Грете Ионкис(Кёльн)
ФИЛОСОФСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ГЕРМАНИИ
Partner-Nord №40 05/2006
http://www.nord-inform.de/modules.php?name=News&file=article&sid=288
Классическая немецкая философия сформировалась во второй половине ХVIII века, т. е. несколько позже, чем во Франции. Но дело даже не в запаздывании, а в особом характере немецкой философской мысли. В чём же её специфика?
В то время как во Франции философия имела практическую направленность, являясь двигателем буржуазной революции, немецкие философы устремлялись в отвлеченные сферы. Достаточно взглянуть лишь на названия работ Канта, Фихте, Гегеля, чтобы почувствовать это. «Всеобщая естественная история и теория неба», «Критика чистого разума», «Критика практического разума», «Критика способности суждения» − основные книги Канта. «Феноменология духа» и «Наука логики» − таковы первые значительные сочинения Гегеля. Немцы достигают вершин в области идеалистической философии, они живут в мире абстракций.
А какие труды выходили во Франции в середине века? «Дух законов» Монтескье, «Общественный договор» Руссо. Ощущаете разницу?! Разумеется, немецкая философская мысль была значительнейшим явлением, но она обитала на таких горних вершинах, куда путь простому смертному был заказан, она погружалась в сложнейшие проблемы, но далекие от насущных задач.
Пушкин сразу подметил неясность, туманность немецкой мысли. Его Владимир Ленский явился из Германии в Россию с «душою прямо геттингенской, поклонник Канта и поэт». И далее сказано: «Он из Германии туманной привез учености плоды…» Пушкин всегда очень экономен и точен в выборе эпитетов. Почему вдруг приметой Германии стали туманы, ведь это не Англия, не туманный Альбион! Пушкин использует слово в иносказательном, переносном смысле.
− к книге Генриха Гейне «К истории религии и философии в Германии» (1834), где он блестяще изложил удобопонятным языком малопонятную философию немецких философов и первым указал на ее революционность.
Иммануил Кант − «Робеспьер в царстве мысли»
Кант (1724 - 1804), одиннадцатый ребёнок мастерового-шорника, родился и был похоронен в Кёнигсберге. Изложить историю его жизни трудно, поскольку, как заметил Гейне, не было у него ни жизни, ни истории. «Он жил механически-размеренной, почти абстрактной жизнью холостяка в тихой, отдалённой улочке старинного города на северо-восточной границе Германии». Терпя жестокую нужду, он сумел в 1746 году окончить университет, в котором затем всю жизнь преподавал. Дважды его избирали ректором университета.
Размеренность его жизни вошла среди местных жителей в поговорку, по нему проверяли часы. Он ценил тишину и одиночество. Когда в старости его спросили, почему он не женился, Кант шутливо ответил, что таков удел многих философов: в ту пору, когда он был в состоянии желать женщину, у него не было средств её содержать, теперь же, когда средства есть, у него исчезло желание.
Исторический мыслитель Гердер студентом прослушал все курсы магистра Канта: метафизику, логику, математику, физическую географию. С глубокой признательностью вспоминал он своего преподавателя: «Его открытое, как бы созданное для мышления чело носило отпечаток весёлости, из его уст текла приятная речь, отличавшаяся богатством мыслей. Шутка, остроумие и юмор были средствами, которыми он всегда охотно пользовался, оставаясь серьёзным в момент общего веселья. Его публичные лекции носили характер приятной беседы».
− «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755), где он разработал теорию естественного образования и развития звёзд и звездных систем, в свете которой «Земля и вся Cолнечная система предстали как нечто ставшее во времени» (Энгельс), иначе говоря, Кант в своем познании вселенной пошел дальше Ньютона.
