Приглашаем посетить сайт

Чепурина М. Ю. Просвещение и традиционализм в творчестве Э. Н. Ретифа де ля Бретона.

Чепурина М. Ю.
Уральский государственный ниверситет

ПРОСВЕЩЕНИЕ И ТРАДИЦИОНАЛИЗМ

МИР В НОВОЕ ВРЕМЯ

Сборник материалов Девятой всероссийской научной конференции
студентов, аспирантов и молодых ученых по проблемам мировой истории XVI-XXI вв.

Санкт-Петербург 2007 Санкт-Петербургский государственный университет
«Новист»

http://nomi-novist.narod.ru/works.html

Имя Н. Э. Ретифа де ля Бретона (1734-1806) мало известно современному российскому читателю, даже если он интересуется веком Просвещения. В учебниках и справочниках по литературе XVIII в. оно может разве что мелькнуть в ряду забытых авторов. Между тем историки культуры и общественной мысли уже третий век бурно спорят о сути наследия Ретифа.

А наследие это не маленькое. Вполне возможно, что Ретиф был самым плодовитым из французских авторов эпохи Просвещения: с 1767 по 1802 г. он написал целых двести томов. Популярен анекдот о том, как некто повстречал Ретифа с длинной бородой, и тот сказал, что не побреется, пока его роман не будет завершён. На опасения собеседника, что книга может выйти в нескольких томах, писатель преспокойно отвечал, что да, в двенадцати. «На один том у меня уходит два дня» – пояснил он. Де Бретон был профессиональным типографом и сочинял книги прямо в процессе набора. Так что это, вероятно, первый автор, чьи труды никогда не были написаны в буквальном смысле, чьих черновиков мы не увидим.

Пусть частица «де» в имени никого не вводит в заблуждение: Ретиф был сыном крестьянина. Именно простое происхождение определило специфику его творчества. За Ретифом закрепилось данное врагами прозвище Rousseau de ruisseaux (Руссо сточных канав). В начале XIX в. его книги подвергались жёсткой критике как пошлые и грубые. Однако вскоре оказалось, что Бретонн – предшественник Бальзака и Золя, их реализма и натурализма, связанного с социальной проблематикой. В XX в. стало принято рассматривать Ретифа именно как основоположника реалистического романа1 2 , хотя, например, М. Шадурн полагал, что Ретиф самобытен3 . Одной из главных тем произведений этого писателя являлось противостояние города и деревни. «Естественный человек», крестьянин Эдмон, приехавший в Париж, герой самого известного романа де Бретона «Совращённый поселянин», терпел бесчисленные несчастья и делался свидетелем подобных же несчастий остальных, проистекающих из испорченности столичных нравов. В книге «Жизнь отца моего» Бретон вывел образ справедливой, но суровой сельской жизни: на коллоквиуме «Литература, история, политика», состоявшемся в 2006 г., французский исследователь Н. Шапира высказал точку зрения, что это не реальное описание деревенского быта в дореволюционной Франции, а его условное идеальное построение, учитывая то, что рассказчик давно оторван от крестьянской среды 4. Таким образом, представление о Ретифе как об авторе, словно зеркало отражающем реалии своей эпохи (как раз это представление и сделало его объектом интереса более историков, чем литературоведов), поколеблено. Вместе с тем наличие в творчестве этого массового писателя элемента общественной мысли делает его ещё более интересным для иссле-дователя.

В рамках данной статьи мы рассмотрим два малоизвестных романа Ретифа – «Ножка Фаншеттина, или Сирота Французская» и «Невинность в опасности, или чрезвычайные приключения». Первое создано в 1769 г., а на русский переведено в 1774 г. Второе – соответственно в 1779 и 1786 г. Уже сами названия говорят о том, что перед нами – непритязательные по сюжету любовные истории, в которых всё, само собой, кончается отлично. Намного интересней обращать внимание не на ход событий, а на обстоятельства, суждения персонажей, их портреты-типы.

– как, должно быть, и читатель – не чужд мысли Просвещения. Это проявляется отнюдь не в обличении деспотизма и абсолютизма, а во взглядах на литературу. Именно в XVIII в. писатель становится тем властителем умов, каким он остаётся весь следующий век. И именно с помощью книг героиню «Невинности» сначала развращают злоумышленники, а потом перевоспитывают добрые наставники, дающие читать комические оперы и «важные романы». Через книги «сердечные её чувствования стали приходить в прежнее невинное существо»5 – констатирует автор. «Книги, коими многие другие питают только развратные страсти, сластолюбивые чувства… книги её тронули!»6 . Заметим: отношение к роману как к наставнику – черта мировоззрения Просвещения; эта тема хорошо освещена у А. Ф. Строева и Р. Дарнтона 7.

«Ежели бы сия красавица одною улыбкою влюбившихся ободрить похотела, то б из всякого военного сделала б Конде; из стихотворца – Вольтера; из прозаиста – Руссо», – говорит нам Ретиф о Фаншетте, героине второго романа. Стало быть, его массовый читатель знает главных просветителей. Но для него это отнюдь не философы, а авторы романов и стихов. Примечательно, что слово «просвещённый» в книге попадается лишь раз и вот в каком контексте: злой развратник думал, что Фаншетта «просвещённей», так что удивился, когда девушка не поняла, чего он хочет. Зато в деле оспопрививания Ретиф – пропагандист прогресса: в этом же романе вследствие отсталых взглядов матери, привившей только нелюбимую дочь, умирает любимая.

