Макаров А. Н.: Немецкая литература последней трети XVIII века (Проблемы взаимоотношения "высокой" и тревиальной литературы)

На правах рукописи

https: //www.pgsga.ru/upload/doc/avtoreferaty/Makarov.pdf

Макаров Аркадий Николаевич

НЕМЕЦКАЯ ЛИТЕРАТУРА ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XVIII ВЕКА

(Проблемы взаимоотношения «высокой» и тривиальной литератур)

Специальность 10.01.03 - литература народов стран зарубежья (западноевропейская литература и литература США)

АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук
Самара- 2015

Работа выполнена на кафедре иностранных языков
ГБОУ ВПО «Кировская государственная медицинская академия»
Министерства здравоохранения Российской Федерации.

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой издательского дела и книговедения ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» Александр Владимирович Ерохин

доктор филологических наук, профессор кафедры немецкой филологии ФГБОУ ВПО «Самарский государственный университет» Галина Васильевна Кучумова

доктор филологических наук,профессор кафедры зарубежной литературы ФГБОУ ВПО «Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена»
Геннадий Владимирович Стадников

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Оренбургский государственный педагогический университет».

65/67, ауд. 9.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Поволжской государственной социально-гуманитарной академии.

Электронная версия автореферата размещена на официальном сайте ВАК Министерства образования и науки РФ www.vak.ed.gov.ru и на официальном сайте ФГБОУ ВПО «Поволжская государственная социально-гуманитарная академия» www.pgsga.ru.

Автореферат разослан ____________2015 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор Е. Б. Борисова

Общая характеристика работы

В последнюю треть XVIII века немецкая литература представляла собой сложное явление, характеризующееся развитием новых литературно-эстетических систем, существовавших параллельно с уже давно привычными явлениями, возникшими в конце XVII столетия, но активно заявившими о себе именно в последние десятилетия эпохи Просвещения. В эту же пору в литературе осознавалось присутствие еще одного из явлений будущих десятилетий и нашего времени - тривиальной литературы. Если в XVII веке драматурги и зрители практически не отличали «высокую» литературу от «тривиальной», то в эпоху Просвещения понимание этого становилось все более осознанным.

Степень разработанности темы исследования. Отдельные аспекты этой проблемы нашли свое отражение в трудах таких отечественных ученых, как В. М. Жирмунский, В. П. Неустроев, С. В. Тураев, М. Л. Тронская и др. В поле зрения исследователей находились прежде всего проблемы века Просвещения в Германии, проблемы периода «Бури и натиска».

В XVIII столетии появляются новые явления и признаки, которых не было в предыдущие века: возникает общественное мнение как феномен культурной жизни, многократно расширяются возможности получения университетского образования для представителей третьего сословия, резко увеличивается читательская аудитория и возрастает начальная грамотность, осознается некая «иная», другая литература - литература не для образованной элиты, а для огромного круга людей, которые на протяжении веков были лишены возможности приобщения к достижениям человеческого духа, то есть той самой человеческой среды, которая и называется народом. Это стало причиной появления понятий «народности» и «популярности» литературы, которые вошли в теорию искусства именно со второй половины века Просвещения.

Проблематике Просвещения посвящены коллективные и индивидуальные монографии, учебники и статьи, обзоры и рефераты, среди которых следует назвать работы таких отечественных исследователей, как В. Ф. Асмус, И. Ф. Волков, А. В. Гулыга, В. М. Жирмунский, Х. Н. Момджян, В. П. Неустроев, Б. И. Пуришев, М. Л. Тронская, С. В. Тураев, и ряда зарубежных ученых (Б. фон Визе, В. Гундольф, Г. Геттнер, К. Гедеке, Г. Корфф, П. Рейман, В. Шерер, А. Штерн и др.). Мы опираемся на идеи выше названных отечественных ученых, которые разносторонне освещали эпоху Просвещения. В научном наследии академика В. М. Жирмунского обнаружен, кроме того, ряд важнейших положений по проблемам предромантизма и литературы «Бури и натиска».

