Приглашаем посетить сайт

Гордон Л. С.: История Франции. Просвещение.

ПРОСВЕЩЕНИЕ

В: "История Франции" в трех томах.

Изд. "Наука", М., 1972 т. 1, ч. 7.

автор - Л. С. Гордон

http://www.photonik.ru/ru/all/37-francehistory/69-fr14

Общественно-политические процессы нашли свое отражение в идеологической борьбе - в оживлении идейной жизни, в появле­нии целой плеяды мыслителей, ставивших в своем творчестве са­мые острые проблемы философии, социологии, искусства и т. п. XVIII век во Франции поэтому носит имя века Просвещения, и писатели этой эпохи известны в русской исторической лите­ратуре под общим именем просветителей. Ф. Энгельс писал об их деятельности: «Религия, понимание природы, общество, государ­ственный строй - все было подвергнуто самой беспощадной кри­тике; все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него» 53.

Но это не означает, что просветители были единомышленни­ками во всем: понимая гнилость режима, который надо было еще свалить, одни предлагали скромные реформы, другие же ставили вопрос о решительной ломке существующего строя. Выступая вмес­те против изжившего себя феодально-абсолютистского строя, одни думали о его замене «разумным» устройством, не подозревая, что «это царство разума было не чем иным, как идеализированным царством буржуазии» 54, другие выдвигали идею глубокого соци­ального переустройства мира. Литература эпохи Просвещения яв­лялась ареной ожесточенной идейной борьбы. Просветители об­суждали и оспаривали проблемы собственности и отношения к на­роду, их мнения разделялись по вопросу о том, давать ли народу полноту истины или оставить ее привилегией избранных; одни из них делали ставку на просвещенный абсолютизм, надеясь с по­мощью «философа на троне» устранить наиболее вопиющие язвы режима, другие же готовы были искать выход в народном вос­стании или даже во всеевропейской революции. Отсюда - острая полемичность их произведений.

­щин) привело к весьма развитому книгопечатанию, и если пра­вительство боролось со смелой мыслью, отправляя писателей в Бастилию и сжигая их книги на костре, то это вызвало лишь расцвет торговли потаенной книгой, печатавшейся в типографиях Голландии, Женевы или Авиньона и контрабандой проникавшей во Францию. Поэтому, по свидетельству современников, книги просветителей были у всех на руках55.

Одним из зачинателей французского Просвещения по праву считается скромный сельский кюре Жан Мелье (1664-1729), со­чинение которого «Завещание» не было опубликовано при жизни автора, но, переписанное им самим в трех экземплярах, стало распространяться по Франции в рукописных копиях. Сын дере­венского кустаря, Мелье хорошо знал жизнь и нужду народных низов Франции; его «Завещание» остро критикует не только фео­дально-абсолютистский строй, но и основы общества, построен­ного на присвоении одними результатов труда других, на господ­стве привилегированных (по знатности или по богатству) над народом. Кюре из Этрепиньи выступал как убежденный и после­довательный безбожник. Обличая алчность и лицемерие духовен­ства, он подчеркивал связь церкви с королевской властью как опоры тирании, как орудия угнетения народа. «Религия,- пишет Мелье,- поддерживает даже самое дурное правительство, а пра­вительство в свою очередь поддерживает даже самую нелепую, самую глупую религию...»56 Мелье высказывался не только про­тив французского абсолютизма, но и против частной собственно­сти. По его мнению, «зло, принятое и узаконенное почти во всем мире, заключается в том, что люди присваивают себе в частную собственность блага и богатства земли, тогда как все должны были бы владеть ими сообща на равных правах и поль­зоваться ими точно так же на одинаковом положении и сооб­ща» 57.

Мелье стремился просветить народ, чтобы побудить его совер­шить революцию. Он призывал своих современников: «Постарай­тесь объединиться, сколько вас есть, вы и вам подобные, чтобы окончательно стряхнуть с себя иго тиранического господства,... нис­провергните повсюду все эти троны несправедливости и нечестия, разможжите все эти коронованные головы, сбейте гордость и спесь со всех ваших тиранов»58.

К революции в XVIII в. призывали немногие. Мелье был одним из первых мыслителей, смело поста­вивших вопрос о насильственном освобождении от тирании.

