Приглашаем посетить сайт

Черкасов П. П. Людовик XVI и Екатерина II (1774-1776 гг.).
Маркиз де Жюинье

МАРКИЗ ДЕ ЖЮИНЬЕ

Помочь министру найти ответ на этот основополагающий вопрос должен был полномочный представитель Франции в России. Новая политика требовала новых людей. Французский посланник Дюран, находившийся в Петербурге с 1772 г., а до этого долгое время служивший в Польше, был слишком заангажирован в борьбе, которую дипломатия Людовика XV вела против России.

В декабре 1774 г. Вержен проинформировал Барятинского о намерении короля отозвать из Петербурга Дюрана и назначить на его место маркиза де Жюинье, полевого маршала королевской армии. Сообщая Панину эту новость, князь Барятинский писал: "Назначение к высочайшему нашему двору маркиза де Жюинье не все здесь одобряют, полагая, что много есть к сему месту способнее его. Я его персонально не знаю, и ни в одном доме мне не случалось быть с ним вместе. Меня уверяют, что в публике имеет он весьма хорошую репутацию, как в рассуждении его ума, так и поведения. Говорят, что на военной службе он проявил себя с лучшей стороны, но в дипломатической никогда не был употреблен. Ему сорок лет, характер имеет серьезный. Родом не из первых фамилий, но из старых хороших бургундских дворян. Графу Вержену приходится свойственником, и сам по себе достаточен. Граф Вержен, объявляя мне о его назначении, сказал: я-де надеюсь, что сим выбором у вас будут довольны" [110]. По всей видимости, выбор Вержена пал на маркиза де Жюинье по двум обстоятельствам: во-первых, маркиз был новым и, следовательно, непредвзятым человеком на дипломатической службе, поэтому от него можно было ожидать более объективной информации о внутреннем положении России и намерениях императрицы Екатерины в области внешней политики; во-вторых, он доводился родственником министру, чувствовавшему свое одиночество в Версале и нуждавшемуся в надежных помощниках.

Назначению маркиза де Жюинье посланником в Россию сопутствовали интриги противников полевого маршала и самого Вержена. Как только при версальском дворе стало известно о намерении короля отозвать Дюрана из Петербурга, объявилось, как уверял Барятинский, около 130 претендентов на столь почетную вакансию. "Я имел уже честь, - писал он, - доносить вашему сиятельству, что назначение маркиза де Жюинье на место Дюрана не все здесь одобряют. Все те, кто уже занимал посольские должности при чужестранных дворах, а теперь пребывают здесь без дела, считают себя обиженными и открыто жалуются на графа Вержена. Граф Монтемар, брат бывшего военного министра, который был посланником при кельнском курфюрсте, на приватной аудиенции у короля подал на этот счет жалобу Его Величеству, сказав, что он тем обижен. Говорят, что граф де Боклей по той же самой причине просил короля об отзыве его из Регенсбурга (в надежде получить назначение в Петербург. - П. Ч.). Число недовольных, желающих получить сей пост, достигает ста тридцати человек, причем большая часть из них имеют при дворе протекцию и родственников и, следовательно, могли иметь к тому надежду. О маркизе де Жюинье, - продолжал Барятинский, - Никто здесь и не думал, чтобы он в сие место был назначен, и полагают, что в его годы поздно уже сию карьеру начинать, а особенно при нашем высочайшем дворе. По всем этим причинам надеются на то, что его все же не назначат, но я лично думаю, что все эти разговоры не заслуживают внимания, так как всеми он (Жюинье. - П. Ч.) признан за добродетельного и способного человека... Я несколько раз уже с ним виделся и полагаю, что лет ему около пятидесяти, нрава он скромного и тихого, не словоохотлив и изъясняется с трудностью, особенно в первый момент" [111].

