Мих. Лифшиц
ГЁТЕ
БСЭ. 2-е изд. 1952. Т. 11. С. 170-177.
18 и в начале 19 вв., коснувшейся и Германии. 25 февраля 1824 Г. сказал своему секретарю И. Эккерману: "У меня громадное преимущество, благодаря тому, что я родился в такую эпоху, когда имели место величайшие мировые события, и они не прекращались в течение, всей моей длинной жизни, так что я живой свидетель Семилетней войны, отпадения Америки от Англии, затем Французской революции и, наконец, всей наполеоновской эпохи, вплоть до гибели героя и последующих событий. Поэтому я пришел к совершенно другим выводам и взглядам, чем это доступно другим, которые сейчас только родились и которые должны усваивать эти великие события из непонятных им книг" (Эккерман И. П., Разговоры с Гете в последние годы его жизни, М. -Л., 1934, стр. 210-211). События конца 18 и начала 19 вв., связанные с французской буржуазной революцией и переходом от феодального строя к капиталистическому, дали литературе новое содержание. Они выдвинули в ней на первый план темы историч. движений народов, идеи национального своеобразии. В области науки эта эпоха была связана с кризисом механистич. естествознания 17-18 вв. В области философии она породила зачатки диалектич. метода, хотя и в превратной, идеалистич. форме. Всё это позволило Г., одному из передовых умов этой эпохи, сделать большой шаг вперёд по сравнению о предшествующей немецкой литературой.
Г. родился 28 августа 1749 в старом имперском городе Франкфурте на Майне и семье зажиточного бюргера. Г. жил в обстановке экономически слабой, социально и политически отсталой, феодально раздроблённой страны. О Германии 18 в. Ф. Энгельс писал: "Это была одна гниющая и разлагающаяся масса... Все прогнило, колебалось, готово было рухнуть, и нельзя было даже надеяться на благотворную перемену, потому что в народе не было такой силы, которая могла бы смести разлагающиеся трупы отживших учреждений" (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 5, стр. 6-7). Великие события конца 18 и начала 19 вв., современником к-рых был Г., помогли ему понять причины жалкого состояния его страны - феодальный гнёт, отсутствие национального единства, активности народа, господство дворянской космополитич. культуры. Вслед за деятельностью Г. Лессинга и других передовых представителей немецкого бюргерства творчество Г. прониклось духом протеста, возмущения против всего тогдашнего немецкого общества: "Эта позорная политическая и социальная эпоха была в то же самое время великой эпохой немецкой литературы" (Энгельс Ф., см. там же, стр. 7). Маленькая городская республика разделяла общую отсталость Германии 18 в. Выдающиеся способности, широта интересов позволили Г. стать одним из образованнейших людей своего времени. В Лейпцигском ун-те, куда он поступил в 1765, Г. занимается юриспруденцией и филологией и убеждается в ограниченности и беспомощности тогдашней университетской науки. В Лейпциге началась его литературная деятельность. Первые лирические стихотворения и драмы (пастораль "Каприз влюбленного", 1769, изд. 1787, комедия "Совиновники", 1768-69) еще несут на себе отпечаток подражания модной французской придворной литературе.
После вызванного болезнью двухлетнего пребывания в родном городе Г. в 1770 отправляется для продолжения образования в Страсбург. Здесь он оканчивает университет, близко сходится с Г. Гердером, теоретиком движения "Бури, и натиска" (см.), и в последующие годы возглавляет это движение. Этот период - один из самых значительных в жизни Г. Он проникается идеями протеста против косных немецких устоев, становится борцом за самобытную национальную культуру. Вместе с Гердером Г. отвергает условный эстетич. кодекс классицизма, а также манерность салонной лирики и педантизм ограниченных просветителей типа Ф. Геллерта (см.). Он обращается к национальной традиции, восхищается Гансом Саксом (см.), поэтом цеховых ремесленников 16 в., пишет статью "О немецком зодчестве" (1772). Шекспир с его могучим реализмом и национально-историч. тематикой становится его учителем (статья "Ко дню Шекспира", 1771). Движение "Бури и натиска" стремилось освободить человека от мелочных моральных норм отсталого феодально-бюргерского общества. Эти идеи, намеченные у большинства поэтов школы (т. н. "бурных гениев") лишь абстрактно, в творчестве Г. получили гениальное выражение. Его лирика 1770-75, яркая и эмоциональная, по праву занимает одно из первых мест в немецкой литературе. Преодолевая условные рационалистич. формы описательной поэзии 18 в. и сближаясь с народной песней, Г. становится создателем немецкой лирики нового времени. Глубокое чувство природы, сочетание поэзии и философской мысли, смелость и богатство ритмов характерны для лирики молодого Г. ("Майская песнь", "Песнь странника в бурю", "Свидание и разлука", "Степная розочка" и др.). Для произведений более крупного жанра нужны были исторический фон и героические образы. В поисках героя Г. обращается к истории (Сократ, Юлий Цезарь, Магомет, Гёц фон Берлихинген), классической мифологии (Прометей) и немецкой народной легенде (Фауст). Из этих замыслов ему удалось завершить то, что имело национальную историч, почву (драма "Гёц фон Берлихинген", 1774, позднее "Фауст", первый вариант 1773-75).