В 1770 году Кант публикует труд «О мире чувственном и мире сверхчувственном» (известен под названием «Диссертация 1770 года»), в котором он изложил свою теорию идеальности времени и пространства, означавшую разрыв с теориями Декарта и Лейбница: в пространстве и времени Кант видит формальные принципы чувственного мира. Он подверг исследованию нашу способность познания, измерил всю глубину этой способности и установил ее границы. Кант пришел к выводу, что человеческий рассудок выполняет лишь логическую функцию.
Главной книгой Канта стала «Критика чистого разума» (1781), которую поначалу просто не заметили, а те, кто заметил, не поняли. Не понимали ее и спустя столетие. Андрей Белый писал: «Оставьте... В этом фолианте/ Мы все утонем без следа!../ Не говорите мне о Канте!»
Но о Канте заговорили после 1789 года, когда и началось повальное увлечение им. Кант противопоставил Опыт и Разум. Те наблюдения, которые рождаются в нас на основе опыта, по мнению философа, являются продуктом чистого разума. «Вещь является, но субъект познает лишь явления (феномены), а не вещь в себе (ноумен)».
Бог, по Канту, есть ноумен, он непостижим, и доказать его бытие невозможно. Это решающее и самое смелое положение книги уничтожало деизм (философскую доктрину, доминировавшую в век Просвещения, признающую Бога как мировой разум и не допускающую иных путей к познанию Бога, кроме разума). По свидетельству Гейне, книга Канта произвела настоящую духовную революцию. Дух критики проник во все науки, а философия (уточним – идеалистическая) стала национальным делом.
«Критикой чистого разума» последовала «Критика практического разума» (1788), посвященная проблеме нравственного состояния человека. Идеи Бога, свободы, бессмертия души, недоказуемые теоретически, являются, однако, постулатами «практического разума», необходимой предпосылкой нравственности.
Центральный принцип этики Канта, основанной на понятии долга, − категорический императив. «Это именно то великое, что возвышает человека над самим собой (как частью чувственного мира), что соединяет его с порядком вещей, который рассудок может только мыслить».
Иоганн Готлиб Фихте: «Я» и «Не-Я»
Фихте (1762 – 1814), ученик Канта, разошёлся с учителем, отверг кантовскую «вещь в себе», философскому дуализму Канта противопоставил субъективный идеализм. По его утверждению, все вещи имеют реальность лишь в нашем уме. Его главное сочинение, а точнее, цикл работ «Наукоучение», начиналось с абстрактной формулы: «Я = Я». Последовательно проведённый идеализм, отрицающий реальность материи (мир объектов, природа для него − «Не-Я»), стал предметом насмешек. Его современник Жан-Поль Рихтер высмеял философа в книге «Clavis Fichtiana» («Ключ к Фихте», лат.).
Почтенные бюргеры негодовали: «Какое бесстыдство! Этот человек не верит, что мы существуем, мы, которые гораздо толще его и в качестве бургомистров и судейских делопроизводителей даже приходимся ему начальством». Впрочем, превзойти Фихте в объёме было не сложно: нищета сидела у его колыбели, и эта тощая кормилица сопровождала его по жизни долгие годы. В молодости даже место домашнего учителя для сына бедного саксонского ткача, выросшего в сельской глуши, было ему не всегда доступно. Лишь после многих скитаний ему улыбнулось счастье: в 1794 году он получил место профессора в Йене, но уже через четыре года был обвинён в атеизме и уволен.
продолжали влиять на умы, хотя в трансцендентальный идеализм уже никто не верил. «Фихтевское Я совершенно согласовывалось с его непреклонным, упорным, железным характером». Его лекции, его работы были проникнуты гордой независимостью, любовью к свободе, мужественным достоинством и благодетельно влияли на молодёжь. И сам Фихте в письме другу в 1799 году объяснял свои злоключения так: «Я никогда не верил, что они преследуют мой предполагаемый атеизм; они преследуют в моём лице свободного мыслителя, который начинает становиться понятным (счастьем Канта было то, что он писал темно), и ославленного демократа; как призрак пугает их та самостоятельность, которую, как они смутно догадываются, пробуждает моя философия».
