Приглашаем посетить сайт

Ионкис Грете. О романтизме.

Грете Ионкис

О РОМАНТИЗМЕ

Partner-Nord №46 12/2006

http://www.nord-inform.de/modules.php?name=News&file=article&sid=438

Пушкин отдал щедрую дань романтизму. В юности его кумиром был Байрон, но и о немецких романтиках Александр Сергеевич был наслышан. Его Ленский возвратился в Россию «из Германии туманной», как поэт сформировался он «под небом Шиллера и Гёте». В глазах европейцев оба эти поэта поначалу выглядели апостолами романтизма. Движение «Буря и натиск», лидерами которого они оказались, было родственно европейскому сентиментализму, в Германии оно явилось предромантизмом.


Йенский кружок романтиков

Германия – родина романтизма. Портрет Ленского: «вольнолюбивые мечты, дух пылкий и довольно странный, всегда восторженная речь и кудри черные до плеч» – списан с немецких романтиков «первого призыва». Начиналось все в Йене, соседствовавшей с Веймаром, где жил боготворимый романтиками, но относившийся к ним с прохладцей Гёте. В Веймаре жили также Гердер и Виланд. В университете Йены преподавали Шиллер и Фихте. Именно здесь в 1790 году поселились молодожены – ученый филолог и критик Август Шлегель и его жена Каролина. Их дом и стал местом встреч романтиков. Вскоре сюда переезжают Людвиг Тик, его близкий друг Вакенродер и Фридрих Шлегель со своей гражданской женой Доротеей (урожденной Мендельсон).

Собственно поэтами были Тик, а также наезжавшие сюда Новалис и Брентано, братья Шлегели притязали на художественное творчество, но осуществили себя гораздо полнее в теории. Их критические разборы и теоретические труды Пушкин ставил в пример отечественным критикам. Книгу Августа Шлегеля, по его мнению, самой ясной головы содружества, он читал в Михайловском в 1825 году. Это были «Лекции о драматическом искусстве».

В кружок входили геологи, физики, теолог Шлейермахер, т. е. люди разных профессий, что лишний раз указывает на то, что романтизм в Германии – это не только художественное направление, но и умонастроение. Все они хотели писать и мыслить, как поэты. До встречи в Йене эти люди не знали друг друга, но сошлись, как давние знакомые. Возникла настоящая дружба, и это братство по духу было важнее кровного родства. Духовно близок был им и «якобинец из Майнца» Георг Форстер.

Йенская школа – пример коллективной жизни в искусстве. Свои сходки они уподобляли симпозиумам Платона. Симпозиум означает также праздничное общение, что отражено в придуманном Фридрихом Шлегелем слове «фестивальность». Йенский кружок жил подъемом и вдохновением первых лет Французской революции, ее отблеск лежал на них на всех. Йенцы выпускали свой журнал «Атенеум», где печатались стихи и проза Новалиса, стихи, сказки и новеллы Тика, статьи и рецензии А. и Ф. Шлегелей. У нас в Союзе еще недавно считалось, что существует два романтизма: революционный и реакционный. Немцев проводили по второму ведомству, они числились «под подозрением», а потому их у нас в советскую пору мало переводили и не переиздавали. Таковы последствия вульгарного социологизирования.

В 1798 году Август Шлегель получил кафедру в Йенском университете, тогда же там стал работать молодой натурфилософ Шеллинг, чье учение о природе было очень близко романтикам. Еще шесть лет назад юный Шеллинг, будучи студентом Тюбингенского университета, жил в одной комнате со старшекурсниками Гегелем и Гёльдерлином. Вместе они высадили «дерево свободы» в честь Французской революции, но затем их пути разошлись. Звездного романтика Гёльдерлина его путь привёл в лечебницу для душевнобольных. Личность утонченная, быть может, болезненно-утонченная, он воспринимал чужую боль как свою собственную, да и своих бед было через край. Разрыв между Идеалом и Действительностью, лежащий в основе романтизма, для некоторых оказался пропастью безумия, куда они сорвались. Но это произойдет позже, а пока романтики полны надежд и жаждут обновления жизни и искусства.

