Приглашаем посетить сайт

Люблинский В. С. Новое о русских связях Вольтера

В. С. Люблинский.

Новое о русских связях Вольтера

Электронные публикации
Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН

Сериальные издания / XVIII век / Выпуск 3 / В. С. Люблинский. Новое о русских связях Вольтера

http://lib.pushkinskijdom.ru/Default. aspx?tabid=6180

Настоящая заметка имеет единственной целью информацию о нескольких документах, уточняющих сложную картину разносторонних русских связей Вольтера. Все они либо впервые увидели свет за последнее время, либо были вновь разысканы или же неожиданно обнаружены среди необъятной вольтеровской переписки, распыленной по сотням собраний, в том числе и в наших архивах.

Для воссоздания того неповторимо-многообразного комплексного источника по истории XVIII века вообще (а не только литературной истории Франции!), каким является переписка Вольтера, совершенно особое значение приобрело последнее пятилетие. В 1952 году вышла в свет многолетняя работа Андре Делаттра,1 сумевшего дать весьма полную и точную сводку сведений о всех письмах Вольтера (а также к нему и о нем), появлявшихся в печати со времени последнего издания его сочинений и переписки, вышедшего под редакцией Луи Молана еще в 1880-х годах. Хотя это последнее уже включало десять с половиной тысяч писем, библиография Делаттра объединила еще свыше четырех тысяч элементов этой огромной корреспонденции. А в 1953 году началось издание, которое сразу отменило Молана и его предшественников и которому суждено будет на многие и многие десятилетия стать одним из основных источников по XVIII веку в руках любого литературоведа, историка и философа: образовав на базе собственного собрания автографов и главным образом фотокопий Институт и музей Вольтера (в некогда вольтеровском владении «Делис» под Женевой), неутомимый Теодор Бестерман предпринял выпуск в свет новой «Переписки Вольтера». 2 К октябрю 1956 года выпущено уже 20 томов, образцовых как по полиграфическому оформлению, так и по текстологической тщательности. Содержат эти тома около 4200 номеров (против 2300 у Молана за тот же период, т. е. прирост почти на 83%), а доведены только до 1751 года,— иными словами, іиздание в целом составит не менее 60 томов. Естественно, что историки русской литературы с особым интересом ожидают продолжения, поскольку русские связи Вольтера в основном развертывались с середины 1750-х годов. (В вышедших томах находим лишь оба письма к Антиоху Кантемиру 1739 года и письмо к Г. Ф. Миллеру 1746 года, т. е. тексты уже известные).

Однако и труду Делаттра и публикации Бестермана присущ один — хотя и традиционный, но оттого лишь более непростительный— недостаток: незнание русских изданий. За случайными исключениями, Делаттр вовсе обошел публикации в нашем отечестве, даже — на французском языке. 3 В первых 10 томах Бестермана игнорируется, а в следующих крайне недостаточно (а следовательно, неправильно) используется обширная сводка «Наследие Вольтера в СССР», напечатанная в 1937 году в I томе сборника «Русская культура и Франция». 4 Хотя в этом издании из-за войны не увидели свет публикации писем на языке подлинника, все же их переводы, а особенно обширный археографический и текстологический материал, сопровождающий эти переводы, вполне могли бы избавить редактора женевского издания от ошибочной реконструкции или некритического повторения совершенно искаженного прежними изданиями текста десятков писем (не к русским адресатам, но хранящихся в советских собраниях).

Та же публикация 1937 года содержала суммарный обзор состояния наших рукописных фондов с точки зрения изучения вольтеровских текстов и намечала некоторые пути розысков.

В настоящее время можно отметить дальнейшее расширение научной осведомленности о вольтеровских текстах, хранящихся в СССР, в том числе и о письмах, непосредственно освещающих сношения Вольтера с Россией.

В начале 1957 года вышел в Издательстве Академии наук СССР в свет первый выпуск «Новых текстов переписки Вольтера» — «Письма Вольтера». В этом выпуске удалось опубликовать на языке подлинника 94 вольтеровских письма, включая и ряд «уже изданных» (каковыми они числились, однако, лишь по явному недоразумению — настолько расщепленными или, напротив, амальгамированными они фигурировали в прежних изданиях).