«Завещание» Мелье начало расхо­диться в списках по стране, в Париже был опубликован «По­литический опыт о коммерции»59 экономиста Жана-Франсуа Мелона (?-1738 гг.). Признавая, что труд может явиться источни­ком богатства, он ставил вопрос о том, как из этой способности труда обеспечить извлечение максимальной прибыли - а это, сего точки зрения, и является основной целью экономической жизни. Поэтому он чрезвычайно высоко оценивал владельцев мануфактур. «Мануфактурист,- пишет Мелон,- заслуживает всяческого вни­мания законодателя»60. Стремясь обеспечить мануфактуристу большие прибыли, Мелон предлагал ввести во Франции юриди­чески закрепленное рабство для рабочих. Мелон доходил до того, что объявлял рабство лучшим уделом для рабочего, чем наемный труд: «Во всяком случае, он может быть уверен, что его будут кор­мить, когда немощь или старость сделают его неспособным к рабо­те». Предвидя возражения рабочих против своего проекта, Мелон пишет: «Предоставить суждение по вопросу о рабстве самим ра­бам, а не хозяевам, значит плохо разбираться в политике вообще. Поставьте вопрос, должны ли быть батраки, слуги, солдаты мили­ции, и представьте им судить: они все предложат равенство. Но так как законодатель знает невозможность этого равенства, ему и надлежит судить о том, какое подчинение лучше обеспечивает спо­койствие и благополучие нации в целом»61.

Шарль Луи Монтескье, барон де ла Бред де Секонда (1689- 1755 гг.), занимавший видный пост в провинциальном управле­нии Франции (сначала советник, а потом президент бордоского парламента), писатель, социолог и историк, был выдающимся представителем просветительского движения во Франции. В ано­нимном романе «Персидские письма» (1721 г.) он создал острую сатиру на феодально-абсолютистский строй, высмеяв бездарность государственного управления, нелепые и дорогостоящие прихо­ти двора, религиозную нетерпимость и т. п. В «Рассуждении о причинах величия и упадка римлян» (1734 г.) он делал попытку объяснить историю Рима, обходясь одними естественными при­чинами, отбрасывая теологическое объяснение исторического про­цесса. Но наибольшее впечатление на современников произвел его теоретический трактат «О духе законов», опубликованный им ано­нимно в Женеве (1748 г.).

Главное в учении Монтескье - различение трех форм государ­ственного управления: деспотии, основой которой является страх, монархии, основанной на «принципе чести», и республики, по­коящейся на добродетели. Признавая теоретически преимущество республики, Монтескье объявлял ее осуществимой только в малых странах; деспотия же, по его учению, характерна для огромных государств Востока - Персии, Индии, Китая и т. п. Наиболее пригодной для Франции формой правления объявлялась, таким образом, монархия. При этом Монтескье желал перенести на ро­дину идеализируемые им особенности английского государствен­ного устройства, выдвигая учение о благотворном значении раз­деления властей на независимые, но контролирующие друг друга инстанции - законодательную, исполнительную и судебную.

­ми, хотя они и проникнуты духом компромисса. Не признавая революционных методов борьбы, Монтескье все же пытался по­ставить преграду законов на пути произвола власти. Поэтому его учение нашло много сторонников среди либеральных верхов. Оно отразилось в американской конституции и в ряде конститу­ционных документов первых этапов французской революции.

Но среди современников были и критики Монтескье: особые возражения среди просветителей радикально-демократического крыла вызвали его метафизические положения о трех принципах государственного управления. Так, революционно настроенный Ла-бомель писал: «В Европе больше нет ни монархии, ни демокра­тии, ни деспотизма. Сегодня все - торговля... Прибыль стала принципом всех государств» 62. ­ражения («Собственность - вот дух законов»63) выставил Ленге, отточенную формулировку которого так высоко оценил К. Маркс 64.

Из всех французских просветителей наибольшее влияние на современников оказал Вольтер (Франсуа-Мари Аруэ, 1694- 1778), чьим именем иногда обозначают всю эпоху Просвещения 65.

­ного таланта, оставивший глубокий след в развитии общественной мысли своего времени во Франции и далеко за ее пределами.

Всю свою долгую творческую жизнь, начавшуюся в 1717 г. трагедией «Эдип», Вольтер отдал борьбе против религиозного фа­натизма, против остатков крепостничества во Франции, против придворной камарильи, против бессмысленности войны. Его «Фи­лософские письма» (1734), опубликованные им после трехлетнего пребывания в Англии, противопоставляли (с позиций, враждебных абсолютизму) английские порядки, английскую философию (Локк), науку (Ньютон) и литературу (Свифт, Поп) француз­ским. Читателя тех лет поражала казавшаяся тогда крайне сме­лой мысль автора: «Не знаю, кто полезней для государства,- отлично напудренный сеньер, точно знающий, в котором часу ко­роль встает и в котором ложится, и напускающий на себя важный вид, играя роль раба в прихожей какого-нибудь министра, или негоциант, обогащающий свою страну, рассылающий из своей конто­ры приказы Сурагу и Каиру и содействующий счастью вселенной» 66.

