Приглашаем посетить сайт

Рыкова Н. Я. Шодерло де Лакло и судьба его романа «Опасные связи».

Рыкова Н. Я.

Шодерло де Лакло и судьба его романа «Опасные связи».

«Опасные связи».

«книги имеют свою судьбу» - закономерную или неожиданную, что они оказываются пророческими или, наоборот, обманывают тех, кто им верил, что их забывает уже второе поколение читетелей, если они претендовали на вечность, или, напротив, их странным образом «открывают» только внуки тех, для кого они были написаны.

Судьба «Опасных связей» Шодерло де Лакло – одна из самых удивительных. И не потому, что это, в сущности, единственная книга автора: подобных случаев в истории мировой литературы не так уж мало. А потому, что автор ее, писатель огромного таланта, новатор, не мыслил себя литератором, не стремился им стать и писал свой роман как дилетант, дарование же свое проявил совсем в иной области, где волею обстоятельств потерпел неудачу. Он был восторженным поклонником «Новой Элоизы» и считал себя недостойным учеником и слабым подражателем великого Руссо. Но теперь в «Новую Элоизу» заглядывают только как в «литературный документ эпохи», а «Опасные связи» читают «для себя» и даже переделывают в киносценарии, перенося действие в современную эпоху и вызывая фильмом такое же негодование официальной Франции, какое в свое время вызвал роман.

«Опасных связей» как романа в том, что это произведение следует всем традициям, даже всем стандартам «чувствительного» любовно-психологического и эротического романа XVIII в. и одновременно является вызывающе новаторским, предугадывая роман XIX столетия, предвещает Бальзака и Стендаля. Долгое время «Опасные связи» заносились в рубрику «соблазнительных» сочинений, под которой фигурировали гривуазные новеллы, романы, сказочки и пьесы как в прозе, так и в стихах. Не следует думать, что лучшие произведения этого рода литературы, такие, как энаменитая «Софа» Кребийона Младшего и его же «Случайности у камина», или «Нескромные драгоценности» Дидро, как новеллы шевалье Келюса, как «Любовные похождения шевалье Фоблаза» Луве де Кувре, как некоторые из «Нравоучительных историй! Мармонтеля или как «Мосье Николя» Ретифа де ля Бретона и еще многие другие, можно приравнивать к низкопробной порнографии. Правда, в подобных произведениях авторов «галантного века» эротическая нравоописательная откровенность нередко становится несколько самодовлеющей, переходит за грань того, что в XVIII в. ( да и в любое другое время) признавалось дозволенным. Вообще же лучшие стилисты славились своим умением изображать самое интимное в отношениях между полами так, что все рассказывалось, показывалось, но ничто не бывало названо, и речь писателя как бы скользила над грубой реальностью, снижалась, слегка задевала ее и тотчас же снова окутывалась эстетизирующей дымкой. Именно таковы те немногие места «Опасных связе1», которые давали некоторые основания причислить Шодерло де Лакло к «Соблазнительным» авторам, и прежде всего сцена падения Сесили де Воланж, а также эпизод с «чувствительным» письмом Вальмона к госпоже де Турвель, которое он написал в будуаре Эмили. Здесь и повествовательная манера Шодерло, и его язык вполне традиционны и самым тесным образом связаны с «галантной» литературой XVIII столетия. Однако в эротике его нет ничего условного и банального, ибо она играет прежде всего служебную роль, характеризуя Вальмона, раскрывая его и досказывая.