"Прометей" (1773, изд. 1830), драме "Гёц фон Берлихинген" и раннем варианте "Фауста" ярко проявляются бунтарские антифеодальные настроения молодого Г., протестующего против затхлой атмосферы Германии 18 в. В драме "Ген фон Берли-хинген" Г. обращается к эпохе Крестьянской войны 16 в., одной из самых бурных эпох истории Германии. Идеализируя своего героя, Г. делает Геца- представителя рыцарской оппозиции - борцом за передовые национальные идеалы и гуманистом. Несмотря на это, в пьесе заключено мною историч. правды, прежде всего в изображении широкого общественного фона революционной эпохи 16 в. Идея национального единства, от которой Г. никогда впоследствии не отступал, впервые в его творчестве сказалась в этой драме. В качестве драмы реалистического "шекспировскою" типа, нарушающей традиционные правила классицистическою театра, "Гёц фон Берлихинген" имел большое новаторское значение.
Мировую славу приносит Г. роман в письмах "Страдания молодого Вертера" (1774). Г. удалось придать истории любовных невзгод своего героя большой социальный смысл и трагич. звучание. Критика сословных предрассудков, феодальной косности и эгоизма немецкого бюргерства сочетается здесь со стремлением к общественной полноте жизни и деятельности, неосуществимой в немецких условиях того времени. Вертер, "мученик мятежный", по выражению А. С. Пушкина, произвёл глубокое впечатление на современное ему общество; в нём отразилась напряжённость социальных противоречий накануне французской буржуазной революции 1789. Самоубийство Вертера, не нашедшего выхода из косной среды, как бы отмечает начавшийся кризис мировоззрения молодого Г. "Даже самые лучшие и самые сильные умы народа,- писал Ф. Энгельс,- потеряли всякую надежду на будущее своей страны" (там же).
преклонялись перед дворянством и властью князей. Всё это обусловило кризис литературного движения "Бури и натиска" и не могло не отразиться на творчестве гениального немецкого писателя. Ф. Энгельс писал о Г.: "В нем постоянно происходит борьба между гениальным поэтом, которому убожество окружающей его среды внушало отвращение, и опасливым сыном франкфуртского патриция, либо веймарским тайным советником, который видит себя вынужденным заключить с ним перемирие и привыкнуть к нему. Так, Гете то колоссально велик, то мелочен; то это непокорный, насмешливый, презирающий мир гений, то осторожный, всем довольный, узкий филистер" (там же, стр. 142). Эти коренные противоречия с особой силой стали проявляться в творчестве Г. в т. н. веймарский период его жизни и духовного развития. В 1775 по предложению саксец-веймарского герцога Карла Августа Г. переехал в Веймар, с к-рым оставался связанным до конца жизни. Н июне 1776 Г. становится министром и членом тайного совета. В рамках карликового государства Г. стремится удовлетворить свою жажду деятельности: он приводит в порядок финансы, сокращает армию, возобновляет работу на заброшенных рудниках, проводит дороги, создаёт театр, помогает университету. Но попытки серьёзных реформ, затрагивающих феодальный порядок, наталкиваются на сопротивление герцога.