В материалах этого тома появляется письмо Вольтера к А. Р. Воронцову — к четырнадцати известным в России (а заграничные издания знали их только тринадцать) добавляется пятнадцатое, отсутствовавшее в воронцовском архиве и потому не попавшее в прежние публикации; к тому же оно считалось адресованным другому лицу. Между тем в нем упоминается письмо адресата от 16/27 июня, которое, по нашему убеждению, не может быть не чем иным, как ответом (доныне не известным) Воронцова на письмо к нему Вольтера от 28 апреля 1767 года. Темой письма является беспокойство Вольтера о судьбе двух пакетов, посланных якобы «его друзьями» в Вольное экономическое общество: в них, как мы теперь знаем, содержалась работа самого Вольтера, присланная на конкурс сочинений о крестьянской собственности и доныне не обнаруженная, несмотря на непрекращающиеся поиски.

Для истории театра и для познания драматургических принципов Вольтера значение неосуществленного посвящения трагедии «Олимпия» столь велико, что после опубликования его в 1937 году в переводе оно уже дважды было -включаемо в хрестоматийные сборники. Ныне этот любопытный проект опубликован впервые на французском языке с передачей всех особенностей спешного черновика.

То обстоятельство, что в 1761—1762 годах, взыскуя эмоциональной насыщенности и сценического действия, Вольтер своими самыми сокровенными размышлениями решил поделиться самыми сокровенными размышлениями решил поделиться именно с И. И. Шуваловым, не было игрой случая. Он рассчитывал, между прочим, воздействовать на лишь недавно зародившийся русский театр классической трагедии, причем пропаганда «истинного вкуса» входила неотъемлемой частью в его служение Просвещению, успехам которого в России он не раз радовался с нескрываемым восхищением.

«Литературного наследства». В духе авантюрных мемуаров середины века Вольтеру всерьез преподносится ряд анекдотических сведений о жизни особы, выдававшей себя за вдову царевича Алексея Петровича (умершую, как то отметил и Вольтер в своей «Истории Российской империи при Петре Великом», еще в 1718 году). Авантюристка эта не только представляла одну из граней сенсационного интереса к России в Париже в 1763 году, но и причинила некоторые заботы русскому двору, а для самого Вольтера оказалась вплетенной в крайне для него неудобный узел вопросов, связанных с казнью царевича.

Если, несмотря на розыски редакции «Литературного наследства», в 1930-х годах не удалось установить местонахождение' крупного комплекса русской переписки Вольтера — большинства его писем к Екатерине II, то серьезные успехи в упорядочении советских архивохранилищ за истекшие десятилетия привели к тому, что в нынешнем году эти письма предстали перед нами в ЦГАДА в исключительной полноте. При этом обнаружилось, что по не всегда понятным соображениям часть из них была упущена или отброшена при издании П. П. Пекарским «Бумаг императрицы Екатерины»;5 — в копиях. Девять писем опубликованы теперь полностью, для большей части прочих приводятся текстологические уточнения (чаще всего — восстановление купюр).

Общий тон и содержание этой знаменитой с XVIII века переписки хорошо известны, и новые письма не заставляют пересмотреть установившуюся ее характеристику. Однако немало любопытных штрихов они все же добавляют.

Чрезвычайную свою озабоченность в успехах русского оружия в годы турецкой войны фернейский отшельник доводит до настойчивого навязывания своего изобретения — модернизированных боевых колесниц, которым «на равнинах Адрианополя» «по крайней мере в продолжение одной кампании» (т. е. благодаря эффекту неожиданности) суждено, по его мнению, «сослужить хорошую службу», обойдясь притом «в сущую безделицу». Хотя «Вольтер как изобретатель танков»6 тексте письма от 26 февраля 1769 года. 7