– с «чувствительным» романом, и прежде всего с Ричардсоном и Руссо («Новая Элоиза»). Сюда относится форма повествования в письмах как простейший способ показать мысли и переживания героев, обозначить их характеры, «раскрыть их душу», а также вся тематика столкновения между страстным чувством и нравственным долгом, противоречие между пороком и добродетелью, злодеем и жертвой. Вполне традиционна и морализующая, удовлетворяющая нравственное чувство читателя развязка «Опасных связей». Мы уже говорили, что, оставаясь верным художественной правде и потому не решаясь вознаградить добродетель, Шодерло зато решительно покарал порок. Однако это не значит, что он насильственно навязал своему произведению не вытекающий из него конец. Так, «война» между виконтом де Вальмонои и маркизой де Мертей, поединок Вальмона с Дансени, а также разоблачение и бегство маркизы вполне естественно, даже необходимо следовали из того клубка противоречий, к которому привели характеры и поступки героев. Но Шодерло этого показалось мало, и он добавил еще два штриха – оспу, обезобразившую госпожу де Мертей, и совершенно неожиданное, никак не мотивированное характером Сесили де Воланж ее решение уйти в монастырь. Эта развязка настолько произвольна и не нужна в романе, что возникает мысль: может быть, здесь не просто уступка «литературным приличиям», а своего рода игра с читателем, сознательное пародирование нравоучительных развязок?

«Опасных связей» отдал традиции, не помешала роману стать произведением глубоко реалистическим уже в том понимании реализма, который характерен для литературы XIX столетия. Реализм Шодерло, конечно, своеобразен: мы не найдем в нем того, что принять называть широким показом общественных отношений, пестрой картиной народной жизни и т. п. В этом отношении Шодерло де Лакло уступает не только своим ученикам и последователям – реалистам XIX в., но и гораздо менее, чем он сам, одаренным современникам, хотя бы Ретифу де ля Бретону. На первых же страницах романа он заявляет, что будет говорить о жизни лишь узкого кружка лиц из высшего света и на большее отнюдь не претендует. Единственные персонажи из народа, которым по ходу действия уделяется некоторое внимание, это опять же традиционные субретка и лакей: Жюли, горничная госпожи де Турвель, и Азолан, егерь виконта де Вальмона. Хотя герои Шодерло очень много времени проводят в деревне, крестьяне появляются в «Опасных связях» только один раз, когда Вальмону в его «игре» с госпожой де Турвель надо сделать ловкий ход и, демонстрируя перед нею благотворительность, осыпать деньгами семью нуждающихся поселян, у которых за недоимки по налогу отбирают все имущество. Весь этот эпизод выдержан в опять же традиционных сентиментальных тонах: кажется, что благодарные пейзане Шодерло сошли с картины Грёза. Все же здесь, хотя и бегло, обнажен краешек народной жизни накануне гибели старого режима, краешек достаточно жестокий и мрачный. Вообще эпизод очень многозначителен – целую систему общественных отношений, при которых знатный дворянин – единственный «хозяин жизни», вскрывает та беззаботность и полная уверенность в своем праве и безнаказанности, с которыми Вальмон размышляет: п не пристрелить ли ему слугу-соглядатая, посланного госпожой де Турвель проследить, на какую «охоту» отправляется он каждое утро?

Если «Опасным связям» недостает широты социального охвата, то, во всяком случае, подлинную социальную значимость имеет в них глубина психологического анализа. Шодерло де Лакло недаром был почитателем Руссо и считал, что он пишет нечто в духе «Новой Элоизы». Преодоление руссоистского сентиментализма и выход к подлинно реалистическому пониманию людей и обстоятельств начинается у него с максимального углубления руссоистской критики «цивилизованного человека»Ю представителями которого в «Опасных связях» являются оба отрицательных героя: виконт де Вальмон и маркиза де Мертей. Ведь одним из источников их аморальности, предельной испорченности был бесчувственный, бесчеловечный, так сказать, абсолютный, самодовлеющий интеллектуализм.

и разнообразна, их интересы широки и многосторонни. Но дело в том, что в эти положительные черты вложено все то лучшее, что было в передовых людях XVIII в. А гипертрофированная рассудочность виконта и маркизы порочна потому, что она бесплодна, ее ничто не питает и она тешится злом, как игрой, от предельной скуки и пресыщения. Оба этих отрицательных героя – из той породы людей своей эпохи, которые утратили уже все связи с миром, кроме желания и способности причинять зло, т. е. кроме опасных связей, опасных и для окружающих и – в конечном счете – для самих злодеев.

