ГРАФ ДЕ ВЕРЖЕН: ДИПЛОМАТИЯ СТАТУС-КВО
Первым из старых министров, уволенных молодым королем по вступлении его на престол, был герцог д'Эгильон, занимавший сразу два поста - министра иностранных дел (с июня 1771 г.) и военного министра (с января 1774 г.). Правнучатый племянник кардинала де Ришелье был непопулярен в обществе, особенно после того, как возглавлявшаяся им французская дипломатия ничего не предприняла для предотвращения в 1772 г. раздела Польши между Австрией, Пруссией и Россией. Граф Морепа, доводившийся родственником герцогу д'Эгильону, безуспешно пытался сохранить его хотя бы на одном из занимавшихся им постов, но неожиданно натолкнулся при этом на сопротивление короля и королевы, у которых, впрочем, были различные причины не желать удаления министра. Если Мария Антуанетта страстно мечтала видеть на месте д'Эгильона опального герцога де Шуазеля, то Людовик XVI хотел поставить во главе своей дипломатии нового человека, не связанного с версальской камарильей.
В этой ситуации в очередной раз проявилось малодушие короля, не решившегося прямо сказать д'Эгильону о его отставке. Вот как описывал в шифрованном донесении в Петербург обстоятельства этого дела хорошо информированный князь Барятинский:
"Когда дюк дЭгильон от друзей своих был уведомлен, что королеве удается склонить короля об отрешении его от дел, то он для большего в том удостоверения и дабы опередить короля в его намерении решил откровенно объясниться об этом с Его Величеством. В прошедшую среду, то есть 1-го июня нового стиля, будучи у короля с докладом о делах своего департамента, он выразил Его Величеству особенное свое усердие и ревность к службе, отметив при этом всю тяжесть возложенного на него бремени и выразив надежду быть особенно нужным Его Величеству скорее теперь, нежели в будущем, когда Его Величество войдет в курс дел. Видя же, однако, что Его Величество не имеет к нему той доверенности, каковой требует его должность, и опасаясь ущерба от этого для государственных дел, просит Его Величество об удалении его от руководства обоими департаментами. Король на это ответствовал, что он весьма доволен представленным ему планом управления обоими департаментами, равно как и политической картиной всей Европы, после чего завел посторонний разговор. В результата дюк дЭгильон остался в неведении относительно своей судьбы.
На другой день Его Величество изволил сказать графу Морепа, чтобы тот посоветовал дюку д'Эгильону формально просить увольнения от порученных ему департаментов. Граф Морепа, желая хотя бы отчасти сохранить дюка, спросил короля, идёт ли речь только о военном департаменте, на что король ответил, что он имеет в виду оба департамента (военный и иностранных дел).
Граф Морепа объявил дюку д'Эгильону, что Его Величество, снисходя на его просьбу, увольняет его от всех дел и жалует ему сорок тысяч ливров пансиону, как это обычно дается уволенным министрам. Дюк д'Эгильон, поблагодарив за такую королевскую милость, отказался принять означенный пансион. Говорят, что он собирается ехать в свою деревню Веррет, расположенную на расстоянии трех французских миль от той деревни, где живет дюк Шуазель. Уверяют, что военный департамент доверен будет графу де Муи, который находится теперь вне Парижа при своей должности, и будто бы уже и курьер к нему послан" [
Действительно, сразу же после отставки д'Эгильона король вызвал в Версаль графа де Мюи, губернатора Фландрии, и предложил ему занять пост военного министра. Это был серьезный, хотя и лишенный особых способностей весьма пожилой человек. Когда-то, много лет назад, он был воспитателем покойного дофина-отца, который высоко его ставил и упомянул в своем завещании сыну. Людовику XVI было вполне достаточно одной только этой рекомендации. Однажды, после опалы Шуазеля, Людовик XV уже предлагал де Мюи пост военного министра, хотя граф и не скрывал, что продолжает симпатизировать изгнанным из Франции иезуитам. Однако тогда своенравный граф не принял оказанной милости, так как не желал быть, как все министры, под каблуком у королевской фаворитки мадам дю Барри, которую он откровенно презирал. Теперь же де Мюи с готовностью принял предложение молодого короля.