Как ни странно, но кандидатуру Жюинье поддержал бывший основной соперник графа Вержена в борьбе за портфель министра иностранных дел барон де Бретейль, имевший опыт работы в России в начале 60-х годов. Барятинский сообщил вице-канцлеру Остерману о беседе, которую он имел с бароном, где речь зашла и о маркизе де Жюинье. "Мы надеемся, - сказал Бретейль, - что этим назначением Ее Императорское Величество будет удостоверена в нашем намерении и желании сохранить между обоими дворами доброе согласие. Мы знаем, что Ее Величество (Екатерина II. - П. Ч.) (французов. - П. Ч.) несколько ветреными, и по этой причине ей было бы неугодно, если бы отсюда в качестве посланника был направлен какой-либо молодой вертопрашный человек. Маркиз же де Жюинъе - человек преисполненный добродетелями, а нрава весьма тихого и скромного. Правда, в делах он совсем неопытен, но так как с вашей стороны до сего времени не оказывается ни малейшего желания к сближению обоих дворов, то и не предвидится, чтобы ему (Жюинье. - П. Ч.) пришлось вести с вами какие-либо переговоры", - не без иронии заметил Бретейль [112]. Это был недвусмысленный намек на то, что в Версале нет более никаких предубеждений против России и будущее франко-русских отношений зависит прежде всего от благорасположения русской императрицы.

В начале июня 1775 г. маркиз де Жюинье в сопровождении своего секретаря, шевалье Буре де Корберона, выехал из Парижа, держа путь через Вену и Варшаву в Москву, где в это время находился двор Екатерины II. В инструкции, которой должен был следовать новый французский посланник, еще не говорилось о налаживании политического сотрудничества между Францией и Россией, но выражалась готовность Людовика XVI к нормализации довольно прохладных двусторонних отношений, высказывалось желание молодого короля рассеять предубеждения и недоразумения, накопившиеся в этих отношениях за десятилетия правления его предшественника, наконец, выражалась готовность к переговорам о заключении торгового договора между двумя странами [113]. "Король, - говорилось в инструкции, - поручает своему полномочному министру уничтожить личные предубеждения императрицы против нас, приведшие к охлаждению между двумя дворами. Он (Жюинье. - П. Ч.) постарается разъяснить, что в поведении короля и поведении его министра не было ни намека на враждебность, что король отдает справедливость талантам и образу мыслей русской императрицы, что он желает пребывать с ней в дружбе и часто сожалел, что отношения его с императрицей не так близки, как того требовали бы интересы двух государств, что поведение короля будет все больше и больше убеждать государыню в искренности его расположения, если и она со своей стороны будет выказывать те же чувства" [114].

Красной нитью в этом документе проходила мысль о заинтересованности Франции в поддержании мира и спокойствия на континенте, что являлось основополагающим пунктом "дипломатии статус-кво", олицетворявшейся Людовиком XVI и министром иностранных дел графом Верженом. "Если мы желаем видеть больше доверия между нами и Россией, - гласила инструкция, - то не столько для нашей собственной выгоды, сколько для сохранения мира, столь необходимого для счастья человечества" [115]. Здесь можно только напомнить, что сохранение мира в Европе полностью отвечало внутренним потребностям ослабевшей Франции.

Маркизу Жюинъе было указано, что союз с Австрией остается краеугольным камнем внешней политики Франции, "так как король видит в нем залог всеобщего блага для Европы и одновременно - спокойствия обоих государств" [116].

Особое же беспокойство во Франции вызывала так называемая "Северная система" графа Панина, предусматривавшая союз России, Пруссии и Англии с привлечением ряда государств европейского севера - Польши, Саксонии, Дании и др. - против государств юга, входивших в так называемый "Семейный пакт", - Франции, Испании и Австрии. Ось "Северной системы", или "аккорта", как тогда говорили, составляли союзные отношения между Петербургом и Берлином.

Маркизу де Жюинье было поручено постараться убедить Екатерину II в том, что чрезмерное усиление Пруссии опасно не только для европейского равновесия, но и для русских интересов, особенно после того как Пруссия была допущена к разделу Польши. Естественным противовесом такой угрозе могло бы стать сближение России с Францией и Австрией.