Разочарование в возможности пробудить немецкое бюргерство к активной гражданской деятельности обусловило отказ Г. от бунтарских настроений "Бури и натиска"; тенденции примирения с мелкокняжеским абсолютизмом сочетаются, однако, у великого поэта с сохранением и развитием элементов реализма, с более глубоким освоением историч. опыта. В течение всего веймарского периода Г. остаётся далёким от революционного решения проблем немецкой жизни. Он стремится воплотить свой гуманистич. идеал свободной деятельной личности, не вступая в революционный конфликт с окружающей социальной средой. В его лирике этих лет звучат ноты отречения, гармонии, покоя ("Границы человечества", ок. 1771), "Ночная песнь странника", 1740). Занятый административными и придворными обязанностями, он пишет мало, многие творческие замыслы остаются неосуществленными.
Г. сам занимается рисованием, изучая памятники античного и ренессансного искусства. В Италии он продолжает свои естественно-научные наблюдения, начатые еще в период "Бури и натиска". Изучение природы укрепляет материалистич. тенденции мировоззрения Г., близкие к философии Б. Спинозы (см.). Он учится воспринимать мир как взаимосвязанное целое и вносит в естественно-научные проблемы биологии, геологии и т. д. идею историч. развития. Естественно-научные занятия глубоко связаны с его художественным творчеством, с его реализмом. В Италии Г. Перерабатывает и завершает ранее начатые литературные произведения ("Эгмонт", "Торквато Тассо", "Ифигения в Тавриде"). Последним отзвуком идей "Бури и натиска" явилась драма "Эгмонт" (1788), начатая еще во Франкфурте. Любовью к свободе и резким отрицанием всякого национального угнетения насыщено это героич. произведение, показавшее, что подобные идеи не были чужды поэту и в веймарский период.
Итальянское путешествие, в течение к-рого слагались предпосылки т. и. веймарского классицизма Г., сыграло большую роль в его развитии. Оно приобщило поэта к живому источнику яркой и красочной народной жизни, которая была прямой противоположностью придворной сухости и чиновничьего педантизма. Воспоминанием о счастливом времени, проведённом в Италии, были "Римские элегии" (1790), сущность к-рых глубоко враждебна ядовитому туману аскетизма, церковности и мещанской морали.
В течение итальянского путешествия Г. пересматривает стремление поэтов "Бури и натиска" к возвышенному и "потрясающему". Индивидуализм, свойственный этому движению, кажется ему теперь явлением болезненным, неполноценным. Идеалом Г. становится античное искусство, понятое в духе И. Винкельмана (см.), как выражение простоты, спокойствия и гармонии. Опираясь на винкельмановскую идеализацию античной рабовладельческой демократии, Г. создаёт себе отвлечённый образ "прекрасного человечества", образец нравственности и красоты. В 90-х гг. 18 в. эта эстетика веймарского классицизма, а также стремление к национальному развитию Германии в большой мере сближают двух великих немецких поэтов - Гёте и Ф. Шиллера. Уход в область отвлечённо прекрасного не мог не вести Г. к примирению с уродствами реальной жизни. Тенденции к примирению с наибольшей силой сказались в трагедии "Торквато Тассо" (1790): первоначально изображая своего героя мятежником, т. е. сохраняя старую традицию "вертеровского героя", Г. заставляет его в конечном счёте преклониться перед феррарским двором. Филистерская проповедь самоограничення вместо прежних бунтарских настроении "Бури и натиска" часто одерживает победу и творчестве Г. веймарского периода. Тенденции примирения с действительностью проявляются в это время и в других, более мелких, произведениях поэта("Кроткие Ксении", "Маскарадные шествия", пьески для придворного веймарского театра, директором и режиссёром к-рого был Г.).
в античном художественном идеале великий поэт сохранял культ здорового, деятельного общественного человека. В образах идеализированной античности Г. воплощал свою критику буржуазной культуры и буржуазных нравов, начатую им еще раньше, в период "Вертера". и развитую в позднейшем творчестве. Эта тема, органически связана с веймарским классицизмом Г., сказалась в его драме "Ифигения в Тавриде" (1787), и к-рой буржуазный индивидуализм представлен как варварская жизненная стихия, полная преступлений и зла,- eй противостоит в драме воля героини. Однако уход от реального жизненного материала и в этой теме был предопределён идеалистич. эстетикой веймарского классицизма. В целом классицизм Г. не следует смешивать с, тем рационалистич. стилем, к-pый господствовал на французской сцене и в литературе абсолютистского государства и был осмеян уже Г. Лессингом. Эстетика Г. стремилась к широкому охвату всех противоречий жизни, к выражению драматизма общественной борьбы и национальной и мировой истории.