Очень явно видно, кто был целевой аудиторией Ретифа – это люди среднего достатка, городские обыватели. Думается, что именно их взгляды выражает автор, выводя честных бедняков в качестве положительных, а светских щёголей – в качества отрицательных героев. «Нет такого дурака и невежды, как петиметр» ,8 – откровенно заявляет автор. Скромность и другие добродетели простого люда знать, согласно де Бретону, полагает подлыми и жалкими9 10.

«Отметим, – пишет Г. С. Буачидзе, – что Ретиф… придерживался консервативных и даже ретроградных взглядов о том, что касается места и назначения женщины»11 . В 70-х гг., когда эти строки были написаны, отечественные учёные ещё не оперировали понятием «традиционный». Сегодня ряд мотивов в книгах де Бретона мы можем охарактеризовать именно при помощи этого термина. Первым делом, традиционализм взглядов Ретифа выражается в раскрытии темы отношений детей и родителей. Если Фаншетта просто постоянно плачет, что осталась сиротой, то героиня второй книги вот что говорит отцу и матери: «Лучше я хочу быть вам послушною, нежели счастливою»12 . Свою честь обе девушки берегут как зеницу ока. «Совершенный любовник предпочитает честь той, которую он любит, всем своим удовольствиям»13 – нравоучительно отмечает Ретиф. Насколько это отличается от нравов света того времени, показанных, к примеру, Шодерло в «Опасных связях»!

Демонстрирует традиционализм Ретиф и применительно к совсем уж экзотичной для эпохи Просвещения области – сословным рамкам. Его Фаншетта влюбляется в некоего Сатинбурга прежде всего «по приличию» и «привязанности к первобытному состоянию»: и девушка, и парень из торговцев14 . Когда два злодея, Граф с Маркизом, очарованы невинностью Фаншетты и хотят на ней жениться, та ответствует: «Бедная сирота не достойна такой чести, государи», а рассказчик тотчас же желает двум дворянам подыскать достойных жён из ровни15 . В «Невинности» можно найти пояснение взглядам такого противника «Золушек»: «Ежели выберете в замужество девушку, низшего своему состояния, то посрамляете тем равных себе: кто ж станет жениться на тех, коих вы отметаете?.. Всяк должен пребывать в своей степени: нельзя ни возвысить себя, ниже унизить»16 . Наконец, совсем не по-вольтеровски Ретиф переложил развязку своего романа о Фаншетте на хорошего министра: тот внезапно появляется в конце и объявляет, что король давно узнал, кто прав, кто виноват17

против дворянского образа жизни. Читатели Ретифа недовольны многим, что творится в их стране, но, ища защиты от бесчинств аристократов, уповают не на революцию, а всё ещё на «батюшку-царя». Мир города рисуется жестоким, полным испытаний и соблазнов: персонажи и читатели Ретифа противопоставляют этому свой традиционализм. Идея богобоязненной жизни по древним обычаям представляется отнюдь не чем-то ясным и естественным: теперь это орудие, доктрина. Значит, мир вокруг Ретифа уже не был старым, феодальным. Франция стала государством нового времени ещё до Революции, раз взгляды, берущие начало в средних веках, уже нуждались в утверждении и плотно сопрягались с недовольством.

Тематика переплетения элементов традиционного и прогрессивного во взглядах Ретифа де ля Бретона, а также других деятелей времён Просвещения и Французской революции представляется интересным и перспективным направлением исследований.

 

  1. См. напр. Буачидзе Г. С. Ретиф де дя Бретон в России. Тбилиси, 1972; Guillot G. Restif de la Bretonne: un oeuvre écrite par autodéfence? // Les lettres françaises. 1963. № 986; Биографическая библиотека Флорентия Павленкова // http://www.ssga.ru/erudites_info/peoples/zola/part04.html; Литературная энциклопедия // http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le9/le9-6353.htm
  2. Морщихина Л. А. "Южное открытие" Ретифа де ла Бретона. Опыт литературно-философского исследования // http://liberte.newmail.ru/Bretonne.html
  3. é // Revue de Paris. 1957. № 7.
  4. Коллоквиум «Литература, история, политика» // http://www.nlobooks.ru/rus/magazines/nlo/196/197/235
  5. Ретиф Э. Н. Невинность в опасности, или чрезвычайные приключения. СПб., 1786. С. 49.
  6. Ретиф Э. Н. Ножка Фаншеттина, или сирота французская. СПб., 1774. С. 52.
  7. «Те, кто поправляет фортуну». М., 1998; Дарнтон Р. Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры. М, 2002.
  8. … С. 13.
  9. Там же. С. 75.
  10. Там же. С. 108-109, 116-121.
  11. Ретиф Э. Н. Невинность… С. 91.
  12. Ретиф Э. Н. Ножка Фаншеттина… С. 98.
  13. Ретиф Э. Н. Невинность… С. 55-56.
  14. Ретиф Э. Н. Ножка Фаншеттина …С. 349.