"Претензии берлинского двора, - говорилось по этому поводу в инструкции новому французскому посланнику, - становятся с каждым днем все опаснее, дружба его - все деспотичнее, и не исключено, что Екатерина II, обратившись к истинным интересам своей империи, умерив свое честолюбие, успокоившись в своих враждебных чувствах, увидит, что она более не нуждается в короле прусском, что она слишком способствовала возрастанию его могущества, что она приобрела себе в Польше опасного конкурента, которого она должна была устранить от дел королевства, что она доставила ему средства присвоить себе торговлю с поляками, что она дала прусскому королю возможность содержать сухопутную армию громадных размеров, а также создать морское могущество, которое даст ему еще одно средство напасть на Россию и отделить ее от остальной Европы, наконец, что она доставила этому предприимчивому королю средства играть первую роль на Севере, где Россия до сих пор имела неограниченное влияние. Столь очевидные результаты многих ошибок не ускользнут от проницательного ума Екатерины II, когда она спокойно начнет обдумывать прошедшее, настоящее и будущее. Можно предвидеть, что рано или поздно желание разрушить свое дело (речь идет о союзе с Пруссией. - П. Ч.) придет на смену необдуманному покровительству, которое она своими действиями оказывала естественному врагу России... Она (Екатерина. - П. Ч.) поймет, что единственное средство остановить чрезмерное возрастание прусского могущества - это противодействие короля и что совместными усилиями Франция и Россия воздвигнут непреодолимую преграду прусской жадности" [117].

Намереваясь расстроить "Северную систему", авторство которой не без оснований приписывалось Н. И. Панину, глава французской дипломатии советовал посланнику обратить особое внимание на нового любимца императрицы, Григория Александровича Потемкина, чей фавор обещал быть длительным и основательным. В лице Потемкина граф Вержен надеялся обрести в Петербурге противовес влиянию Панина с его губительной для интересов Франции привязанностью к Пруссии и Англии. "Возможно, - гласила инструкция, полученная маркизом Жюинье, - что новый фаворит (Потемкин. - П. Ч.) захочет изменить систему, которой столь привержена до настоящего времени его государыня, заменив ее новой, более соответствующей истинным интересам (Российской. - П. Ч.) империи. Некоторые его (Потемкина. - П. Ч.) высказывания позволяют предположить такую возможность" [

12 августа 1775 г. маркиз де Жюинье прибыл в Москву, а 28 августа получил аудиенцию у Екатерины II, которой вручил свои верительные грамоты. "Я был тронут тем радушием, с которым она меня приняла", - писал Жюинье в депеше Вержену [119]. Здесь же он сообщил о переменах в Коллегии иностранных дел, где князя Александра Михайловича Голицына на посту вице-канцлера сменил граф Иван Андреевич Остерман. В этом же первом донесении маркиз Жюинье, желая, видимо, сделать приятное министру, поспешил сообщить ему и об "ожидаемом в самом ближайшем будущем падении г-на Панина" [120]. Это была далеко не единственная дезинформация из французского посольства в России относительно судьбы русского министра, который благополучно просидит на своем посту вплоть до начала 80-х годов. С прибытием маркиза Жюинье в Москву его предшественник Дюран вскоре выехал из России.

Обстоятельства миссии маркиза Жюинье в России (1775-1777 гг.) довольно живо, хотя и весьма поверхностно описаны в мемуарах его секретаря, шевалье Буре де Корберона. Не лишены интереса первые впечатления наблюдательного шевалье о Екатерине II. "Государыня эта, - писал секретарь французского посольства, - имеет в высшей степени величественный вид, и в выражении ее лица благородство слито с любезностью" [121]. А вот что он писал впоследствии в донесении графу Вержену: "Мне кажется, что Екатерина II - быть может, скорее умная женщина, чем великая государыня, - уловила характер народа, которым она правит. Эта изумительная государыня, законодательница и воительница, всегда, однако, остающаяся женщиной, представляет собой невиданное и непоследовательное сочетание мужества и слабости, познаний и неосведомленности, твердости и нерешимости" [122].

С самого начала маркиз Жюинье произвел весьма благоприятное впечатление на императрицу. "Ваш Жюинье приехал, - писала она Мельхиору Гримму. - Он не имеет вида ветреника. Я молю Бога, чтоб Он возвысил его ум над пустыми мечтами, горячкой, грубыми и тяжелыми клеветами, глупостью его предшественников и чтоб он предохранил его от желчи и черной ипохондрии маленькой министерской канальи, бывшей до него. Этот человек нравится мне, он кроткий и не злой. Ваш маркиз Жюинье кажется мне честным и порядочным человеком, и я думаю, что он неспособен лгать. Правда, что он служит при министре (Вержене. - П. Ч.), наиболее почтенном из когда-либо бывших, и, ухаживая за которым, думаю, не нужно прибегать к желчи и злости для поддержания его принципов" [123].