итальянские впечатления, печатает фрагмент из "Фауста" (1790).
Новые проблемы возникают перед Г. в связи с событиями французской буржуазной революции 1789. Г. нашел в себе достаточно проницательности, чтобы оценить их историч. значение. сопровождая герцога Веймарского, к-рый участвовал в походе против революционной Франции, Г. сказал на поле сражении при Вальми (1792): "С этого места и с этого дня начинается новая эпоха всемирной истории" ("Кампания но Франции"). Но, поняв значение революции, Г. отнёсся к ней отрицательно. Она нарушала сложившийся у него идеал мирного развития путём сближении сословий, прогресса науки и техники, нравственного влияния искусства. Существующее социальное зло казалось Г. менее опасным, чем восстание масс, против реакционного общественного строя. Г. готов был принять буржуазное законодательство Наполеона, но не принимал революции в лице борющегося вооружённого крестьянина, осмеянного им в неудачной комедии "Гражданин-генерал" (1793). Он пренебрежительно отзывается об "апостолах слободы" ("Венецианские эпиграммы", 1790). Идее революционной борьбы Г. противопоставляет идиллию классового мира ("Мятежные", 1793, изд. 1817), утопию особого немецкого пути на почве сотрудничества дворянства и буржуазии. Аристократич. реакция на французскую революцию, во многом обусловившая слабые стороны немецкой литературы этого периода, коснулась и Г. В поэме "Герман и Доротея" (1797) он противопоставляет историч. подвигу революционногo народа Франции патриархальную идиллию немецкого захолустья, стилизованную в духе античного эпоса.
Вместе с Шиллером Г. выдвинул идеалистич. программу эстетич. воспитания в качестве средства против феодального произвола и революционного террора, отразив этим низкий уровень классовой борьбы в Германии и свой собственный отказ от идей активной борьбы с реакционными силами феодальной Германии. За пределами небольшого кружка Г. и Шиллера эта эстетич. утопия вырождалась в казённый классицизм.
Сближение Г. и Шиллера относится к 1794. Г. принимает участие в изданиях Шиллера-журнале "Оры" (1795-97) и "Альманахе муз" (1795-99). Оба поэта сообща публикуют "Ксении" (1796)- серии эпиграмм, направленных против врагов веймарского классицизма, филистеров и мещанских идеологов типа Ф. Николаи (см.). Переписка Г. и Шиллера представляет собой ценнейший источник для ознакомления с немецкой культурой на рубеже 18-19 вв. для изучения вопросов искусства и литературы. Позиция Г. в этом содружестве все же отличалась от позиции Шиллера; 1Г. не разделял шиллеровского увлечении идеалистич. эстетикой И. Канта. "Гете был слишком универсален,- писал Ф. Энгельс,- слишком активная натура, слишком плоть, чтобы искать спасения от убожества в шиллеровском бегстве к кантовскому идеалу; он был слишком проницателен, чтобы не видеть, что это бегство в конце концов сводилось к замене плоского убожества высокопарным" (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 5, стр. 142-143). Для Г., в отличие от Шиллера, пробным камнем всякой теории служила практика, деятельное начало жизни, что в конечном счёте обусловило превосходство реализма Г. над творческой системой Шиллера. Г. был человеком жизни, деятельности, труда. "Вначале было дело",- говорит Г. в "Фаусте". Не всегда последовательно материалистически разрешая основной вопрос философии о бытии и сознании, Г. всё же отбрасывает евангельскую формулу "вначале было слово". Его мировоззрение включает в себя историч. оптимизм, убеждение в том, что противоречия истории ведут вперёд. Реализм в изображении народа, поэзии труда проникают даже в консервативные произведении Г. этого периода ("Герман н Доротея"), В стихотворениях на античные темы выдвигается на первый план жизнерадостное мировоззрение древних греков - в противовес христианству ("Коринфская невеста", 1797, изд. 1800). Характерно, что и эти же годы Г. обратился к роману, описывающему, хотя и сквозь призму эстетич. исканий, социальные отношения ("Годы учении Вильгельма Мейстера", 4 тт., 1795-96). Он интенсивно работает над завершением первой части "Фауста" и в начале 1800-х гг. создаёт замечательную сцену "У городских ворот", к-рая ярко подчёркивает национальное содержание драматич. поэмы.