Этими строками Вольтера верхушка третьего сословия заявля­ла свои претензии на господство в стране. Абсолютистское пра­вительство ответило на это конфискацией и сожжением книги, автору же пришлось спасаться на окраине Франции, в Лотарин­гии, где он провел (с короткими перерывами) около 15 лет. И раньше, и позже Вольтер подвергался гонениям властей; в мо­лодости он узнал казематы Бастилии, позже предпочел не испы­тывать судьбу и последние десятилетия жизни провел в положе­нии изгнанника на самой границе Франции и Женевы, в Фернейском поместье. Лишь весной 1778 г. он снова приехал в сто­лицу. Париж устроил ему торжественную встречу, но через три месяца он умер.

Вольтер выступал крайне активно во всех жанрах, берясь ре­шать проблемы современных точных наук («Основы физики Нью­тона»), истории («Опыт о нраве и духе народов», «Век Людови­ка XIV» и др.), философии («Философский словарь»). Кроме того, Вольтер - зачинатель и мастер нового жанра, философской повести («Задиг», «Кандид», «Белый бык» и др.), в которой ос­новные идеи Просвещения представали перед читателем в доступ­ной и блистательно-остроумной форме. Он известен и как блестя­щий поэт-сатирик («Орлеанская девственница»), мастер велико­лепных трагедий, долго шедших на сценах театров всего мира. Осо­бенно выдвинула Вольтера в глазах современников предпринятая им защита жертв католической церкви (Каласа, Сирвена и Лабарра); мужественно, смело он боролся против могущественной церкви.

Следует, однако, отметить, что Вольтер был все же чужд низам третьего сословия; так, оставаясь деистом, он считал религию необходимой для «простонародья». Отсюда его формула: «Если бы бога не было, его следовало бы изобрести». Еще более откровенные мысли о роли, отведенной народу, высказаны им в статье «Собствен­ность»: «Нужны люди, не имеющие ничего, кроме своих рук и доброй воли... Они будут свободны продавать свой труд тому, кто захочет его лучше оплатить. Эта свобода заменит им собственность» 67­ных лишь в наше время. Так, на ряде книг его библиотеки обнару­живается надпись «опасная книга», а на книге Неккера «О за­конодательстве и торговле зерном», высоко оцененной К. Марк­сом 68, Вольтер надписал со страхом: «Эта книга была бы очень опасной, если бы народ умел читать» 69. Однако огромное влия­ние Вольтера на современников и последующие поколения опре­делялось не столько его позитивными взглядами, сколько тем ду­хом вольнолюбивого, насмешливого сомнения во всех законах и нормах старого мира, которое рождало блещущее талантом, иро­нией, умом его яркое творчество.

Громадное значение в развитии просветительской идеологии имел философ-материалист и писатель большого таланта Дени Ди­дро (1713-1784), создатель и многолетний редактор знаменитой «Энциклопедии наук, искусств и ремесел», ставшей чем-то вроде идейного штаба третьесословной мысли. Среди сотрудников «Эн­циклопедии» были Монтескье, Гюрго, Вольтер, Руссо, Даламбер, все самые крупные мыслители эпохи, ученые, инженеры, врачи и т. д.

Новым в «Энциклопедии» было ее подчеркнутое (даже в наз­вании) внимание к ремеслам, технике и т. п. Дидро сам изучал вопросы технологии и ряд статей заказал никому не известным авторам, мастерам различных отраслей производства, квалифици­рованным рабочим и т. д. «Энциклопедия» была одновременно справочным, научным и полемическим изданием. Многое, чего ав­торы не могли написать из опасения цензурных преследований, было высказано намеком и в таком виде доходило до читате­лей, умевших понимать недосказанное. Но реакция не упускала случая помешать публикации «Энциклопедии»: ее дважды запре­щали (в 1752 и 1759 гг.), многие статьи искажались и смягча­лись (тайно от Дидро) его издателем Лебретоном 70.

­ро довел издание до конца, выпустив с 1751 по 1772 г. 28 томов (17 томов текста и 11 томов иллюстраций и гравюр).

Большое внимание в «Энциклопедии» было уделено социаль­ной проблематике - в той мере, как это было допустимо для под­цензурного издания. И здесь ясней всего вырисовывается новизна и смелость - и вместе с тем ограниченность -этой чисто бур­жуазной идеологии. Крайне характерно, например, принципиальное положение, обнаруживаемое в сугубо практической по характеру статье самого Дидро «Кредит». «Наиболее надежным гарантом, который могут иметь люди в своих взаимных обязательствах, яв­ляется- после религии-выгода»71. И хотя лично Дидро порой выражал какие-то смутные симпатии взглядам утопистов XVIII в.72, в целом «Энциклопедия» отстаивала идеал некоей «демократической монархии», основанной на «разумных» началах частной собственности и умеряемой сочувствием народу 73 .