Его пребывание на посту военного министра было не долгим - чуть более года. В октябре 1775 г. граф де Мюи умер, и на его место был назначен граф де Сен-Жермен, который сумел в условиях острого бюджетного дефицита осуществить военную реформу, сократив численность армии и одновременно повысив ее боеспособность. Если верить сообщениям Барятинского, то при проведении военной реформы новый министр использовал опыт организации русской армии. По своим нравственным качествам граф де Сен-Жермен был сродни Тюрго и Мальзербу. "Поведение графа Сен-Жермена подтверждает, - сообщал в Петербург князь Барятинский, - что он предпочитает пользу службы собственным своим интересам" [
Итак, на должность военного министра у короля была готовая кандидатура, чего нельзя было сказать о министре иностранных дел. "Что касается Иностранного департамента, - докладывал Н. И. Панину из Парижа русский посланник, - то здесь думают, что оный поручен будет барону Бретейлю; однако называют еще графа Вержена, кардинала Берни и маркиза д'0ссюна, нынешнего посла в Испании; некоторые же называют и Шателе, бывшего послом в Англии" [
Была и еще одна кандидатура, усиленно продвигавшаяся самой королевой, герцог де Шуазель-Стенвиль, пребывавший с декабря 1770 г. в опале и ссылке. Мария Антуанетта, действовавшая по советам матери, императрицы Марии Терезии, и направляемая австрийским послом графом Мерси-Аржанто, настойчиво добивалась снятия опалы с Шуазеля и его возвращения на пост министра иностранных дел. Когда же король выразил неудовольствие чрезмерной настойчивостью королевы, Мария Антуанетта, если верить информации Барятинского, ответила, что "она обязана Шуазелю счастьем быть его (короля. - П. Ч.) супругой" [
Столь убедительный довод совершенно обезоружил короля, и он согласился снять опалу с Шуазеля. Но о возвращении его в министерство не могло быть и речи, хотя бы потому, что молодой король был решительным противником так называемой "системы Шуазеля", предполагавшей, среди прочего, оказание политической и финансовой поддержки "историческим союзникам" Франции - Швеции, Польше и Турции. Курс на жесткую экономию бюджетных ресурсов, провозглашенный молодым королем, исключал всякий возврат к разорительной "системе Шуазеля". Об этом определенно выразился и сам Людовик XVI вскоре после вступления на престол. Внимательно следивший за развитием событий российский посланник сообщал по этому поводу в Петербург: "Говорят, будто бы король по окончании заседания Государственного совета изволил рассуждать о системе дюка Шуазеля и сказал, что Франция много издерживает денег понапрасну на субсидии и пенсионы; что-де мне за дело, что Россия имеет войну с Турцией и что в Польше создаются конфедерации, и зачем давать субсидии Швеции и Дании? Я все эти излишние расходы сокращу" [
"Выбирая министра иностранных дел, - отмечал историк французской дипломатии, - Людовик XVI предпочел Вержена... по причине твердости его нравов и ясности его докладов. Новый министр много писал и имел склонность решать все вопросы взвешенно и обстоятельно. Этот порядочный человек, пусть и лишенный гениальности, был полной противоположностью Шуазелю. Он остерегался авантюр и не склонен был доверять амбициозным государям, с которыми обязан был вести переговоры. Возможно, он вынужден был быть более суровым из-за своего предшественника (д'Эгильона. - П. Ч.), скомпрометировавшего себя разделом Польши, и понимал все лицемерие дипломатии Марии Терезии и Иосифа II" [
Существуют две основные версии этого назначения: согласно первой, имя графа Вержена значилось в пресловутом завещании дофина наряду с именами Морепа и де Мюи; согласно второй, его кандидатура могла быть рекомендована графом Морепа, полагавшим, что ему будет легко управлять человеком, вся жизнь которого прошла вдали от Версаля и где он не имеет никаких высоких связей. В этом смысле основной конкурент Вержена, барон де Бретейль, бывший посланник в Петербурге и Вене, внушал Морепа больше беспокойства как своими связями, так и чрезмерными амбициями; к тому же ни для кого в версальских сферах не была секретом приверженность барона "системе Шуазеля".