руководством князей и дворянства, приняло здесь реакционно-националистич. формы. Этот национализм получает отражение в литературе немецкого романтизма, возникшего на почве аристократии, реакции на французскую революцию на рубеже 18 и 19 вв. Г. был решительным противником этого направления. Реакционные фантазии немецких романтиков он считал порождением "больного" искусства. Г. порицает обращение романтиков к средним векам, издевается над мистикой романтич. школы, её пристрастием к "ночной" стороне жизни. Это отвращение великого поэта к реакционной романтике, к "словесности отчаяния" показывает, что тенденции примирения с отсталой немецкой действительностью далеко не исчерпывали всего гётевского мировоззрения, в к-ром всегда сохранялось здоровое реалистич. зерно.
Позиция Г. в эпоху наполеоновских войн не раз вызывала упрёки в недостатке у пего патриотизма. Г. дважды встречался с Наполеоном и получил от него орден Почётного легиона. Всё это объясняется противоречиями общественной обстановки того времени: французское владычество немало сделало для уничтожения феодальной отсталости Германии, а освободительное движение имело слишком явные элементы реакционного национализма и соединялось с защитой всяческих остатком средневековья. Г. был противником реакционной тевтономании романтиков и был патриотом своей страны в лучшем, прогрессивном смысле этого слова. "Великие идеи свободы парода и отечества живут в нас, они часть нашего существа",- говорил Г. в 1813 (разговор с Луденом). У Г. не было ничего общего с космополитизмом, с отрицанием национальной самобытности. Г. считал литературу важным фактором достижения единства нации в раздроблённом государстве. Это единство создастся вопреки корыстным интересам господствующего класса. В 1828 в беседах с Эккерманом Г. говорил, что величие Германии заключено в её "изумительной народной культуре". Характерно, что Г. никогда но разделял реакционного пренебрежения к культурам Востока. В 1814- 1827 он создал большой лирич. цикл "Западно-восточный диван"-превосходное и полное глубокого философского смысла выражение его поэтич. гуманизма и интереса к поэзии других пародов. Великий немецкий поэт с интересом следил за развитием России. Среди многих выдающихся деятелен, посещавших его в Веймаре, были и русские писатели - А. И. Тургенев, В. К. Кюхельбекер, В. Л. Жуковский, к-рому Г. вручил своё перо для передачи Пушкину. В июле 1823 русский художник Орест Кипренский создал портрет Г.
Лирич. поэзия зрелого Г. достигла высокой степени простоты и народности. Удивительно разнообразие его метрики и лирич. жанров. Творческое отношение Г. к фольклору, и отличие от реакционных романтиков, исключало идеализацию патриархальной старины. Г. сочетал фольклорные мотивы с передовыми гуманистич. идеями, рождёнными в борьбе с феодализмом. Поэзия позднего Г. афористична. В ясных поэтич. формулах она выражает мудрость его большого жизненного опыта. При всей своей тесной связи с личностью Г. эта лирика лишена одностороннего субъективизма. В её пластич. образах отражается неё богатство чувств и мыслей гениального современника переходной эпохи. Та же черта отличает автобиографич. произведения Г. в прозе: "Из моей жизни. Поэзия и правда" (4 чч., 1811-33), "Итальянское путешествие" (3 тт., 1810- 1829). В первом из этих произведений Г. рассказывает историю своей жизни до 1775, смягчая свои бунтарские настроения того времени и несколько идеализируя франкфуртскую обстановку.