Жюинье сохранял благорасположение императрицы в течение всего пребывания в России. Екатерина II искренне сожалела, когда осенью 1777 г. маркиз Жюинье по состоянию здоровья оставил свой пост и вернулся во Францию. Впоследствии она не раз вспоминала о нем с самыми добрыми чувствами. "Я всегда рада, когда мне говорят о Жюинье, потому что это очень честный человек, и он изменил здесь тон своих предшественников", - писала Екатерина в 1781 г. [124] Забегая вперед, можно отметить, что личные качества первого посланника Людовика XVI в России, сумевшего расположить к себе Екатерину II, обычно не жаловавшую французских дипломатов, сыграли немалую роль в смягчении климата отношений между Россией и Францией.

Вскоре по приезде в Москву маркиз Жюинье получил от графа Вержена письмо, содержание которого должно было быть весьма приятно императрице и ее министрам, так как речь в нем едва ли не впервые со времен Петра Великого шла о признании особых интересов России в Польше. Разумеется, французскому посланнику поручили довести до сведения Екатерины II изменившуюся позицию Франции по столь щекотливому для ее интересов и самолюбия вопросу. "Так как одна из главных причин предубеждения против нас Екатерины заключается в том, что Франция постоянно противодействовала всем ее мероприятиям в Польше, - отмечалось в письме министра, - король дает вам право сказать в удобную минуту, что мы не считаем ее влияние в этой республике (в Польше. - П. Ч.) опасным для сохранения мира и равновесия, что, напротив, мы считаем это влияние одним из самых надежных средств сдерживать честолюбие других соседей Польши" [125].

Намек на "других соседей Польши" был более чем прозрачным. Франция соглашалась признать русские интересы в Польше, но не интересы Пруссии. После отказа в субсидиях польским конфедератам это был очередной жест доброй воли новой версальской дипломатии по отношению к петербургскому двору. Людовик XVI и Вержен очень хотели быть услышанными Екатериной II и графом Паниным в их призывах к закреплению сложившегося в результате раздела Польши и Кючук-Кайнарджийского договора нового равновесия в Европе, где значительно возросла роль России.

От молодого версальского двора потребуется еще немало усилий и доказательств искреннего желания улучшить отношения с Россией, прежде чем ему удастся рассеять устойчивое предубеждение Екатерины II в отношении французской внешней политики, слишком долго и целенаправленно стремившейся вытеснить Россию на задворки Европы. Русская императрица следила за первыми шагами молодого короля Франции со смешанным чувством недоверчивого интереса. В письме к своей корреспондентке г-же Бьельке 28 августа 1774 г. Екатерина писала: "Кстати, что говорят в ваших краях о новом французском дворе? Я видела газету, в которой находили, что он еще зелен и не дозрел; это показалось мне забавным" [126]. А пять лет спустя императрица уже уверенно писала Гримму: "Я считаю настолько хорошим все, что делается в царствование Людовика XVI, что мне хочется бранить тех, кто порицает его" [127].

Тенденция к нормализации русско-французских отношений, наметившаяся со вступлением на престол в мае 1774 г. Людовика XVI, получила свое развитие на рубеже 70-80-х годов и была закреплена в "Трактате дружбы, торговли и мореплавания" между Россией и Францией, заключенном 11 января 1787 г.

 

Литература

1. См.:

 

Безобразов П. В. О сношениях России с Францией. М., 1892;

Грюнвальд К. Франко-русские союзы. М., 1968 (пер, с франц.);

 

 

 

Черкасов П. П. Двуглавый орел и Королевские лилии. Становление русско-французских отношений в XVIII веке. 1700-1775. М., 1995.

2. Recueil des Instructions donnees aux ambassadeurs et ministres de France depuis les Traites de Westphalie jusqu'a la Revolution francaise. - Avec une Introduction et des notes par A, Rambaud. T. 9. Russie (1748-1789). Paris, 1890, p. 213-215.

3. Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ), ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 287, л. 27-29. И. С. Барятинский - Екатерине II, 30 апреля - 1 мая 1774 г.

5. Там же, д. 291, л. 104. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 8 мая (27 апреля) 1774 г.

6. Цит. по: Цвейг С. Мария Антуанетта. Портрет ординарного характера. М., 1990, с. 96.

7. АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 291, л. 108. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 12(1) мая 1774 г.

8. Там же, л. 126. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 26(15) мая 1774 г.

9. Рокэн Ф. Движение общественной мысли во Франции в XVIII веке. 1715-1789 гг. СПб., 1902. с. 336-337.

10. Цит. по: Geoffroy et d' Ametti. Marie Antoinette, т. 2. Paris, 1875, p. 231.

11. АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, on. 93/6, д. 295, л. 23.

12. Сборник Императорского Русского Исторического Общества (далее - Сборник РИО), т, 1-148, СПб., 1867-1916: т. 13, с. 408. Российская императрица имела все основания высказаться столь едко по адресу покойного Христианнейшего короля, которого ее постоянный корреспондент Мельхиор Гримм в переписке с Екатериной тщетно пытался отнести к числу "самых крупных философов своего времени" (см. письмо Гримма Екатерине II от 29 августа 1780 г. - Сборник РИО, т. 44, с. 99.). Еще 12 октября 1768 г. выписанный из Англии доктор Димсдаль сделал прививку от оспы самой Екатерине, а затем и ее сыну, великому князю Павлу Петровичу. Это был первый случай оспопрививания в России.

13. Грюнвальд К. Указ. соч., с. 56.

14. Recueil des Instructions... т. 9, p. XLIX.

15. Rain P. La diplomatic francaise d' Henri IV a Vergennes. Paris, 1945, p. 264.

16. Валишевский К. Роман императрицы. М., 1990, с. 8.

17. Сборник РИО, т. 10, с. 31.

18. Цит. по: Бочкарен В. Екатерина и Франция, [б. м.], 1912, с. 28.

19. Сборник РИО, т. 23, с. 102.

20. Валишевский К. Указ. соч., с. 84.

21. Соловьев С. М. Сочинения, в 18 кн., кн. XIII. М., 1994, с. 467-468.

22. Валишевский К. Указ. соч., с. 298.

23. Archives des Affaires Etrangeres. Correspondance politique. Russie. 1762, v. 70, f. 153 verso - 154.

25. АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 200, л. 75, 78.

26. Oeuvres de Voltaire, т. 62. Paris, 1832, p. 31 1-312.

27. АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 201, л. 6, 8.

28. Там же, д. 211, л. 20, 23.

29. Там же, д. 201, л. 30 об-31.

30. Переписку Екатерины II с Гриммом см. Сборник РИО, т. 23, 33, 44.

31. АВПРИ, ф. Сношения. России с Францией, оп. 93/6, д. 244, л. 30.

32. См. Черкасов П. П. Двуглавый орел и Королевские лилии, с. 347.

33. Цит. по: Иконников B. C. Значение царствования Екатерины II. Киев, 1897, с. 57.

34. Cм.: Larmere Ch. de. La France et la Russie au XVIIIe siecle Etudes d' histoire et de litterature franco-russe. Reimpression de l'edition de Paris, 1909. Geneve, 1970: Карп С. Я. Французские просветители и Россия. Исследования и новые материалы по истории русско-французских культурных связей второй половины XVIII века. М., 1998.

35. Rain P. Ор. cit., р. 280.

36. Черкасов П. П. Людовик XV и Емельян Пугачев: Французская дипломатия и восстание Пугачева. По документам дипломатических архивов Франции и России. - Россия и Франция. XVIII-XX века, вып. 2. М., 1998, с. 21-46.

37. Подробно об этом см.: Черкасов П. П. Двуглавый орел и Королевские лилии..., с. 47, 251-252, 291-293, 298-302.