Между Мечтой и Реальностью

Видя в окружающей действительности лишь одну пошлую прозу, презирая ее, романтики неустанно трудились над построением некоего идеального мира, в котором могла бы восторжествовать Мечта. Реальная жизнь полна трагедий, неразрешимых противоречий, но поэт способен создать иной мир, где царит гармония и красота. Поэта романтики уподобляли Демиургу-Творцу.

«Когда от меня требуют, чтобы я дал определение романтизма, то для меня это непосильно, – писал Тик. – Не знаю никакого различия между поэтическим и романтическим». Фридрих Шлегель предложил формулу: «Романтизм – это поэзия поэзии». Романтизм не был только литературным течением или эпохой стиля, как готика, барокко, классицизм, он быстро становился массовым настроением.

Романтики, восставшие против сложившихся в ХVII в. канонов классицизма, сдерживавших развитие искусства, сами создали новый канон. Не доверяя тому, что сложилось, отстоялось, приобрело законченность, йенцы утверждали свободу индивидуальной творческой манеры, их любимое слово - произвол. Отсюда фрагментарность, зашифрованность, аллегоричность их языка и манеры. Вместе с тем они полагали, что заново открывают уже открытое. То, что они считали романтизмом, было, по их мнению, создано давно. Их кумиром в драме стал Шекспир, смело совмещавший высокое с низким. Два романа они ставили превыше всего – «Дон Кихот» Сервантеса и «Годы учения Вильгельма Мейстера» Гёте.

Правда, романтики обманулись в своих ожиданиях относительно Гёте. Им казалось, что он написал «романтическую книгу». И в самом деле, Вильгельм Мейстер – ищущий, тоскующий, неудовлетворенный, художник по натуре – казался романтическим героем. Однако Гёте подвел Мейстера к разочарованию и предложил ему обратиться к осмысленной деятельности на благо общества. «Как бы походя, с неторопливым превосходством он опроверг саму идею неясного томления по недостижимым идеалам» (А. Карельский). Романтики не простили этого Гёте, ибо Идеал был для них превыше всего.

В качестве идеала человеческого сообщества романтики утвердили образ немецкой старины. Хотя историзм как принцип научного подхода первым стал отстаивать Гердер, романтики, будучи поколением революции, были наделены особенно живым отношением к историческому прошлому. Прошлое для них и минуло, и ещё будет, а задача историка – разыскивать и извлекать из прошлого то, что будет развернуто в будущем. Вот почему Фридрих Шлегель утверждал: «Историк – это пророк, обращенный назад».

Энтузиастом средневековья проявил себя Людвиг Тик в своих драмах «Святая Геновева», «Фортунат» и новеллах, самые лучшие из которых – «Белокурый Экберт» и «Руненберг». Они созданы по образцу старинных народных книг и сказаний. В них царит таинственная задушевность, согласие с природой, особенно с миром растений и камней. Читатель чувствует себя как в заколдованном лесу, но не испытывает при этом ужаса, только восторг.

упрощать их взгляды. Ведь сказал Новалис со всей определенностью: «Старое папство лежит в гробу». Реставрация и реакция были чужды мышлению йенцев, ориентировавшихся на будущее. Каковым же оно им представлялось?

Золотой век и Царство Божие

Нам внушали, что немецкие романтики бежали от жизни. Между тем никто не любил так струение, течение, изменчивость жизни, как они. В противоположность эстетике вещей, еще прочно державшейся в век Просвещения, они вслед за Гёте создавали эстетику жизни. Их более всего интересовало и волновало движение жизни, которое они уподобляли стиху и музыке. Отсюда такой необыкновенный культ музыки у романтиков.