В области романа Г. является создателем новой темы, к-рая легла в основу западноевропейского критич. реализма 19 в. Конфликт между личностью и сложившейся мелочной обстановкой общественной жизни он переносит из области лирики на почву реальных социальных отношений. При этом перед Г. вновь и вновь встаёт проблема развития немецкой национальной культуры. В "Театральном призвании Вильгельма Мейстера", наиболее реалистическом незаконченном варианте романа с этим героем, показывается на широком общественном фоне рождение немецкого национального театра, прослеживается процесс духовного созревания будущего преобразователя театра и драмы, героя национальной культуры. В основе двух позднейших частей "Вильгельма Мейстера", первоначального европейского образца "романа воспитания", лежит гуманистич. идеал всестороннего духовного и общественного развития полноценной, деятельной человеческой личности. Положительное содержание романа - в преодолении отвлечённых идеалов, в переходе на почву реальной жизни, и утверждении практической деятельности человека. Главный недостаток этого романа заключается в примирительной, идиллической тенденции повествования: вместо изображения борьбы с консервативными общественными отношениями центр тяжести переносится на проблему индивидуального воспитания героя; вместо изменения мира выдвигается идеи необходимости изменения сознании, к-рое должно приспособиться к существующим консервативным условиям общественного бытии.
"Годы странствий Вильгельма Мейстера" (1821 -29) Г. делает попытку включить в кругозор художественной литературы материальное производство, проблему общественного труда, создаёт широкую картину жизни Германии конца 18 ни начала 19 вв. Критика буржуазной культуры завершается здесь у Г. социальной утопией трудового сообщества, в к-ром личность каждою его члена находит своё полноценное развитие в трудовой деятельности на благо общественного целого. Однако эта утопия не лишена и консервативных черт поскольку она сочетается в романе Г. с поэтизацией устоев мелкого ремесла. Менее интересен роман Г. "Избирательное сродство" (1809), и к-ром слишком громко звучит филистерский пафос умеренности и аккуратности.
"Памяти Байрона", 1824, "Данте", 1826. изд. 1833, посмертно, "Сербские стихотворения", 1827, "Еще раз о всемирной литературе", 1829. изд. 1835, посмертно, и др.).
Делом всей творческой жизни Г. является его "Фауст". Сюжет драматич. поэмы навеян народной книгой 16 в. об удивительной личности доктора
Фауста, к-рый продал душу чёрту в обмен на полноту земного могущества, знания и наслаждения жизнью. Первая обработка этой народной легенды была сделана Г. еще в период "Бури и натиска", в 1773-75 (т. н. "Пpa-Фауст"). Стилистически переработав этот набросок, Г. опубликовал его в виде фрагмента в 1790. Только после французской буржуазной революции конца 18 в., опираясь на большой историч. опыт, Г. снова вернулся к своей драматич. поэме. Первая часть "Фауста" была опубликована в 1808 вторая - в 1832, уже после смерти Г.
"готового с бурей биться", охваченного глубокими внутренними противоречиями и побеждающего. В спутники Фаусту дан Мефистофель. Г. переосмысляет образ средневекового чёрта, губящего душу человека, придал глубокий философский смысл образу. В моральном облике Мефистофеля воплощены цинич. стороны буржуазного общественного развития, а в общем философском содержании образа - идея отрицания как необходимого условия движении вперёд. Только в сопровождении своего "беспокойного спутника" - Мефистофеля - Фауст может постигнуть всю полноту жизни, достигнуть высшего развития. Но Мефистофель не смог подчинить себе Фауста. Сила отрицания не имела для Фауста самостоятельного значения, она была подчинена его беспокойным поискам положительного, борьбе за осуществление своих идеалов. Решение, к-рое Г. дал основной проблеме этой драмы, имеет глубоко гуманистич. смысл, оно полно историч. оптимизма. Драматич. поэма Г. связана с высокой оценкой познавательных и творческих сил человека, смысла его исканий, его борьбы и движения вперёд. В поисках истинного счастья Г. заставляет своего героя пройти через различные стадии и превращения. В последний момент жизни Фаусту открывается, наконец, цель жизни человека на земле:
"... Жизни годы
Конечный вывод мудрости земной:
Кто каждый день за них идет на бой!"