Назначение Вержена состоялось в первых числах июня. Сообщая об этом в Петербург, князь Барятинский писал: "Снисходя к представлению графа Морепа, король назначил Вержена министром Иностранного департамента... Думают, что тем самым граф Морепа старался не допустить на это место барона Бретейля по той единственной причине, что он имеет здесь многих родственников и всей публикой уважаем, а Вержен, не имея родни и будучи роду не знатного, во всем от него зависеть будет" [
Шарль Гравье, граф де Вержен родился в 1717 г. в семье президента Дижонского парламента. Успешным началом карьеры он был обязан дяде, видному дипломату, маркизу де Шавиньи, в свою очередь выдвиженцу кардинала Дюбуа, министра иностранных дел в 1718-1723 гг. Юный Вержен сопровождал Шавиньи в его посольстве в Португалию в 1740 - 1749 гг., побывал с ним же с чрезвычайной миссией в Германии в 1744 г. В 1750 г. граф де Вержен получил первый самостоятельный пост, став посланником в Трире. В этом качестве он принимал участие в дипломатическом конгрессе в Ганновере.
В 1755 г. Людовик XV доверил Вержену одно из важнейших посольств, отправив его своим представителем в Константинополь, где ему предстояло пробыть более 12 лет. Здесь в полной мере раскрылись способности Вержена, сумевшего переиграть своего русского коллегу Алексея Михайловича Обрескова в крайне ответственный момент, когда Россия, готовившаяся вмешаться в польские дела, была заинтересована в нейтральной позиции Оттоманской Порты. Осенью 1768 г. Вержену удалось склонить султана к объявлению войны Екатерине II в то самое время, когда императрица всеми силами хотела ее избежать. Казалось бы, Людовик XV и министр иностранных дел герцог де Шуазель должны были быть довольны графом Верженом. Однако 30 октября 1768 г., в самый ответственный момент, когда со дня на день ожидалось объявление султаном войны России, граф Вержен неожиданно был отозван со своего поста. Всемогущий Шуазель всегда недолюбливал Вержена и только искал случая избавиться от него. Вержен был обвинен в медлительности и даже в бездеятельности, в том, что он плохо справляется с порученным ему делом. Это была очевидная несправедливость. В результате лавры "героя" русско-турецкой войны, разгоревшейся вскоре после отъезда Вержена из Константинополя, достались его преемнику, графу де Сен-При.
К отставке заслуженного дипломата привели и некоторые обстоятельства личной жизни Вержена. Дело в том, что серьезный и осмотрительный Вержен, к тому же закоренелый холостяк, в 50 с лишним лет встретил в Константинополе и без памяти влюбился в "прекрасную османку" (в действительности - гречанку). Все бы ничего, но после нескольких лет нескрываемой связи граф де Вержен, посол Его Величества Христианнейшего короля Франции, вздумал жениться на ней - дочери мелкого ремесленника, вдове лекаря. Решение Вержена было бесповоротным, хотя он отчетливо сознавал, что жена никогда не будет признана в Версале. Создалась реальная угроза для всей его дальнейшей карьеры. Тем не менее Вержен обвенчался в Константинополе со своей избранницей - к изумлению членов здешнего дипломатического корпуса, к негодованию версальского двора и к тайной радости своего недруга-министра.