Дидро также выступил как художественный критик, пропаган­дируя (в рукописной «Литературной корреспонденции» Мельхиора Гримма, рассылаемой избранным коронованным подписчикам раз­личных европейских дворов) новое - третьесословное по содержа­нию - искусство. Выступая против галантного, откровенно эроти­ческого искусства аристократических салонов и против помпезно-парадных картин, украшающих дворцы, он призывал художников обратиться к иному жанру: «Мне по душе этот жанр - нраво­учительная живопись. И так уже кисть долгие годы была по­священа восхвалению разврата и порока» 74. ­зом, требовал от художника правдивого и морально здорового отражения жизни.

Около Дидро и «Энциклопедии» группировался кружок фи­лософов-материалистов, именуемых «энциклопедистами», хотя не все они сотрудничали в этом издании. Из этого кружка едино­мышленников нужно в первую очередь отметить Гольбаха (1723- 1789) и Гельвеция (1715-1771), оставивших заметный след в развитии материалистической мысли. Гольбах также известен как одни из крупнейших воинствующих атеистов своего века; в от­личие от Вольтера, он выступал не только против фанатизма и нетерпимости католической церкви, но и против религии вообще, отрицая существование бога.

Его антирелигиозные памфлеты не потеряли своей остроты до настоящего времени; когда Ленин ре­комендовал учиться у публицистики атеистов XVIII века75, он, несомненно, имел в виду работы Гольбаха.

­ниченность, по словам Энгельса, «. заключалась в неспособности его понять мир как процесс»76 ­листы XVIII в. остались в пределах материализма механического, а в вопросе о структуре и сути общества они находились в пле­ну идеализма и так и не вышли за пределы положения о том, что взгляды людей предопределяют законы, а законы предопре­деляют их взгляды.

Политические взгляды Гольбаха и Гельвеция отличались уме­ренностью. Гольбах писал, что социальное «неравенство является опорой общества... Благодаря различию людей и их неравенству слабый вынужден прибегать к защите сильного; оно же застав­ляет последнего прибегать к знаниям, мастерству более слабого, если он их считает полезным для самого себя»77.

Гельвеций очень близок Гольбаху и как философ, и как со­циальный мыслитель78. Однако в своем обосновании этики как высшего социального закона он вносит новые понятия, доводя учение утилитаристов до последовательного конца. Утверждая, что «единственным критерием поступков человека является интерес» 79, он приходил к выводу о том, что «польза есть принцип всех человеческих добродетелей и основание всех законодательств» 80­ный) принцип «пользы» выдвигался как критерий новой этики и нового - еще не осуществленного, но нетерпеливо ожидаемого - законодательства.

С «Энциклопедией» была тесно связана и группа экономистов-физиократов. Крупнейшие из них - Франсуа Кенэ (1694- 1774) и Тюрго - кроме сотрудничества в «Энциклопедии» оста­вили значительные теоретические труды По словам Маркса, их теория была выражением «нового капиталистического общества, пробивающего себе дорогу в рамках феодального общества» 81. По его мнению, это «делает их настоящими отцами современной политическои экономии»82 .

Физиократы выдвигали идеал общества, основанного на ча­стной собственности и наемном труде; они проповедовали пере­ход на капиталистический (фермерский) способ ведения сельского хозяйства. Они выступали сторонниками свободы предпринима­тельской инициативы и требовали от правительства невмешатель­ства в экономическую жизнь: отсюда их знаменитый лозунг «Laissez faire, laissez passer», т. е. «предоставьте свободу действо­вать». В своем труде «Размышления об образовании и распределе­нии богатств» Тюрго писал, выражая претензии верхушки третьего сословия: «Класс собственников есть единственный, который не вынужден добывать средства к существованию... Вследствие этого он может быть использован для таких главных потребностей об­щества, как война и руководство правосудием, посредством лич­ной службы или уплатой части своих доходов, с помощью ко­торых государство или общество нанимает людей для выполнения этой функции» 83. В этих словах отчетливо видно, что деньги уже претендуют на власть: класс собственников стремится оттеснить дворянство от управления страной.

­ственной мысли - эгалитаризма. Сын женевского ремесленника, рано встретившийся с нуждой, он был сначала незаметным сотруд­ником «Энциклопедии» и впервые привлек к себе внимание сочи­нением по конкурсу, объявленному Дижонской академией на тему: «Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов?» (1750). На этот вопрос Руссо ответил трактатом, в ко­тором читателю сообщалось, что наука и искусство только «об­вивают гирляндами цветов оковывающие людей железные цепи, заглушают в них естественное чувство свободы, для которой они, казалось бы, рождены, заставляют их любить свое рабство и создают так называемые цивилизованные народы» 84. С этим трак­татом в идейную борьбу эпохи вступал новый социальный слой - трудовые низы третьего сословия.