38. Петр I после посещения им Франции в 1717 г. мечтал устроить брак своей дочери Елизаветы с Людовиком XV. Он, а затем и Екатерина I вели безуспешные переговоры на эту тему с версальским двором, где в конечном счете отвергли русскую невесту, недвусмысленно намекнув на ее низкое (по матери) происхождение. Предпочтение было отдано дочери изгнанного Петром из Польши короля Станислава Лещинского. Что касается Елизаветы Петровны, то она через всю жизнь пронесла самые теплые (и не разделенные) чувства к тому, кто так и не стал ее мужем, и кого она знала только по портретам и официальной переписке. Не лишним в этой связи будет напомнить, что Людовик XV считался самым красивым мужчиной Франции и одним из первых красавцев в Европе, а Елизавета Петровна никогда не была равнодушна к мужской красоте.

39. Об отношении Екатерины II к Людовику XV подробно см. Черкасов П. П. Двуглавый орел и Королевские лилии, с. 282-302.

40. Цит. по Fay В. Louis XVI ou la fin d'un monde. Paris, 1966, p. 101.

41. Ibid., р. 45. 172

42. Lever Е. Louis XVI. Paris, 1985, р. 48.

43. Цит. по: Lever Е. Ор. cit., p. 36.

45. Цвейг С. Указ. соч.. с. 50, 54.

46. Lever E. Op. Cit., p. 294.

47. О благожелательной реакции общественного мнения Франции на воцарение Людовика XVI можно судить, в частности, по сообщениям в Петербург русского посланника в Париже князя И. С. Барятинского. См.: Вступление на трон Людовика XVI. Донесения русского посланника во Франции князя И. С. Барятинского (май - июнь 1774 г.). Из фондов Архива внешней политики Российской империи. Публикация и комментарий П. П. Черкасова. - Россия и Франция: XVIII-XX века, вып. 2, с. 63-80.

48. Level Е. Ор. cit., р. 80.

49. Segur Comte de. Memoires ou Souvenirs et anecdotes, т. 1. Paris, 1825, p. 26.

50. Grimm. Correspondance litteraire, т. 8. Paris, 1829-1831, p. 383.

51. Testament politique du Cardinal de Richelieu. Paris, 1947, p. 204-205.

52. Парижский парламент, отказывавшийся утверждать финансовые аферы Людовика XV, был распущен королем по инициативе канцлера Мопу, а 130 его членов отправлены в ссылку. Вместо распущенного парламента король сформировал новый, так называемый "парламент Мопу", непользовавшийся доверием общества. См. об этом: Egret. J. Louis XV et l'opposition parlementaire 1715-1774. Paris, 1970.

53. Рокэн Ф. Указ. соч., с. 340-341.

55. Там же, л. 114об. -115.

56. Там же, д. 287, л. 56об. И. С. Барятинский - Екатерине II, 19(8) мая 1774 г.

57. Там же, д. 291, л. 126об. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 26(15) мая 1774 г.

58. Там же, л. 128-128об. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 29(18) мая 1774 г.

60. Там же, д. 291, л. 110об. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 12(1) мая 1774 г.

61. Там же, д. 291, л. 128об. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 29(18) мая 1774 г.

62. Там же, д. 292, л. 1. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 12(1) июня 1774 г.

63. Там же, д. 303, л. 134об. -135. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 19(8) ноября 1775 г.

65. См. Там же, д. 292, л. 50-50об.; 89-89 об.;д. 293, л. 7-8 и др.

66. Там же, д. 292, л. 43. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 14(3) июля 1774 г.

67. Там же, л. 64. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 24(13) июля 1774 г.

68. Там же, д. 312, л. 141об. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 27(6) января 1776 г.

70. Там же, л. 98об-99. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 27(17) августа 1774 г.

71. Там же, л. 56об. -57. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 21(10) июля 1774 г.

72. Там же, д. 293, л. 21об. -22. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 2 октября (21 сентября) 1774 г.

73. Цит. по: Рокэн Ф. Указ. соч., с. 361.

75. АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 312, л. 11. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 21(10) января 1776 г.

76. Там же, л. 13-13об. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 25(14) января 1776 г.

77. Там же, д. 303, л. 127. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 7 мая (26 апреля) 1775 г.

78. Там же, л. 150об. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 1 июня (21 мая) 1775 г.

80. Подробнее см. Фор Э. Опала Тюрго. 12 мая 1776 г. М., 1979.