В других письмах Вольтер усердно рекомендует вниманию Екатерины II своих соотечественников или соседей, едущих искать счастья в России, заступается то за женевских купцов, которым не возвращает долгов один петербургский дворянин, то за первого встречного ливонского авантюриста, затем спохватывается в своей опрометчивости, отрекается от собственных рекомендаций. Пропущенным прежним издателем оказалось также письмо, в котором (обычно подбитая философскими принципами и опушенная шуточно-фамильярным ворчанием на правах больного старца) лесть принимает переходящие границы исступленные формы. Вместе с вернувшимся из России «отлично сложенным» «юным полковником» (Монморанси-Ла-валь), «пьяным от радости, что целовал ваши прекрасные руки», хозяин Ферне опустился, как перед иконой, на колени перед портретом царицы. Правда, Вольтер тут же обзывает всё это смехотворными вольностями и просит за них прощения, но не требуется быть Валишевеким, чтобы допустить, что в момент восхвалений «одного из наших Монмвранси — тех, что некогда брали в жены вдов наших французских королей», пылкое воображение Вольтера нарисовало ему перспективу выдвижения нового фаворита. Если письмо Екатерины II, датированное в «Сборнике ИРИО» (XXVII, стр. 46) «после 23 июля 1775», прежде считалось адресованным принцу де Линю, то теперь полностью подтверждается догадка Пекарского о том, что оно обращено к Вольтеру (датируется всё же, однако, «не ранее середины сентября 1775 г.»), — оно бесспорно является ответом именно на этот приступ фернейского энтузиазма, и его подчеркнуто спокойный тон явно восстанавливает дистанцию и переводит переписку в плоскость обычной вежливости.

В письме от 25 июля 1776 года зафиксирован момент, известный каждому русскому по пушкинскому «Посланию к вельможе»: Ферне только что повторно посетил «один из саг мых любезных христиан сего полушария», «татарин, чей дед был язычник», — Н. Б. Юсупов. В том же письме (и в следующем, от 1 августа) Вольтер — словно со времени издания «Наказа» не утекло много воды и крови — пытается привлечь Екатерину II к поддержке конкурса на проект реформы германского уголовного законодательства и заверяет, что «Бернское общество» желает принятия законов Екатерины всем светом.

В том же собрании ЦГАДА нами взяты на учет три письма Вольтера к Д. М. Голицыну, подлинники же двух других, известных со времени Д. Ф. Кобеко,8 писем к Голицыну нам разыскать не удалось.

уничтожены) их подлинники, то обнаружение писем самой Екатерины II к Вольтеру явилось вдвойне неожиданным. Были веские основания сомневаться в том, удалось ли Гримму после смерти Вольтера выполнить поручение царицы и скупить (подчас ее компрометирующие перед другими государями) письма, направлявшиеся ею а Ферне; нелегко было в публикации Пекарского, а тем более в перепечатке Молана различать все особенности работы над черновиками. Теперь же перед нами предстали сотни писем Екатерины II как в черновиках (с частыми следами публикаторских купюр), так и в подлинниках, поступивших в архив иным путем, но несомненно, стало быть, все же скупленных во Франции и впервые сопоставимых с изданным их текстом. Не говоря уже о том, какое значение будет иметь для нового издания «Переписки Вольтера» восстановление подлинного текста такого важного звена этой переписки, подчеркнем, что специально для русской истории очная ставка черновиков с окончательными редакциями дает немало интересного, почему им и посвящен особый раздел во втором, ожидающем выхода в свет, выпуске наших «Новых текстов переписки Вольтера» («Письма к Вольтеру»).

Внимания заслуживают, наконец, два письма, вероятно входившие в состав собрания Н. П. Лихачева, но, несомненно, выявленные в Ленинградском отделении Института истории АН СССР лишь в недавнее время. Оба они написаны женевским выходцем Франсуа-Пьером Пикте, которого мы отнюдь не склонны вслед за его соотечественниками величать «секретарем императрицы». В связи с письмом к нему Вольтера от 12 марта 1762 года мы в свое время восстановили этапы довольно бурной биографии этого авантюриста и определили ту роль, которую ему привелось сыграть в завязывании непосредственной перелиски между русской царицей и фернейским философом. 9 Мы констатировали тогда, что до нас не дошло письмо Пикте к Вольтеру, на которое последний отвечал 12 марта (явно — довольно сдержанно), и что в этом письме о Петре III Пикте, несомненно, отзывался не столь пренебрежительно, как в своих позднейших сообщениях, информировавших Вольтера (а через него и европейскую печать) о «счастливой перемене» 1762 года. Недоставало и писем Пикте после 1762 года, которые позволили бы уточнить истинное положение женевца в Петербурге и конкретизировать формы шедших через него сношений.