Идеи Руссо, высказанные затем в статье «О политической эко­номии» («Энциклопедия», 1754) и в работах «Рассуждение о про­исхождении и основах неравенства среди людей» (1754), «Об общественном договоре» (1762) и др., сначала произвели на сов­ременников впечатление смелых парадоксов. Дидро счел нужным смягчить впечатление от статьи Руссо, опубликованной в «Энцик­лопедии», и поместил впоследствии в т. XI «безопасную» работу Буланже на ту же тему и под тем же названием, что привело к разрыву между ним и Руссо.

Не менее дерзкими и непривычными для эпохи были мысли, высказанные Руссо в романе «Эмиль, или О воспитании» (1763). Здесь он заявлял: «Труд... есть неизбежная обязанность для об­щественного человека. Всякий праздный гражданин - богатый или бедный, сильный или слабый - есть плут» 85. Руссо этим высказал отношение трудящихся масс Франции к привилегированным сословиям, включая «класс собственников», интересы которого от­стаивал Тюрго.

«Первый, кто, отгородив уча­сток земли, напал на мысль сказать «это мое» и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы поверить ему, был подлинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн, убийств, от скольких бед и ужасов избавил бы род че­ловеческий тот, кто, выдернув колья или засыпав ров, крикнул бы своим ближним: «Острегайтесь слушать этого обманщика: вы погибли, если забудете, что плоды принадлежат всем, а земля никому!» 86,- писал он.

Особое значение имеет трактат Руссо «Об общественном дого­воре, или Принципы политического права». Не сразу понятый современниками, по мере приближения революции он начал ока­зывать все большее влияние на читателей. Хотя содержащееся в нем учение о суверенитете народа и его праве на сопротивле­ние не было абсолютно новым (оно было за десять лет до того высказано в памфлете Лабомеля «Терпимый азиат»87, но тогда памфлет, к счастью его автора, прошел незамеченным), в книге Руссо это учение было изложено как строгая и последователь­ная система, по логичности и убедительности не уступавшая по­строениям Монтескье,- и в то же время несравненно более де­мократичная.

Руссо известен и как романист: кроме уже упомянутого оомана «Эмиль», он произвел огромное впечатление на современ­ников своим романом в письмах «Жюли, или Новая Элоиза» (1761 -1763), где психологический накал страстей подчеркивает­ся социальным противопоставлением влюбленных: героиня романа аристократка Жюли д'Этанж любит выходца из третьего сосло­вия, своего домашнего учителя Сен-Пре. Большое значение имела также «Исповедь» Руссо (1782) - произведение мемуарного жан­ра, открывшее новую страницу в истории литературы.

­шим и оригинальным талантом, но и главным образом тем, что он выражал в ясной и образной форме неотчетливые, смутные чувства и социальные чаяния народа, что он выступил провоз­вестником надвигавшейся революционной бури. Сильнее, чем кто-либо из писателей Просвещения, Жан-Жак Руссо поставил про­блему равенства как главное требование века. При всей противо­речивости и многосторонности толкования понятия равенства в его политических и социальных аспектах, само это требование в эпо­ху борьбы против сословной монархии приобретало огромное ре­волюционизирующее влияние.

­ний Руссо, он все же с большой силой отразил ярость народ­ных масс Франции второй половины века, их нежелание дальше мириться со своей участью. Поэтому он сочувственно посвятил движению Мандрена один из своих ранних памфлетов («Поли­тическое завещание Луи Мандрена», 1755), в котором обращал­ся к имени популярного контрабандиста, чтобы решительно за­клеймить ненавистную народу откупную систему и оправдать во­оруженную борьбу народа за свои права.

В своем основном экономическом труде Гудар предлагал аб­солютистскому правительству устранить ряд препятствий, меша­ющих процветанию Франции: расходы на содержание королев­ского двора, привилегии старой феодальной знати и новых вы­скочек - одворянивающихся буржуа: откупщиков, арматоров, фи­нансистов, привилегии духовенства, владеющего, по его словам, третью земельных угодий страны. Гудар требовал от правитель­ства парцелляции земельных богатств феодалов и церкви для рас­пределения их между крестьянами, а также он предлагал го­сударству обложить неограниченными налогами имущество финан­систов, обещая, что Франция воспримет это «как акт справед­ливости и милосердия, а не как действие деспотической власти» 8S. Впоследствии, в эпоху революции, Робеспьер объявил Руссо­своим идейным предшественником и учителем; и если идеи Мон­тескье легли в основу первых (буржуазных) конституций, то по­литическое учение Руссо об общей воле и диктатуре было исполь­зовано якобинцами в их борьбе за построение демократической республики.

Выдвинутое эгалитаристами требование парцелляции земельных угодий было впоследствии подхвачено в аграрной про­грамме «Социального кружка», организатор и идеолог которого Никола де Бонвиль писал: «Каждый человек имеет право на землю и должен владеть земельной собственностью, обеспечивающей су­ществование. Он вступает во владение при помощи труда, и его доля должна быть ограничена правами ему равных» 89.

