Грете Ионкис (Кёльн)
АВТОРСКАЯ БАЛЛАДА В ГЕРМАНИИ
Partner-Nord №43 09/2006
http://www.nord-inform.de/modules.php?name=News&file=article&sid=363
Баллада, как фольклорное лиро-эпическое произведение на исторические и бытовые темы, появилась в Европе в пору средневековья. Пробудившийся интерес к народной поэзии в эпоху «Бури и натиска» и романтизма привел к развитию жанра литературной баллады. Его родоначальником в Германии считается Готфрид Август Бюргер (1748-94).
Певец Леноры
В 1774 году в гёттингенском «Альманахе муз» появилась баллада Бюргера «Ленора».
Поэт яркого сочного дарования, Бюргер в России больше известен как автор «Удивительных приключений барона Мюнхгаузена». Благодаря блистательному фильму Марка Захарова с Олегом Янковским в главной роли Мюнхгаузена полюбили миллионы.
В Германии авторство «Мюнхгаузена» открылось через сто лет, a Бюргера современники знали и ценили как поэта. Даже Шиллер, раздражённо и придирчиво относившийся к Бюргеру, считал, что его баллады выше всякой критики: «о них можно сказать бесконечно много хорошего». Наш Жуковский перевел «Ленору» почти полвека спустя, но знаком был с ней много раньше и использовал ее мотивы при создании прославившей его «Светланы» (1812). Оно и понятно: Бюргер создал канон, следуя традициям и немецкой народной песни, простой и наивной, и меланхолической кладбищенской поэзии английских сентименталистов.
О чем повествует «Ленора»? Война разлучила влюбленных. О причинах войны сказано просто: «С императрицею король / за что-то раздружились – / И кровь лилась, лилась, доколь / Они не помирились». Печалится Ленора: от любимого нет вестей. Вот уж вернулись воины, а ее суженого всё нет. Ленора не может примириться со своей долей и в отчаянии восстает против Бога: «Погибни жизнь, где друга нет!/ Сам Бог врагом Леноре... О горе мне! О горе!»
Однажды вечером она слышит легкий скок коня, и вот ее жених на крыльце. Не заходя в дом, он велит ей, коль она не забыла милого друга, немедля отправляться с ним в путь. Юноша увлекает Ленору. Они мчатся на борзом коне: «Под ним земля шумит, дрожит, / С дороги вихри вьются, / От камней искры льются». Тревожное предчувствие возникает, когда на вопросы дрожащей девушки раздается один и тот же ответ: «Гладка дорога мертвецам!» Юноша торопит коня: «Мой конь, мой конь, петух кричит, / Мой конь, несись быстрее...» И вот – седоки у ворот кладбища. «Конь быстро мчится по гробам, / Лучи луны сияют, / Кругом кресты мелькают».
И что ж Ленора, что потом?
О страх!.. в одно мгновенье
Кусок одежды за куском
Слетел с него, как тленье;
И нет уж кожи на костях;
Безглазый череп на плечах;
Нет каски, нет колета;
Умирая, Ленора слышит голоса: «Терпи, терпи, хоть ноет грудь; / Творцу в бедах покорна будь...» Вот чем обернулся бунт ее души, когда «Творца на суд она с собой / Безумно вызывала».
Самого Бюргер был наcколько же талантлив, настолько и несчастен. Пасторский сын, он оставил занятия теологией ради изучения права, закончил Гёттингенский университет, но карьеры не сделал. Женившись в возрасте 26 лет, стоя у алтаря, он понял, что любит младшую сестру невесты, которая вошла в его песни как Молли. Десять лет спустя умерла его жена, и Бюргер, наконец, женился на любимой, но через полгода смерть унесла и ее. Он был человеком буйного нрава, и демон часто побеждал ангела в его душе. Видимо, Гёте был прав, говоря: «Он не сумел себя обуздать, и это пагубно сказалось на его жизни и творчестве».