Теперь перед нами два новых письма, и, действительно, первое из них написано сразу после оглашения в Сенате указа о вольностях дворянства и полно восторгов по этому поводу самых неумеренных, а заодно и настойчивых домогательств воспевания Вольтером нового государя (воспел же он Генриха IV!) и дальнейшего покровительства автору со стороны Вольтера перед русскими вельможами. Письмо это воспроизведено в приложении к книге «Письма Вольтера», во второй же выпуск («Письма к Вольтеру») мы отнесли второе из вновь найденных писем Пикте, от августа 1763 года, не менее характерное. Корреспондент Вольтера — в зените своего благополучия, он купается в отблесках Вольтеровой славы, так как по милости Вольтера оказался при петербургском дворе тем каналом, по которому туда притекают новинки из Ферне; он философствует о тщете придворных интересов и с вежливейшей наглостью буквально заказывает Вольтеру новые знаки внимания, не исключая таких рукописей, которые не предназначены для печати; он рассуждает о торговом кризисе в результате политики Фридриха II и восхваляет финансовую прочность русских экспортеров. Письма эти пересыпаны русскими именами я безусловно ценны для восстановления ряда культурно-бытовых деталей.

Примером уточнений, в которых нуждаются письма, вошедшие в издание Молана, может служить письмо от «февраля 1757 г.», числящееся адресованным якобы М. Бестужеву-Рюмину. В Воронцовском собрании Ленинградского отделения Института истории АН СССР среди писем Ф. Д. Бехтеева к М. Л. Воронцову сохранилась официально препровожденная копия этого письма, важного потому, что в нем Вольтер отвечал согласием на переданное ему через Ф. П. Веселовского приглашение написать «Историю Петра Великого». Во-первых, устанавливается точная дата (19 февраля), во-вторых, адресатом оказывается вовсе не Бестужев, а Ф. П. Веселовский, а в-третьих, письмо снабжено весьма существенной припиской, в которой Вольтер обосновывает свое намерение не писать жизнь Петра, неотделимую, по его мнению, от многих неприглядных обстоятельств, но писать историю России его времени. Исправный текст письма был уже опубликован в России за десяток лет до издания Молана, в III томе «Архива кн. Воронцова».

10

Примечания

1 André Delattre. Répertoire chronologique des lettres de Voltaire non recueillies dans les éditions de sa correspondance générale. Chapel Hill, 1952.

2 Voltaire's Correspondence, edited by Theodore Besterman. Institut et Musée Voltaire. Les Délices—Genève, 1953 и ел. Английский язык заглавия, а также заголовков писем, комментариев и всего аппарата, крайне неожиданный при издании классика французской литературы, по-видимому, выражает то обстоятельство, что оно не только осуществляется (при консультационном совете из основных вольтероведов всех стран) единолично трудами Бестермана, но даже и в финансовом отношении не имеет французской правительственной поддержки.

3 Например: M. P. Alexeyeff. Voltaire et Schouvaloff. Fragments d'une correspondance franco-russe au XVIIIe siècle. Odessa, 1928.

«Литературное наследство», т. 29—30, 1937, стр. 1—200.

5 В «Сб. РИО», тт. X (1872), XIII (1874), XVII (1876), XXIII (1878).

6 Rob. von Nostiz-Reinecke, Voltaire und die Tanks. «Stimraen der Zeit», 1918, 96, стр. 258—260; J. Cazes. Voltaire inventeur des tanks. «Mercure de France», 1920, 137, 1 mars, стр. 405—514; Le chariot de guerre de Voltaire. Intermédiaire des chercheurs et curieux, 86, 1923, стр. 433, 566, 993. Первые две статьи нам были недоступны.

7 Любопытно, что в этот же день, кроме этого длинного письма, Вольтер направил в Россию еще два больших письма — к А. Р. Воронцову и А. П. Сумарокову. В «Хронологическом обзоре писем Вольтера, хранящихся в советских собраниях, кроме библиотеки Вольтера» (Письма Вольтера, стр. 375 ел.) мы приводим для обоих этих писем текстологические уточнения.

«Русский архив», 1885, кн. I, стр. 133—136.

«Вольтер», статьи и материалы под ред. М. П. Алексеева, Л., 1947, стр. 165—196); абзацы на стр. 186 должны следовать в таком порядке: 4, 1, 5, 2, 3, а обе сноски надо переставить.

10 К моменту издания настоящей заметки необходимы следующие дополнения. К стр. 433: весной 1958 г. число томов издания Т. Бестермана дошло уже до 34; за последние два года в нем советские публикации внимательно учитываются. — К стр. 437: нами установлено, что подлинники писем Екатерины II к Вольтеру были поднесены в 1857 г. Александру II одной француженкой, г-жей Гобе.