Кроме просветителей, отражавших претензии верхних слоев третьего сословия, кроме эгалитаристов, отразивших чаяния тру­довых низов, эпоха выдвинула несколько передовых мыслителей, представителей (или зачинателей) утопического коммунизма. Они идут дальше эгалитаристов, усматривая источник всех зол обще­ства в частной собственности. Взамен нее они выдвигают идеал социального строя, основанного на началах общественной собствен­ности, совместного труда и уравнительного распределения. Исто­рия сохранила их имена - это Морелли и Габриель Бонно де Мабли (1709-1785). Лично наименее известен из них был Морел­ли, о котором не сохранилось никаких сведений; но его основ­ной теоретический труд «Кодекс природы, или истинный дух ее законов» (1755), опубликованный затем в собрании сочинений Дидро (1773), оказал в эпоху революции большое влияние на Бабефа, который и называл Дидро в первую очередь одним из своих учителей вместе с Руссо и Мабли.

90. Общество, построенное на частной собственности, представляется ему неразумным, и он разрабаты­вает, по его словам «образец законодательства, согласно с наме­рениями природы»91. В реальности или осуществимости своего «кодекса» он не сомневался; при этом, далекий от мысли о ре­волюции, он возлагал все надежды на абсолютизм, заботящий­ся о благе своих подданных. Но строй, основанный на началах общественной собственности и обобществленного труда, представ­лялся ему демократией 92.

Для Мабли таким идеальным общественным строем является коммунизм; но, в отличие от Морелли, он исходит не из рацио­налистических построений, а из учения о страстях.

Он уверен в том, что частная собственность - источник всех «дурных страстей общества», но именно эти «дурные страсти», по его мнению, де­лают теперь, т. е. в XVIII в., невозможным построение бесклас­сового общества. При этом, по его мнению, не только собствен­ники никогда не откажутся от своей собственности, но и народ «слишком развращен» вековой привычкой подчиняться.

­обходимость и неизбежность насильственного изменения сущест­вующего строя. В произведении «О правах и обязанностях граж­данина» (1789) он писал: «Гражданская война является благом, когда общество без помощи этой операции подвергается гибели от гангрены и... риску погибнуть ог деспотизма»93. Эту мысль выска­зывали, кроме него, только ныне полузабытые Гудар и Лабомель.

Историки, общественной мысли Франции XVIII в. отмечают и других утопистов: Леже-Мари Дешана (1716-1774), Шарля-Франсуа Тифэня Делароша (1729-1774), Никола-Эдма Ретифа де-ла-Бретон (1734-1806) и Луи-Себастьена Мерсье (1740 - 1814). Но первый из них оставил свои основные положения в рукописи, по-видимому, оставшейся недоступной его современни­кам и поэтому не оказавшей влияния на общественную мысль эпо­хи. Остальные же изложили свои идеи в беллетристической фор­ме и восприняты были больше как художники, чем как мысли­тели.

Необходимо знать, что идеи буржуазных просветителей, эга­литаристов и утопистов отнюдь не просто укладывались рядом, а вступали в ожесточенную борьбу: так, Морелли протестует в «Кодексе природы» против учения Монтескье о трех основах государственного строя, а Вольтер в книге «Век Людовика XV» яростно выступает против «людей, достаточно безумных, чтобы утверждать, будто термины «мое» и «твое» - преступление»94. Кружок энциклопедистов тоже с некоторым опасением присмат­ривался к тому, как «полуобразованная молодежь», по их словам, склоняется к «анархии»95 .

­разительное искусство, отражает эту борьбу идей. Лучшие и наи­более заметные произведения французской литературы XVIII в., от «Похождений Жиль Бласа де Сангильяна» Алена-Рене Лесажа (1668-1747) до «Безумного дня, или Женитьбы Фигаро» Пьера-Огюстэна де Бомарше (1732-1799), в той или иной форме полны духа протеста; далеко не случайно действие обоих названных про­изведений, отражающих общественные отношения Франции XVIII в., было перенесено их авторами в некую условную Испа­нию, чтобы не возбудить преследований французской цензуры.

Характерно для эпохи и то, что король Франции Людовик XVI, поняв политическое значение веселой комедии Бомарше, яростно противился ее постановке - и был вынужден уступить.

Цензурный гнет подчас приводил к тому, что значительней­шие произведения эпохи не могли быть своевременно опублико­ваны: так, антиклерикальная повесть Дидро «Монахиня», раз­облачавшая преступления и разврат церковников, была опубли­кована впервые в 1798 г., а Вольтер, осмелившийся бороться с цензурой, выпускал свои произведения то анонимно, то под псев­донимом и постоянно отрекался от них. Самая боевая и самая острая из его философских повестей «Кандид», несомненно, бы­ла написана с оглядкой на цензуру и с намерением обойти ее бдительность: отсюда вытекали сама композиция повести, сжатость ее изложения и краткость, позволившая опубликовать ее малень­ким томиком in 12°, удобно скрываемым от полиции. Известно, впрочем, что уже через три дня после появления книги в под­польной продаже в Париже полиции было предписано принять меры «для прекращения распространения столь скандальной бро­шюры и обнаружения авторов»96 .