Немецкие романтики – любители туманностей и неопределенностей, ибо там прячется свобода. В их ландшафтах, написаны ли они кистью Отто Рунге, Каспара Фридриха или поэтическим словом (стихи Гёльдерлина, лирическая проза Новалиса), постоянно возникает образ дороги и далей. Они преданы идее бесконечности, они всегда порываются за грань, в том числе и в миры иные. «Через тернии к звездам!» – это их девиз.

Прошедшие через школу немецкого философского идеализма, йенцы восприняли от Канта понятие абсолютного нравственного долга. Но они пошли дальше. Согласно их теории, великая нравственная задача лежит на человеке: «Человек – спаситель природы», «Природа должна стать моральной». Человек должен вернуться к Богу, «отдельная душа должна стать согласной с мировой душой», иначе говоря – «приготовьте пути Господу!»

не нашедших своего пути.

Членов йенского кружка объединяли религиозные искания, неотделимые от эстетических, ибо основа романтизма – это поэзия и философия мистического чувства. Вера в бесконечность и божественность души человеческой были главным содержанием переживаний Фридриха Шлегеля, полагавшего, что он сам и друзья-единомышленники находятся на пути создания новой религии. «Я хочу основать новую религию или, вернее, помочь ее появлению, ибо и без меня она придет и победит, – пишет он Новалису. – Ты будешь Павлом новой религии, которая начинается повсюду – одним из первенцев новой эры – религиозной. С этой религии начинается новая мировая история…»

Боговдохновенным пророком почитали йенцы Новалиса, автора трактата о судьбах человечества «Христианство и Европа», где он пророчествовал о Царстве Божием, а также предрекал Германии высокую миссию – стать родоначальницей нового религиозного сознания. Ему вторил Ф. Шлегель в своих «Идеях»: «Не Герман и Водан – национальные боги немецкого народа, но искусство и наука... Добродетель применима не только к нравам... И этот дух, эта добродетель отличают именно немцев в искусстве и науке».

«Речи о религии» Шлейермахера стали завершением исканий йенских романтиков. Новое мистическое чувство, принимающее и благословляющее мир и всякую отдельную жизнь, не находило себе места в рамках существующих исповеданий. Шлейермахер указывает на новую религиозную эру, к которой стремятся и философский идеализм, и натурфилософия, и новое искусство. И он, и его друзья верили, что все романтические чаяния найдут разрешение в новой религии: грядёт Новое Евангелие!

Дальнейшие метаморфозы

Каролина Шлегель влюбилась в молодого фон Шеллинга и ради него оставила мужа. В свое время тот женился на ней по страстной любви, она – из чувства благодарности и долга. Теперь эти чувства умолкли, отступили перед половодьем любви. Фридрих Шлегель и Доротея приняли сторону Августа. Вскоре оба брата покинули Йену. Кружок распался.

Йенская школа – это ранний и, быть может, самый блестящий период в истории немецкого романтизма. Тем печальнее был закат многих йенцев. Нет, никто из них не сошёл с ума, не свел счеты с жизнью, кое-кто дожил до глубокой старости. Но все они пережили крушение иллюзий, их творческие достижения остались в прошлом. Самую неожиданную метаморфозу претерпел Фридрих Шлегель. Еще недавно он готов был подписаться под вердиктом Новалиса: «Рим второй раз лежит в развалинах», но в 1808 году, проживая в Кёльне, этом «немецком Риме», он перешел в католичество. Этот поворот был логическим завершением его религиозных исканий. Переход означал для него отречение от мечты о новой религии, что было, несомненно, трагедией.

Дальнейшая история немецкого романтизма связана с деятельностью Гейдельбергского кружка, а также с творчеством таких крупных поэтов-«одиночек», как Гёльдерлин, Клейст, Шамиссо, Уланд и Гофман. Они были непохожими, судьбы их складывались различно, но всех их объединяла вера в Идеал, и каждый безоглядно поставил бы подпись под признанием Пушкина: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман», ибо в нём – квинтэссенция романтизма.