В последние годы возрождается интерес к изучению спорных явлений литературы и искусства, в частности, к предромантизму, чему были посвящены работы Г. В. Аникина, А. А. Аникста, И. В. Вершинина, В. М. Жирмунского, М. Б. Ладыгина, Вл. А. Лукова, Н. П. Михальской, В. В. Ошиса, Н. А. Соловьевой, С. В. Тураева, а также зарубежных исследователей В. Бинни, К. Гутке, А. Монглана, П. ван Тигема, И. Шетера и др.

Актуальность нашей работы обусловлена необходимостью пересмотра некоторых положений истории литературы эпохи Просвещения с позиций историко-теоретического и тезаурусного подходов. Рассматривая литературу данного периода в контексте просветительских литературно-эстетических представлений, отечественная и зарубежная наука обращают внимание на ее наиболее значимые явления. Ученые обстоятельно исследуют творчество самых ярких представителей культуры Германии, внимания же второстепенным (тривиальным) писателям уделяется значительно меньше. Между тем для правильного понимания и осмысления литературно-эстетических концепций, их бытования, трансформации и развития, для понимания условий возникновения, укрепления либо ослабления различных жанров недостаточно интересоваться исключительно одной, пусть даже выдающейся, стороной культурной жизни.

В последнюю треть XVIII века значительно обостряются отношения между подлинно художественной и тривиальной литературами, что было связано с коренными изменениями в общественной жизни данного периода. Формируются культурные и литературные явления, характерные для новейшего времени. Поэтому для выявления особенностей функционирования литературы в целом важно исследовать характер противоречивых литературных феноменов. "Высокая" литература, традиционно понимавшаяся как единст венная представительница словесного искусства своего времени, предстает, однако, лишь одним из элементов литературного процесса. Рядом с ней всегда существовала низовая, так называемая «тривиальная» литература, имеющая порой свои значительные достижения и неизменно пользующаяся влиянием в широких читательских кругах. Изучение сосуществования и взаимовлияния обоих этих видов национальной литературы определяет актуальность нашего исследования.

Объектом такого исследования

Предмет исследования драматургия и романные жанры указанного периода в их «высоком» (высокохудожественном) и «тривиальном» (сниженном) вариантах, понимаемых как две стороны многогранного явления, именуемого «литературным процессом».

Фактический материал исследования извлечен из художественных произведений немецких писателей и теоретиков литературы второй половины XVIII века.

Цель работы. Настоящая диссертация имеет целью проследить особенности развития немецкой литературы XVIII века на примере драмы и романа в их «высокой» и «тривиальной» разновидностях как наиболее показательных в развитии немецкой культуры исследуемого периода.

Поставленная в работе цель предполагает решение ряда более частных задач:

1. Выявить условия и специфику развития немецкой литературы последней трети XVIII века.

2. Проанализировать наиболее характерные жанровые образования в драме указанного периода на уровне "высокой" литературы, в том числе и проявление в ней тривиальных идейно-стилистических особенностей.

3. Определить особенности тривиальной драмы последней трети XVIII века.

4. Выявить специфику движения жанровых форм немецкого романа второй половины XVIII века.

5. Определить своеобразие различных жанров немецкого романа указанного периода в его «высоком» и тривиальном вариантах.

6. Определить место немецкого тривиального романа в литературе последней трети XVIII века.

Методология и методика исследования. В своей работе мы опираемся на теоретические положения отечественного литературоведения. При изучении драмы и романа внимание обращается прежде всего на особенности этих родов литературы, позволявшие им функционировать в обществе, на конкретность и определенность жанровых форм в ту или иную эпоху развития общества (в данном случае Просвещения), на особенность их рецепции в исторически изменявшейся обстановке, на подвижность жанровых границ, восприимчивость драмы и романа в определенное время, на их связь друг с другом, а также на их место в художественной структуре эпохи, часть которой они составляли.

Для изучения литературного процесса в нашей работе применяются различные литературоведческие подходы, выработанные в отечественной науке: сравнительно-исторический, историко-теоретический, историко-функциональный, типологический, системно-структурный, тезаурусный. Нами используются дополняющие друг друга элементы этих подходов, что позволяет наиболее полно анализировать литературный и культурный материал.