Плебейская враждебность руссоистов к холоду и сухости скепсиса, иронии, интеллекта, не согретых и не смягченных любовью, усматривала во всем этом признаки аристократического сознания и ощущала как моральный и социальный декаданс. Очень важно, что виконт и маркиза вырастают в образы зловещие и даже несколько демонические вовсе не из-за своей развращенности, безудержной страсти к наслаждению, даже не из-за мстительности, лежащей в основе затеянной ими интриги: все это делает их как раз более простыми и человечными. Бесчувственными и бездушными в руссоистском смысле они становятся из-за гипертрофии своего интеллекта, из-за предельной расчетливости и предусмотрительности, которые они проявляют, когда творят зло. Страшны они не только тем, что развращают, обольщают и губят, а тем, что так тщательно и изощренно разрабатывают стратегию и тактику обольщения, так обстоятельно подводят под свою жизненную практику хитроумную, безжалостно учитывающую все человеческие слабости, низменные инстинкты теорию. Таковы, например, соображения Вальмона о том, что для развращения девушки надо заставить ее презирать свою мать, а также рассуждения маркизы де Мертей в письме, где она описывает свою молодость и ту самодисциплину, которой она подвергала себя, чтобы подготовиться для жизни в свое удовольствие. Метафора «любовь – борьба» для них полна реальности: «предмет любви» - противник, враг, против которого ведутся военные действия, который должен быть сокрушен силой и хитростью и превращен в невольника.

«самовоспитания» почти до неправдоподобности, он именно в гиперболизме достигает художественной правды: рассудочность их бесчувственна (в руссоистском смысле), но не бесстрастна, они одержимы исступленным тщеславием, неистовой гордыней. В характерах маркизы и виконта уже намечена та многоплановость и сложность, которая будет вполне развита реализмом XIX в.: Вальмон обладает, в отличие от маркизы, потребностью и способностью любить, но он подавляет, уничтожает их в себе, маркиза де Мерей при всем своем демонизме подточена обычнейшей женской слабостью: ее уязвляет предпочтение, которое Вальмон якобы оказывает президентше де Турвель.

– не случайное достижение большого художника, есть в ней и своя закономерность. Ученик и почитатель Руссо, автор «Опасных связей» не мог ограничиться осуждением бездушной рассудочности, чувство должно было торжествовать и в душах его «холодных дьяволов», поэтому гибель виконта и маркизы обусловлена в конечном счете победой в этих натурах их страстей, а главное, тем, что первоначально они любили друг друга, и любовь, которую они сами извратили и запятнали, отомстила за себя, спутав все карты в их так хорошо и умело разработанной игре.

«сверхзлодеев» - упрямство Вальмона и его ревность к Дансени, уязвленное самолюбие и самовлюбленность маркизы – закономерно приводят их к столкновению между собой, делая двух недавних союзников и давних любовников смертельными врагами. Можно с полным правом сказать, что здесь Шодерло де Лакло опередил всю литературу XVIII в. еще и в том отношении, что виконт де Вальмон и маркиза де Мертей – герои принципиально иной категории, чем персонажи реалистического романа всех его предшественников. У Вальмона и маркизы гораздо больше общего с такими героями Бальзака, как Вотрен, Растиньяк, со стендалевским Сорелем, потому что их поведение зависит ль определенной системы взглядов на жизнь, определенной программы требований к ней, и этой системе и этой программе они подчиняют даже самих себя: Вальмон – когда он, любя госпожу де Турвель, попирает ногами свою любовь во имя тщеславия или гордыни; маркиза – когда она еще почти девочкой воспитывает в себе притворство, лицемерие и расчетливую наблюдательность. Подобно Вотрену, Растиньяку, Сорелю, они противопоставляют себя обществу: те – для того, чтобы завоевать в обществе подобающее место, они – чтобы утвердить свою власть над теми, кто им нужен. И, подобно тем же героям Бальзака и Стендаля, они действуют против общества, опираясь на внутренние законы, порядки и обычаи, господствующие в этом обществе. У Шодерло де Лакло эта заговорщическая функция «демонического» героя утверждается не так демонстративно, как в «Человеческой комедии» или в «Красном и черном», но именно в ней главная новизна, внесенная в реалистический роман «Опасными связями»: Шодерло начал, он был первым, он открыл новый путь.