Этот вывод явился логич. завершением стремлений Фауста к полноте существования, к практич. знанию, созидательной деятельности. Фауст умирает, и дьявол готовится схватить свою жертву. Но здесь открывается небо, и спасение приходит сверху. В заключительном аккорде "Фауста" сказалась глубокая двойственность поэтич. мировоззрения Г. Он возлагает свои надежды на решение "сверху", в чем проявилась классовая узость поэта. Но вместе с тем Г. возвышается до утверждения свободы народа как основы безграничного развития творческих сил цивилизации. В этом и состоит его духовное завещание, к-рое может быть воспринято и развито только народом. Образ Фауста и другие основные художественные образы поэмы прочно вошли в культурный фонд современного прогрессивного человечества.
"Фауста"-22 марта 1832. Консервативные моменты сделали мировоззрение Г. предметом ожесточённых нападок со стороны немецкой мелкобуржуазной демократии середины 19 в. и национал-либералов типа В. Менцеля, выступившего со статьями против Г. Отвергая критику великого поэта со стороны мещанства, К. Маркс и Ф. Энгельс глубоко раскрыли прогрессивное значение творчества Г., показав также классовую ограниченность его взглядов. Они рассматривали эту колоссальную фигуру в свете тех историч. противоречий, к-рые породили двойственность Г.
"олимпийца", якобы далёкого от интересов народа. Официальная буржуазная история литературы извращала и затушевывала передовые гуманистич. идеи, заложенные в художественном наследии Г. В эпоху империализма образ Г. подвергся новому многократному искажению со стороны таких реакционных исследователей, как В. Дильтей, Г. Зиммель, Ф. Гундольф и др. Немецкие фашисты пренебрежительно относились к наследию великого поэта, считая гуманизм Г. и его презрение к шовинистич. тевтономании "национальной изменой". В связи с гётевским юбилеем 1949 (200-летие со дня рождения) реакционные немецкие литераторы, но указке англо-американских империалистов, подняли шум вокруг имени Г., стараясь представить его космополитом и сторонником индивидуализма в духе "американского образа жизни". Эта новая выдумка реакции обратилась в прах так же, как все предшествующие. Юбилей Г. впервые за всю историю немецкой культуры был отмечен всей немецкой демократией, как подлинно народный праздник. Манифест Социалистической единой партии Германии, опубликованный по случаю юбилея Г. в 1949, содержит следующую оценку: "В раздробленной и разорванной на куски Германии Гёте воплотил единство немцев в области духовной жизни и языка. Он внес решающий вклад в дело формирования немецкого национального сознания. В значительной мере благодаря ему немецкая литература возвысилась до уровня развитых национальных литератур других стран и вошла в сокровищницу мировой литературы".
Творчество Г. становится подлинным достоянием немецкого народа, одним из средств в его борьбе за национальное единство.
В России Г. стал известен с 1781, когда появился первый перевод "Страданий молодого Вертера". Творчество Г. популяризировал Б. А. Жуковский как переводчик, отдававший, однако, предпочтение Ф. Шиллеру. Передовые русские писатели и критики 19 в. нередко обращались к наследию Г. при постановке важных вопросов литературного развитии. Высказывания А. С. Пушкина свидетельствуют о высокой оценке им творчества Г.: "Фауста" он называл "величайшим созданием поэтического духа" и сравнивал его с "Илиадой" (см. Пушкин А. С., Полное собр. соч., т. 11, изд-во АН СССР, 1949, стр. 51). В. Г. Белинский подчёркивал конкретно-историч. содержание творчества Г., говоря, что "Фауст есть полное отражение всей жизни современного ему немецкого общества" (Собр. соч., т. 3, 1948, стр. 797). Белинский показал также неравноценность наследия Г. Сходные суждения высказывал А. Н. Герцен, усмотревший ограниченность Г. в его отношении к французской буржуазной революции конца 18 в. ("Записки одного молодого человека", 1840-41). На противоречивый характер творчества Г. указывал Н. Г. Чернышевский, что не помешало ему считать автора "Фауста" продолжателем дела революционного просветителя Г. Лессинга. На связь Г. с народным творчеством и одновременно с передовой наукой его времени указывал М. Горький (см. Горький М., О литературе, 3 изд., 1937, стр. 158, 201). Широко развивается изучение и популяризации творчества Г. в СССР, о чём свидетельствуют многочисленные, выходящие массовыми тиражами и в первоклассных переводах (М. Лозинского, Б. Пастернака и др.) издания его произведений (в т. ч. комментированное юбилейное изд. Собр. соч. Г., начатое в 1932) и многообразные труды советских литературоведов (Л. В. Луначарского, Б. И. Пуришева, Н. Н. Вильмонта, М. С. Шагинян и др.).