Первые баллады Иоганна Вольфганга Гёте
Гёте обратился к балладе одновременно с Бюргером, но до 1800 года не публиковал свои лирические стихотворения. Гёте признаётся, что под влиянием Гердера уже в молодости научился «понимать поэзию как общий дар всего человечества». Гердер заразил штюрмеров своей «философией народности». Составленный им сборник песен так и назван – «Голоса народов». Ранние баллады Гёте имеют не только немецкие корни, и их объединяет любовная тематика.
Борис Пастернак, прельстившись музыкальностью, перевел «Фульского короля». Балладу поет Гретхен в «Фаусте»:
Король жил в Фуле дальной, Со свитой в полном сборе
И кубок золотой Он у прибрежных скал
Хранил он, дар прощальный В своем дворце у моря
Возлюбленной одной. Прощальный пир давал.
Оглядывая зал, Осушенный до дна,
Он вспоминал голубку Он бросил вниз, с балкона,
И слезы утирал. Где выла глубина.
И в смертный час тяжелый В тот миг, когда пучиной
И всё, вплоть до престола, Пришла ему кончина,
А кубок – никому. И больше не пил он.
В 1782 году Гёте сочинил водевиль «Рыбачка» и сам его поставил на открытом воздухе в парке на берегу Ильма для членов «Веймарского двора муз». Героиня пьесы поет известную нам в переводе Жуковского балладу о лесном царе:
Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.
Отец пытается успокоить ребенка, развеять его страх с позиций разума: нет, вовсе не лесной царь преследует их, намереваясь завладеть мальчиком, то лишь белая полоска тумана, лишь свистящий ветер, седые вётлы. Но его увещевания не помогают:
Ездок оробелый не скачет, летит;
Ездок погоняет, ездок доскакал...
В руках его мертвый младенец лежал.
Подобные баллады, в которых зловещая природа своими демоническими силами являет смертельную угрозу человеку, называют «природно-магическими». Природа здесь выступает как еще не обузданная, не познанная сила. В этих балладах нашли последнее прибежище древние языческие верования. Поэтическая фантазия Гёте восприняла и перевоплотила в «рассказанное событие» представления о величии и мощи природы, жившие в народных легендах.
«Балладный год» Шиллера и Гёте
«Коринфская невеста», «Легенда», «Бог и Баядера», «Ученик чародея» Гёте и «Кубок», «Перчатка», «Поликратов перстень», «Ивиковы журавли», «Пловец», «Рыцарь Тогенбург» Шиллера. Они были опубликованы в их совместном «Альманахе» за 1798 год, многие приобрели мировую славу.
В эту пору эстетические искания Гёте и Шиллера были сосредоточены на проблемах эпического и драматического в поэзии. Гёте считал, что «вся удача произведения покоится на выразительном сюжете». Баллада позволяла на малом пространстве опробовать эпическое (повествовательное) и драматическое и при том разрабатывать «выразительные сюжеты». Посылая друг другу свои баллады, Гёте и Шиллер обменивались замечаниями касательно техники стиха. Кстати, сюжеты нескольких баллад Шиллеру подарил Гёте.
Баллады Шиллера отличает бóльшее единство тематики. Они рассказывают о людях, подвергающихся испытаниям в экстремальных ситуациях. Они задуманы так, чтобы через драматически напряженное событие показать идеальное. Простота и задушевность речи, драматизм повествования, живописность подкупают читателя. Красота подвига прославляется в «Кубке». Юный паж дважды бросается в пучину за царским кубком, первый раз – из отваги, второй – из любви к царевне, из желания получить ее в жены. Гёте более всего ценил в «Кубке» описание водоворота и подводного мира, тем более удивительное, что Шиллер никогда не видел моря (перевод В. Жуковского):
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Дымящимся пена столбом;
Пучина бунтует, пучина клокочет...
Не море ль из моря извергнуться хочет?