В ноябре 1768 г. граф и графиня де Вержен вернулись во Францию. Здесь их, разумеется, никто не хотел принимать, кроме самых близких друзей опального дипломата. И лишь падение Шуазеля в декабре 1770 г. вернуло Вержену надежду на возвращение в дипломатию. Действительно, Людовик XV вскоре вспомнил о том, кто столько сделал для разжигания все еще продолжавшейся русско-турецкой войны, безусловно осложнявшей реализацию планов Екатерины II в Европе. 21 марта 1771 г. граф де Вержен был назначен послом в Стокгольм, где, как в 60-е годы в Константинополе, развернулась закулисная борьба между французской и российской дипломатиями за влияние в Швеции.
Впрочем, вспомнить о Вержене королю помог шведский кронпринц Густав, гостивший в начале 1771 г. во Франции. Здесь же, во Франции, кронпринц узнал о смерти своего отца и о том, что он провозглашен новым королем Швеции под именем Густава III. Молодой шведский король хорошо знал и высоко ценил графа Вержена. Он обратился к Людовику XV с просьбой направить Вержена послом в Швецию. Разумеется, эта просьба была немедленно удовлетворена.
В Стокгольме, как и прежде в Константинополе, Вержен, пользуясь особым расположением короля, сумел обойти российского посланника графа И. А. Остермана, будущего вице-канцлера. Он сыграл важную роль в подготовке государственного переворота, осуществленного Густавом III 19 августа 1772 г. с целью укрепления королевской и консолидации государственной власти в Швеции, к явному неудовольствию Екатерины II, желавшей сохранения там конституции 1720 г., значительно ослабившей власть короля. Здесь, в Стокгольме, Вержена и застало известие о смерти Людовика XV. Вскоре он получил эдикт Людовика XVI о своем неожиданном назначении министром иностранных дел. В последних числах июня 1774 г. граф де Вержен покинул Швецию и отбыл на родину. До его прибытия временное руководство иностранными делами было возложено на государственного секретаря Бертена.
Граф де Вержен официально приступил к обязанностям 21 июля 1774 г. Иностранные дипломаты поспешили поделиться со своими дворами первыми впечатлениями о новом министре. Не был исключением и российский посланник. "От роду ему, графу Вержену, пятьдесят шесть лет, однако на вид ему не более сорока пяти. Обращения, как кажется, учтивого и простого", - сообщал Барятинский Панину в депеше от 21 июля 1774 г. [
Вот что писал об этом в Петербург российский посланник: "Уверяют, что граф Вержен, будучи в первый раз в Статском совете, обнаружил свои отличные способности и великое знание интересов и настоящего положения европейских держав, и будто бы граф Морепа не весьма тем был доволен, ибо он не чаял найти в нем столько достоинств, почему и надеялся всегда держать его в зависимости от себя... Утверждают также, - продолжал Барятинский, - что отменные качества графа Вержена возбудили и в других зависть и якобы эти его завистники изыскивают способы к его огорчению через женщин. В самом деле, придворные дамы уже говорят, что они с женой графа Вержена обращаться не станут, потому что она не знатного роду. Вашему сиятельству известно, - заключал свое донесение Панину князь Барятинский, - что она гречанка" [
Еще до приезда Вержена из Стокгольма граф Морепа, пользуясь своим влиянием на неопытного в делах Людовика XVI, установил такой порядок, при котором министры не имели прямого доступа к королю, а должны были предварительно делать доклады ему, Морепа, хотя формально он и не был главой кабинета.
