая антитеза, использование устойчивых выражений для достижения комического эффекта - все это приемы «остроумной поэзии».
И рядом - абсолютно карнавальная эпиграмма, содержащая необоснованное поношение, апеллирующее к разряду древних поношений, связанных со сферой пола и соответственно с идеей воспроизводства рода. Совершенно непристойная и оскорбительная с точки зрения аристократа Хейли (впрочем, маловероятно, что она была ему известна), она вполне соответствовала духу народного карнавала или традиции античной словесной буффонады, восходящей к ритуальным очистительным оскорблениям.
Счастливый жребий выпал Хейли - точно знаю:
Мать зачала его, папашу объезжая.
Действительно, спонтанность эмоции в эпиграмме сродни нерегламентированному карнавальному буйству. В поэзии Блейка достаточно много этого дионисийского разгула («Клопшток Англию крыл, как хотел», «Пусть откроют парижские бордели», образ Боулахулы - «чрева человеческого» в поэме «Мильтон» и т. п.). Совершенно ожидаемой оказывается карнавальная стилистика и в блейковских эпиграммах. В то же время приведенная эпиграмма - не просто дань традиции, она вполне содержательна и намекает на сентиментальность, немужественность Хейли. Известно, что меценат был мягкосердечен и часто был просто не в состоянии проявить необходимую решительность. Блейку доводилось пользоваться этим добросердечием, но его уязвленная гордость художника мешала ему оценить эти качества покровителя по достоинству.
некий символ «недружбы».
Не зря я нынче гением прослыл:
У Хейли не в чести и Флаксману не мил.
И вновь Блейк использует прием «от противного» для самоутверждения. Аналогичную структуру имеет целый ряд блейковских эпиграмм, например, эпиграмма в защиту художника Генри Фюзели (Фюсли).
Считаешь ты: талант Фюсли не стоит ничего.
Упреки в предательстве и враждебности бывших друзей становятся общим местом сатирической поэзии Блейка. Достаточно сложно различать, кто является адресатом того или иного опуса. Нарушается один из важнейших принципов эпиграмматической поэтики: принцип потенциальной узнаваемости адресата. Ведь в эпиграмме есть и игровые, и энигматические элементы, предполагающие угадывание адресата, если он не назван напрямую. Вполне вероятно, что следующие эпиграммы могли быть также адресованы Хейли.
Меня он любит, но иначе, чем своих друзей,
Которых любит он лишь ради выгоды своей.
Меня любил он преданно и верно,
О милости к врагу он день и ночь твердил,
И это тот, кто друга не простил!
еще к Хейли со словами искренней благодарности за ту роль, которую тот сыграет в судебном процессе Блейка (Хейли фактически спас Блейка от тюрьмы, и поэт не мог не понимать этого). Одновременно в пророческой поэме «Мильтон», написанной по следам пребывания в Фелхеме, Блейк изобразит Хейли как мифологического Сатану, вероятно, намекая и на его физический недостаток - хромоту. Все это вполне в духе и характера Блейка, и его философии. Для стихийного диалектика Блейка вся динамика бытия предопределена борьбой противоположностей. Всё невечное, преходящее, все «состояния»(states) неизбежно деградируют и должны быть подвергнуты очистительному уничтожению. Процесс не должен быть ограничен разрушительным отрицанием (negation), он подразумевает обязательное возрождение (redemption). Это возрождение принимает форму творческого противостояния, борьбы. Дух всегда стремится к этой борьбе-дружбе («В противоборстве суть истинной дружбы», ( Блейк У. Видения Страшного суда / Блейк У. - М., 2002. - C. 375]), плоть лишена этого стремления, она замкнута в земном существовании. «Наш человеческий дух может поддерживать жестокую борьбу дружеских начал, наша плоть - нет» [ Milton ,44;31-32] * . Движущей силой конфликта Блейк-Хейли поэт, очевидно считал себя, ибо именовал Хейли « corporeal friend , but spiritual enemy », забывая о том, что результативность всякого противостояния во многом зависит от того, насколько достойным окажется противник.
* Здесь и далее, все произведения, кроме специально оговоренных случаев, приводятся в переводе автора статьи. Большинство из них ранее на русский язык не переводились
* По традиции англоязычного блейковедения сноски на крупные эпосы Блейка даются с указанием листа (plate), далее указываются строки.