В «Перчатке» истинное благородство рыцаря противопоставлено жестокости его дамы, которая, испытывая юношу, бросает перчатку на арену между лежащими на песке свирепым львом и тигром. Рыцарь с риском для жизни выполнил ее каприз, но, возвращая красавице перчатку, он холодно сказал: «Не требую награды».
«Ивиковы журавли» основана на предании о греческом поэте Ивике, убитом разбойниками, когда он шел в Коринф на Истмийские игры. Его сопровождали лишь журавли в небе. Они и оказались свидетелями злодейского убийства. Легенду эту Шиллер вычитал у любимого им с детства историка Плутарха. Ивик перед смертью взывает к журавлям (перевод Н. Заболоцкого):
Лишь вы меня, родные птицы,
В чужом не бросили краю!
Откройте ж людям, кто убийцы,
Услышьте жалобу мою!
грешникам, убийцам, всем, «кто злое дело творит украдкой тут и там». И в это время над театром появляются журавли. Они сами по себе не открыли бы убийства, но их появление поставлено Шиллером в связь с песней Эриний. Впечатление от пьесы было таково, что убийцы, присутствовавшие в театре, напуганные угрозами Эриний, при виде журавлей сами себя выдали: «Взгляни на небо, Тимофей, / Накликал Ивик журавлей!» – и стали добычей праведной мести. Искусство, над которым надругались, карает убийцу. Такова главная мысль баллады.
Баллады Гёте охватывают более широкий круг тем, некоторые сюжеты он долго вынашивал. К таким относится «Коринфская невеста», написанная всего за два дня. Мотив зловещего появлялся и в ранних балладах Гёте, в них он выступал как нечто неведомое, пугающее и притягивающее к себе человека. «Коринфская невеста» – это «вампирическое стихотворение». Нам оно известно в классическом переводе А. К. Толстого.
Афинский юноша, помолвленнный в детстве с девочкой из Коринфа (таков был обычай тех лет), прибывает в дом своей невесты, не зная о ее смерти. Мать девушки, перешедшая в христианство, «во имя новой веры изрекла неслыханный обет»: она объявила дочь Христовой невестой, и девушка умерла от отчаяния.
Ночью в комнате появляется в белом одеянии дева, в которой югоша узнает невесту. Их диалог исполнен горечи, с ее стороны, и страсти – с его. Она противится его ласкам, он настаивает: «Верь мне, друг, о верь, / Мы вдвоем теперь / Брачный пир нежданно совершим!» «Но, кипящий жизненною силой, / Он ее в объятья заключил: / «Ты хотя бы вышла из могилы, / Я б согрел тебя и оживил!»». Говоря так, жених не подозревал, насколько он близок к истине: его невеста и впрямь пришла на свидание из могилы.
Мать, привлечённая шумом в покое гостя, явственно различая звуки поцелуев, входит в комнату. А далее следует страстный монолог умершей, упрекающей мать и обвиняющей новую веру в бесчеловечности. Девушка, которая еще язычницей была обещана жениху «именем Венеры», теперь осуждена стать вампиром (месть богини!). Насильно подавленная в ней плоть теперь должна торжествовать в дико извращённой форме:
Не могла сковать мою любовь,
Я нашла того, кого любила,
И его я высосала кровь.
И, покончив с ним,
–
Я должна идти за жизнью вновь!
Насилие над природой человека порождает противоестественные явления. Гёте осуждает христианство, подавляющее естественные инстинкты, подменяющее аскетизмом чувственную любовь. В фундаментальной критике религии Гёте «Коринфская невеста» – веское слово.
И богов веселых рой родимый
Новой веры сила изгнала,
Одному распятому хвала!
Агнцы боле тут
Жертвой не падут,
Но людские жертвы без числа!
«Коринфская невеста» и написанная следом за ней баллада «Бог и баядера», в которой «падшая» оказывается способной к чистой любви и проявляет редкую самоотверженность в своём чувстве, намного превосходят непритязательную «Ленору» Бюргера.