Говоря о французской литературе XVIII в., следует упомя­нуть забытого ныне писателя Анри-Жозефа Дюлорана (1719- 1793). Представитель плебейского крыла французского Просве­щения, автор антирелигиозных поэм, романов и философских очер­ков, он широко использовал в своем творчестве народную лексику, легенды и песни. Важнейшее его произведение - роман «Кум Матье, или Превратности человеческого разума» (1766). Интере­сен также его памфлет против власти денег «История моего ку­зена Омвю»,-история о человеке из золота и о всеобщем пре­клонении перед ним. В 1766 г. Дюлоран был схвачен церковными властями и осужден, как автор «кощунственных» произведений, на пожизненное заключение. Судьба Дюлорана, сошедшего с ума и умершего в монастырской тюрьме,- показатель отношения реак­ции к Просвещению 97.

­тительским движением и не ставивших перед собой задач непо­средственной пропаганды просветительских взглядов, все же от­ражено разложение французского абсолютизма: так, в известном романе Антуана-Франсуа Прево д'Экзиль (1697-1763) «История шевалье де Грие и Манон Леско», опубликованном в 1731 г., мимоходом показано всевластие откупщиков, жертвами которых оказываются герои романа, а в романе в письмах «Опасные связи» (1782) Пьера-Амбруаза-Франсуа Шодерло де Лакло (1741-1803) моральное разложение и деградация привилеги­рованной верхушки общества составляет основное содержание книги.

Близкие явления - смену и борьбу направлений - мы нахо­дим и в других видах французского искусства XVIII в. Со смертью Людовика XIV холодное величие придворного класси­цизма перестало удовлетворять даже близкие ко двору круги. Если эпоха Регентства, а затем Людовика XV характеризуются изнеженным искусством рококо, то к концу века сама королева Фоанции Мария-Антуанетта переселяется из пышного Версаля в «уютный» дворец Малого Трианона, где пытается «приблизить­ся к природе» в соответствии с заметами Руссо.

Но по мере приближения революции, по мере отвращения об­щественного мнения от вкуса привилегированной верхушки проис­ходит новый поворот к классицизму, насыщенному уже иным, ре­волюционным содержанием. Поэтому, например, в живописи проис­ходит изменение тематики (и колорита) картин от изысканного эро­тизма Буше (1703-1770) и его ученика Жана-Оноре Фрагонара (1732-1806) к жанру Жана-Батиста Симеона Шардена (1699- 1779) и Жана-Батиста Греза (1725-1805), высоко ценимых Дидро, и, наконец, к неоклассицизму у Жака-Луи Давида (1745-1825), ставшего вскоре признанным художником рево­люции.

­на-Филиппа Рамо (1683-1763) и более демократическим-ко­мической оперой, создателем которой считается Андрэ-Эрнест-Модест Гретри (1741-1813). Во второй половине века внимание верхушки общества было привлечено спорами «глюкистов и пиччинистов» - борьбой между сторонниками более демократического искусства поселившегося во Франции австрийского композитора Кристофа- Виллибальда Глюка (1714-1787) и салонно-галантной музыки итальянца Пиччини. Но характерно и то, что в памфлете уже упоминавшегося эгалитариста Анжа Гудара «Разбой итальян­ской музыки» (1780) отношение автора к этим спорам резко от­рицательно: по его мнению, народ не заинтересован в споре уче­ных меломанов, его интересует лишь песенка на политическую тему.

Но не проблемы музыкального искусства и не споры о му­зыке определяли судьбу страны. Кто прислушивался к этим спо­рам? Страна жила иным. Ряд верных примет предвещал близость грозы. Все чувствовали: так долго не может продолжаться, все были недовольны. Уже не землетрясение в Лиссабоне и не осво­бодительные сражения восставших против британской короны аме­риканских колонистов волновали умы во Франции. Вода подступа­ла к горлу в собственном доме. То здесь, то там, в разных концах королевства вспыхивали крестьянские выступления; их нельзя было ни искоренить, ни даже подавить. Год от году вол­на крестьянских мятежей поднималась все выше и выше, она за­хлестывала уже всю страну.

­удержимая в своем изобретательном легкомыслии молодая короле­ва Мария-Антуанетта смеялась над тягостными сомнениями ее мед­лительного и нерешительного супруга. Здесь по-прежнему жили се­годняшним днем.