Вержен держался с достоинством, словно не замечая завязавшихся вокруг него интриг и нападок недоброжелателей. Единственно, что в действительности создавало ему трудности в работе, так это чрезмерная, ревнивая и зачастую некомпетентная опека со стороны Морепа, очень скоро переросшая в едва скрываемую враждебность. "Кредит графа Морепа, - сообщал в Петербург Барятинский, - достиг такой степени, что его почитают как первого министра, ибо граф Вержен и дюк де Ла Врильер никаких докладов королю не делают по делам своих департаментов без предварительного о том сообщения графу Морепа" [
Чувствуя доверенность короля к Вержену, Морепа проникался к последнему все большей неприязнью, не оставшейся не замеченной внимательными наблюдателями. "Граф Морепа преуспеет в своих происках, ибо кредит его у короля так велик, что он на все склонить его может", - отмечал Барятинский [
Старый политикан не гнушался даже столь недостойными методами, как интриги против супруги Вержена, которую по-прежнему отказывались принимать при дворе. Российский посланник писал по этому поводу из Фонтенбло 16 октября 1774 г.: "Вчера все чужестранные министры (послы и посланники. - П. Ч.) времени не была еще представлена ко двору, и думают, что она никогда не будет иметь сей чести, что приписывают стараниям графа Морепа, который всячески старается вытеснить его (Вержена. - П. Ч.) с его поста и для сего старается сим его оскорблять, не находя никакого другого предлога к его устранению, ибо как в делах, так и во всем его поведении граф Вержен весьма осторожно поступает. Поскольку же граф Вержен не имеет при дворе ни родственников, ни надежных друзей по недавнему его здесь пребыванию, то и начинают уже в публике назначать на его место аббата Бери, который' был в Риме аудитором; к тому же сей последний находится в тесной дружбе с графом Морепа и жаждет играть какую-либо знатную роль" [
По всей видимости, участившиеся и к тому же необоснованные нападки Морепа на министра иностранных дел вызвали недовольство короля, проникавшегося все большим доверием к графу де Вержену, компетентность и безукоризненное поведение которого внушали Людовику XVI искреннее уважение и даже симпатию. В конечном счете король вынужден был поставить предел вмешательству Морепа в дела министерства иностранных дел и взять Вержена под защиту. В шифрованном донесении Панину от 20 октября 1774 г. Барятинский сообщал: "Холодность между графом Морепа и Верженом весьма приметна. В свое время я доносил вашему сиятельству, что граф Вержен при вступлении на свою нынешнюю должность ходил с делами сначала к Морепа, а потом только к королю. Теперь же уверяют, что он не делает более никаких докладов Морепа по своему департаменту" [
Когда в 1776 г. последовал министерский кризис и в отставку ушли Мальзерб и Тюрго, граф Вержен не только сохранил пост, но и укрепил свои позиции. Сообщая в Петербург о последствиях отставки Тюрго для судьбы всего кабинета, российский посланник отмечал: "Король весьма доволен графом Верженом и почитает его скромным и способным к делам" [
Год от года положение графа Вержена все более упрочивалось. Он пережил все правительственные реорганизации и многих недоброжелателей, оказавшись политическим долгожителем и догадавшись умереть за два года до крушения Старого порядка во Франции.
С первых дней пребывания на министерском посту он начал кропотливую работу по созданию того, что позднее назовут "системой Вержена". Новый министр, за плечами которого было 30 лет безупречной дипломатической службы, свободно ориентировался в хитросплетениях европейской политики. Куда меньше он представлял себе, пока не стал министром, истинное положение своей страны, оказавшейся на грани финансового банкротства в результате безалаберного правления Людовика XV. Одной из причин глубокого кризиса - и Вержен это понял только по возвращении на родину - была амбициозная внешняя политика покойного короля. Возглавляя посольства в Константинополе, а затем в Стокгольме, Вержен и не подозревал, что щедрые субсидии, предоставлявшиеся версальским двором польским конфедератам, Швеции и Дании, та материально-техническая помощь, которую Франция оказывала Турции на всем протяжении русско-турецкой войны 1768-1774 гг., выделялись, можно сказать, из ее последних ресурсов, неотвратимо приближая финансовый крах.
наведением порядка в финансах и в дворцовом ведомстве, Вержену было поручено пересмотреть приоритеты внешней политики. Ориентирами для нового руководителя французской дипломатии послужили, с одной стороны, резкая критика Людовиком XVI системы Шуазеля, прозвучавшая на одном из первых заседаний обновленного Государственного совета, а с другой - курс на жесткую экономию бюджетных средств, провозглашенный королем и твердо проводившийся генеральным контролером финансов Тюрго.