Работы Г. в области естествознания. Г. сыграл прогрессивную роль в развитии естествознания. В 1790 вышли его труды "Опыт о метаморфозе растений" и фрагменты исследований о строении животных. В 90-x гг. 18 в. Г., по настоянию Л. Гумбольдта, написал "Введение в сравнительную анатомию" (1795) и стихотворение "Метаморфоза растений" (1798). В 1806 он выпустил работы по ботанике, а в 1807 - - по остеологии. Статьи на естественно-научные темы Г. писал до конца своей жизни; последняя из них -- о Ж. Кювье и Э. Жоффруа Сент-Илере -- была опубликована в 1832. Г. высказывал мысль об эволюции природы. Во второй части "Фауста" есть строки, направленные против теории катастроф, а также мысли, напоминающие позднейшие эволюционные геологич. концепции. Однако представление об эволюции природы высказано Г. в форме общих, неопределённых натурфилософских взглядов. В своих биологич. трудах он доказывал не столько происхождение видов (одного из другого), сколько изменчивость различных органов в процессе онтогенеза. Зоологич., ботанич.., анатомич. и физиологич. исследование Г. были направлены против линнеевского принципа: "видов столько, сколько их создал творец". Поэтому Ф. Энгельс упоминает Г. среди ученых:, предвосхитившиx современную теорию развития.
"Метаморфоза растений" (1700) Г. прослеживает сходство в устройстве различных органов растений, позволяющее считать одни органы результатом видоизменения других. Семядоли, листья, (чашелистики, лепестки, тычинки и пестики рассматриваются как родственные друг другу образования. Г. говорил не о формальном сходстве между органами растений, а о реальном превращении листьев в различные органы растения. Г. писал, что сходство различных органов растения, если оно выражает собой реальную трансформацию одного органа в другой, показывает, что сходные органы различных растений можно рассматривать как последовательные этапы эволюции. Такое понимание метаморфоза представляет собой одну из ступеней в подготовке эволюционной теории.
Крупным научным открытием Г. было установление им наличия межчелюстной кости у человека (1784). Рукопись Г. с изложением этого открытия была напечатана лишь в 1820, когда существование межчелюстной кости у человека уже было известно благодаря исследованиям Вик д'Азира, произведённым независимо от Г. Гёте высказал также мысль, что череп млекопитающих, в том числе и человека, представляет совокупность 6 видоизменённых позвонков. Однако впоследствии эта идеи была опровергнута Т. Гексли и другими биологами. Ценность прогрессивных естественно-научных взглядов Г. даже для его времени значительно снижается тем, что они переплетаются у него с идеалистич. и метафизич. представлениями, вроде того, что природа, по его мнению, якобы не делает скачков, что в природе существуют "типичные явления", которые представляют coбой "идеи" прочих явлений, и т. п.
"Учение о цветах" (1810) собственную теорию, к-рую оценивал очень высоко. Г. твёрдо был уверен в ошибочности опытов И. Ньютона, обнаруживающих сложный состав белого света. Исходя из убеждения, что чувства не обманывают, Г. считал белый свет и полную темноту простейшими оптич. явлениями, какими они предстают в восприятии. Взаимодействием этих "первичных феноменов" он объяснял происхождение всех цветов, утверждая что любой из них зависит только от сравнительной интенсивности света и тьмы и от условий их взаимодействия. Однако еще при жизни Г. было очевидно. что его теория основана на заблуждениях. Несмотря на упорную работу над своей теорией в продолжение более двух десятилетий, Г. не мог, конечно, добиться успеха. Этим отчасти и объясняется совершенно не свойственные Г. резкость, раздражительность и даже грубость в его критике ньютоновской оптики, к-рую он называя "покинутым, грозящим обвалом памятником древности", "старым гнездом крыс и сов" и т. п. Г. открыл и описал большое число различных цветовых эффектов; в этом отношении его труды по теории цветов представляют известную научную ценность (гл. обр. в области физиологии и психологии зрения).