А страна шла навстречу надвигавшейся буре. Из уст в уста передавали слова Руссо из ставшего знаменитым его романа «Эмиль»: «Мы приближаемся к состоянию кризиса и к веку ре­волюций» 98. Зтот «век революций» уже надвигался вплотную. Тысячелетняя французская монархия вступала в полосу решаю­щих испытаний.

Примечания.

53. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 16.

55 D. Mornet. Les Origines intellectuelles de la Révolution française. Paris, 1933,p. 430 et suiv.

56 Ж. Мелье. Завещание, т. I. M., 1954, стр. 67

57 Там же, т- II. стр 198.

58 Ж. Мелье. Завещание, т. III, стр. 356. О Мелье см.: В. П. Волгин. Мелье и его «Завещание». - Ж. Мелье. Завещание, т. I; Б. Ф. Поршнев. Народные истоки мировоззрения Жана Мелье. - «Из истории социально-политических идей». М., 1955; он же. Мелье. М., 1964; М. Dommanget, Le curé Meslier. Athée, communiste el révolutionaire sous Louis XIV. Paris, 1965; Г. С. Куче­ренко. Судьбы «Завещания» Ж. Мелье в XVIII веке. М., 1968.

60 Цит. no: «Economistes-financiers du dix-huitième siècle", p. 693. Сочинение Мелона заслуживает внимания как одно из первых откровенных выступ­лений корыстной буржуазной мысли.

61 «Economistes-financiers du dix-huitième siècle", p. 681-682.

62 [L. A. de la Beaumelle], Mes pensées. Londres, 1752, p. 63.

63 [N. Linguet]. Théouie des loix civiles, ou Principes fondamentaux de la société. t. 1. Londres, 1767, p. 236.

65 О Вольтере существует огромная литература. См.: М. Ватт. Bibliography of Writings on Voltaire, 1825-1925. N. Y., 1929.

66 Voltaire. Lettres philosophiques ou Lettres anglaises, éd. de R. Naves. Paris, 1964, p. 46, 47.

67 Voltaire Oeuvres complètes,éd 1785, t. 54, p. 362, 363; см. также: В. С. Лю­блинский. Маргиналии Вольтера. - «Вольтер». Статьи и материалы под ред. М. П Алексеев;; Л.. 1947.

68 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 301-304.

«Француз­ский ежегодник. 1961». М., 1962.

70 D. Е. Cordon and N. L. Torreg. The Censoring of Diderot's Encyclopedic and the Reestablished Text. N. Y., 1947.

71 «Encyclopédie...», t. IV. Paris, 1754, p. 445.

72 Д. Дидро. Собр. соч., т. VIII. М. -Л., 1937, стр. 498

73 См. в книге: J. Proust. Diderot et I'Encyclopédie. Paris, 1962, p. 9-81(главы I и II о социальном происхождении и воззрениях «энциклопеди­ческой буржуазии»).

75 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, стр. 25-26.

76 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 287.

77 П. Гольбах. Система природы, или о законах мира физического и мира ду­ховного. М., 1940, стр. 74

78 Г. В. Плеханов. Избранные философские произведения, т. II. М., 1956, стр. 33-127.

80 Там же, стр. 49.

81 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 21.

82 Там же стр 12.

83 A. RJ. Turgot. Oeuvres. Paris, 1844, p. 14. 15

85 Жан-Жак Руссо. Эмиль, или О воспитании. М, 1911, стр. 269, 270.

86 J. J. Rousseau. Discours sur l' origine et les fondements de l'inegalité parmi les hommes Paris,1964, p. 102.

87 [L. A. de la Beaurnelle] L'Asiatique tolérant... Amsterdam [Paris?], s. a. [1748].

88 [A. Coudar]. Les Intérêts de la France mal entendus..., t. II. Amsterdam 1756 P. 147

«Grundpositionen der franzosischen Auflarung». Berlin, 1955, S. 335.

90 См.: В. П. Волгин. Коммунистическая теория Морелли. В кн.: Морелли. Кодекс природы, или истинный дух ее законов. М., 1956.

93 Г. Мабли. Избранные произведения. М. -Л.. 1950, стр. 266.

94 Voltaire. Oeuvres complètes. 1785, t. 25, p. 500.

«Но­вая и новейшая история», 1962, № 1

96 С. Lanson. Note sur Candide. - «Annales de la SociétéJean-Jacques Rous­seau", t. 7. Geneve, 1905, p. 132

97. О Дюлоране см.: Л. С. Гордон. Некоторые итоги изучения запрещенной литературы эпохи Просвещения (вторая половина XVIII в.). - «Француз­ский ежегодник. 1959», М., 1961; К. Schnelle. Aufklarung und klerikale Re-aktion. Der Prozcss gegen den Abbe Henri-Joseph Laurens. Ein Beitrag zur deutschen und franzosischen Aufklarung. Berlin, 1963.

98 Жан-Жак Руссо. Эмиль. М., 1896, стр. 255.