Краеугольным камнем внешней политики Франции со времен "исторического примирения" Бурбонов и Габсбургов в ходе Семилетней войны 1756-1763 гг. был союз с Австрией, имевший одновременно антипрусскую и антианглийскую направленность. Вержен знал, что Людовик XVI, а в еще большей степени Мария Антуанетта, уже получившая при версальском дворе прозвище "Австриячка", желали бы сохранить австрийский альянс. Не подвергая сомнению этот основополагающий выбор, новый министр иностранных дел постепенно сумел внушить не искушенному в делах молодому королю, что союз с Австрией вовсе не означает безоговорочного обслуживания интересов венского двора в ущерб интересам Франции.
В данном вопросе Вержен проявлял максимум деликатности и осторожности, учитывая высокую степень заинтересованности в нем королевы, действовавшей зачастую - и это не было секретом в Версале - по советам графа Мерси-Аржанто, австрийского посла и доверенного человека императрицы Марии Терезии. Людовик XVI искренне любил жену и именно поэтому, как слабохарактерный человек, боялся подпасть под ее влияние. На всем протяжении своего царствования он старался по возможности не вводить королеву в курс важнейших политических вопросов, опасаясь внешнего на нее (и на себя) влияния. К тому же король помнил, что его покойный отец никогда не был приверженцем союза с Австрией. Все это, и прежде всего неопытность молодого короля, вскоре доверившегося своему министру иностранных дел, облегчало нелегкую миссию графа Вержена по демонтированию системы Шуазеля, основанной на союзе с Австрией.
Для исправления "австрийского" крена во внешней политике Франции и одновременно в целях придания большей устойчивости европейской политической системе граф Вержен считал необходимым и даже полезным разморозить отношения с Пруссией, основательно испорченные со времен Семилетней войны. При этом он вовсе не намеревался заменить австрийский альянс на прусский - Вержен пытался лишь сбалансировать французскую внешнюю политику. Со своей стороны Фридрих II с воцарением Людовика XVI предпринял активные действия с целью расстройства франко-австрийского союза, и не только по каналам официальной дипломатии, но и при посредничестве двух своих горячих приверженцев во Франции - барона Мельхиора Гримма и Клода Рюльера, известного историка и писателя.
"короля-философа" из Сан Суси, но он все же считал полезным для интересов Франции нормализовать отношения с Пруссией, рассматривая ее как некий противовес Австрии. В Мемуаре, составленном для короля 8 декабря 1774 г., Вержен отмечал, что необходимо внимательно следить за поведением Фридриха II, неоднократно нарушавшего мир в Европе, и по возможности ограничивать его опасные амбиции, но вместе с тем, подчеркивал глава французской дипломатии, "сохранение нынешней мощи короля Пруссии представляется даже полезным в качестве барьера против австрийских амбиций" [
"Историческим противником" Франции, по мнению Вержена, продолжала оставаться Англия, отнявшая у нее Канаду и другие северо-американские колонии. Министр даже считал неизбежным новое столкновение двух давних антагонистов, хотя и не мог предполагать, что это произойдет так скоро, уже в 1778 г. Постоянно имея в виду такую реальную возможность, Вержен стремился к тому, чтобы Франция сохраняла силы и не распыляла их ради чужих интересов - австрийских, прусских, шведских или турецких. "Вержен никогда не мог и помыслить о том, что он может действовать в чьих-либо интересах, кроме французских", - отмечал историк французской дипломатии [
усилия, настойчивое стремление любой ценой сохранить мир в Европе - таковы основные элементы системы Вержена, сформировавшейся уже к концу 1774 г. и определявшей внешнюю политику Франции вплоть до падения Старого порядка. "Дипломатия статус-кво", проводимая графом Верженом на посту министра иностранных дел Франции в 1774- 1787 гг., не была делом свободного выбора министра или самого короля. Она являлась следствием трезвой оценки ограниченных возможностей Франции, переживавшей глубокий финансовый и политический кризис, влиять, как прежде, на положение дел в Европе. Любой военный конфликт и тем более война на континенте были чреваты для ослабевшей Франции самыми непредсказуемыми последствиями, и, напротив, сохранение мира в Европе, по глубокому убеждению Вержена, давало Франции шансы со временем выйти из кризиса. Одним словом, режим жесткой экономии, введенный Людовиком XVI после вступления на трон, был распространен и на внешнюю политику Франции, которая должна была быть приведена в соответствие с реальными материальными возможностями страны. Основные положения новой дипломатии, которую условно можно назвать "дипломатией статус-кво", были сформулированы Верженом в Мемуаре от 8 декабря 1774 г., адресованном Людовику XVI.