Любопытно, что наш «неистовый Виссарион», молодой Белинский, познакомившись с помощью М. Бакунина с сочинениями Фихте 1790-х годов, писал: «... фихтеанизм я понял как робеспьеризм и в новой теории чуял запах крови». Это было в 1836 году, когда Гейне публиковал в Париже свою книгу «К истории религии и философии в Германии». А в России в эту пору печатались «Философические письма» Чаадаева. Как всё близко!
Оказавшись недавно в Берлине, направляюсь к университету. Отсюда почти двести лет назад Фихте с профессорской кафедры обращался с патриотическими «Речами к немецкой нации», доказывая её мнимое превосходство перед другими в надежде пробудить национальное самосознание и поднять немцев на борьбу с Наполеоном. Философ дождался его падения и умер. Похоронен он на небольшом кладбище – Dorotheafriedhof − в центре германской столицы. Забрела туда случайно и была немало удивлена, обнаружив неподалеку от могилы Фихте надгробие Гегеля. Можно было бы и не удивляться: само провидение позаботилось, чтобы ученик покоился рядом с учителем. Но для меня это был явный перебор! Не хватало лишь Канта, и вся немецкая классическая философия была бы в сборе.
«Мы диалектику учили не по Гегелю...»
Увы, Маяковский оказался прав. Между тем, штудируя историю русской литературы первой половины ХIХ века (мои студенческие годы пришлись на середину 1950-х), мы выясняли, что русские гуманитарии были многим обязаны немецкой философии, ибо натурфилософию они, в отличие от нас, учили по Шеллингу, а диалектику − по Гегелю. Нам достался марксов диалектический материализм, попросту – диамат, а в придачу – истмат.
которая для Фихте была «Не-Я», для Шеллинга первична. В основе его учения – главная идея Спинозы: Бог есть божественная вселенная. Он отважно провозгласил религию пантеизма. До Гегеля он заговорил о тождестве противоположностей: духа в нас и природы вне нас. Субъект и объект не мыслимы друг без друга – это принцип объективного идеализма. «Сила воображения оказывается высшим тождеством субъективного и объективного, свободы и необходимости. Мир искусства является истинным выражением искусства мира». Шеллинг принадлежал к породе гениальных «оракулов», он был философом-поэтом, человеком ярким, боговдохновенным. Возможно, потому создать систему ему не удалось, с этой задачей смог справиться только Гегель.
– вершина немецкой классической философии. Черта, отделившая гегелевскую эпоху от кантовской, проложена Великой французской революцией (1789 - 1796), которую Гегель истолковал как трагический факт, свидетельствующий о сложности и противоречивости человеческой природы. И философская система, которую он создал в первой трети ХIХ в. в своих многочисленных многотомных сочинениях, где он обобщил буквально все отрасли знаний, лишилась той простоты и ясности, к которой стремился Кант. Знание, претендующее на истину, по Гегелю, не может быть простым и легкодоступным. Гегелевская система весьма сложна для интерпретации. На смертном одре философ признался, что его понял лишь один человек, и, помолчав, добавил: «Но и он меня не понимал».
Существует множество анекдотов о Гегеле и его философии. Вот один: Гегель задаёт вопрос оппоненту, отрицавшему его диалектику и утверждавшему, что только логика даёт ключ ко всему: «Могу ли я, исходя из логической посылки о том, что у осла и у вас имеются уши, сделать вывод, что вы – осёл?»
Родившись в век Просвещения и многим ему обязанный (хотя бы культом научного разума), Гегель увидел слабости просветительских идей и вместо слова Aufklärung –Просвещение придумал и использовал другое: Aufkläricht – просветительский мусор. Он создал рационализм нового типа. Создав новое философское учение о человеке, Гегель завершил цикл философской революции в Германии.