Токарева Г. А. Макабрические образы и мотивы в поэзии Блейка.

Г. А. Токарева

МАКАБРИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ И МОТИВЫ В ПОЭЗИИ БЛЕЙКА

«плясок смерти», один из древнейших мотивов человеческой культуры, претерпел значительные изменения при переходе его из языческого контекста в христианский. Принципиально различные смыслы «танца мертвецов» в языческих обрядах и назидательного характера жанра dance macabre в эпоху средневековья позволяют рассмотреть этот мотив в творчестве Блейка в соотнесении со «стихийным дионисийством» поэта. Смысл этого понятия заключается в том, что в творчестве Блейка поразительно соединяются идеи неортодоксального христианства и язычества, возникающие в сознании Блейка благодаря глубоким связям его мировоззрения с идеями различных гностических учений. Такой мировоззренческий парадокс позволяет увидеть в произведениях Блейка весьма своеобразное художественное воплощение макабрической традиции. Макабрические мотивы, представленные в творчестве Блейка, являются, по сути, выражением его жизненной философии.

Тема смерти для средневековой дидактической литературы или иконографии была средством нравственного осмысления жизни и деятельности личности на основе христианской традиции противопоставления тела и духа. Нас в большей степени интересует форма представления мотива смерти – танец, пляска – как восходящая к более древней языческой ритуальной культуре. Нет сомнений, что в мотиве пляски, триумфального веселья заложен древнейший смысл борьбы жизни со смертью. Ритуальная практика древности дает многочисленные примеры сопровождения погребения танцами, имеющими магическую природу. Смех как составляющая обряда инициации, перехода от смерти к жизни, сопровождал магическое действо на равных правах с выражением скорби, а в мифе знаки изобилия плоти (еда, питье, половая активность) соседствовали со знаками страдания и мучения плоти (разрезание, разрывание, заглатывание и т. п.). В мифологически ориентированном творчестве Блейка названные мифологемы весьма широко репрезентированы.

хоровод объединяют в реальном или метафорическом кругу умудренных опытом стариков и детей («Звонкий луг», «Песня няни»). Пляска для Блейка – амбивалентная эмоция (радость и агрессия) плюс ритм, своеобразный орнамент, «узор бытия».

Специфическое объединение языческих и христианских мотивов в теме плясок смерти у Блейка превращает ортодоксального зловещего дьявола в кривляющегося шута (один из способов сделать потустороннюю силу нестрашной) и таким образом возвращает ему облик и функции языческого трикстера. Традиция «обезвреживания» Сатаны путем его травестирования была отторгнута официальной христианской культурой и сохранена в культуре народной. В рамках этой традиции образ Христа-судии нередко подменялся и образом Смерти-судии. Такой образ Смерти-судии, с которым Блейк ассоциирует самого себя, появляется в «странном», по определению П. Акройда, стихотворении из книги «Сатирические стихи и эпиграммы». Этот Блейк-Смерть – мифологический оборотень (Twas not a mouse twas Death in disguise), причем нестрашный, а травестированный, кривляющийся, как древний трикстер.

Совсем иного, экзистенциального характера трактовку макабрического мотива мы видим в пророческой книге «Иерусалим», в сцене, когда символические существа пляшут нагими (), их нагота означает освобождение от оков прежнего существования перед лицом нового мира. Человеческие существа противостоят Иегове и его ангелам, так как, по Блейку, виновник страдания людей – именно Иегова, наделивший их смертной плотью. Именно так, в гипертрофированном плясовом ритме, в нарастающей эмоции страдания происходят у Блейка все новые рождения (A weeping Infant in the Gates of Birth). В мифологизированном тексте Блейка интенсифицируется магическая окраска изображенного танца, его вакхический характер. Активизируется мотив расчленения жертвы и гибели плоти (to dance in the Circle …/ to cut the flesh from the Victim /To roast the flesh in fire). Сохранена вся атрибутика магического действа: пляска, кровавое принесение жертвы, ее уничтожение огнем. Онтологически ориентированное понятие «пляски смерти», связанное с феноменом инициационного перехода, обнаруживает обязательное семантическое присоединение к образу «пляски» в виде семы безумия или экстаза.

– образ Боулахулы в поэме «Мильтон». Боулахула – созданная воображением Блейка страна, «чрево человеческое», она воспроизведена как территория рождения и одновременного уничтожения: плоть рождается, чтобы гореть в печи времени; дробиться на наковальне старости, развеиваться кузнечными мехами дыхания судьбы. Совершенно необычна композиция образа Боулахулы. Здесь человек представлен как пожирающий плоть и одновременно является плотью пожираемой. Но там, где страдают разумные существа, облекаемые в плоть и тем самым приготавливаемые к закланию на жертвеннике Смерти, смеются, танцуют и радуются вечной жизни неразумные дети природы – птицы, звери, насекомые, растения. Пляски в Боулахуле собирают вокруг кипящего котла страстей весь природный мир. Только в этом единстве человек способен преодолеть свою личную трагедию, здесь он жаждет слиться с вечностью.