81. Lever Е. Ор cit., р. 242.

82. Voltaire. Correspondance generale, т. XVI. Paris, 1784-1785, p. 177.

83. Lever Е. Ор. cit., р. 242.

85. Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ), ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 291. л. 132-134. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 5 июня (25 мая) 1774 г.

86. Там же, д. 303, л. 177. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 9 ноября. (29 октября) 1775 г.

87. Там же, д. 291, л. 134. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 5 июня (25 мая) 1774 г.

88. Там же, л. 124 об. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 26(15) мая 1774 г. Дело в том, что брак будущего Людовика XVI и эрцгерцогини Марии Антуанетты Габсбургской в 1770 г. был устроен стараниями герцога де Шуазеля, желавшего закрепить этим франко-австрийский союз, возникший в 1756 г., в преддверии Семилетней войны.

90. Rain P. La diplomatic francaise d'Henri IV a Vergennes. Paris, 1945, p. 292.

91. АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 291, л. 137. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 9 июня (29 мая) 1774 г.

92. Там же, д. 292, л. 54 об. -55. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 21 (10) июля 1774 г.

93. Там же, л. 72-72 об. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 4 августа (24 июля) 1774 г.

95. Там же, л. 94. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 25 (14) августа 1774 г.

96. Там же, д. 293, л. 35-35 об. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 16 (5) октября 1774 r.

97. Там же, л. 37 об. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 20 (9) октября 1774 г.

98. Там же, д. 312, л. 117 об. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 2 июня (22 мая) 1776 г.

100. Ibidem.

101. АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 302, л. 34-34 об. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 5 февраля (25 января) 1775 г.

102. Текст см.: там же, д. 290, л. 6-7.

103. Там же, д. 288, л. 27-27 об. И. С. Барятинский - Екатерине II, 28 (17) июля 1774 г.

105. См. Черкасов П. П. Людовик XV и Емельян Пугачев: французская дипломатия и восстание Пугачева. По документам дипломатических архивов Франции и России. - Россия и Франция. XVIII-XX века, вып. 2. М., 1998, с. 20-46.

106. Archives des Affaires Etrangeres (далее - AAE). Correspondance politique. Russie. 1774, v. 96, f. 338. Вержен - Дюрану, 5 октября 1774 г.

107. АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 289, л. 9-9 об. И. С. Барятинский - Екатерине II, 3 ноября (23 октября) 1774 г.

108. Там же, д. 292, л. 115 об. -1 16. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 8 сентября (28 августа) 1774 г.

там же, л. 111-112 об. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 27 (16) апреля 1775 г.; там же, д. 303, л. 83-83 об. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 17 (6) сентября 1775 r.

110. Там же, д. 293, л. 86-86 об. И. С. Барятинский - Н. И. Панину, 29 (18) декабря 1774 г.

111. Там же, д. 302, л. 1-2а. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 15 (4) января 1775 r.

112. Там же, л. 21-22. И. С. Барятинский - И. А. Остерману, 29 (18) января 1775 г.

113. Полный текст инструкции от 25 мая 1775 г., составленной графом де Верженом для маркиза де Жюинье см.: Recueil des instructions donnees aus ambassadeurs et ministres de France depuis les traites de Westphalie jusgu'a la Revolution franсaise. T. 9. Russie. - Avec une Introduction et des notes par Alfred Rambaud. Paris, 1890, p. 309-323.

115. Ibid., p. 315.

116. Ibidem.

117. Ibid, р. 313-318.

118. Ibid., р. 316.

120. Ibid., f. 456.

121. Un diplomate franсais a la cour de Catherine II. 1775-1780. Journal intime du chevalier de Corberon, charge d'affaires de France en Russie, т. 1-2. Paris, 1901; т. I, p. 80.

122. Ibidem.

123. Сборник Императорского Русского исторического общества (далее - Сборник РИО), т. 1-148. СПб. 1867-1916; т. 23, с. 31, 34, 38.

125. Recueil des instructions..., т. 9, p. 326-327. Вержен-Жюинье, 3 сентября 1775 г.

126. Сборник РИО, т. 13, с. 438.

127. Из письма Мельхиору Гримму от 5 июля 1779 г. - Сборник РИО, т. 23, с. 150.