Взятый графом Верженом и одобренный королем новый внешнеполитический курс. довольно быстро и правильно был понят русским посланником при версальском дворе князем Барятинским. В шифрованной депеше вице-канцлеру Остерману он писал в начале 1775 г.: "Здешний двор желает надолго остаться в покое и, если можно, ни в какие посторонние дела не вмешиваться. Король и граф Морепа все внимание обратили на внутренние дела, кои в немалом расстройстве, особенно в финансах, в военном и морском департаментах... От графа Вержена, как по тихости его нрава, так и по малому при дворе кредиту, никаких дальновидных замыслов ожидать не можно" [
Однако уже скоро Барятинский, верно оценивший дипломатию Вержена, будет сообщать о растущем влиянии Вержена на короля. Не в последнюю очередь, разумеется, российского посланника интересовал вопрос о том, какой линии молодой король и его министр иностранных дел будут придерживаться в отношениях с Россией.
Уже первые шаги Людовика XVI и главы его дипломатии свидетельствовали о желании нормализовать отношения с Россией. Такое пожелание содержалось в "Известительной грамоте" Людовика XVI, направленной 12 мая 1774 г. Екатерине II в связи с кончиной Людовика XV [
В то время как Людовик XV и его дипломатия занимали весьма двусмысленную позицию в связи с пугачевским бунтом в России, [
3 ноября 1774 г. в реляции Екатерине II князь Барятинский сообщил, что Людовик XVI лично говорил с ним об аресте главаря мятежников, что должно было подчеркнуть внимание Христианнейшего короля к заботам его "любезнейшей сестры и приятельницы". "Третьего дня, - писал Барятинский, - я Его Величеству, что этим же утром получил я о том письмо от Вашего Императорского Величества и господина вице-канцлера" [
Императрице, безусловно, было приятно узнать о благожелательной по отношению к ней позиции молодого короля Франции в пугачевском деле, тем более что его предшественник, как ей сообщали ее дипломаты из Парижа и Вены, чуть ли не пытался наладить тайные контакты с "маркизом Пугачевым"...
положить конец субсидированию противников России - Швеции и польских конфедератов. Когда в конце лета 1774 г. во Францию с просьбой о финансовой помощи прибыли представители польских конфедератов, враждебно относившихся к России, граф Вержен отказал им [
Конечно же прекращение субсидирования давних союзников было для Франции мерой вынужденной, во многом продиктованной финансовыми трудностями, но само по себе оно создавало предпосылки для нормализации отношений с Россией.
отношения, - безопасность и территориальная целостность Речи Посполитой, исторического союзника Франции на востоке. Теперь, особенно после вступления на престол Людовика XVI, в Версале хотели бы знать, удовлетворится ли Екатерина II доставшейся ей при разделе частью прежних польских владений или она пойдет дальше, вплоть до ликвидации польской государственности. Тот же самый вопрос вставал и применительно к другой давней союзнице Франции - Оттоманской Порте, потерявшей в результате русско-турецкой войны 1768-1774 гг. контроль над Северным Причерноморьем. Вержен пытался понять, захочет ли российская императрица закрепить сложившееся в результате первого раздела Польши (1772 г.) и Кючук-Кайнарджийского мирного договора с Турцией (1774 г.) новое европейское равновесие или она и впредь будет его нарушать.