Сложностью, так сказать, многослойностью характеров отличаются не только виконт и маркиза. И президентша де Турвель, которая на первый взгляд кажется стандартной «чувствительной» героиней-жертвой» в духе Руссо и Ричардсона, по существу гораздо менее условный образ. Традиционный конфликт между страстным влечением и нравственным долгом автору «Опасных связей» надо было подать таким образом, чтобы в борьбе с президентшей Вальмону пришлось нелегко и в глазах читателя его конечный успех действительно был победой. И вот Шодерло становится диалектиком: чем ближе и неизбежней поражение госпожи де Турвель, тем больше раскрывается ее огромная душевная сила, способность к любви, тем явственнее, что это не поверженная жертва, а женщина с большим сердцем, гибнущая прежде всего от несоизмеримости своих требований с тем, что ей дано, словом, раскрывается образ предшественницы Элеоноры Бенжамена Констана, герцогини де Ланже Бальзака, наконец, Анны Карениной.

– излюбленный персонаж эротической литературы галантного века – Сесиль традиционна до тех пор, пока с развитием действия не раскрываются в ней глубокие потаенные свойства, и уже сам ее «воспитатель» Вальмон не начинает дивиться – откуда такое неожиданное сочетание несовместимых, казалось бы, вещей: полнейшей невинности с глубочайшей внутренней способностью развратиться, с сильным темпераментом? Между тем именно парадоксальность Сесили, как ее изобразил Шодерло, делает этот персонаж «Опасных связей» живым и правдивым, но он перестает быть убедительным, когда автор снова входит в русло традиции и, отводя от себя обвинения в аморализме, обнаруживает в Сесили неестественное в ее годы и при ее характере призвание к монашеской жизни. В романе XIX в. история Сесили кончилась бы по-иному, острее и злее: Сесиль благополучно вышла бы замуж за Жеркура, и, несмотря на катастрофу с виконтом и маркизой, их замысел как таковой увенчался бы успехом.

«безнравственность» романа, но и на его стиль. Не всем пришлось по вкусу то, что мы считаем одним из главных достоинств «Опасных связей» - индивидуализация языка писем, своеобразие эпистолярной манеры каждого из персонажей книги. Манера здесь выдает, раскрывает пишущего: наивность, глуповатое простодушие Сесили и ее порочное любопытство; неопытность и несмелость Дансени, который следует литературным образцам и пишет то напыщенно, то манерно, и лишь после трагедии, вошедшей в его жизнь, научается говорить от себя, и т. д. Примечателен в этом отношении язык Вальмона и госпожи де Турвель. У Вальмона две манеры: своя – непосредственная, насмешливо-циническая (письма к маркизе) и фальшиво -чувствительная (письма к президентше). У президентши стиль тоже «чувствительный», формально мало чем отличающийся от манеры Вальмона (и то и другое восходит к традиционному роману в письмах). Но автор «Опасных связей» дает почувствовать интонации. Пишущего, и вот – чувствительность госпожи де Турвель оказывается подлинным чувством, а излияния Вальмона – фразеологией почти пародийного плана. Точно так же характеризует эпистолярная манера и эпизодических персонажей, их социальное положение и даже профессию (письма стряпчего – господина Бертрана, священника – отца Ансельма и егеря Азолана).

«Опасные связи» издавались неоднократно, но подлинное значение их было понято не сразу. Смысл этого произведения как одного из первых шедевров критического реализма был понят уже, так сказать, ретроспективно – в свете всего накопленного и пережитого реалистическим искусством за первую половину XIX в., в свете его исторического опыта. Однако сейчас репутация романа Шодерло де Лакло как произведения «высокой литературы» восстановлена прочно. Книга, написанная непрофессиональным литератором и оставшаяся единственной книгой, стала одним из выдающихся явления французской литературы, а ее автор – математик, артиллерист и политический деятель – одним из предшественников и даже зачинателей того течения, которое мы называет критическим реализмом XIX в.

«Опасные связи».