Во Введении

Научная новизна работы заключается в комплексном анализе литературы последней трети XVIII века, в исследовании не только лучших достижений немецких писателей (Гете, Клингера, Ленца, Шиллера и др.), но и сочинений так называемых «тривиальных» литераторов (Шписса, Геммингена, К. Лессинга, Шредера, Ифланда и др.).

Материалом исследования послужили тексты произведений немецких писателей второй половины XVIII столетия, бывших представителями как «высокой», так и «тривиальной» литератур.

Теоретическая значимость работы заключается в комплексном анализе литературы, охватываемой понятием «литература последней трети XVIII века», в исследовании не только произведений выдающихся немецких писателей, но и сочинений тривиальных авторов. Впервые в российской науке в исследовательскую практику вводятся имена и произведения писателей так называемой «второстепенной» литературы, в недрах которой формировались или развивались новые положения и эстетические установки, отражались политические симпатии и настроения народа. Они рассматриваются в диссертации как достаточно равноправные явления немецкой литературы указанного периода. Подобный нетрадиционный подход способствует углубленному рассмотрению литературных процессов, более точному и верному пониманию развития литературы века Просвещения, что позволит установить факты возникновения традиций или новаторских приемов, ведущих к их возникновению.

Сказанное определяет и практическую значимость проделанного исследования. Его выводы и основные положения были апробированы в ходе чтения спецкурсов и проведения спецсеминаров, а также при чтении общих лекционных курсов по проблемам зарубежной литературы XVIII века и немецкой литературы, на практических занятиях по истории зарубежной литературы.

Материалы исследования могут представлять интерес для лиц, занимающихся вопросами массовой литературы и культуры, ее истории, функционирования и эволюции, а также зарубежной литературы в целом.

Теоретической базой исследования послужили работы отечественных и зарубежных исследователей немецкой литературы, литературы предромантизма и тривиальной литературы, а также общих вопросов немецкой литературы эпохи Просвещения.

На защиту выносятся следующие положения диссертации:

1. В немецкой литературе последней трети XVIII столетия особое место занимают различные жанры драматургической литературы, которые наиболее полно соответствуют общему движению просветительской мысли. Драма становится центром литературно-эстетических дискуссий. Формирование жанров исторической, социальной, семейно-бытовой драмы происходит в Германии как на уровне высших достижений немецкой литературы, так и на уровне тривиальных произведений.

завоевывает публику, сначала поднимаясь до уровня драмы, а затем и обгоняет ее.

3. Роман последней трети XVIII века - роман социальный, бытовой, дидактический, сентиментальный. Время решительного наступления романа в Германии в этот период связано с развитием массовой литературы в целом. Одним из самых заметных литературных явлений этого времени становится тривиальный роман.

4. Развитие драматургических и романных форм приводит к решительной ломке прежних литературных и театральных традиций, длительное время препятствовавших распространению в немецкой культурной жизни новых явлений и возрождению старых, но достойных имен.

5. Последняя треть XVIII века период теснейшего взаимовлияния и взаимопереходов "высокой" и тривиальной литератур. Тривиальные писатели активно способствуют распространению идей, возникавших в творчестве наиболее талантливых их коллег, а также начинают говорить о проблемах, не затрагивавшихся, как правило, значительными писателями (например, проблем расовых).

6. Особенности отражения действительности в классической и тривиальной литературе позволяют говорить о существовании взаимодействия между представлявшими их писателями и свидетельствуют о формировании в исследуемый период подлинно великой национальной литературы.

Основные положения диссертации были изложены на международных научных конференциях (1982, 1985, 1997, 2005, 2009), на Всесоюзной конференции в Вологде (1989), на II Пуришевских чтениях в МГПИ им. В. И. Ленина (1989), на Герценовских чтениях в ЛГПИ им. А. И. Герцена (1985-1988), УдГУ, (1997, 1999), на науч ных конференциях в КГПИ им. В. И. Ленина (Киров, 1983-1994), Вятском государственном педагогическом университете (1995-2002), Вятском государственном гуманитарном университете (2003-2014), в докладах на кафедре зарубежной литературы МГПИ им. В. И. Ленина, на кафедре литературы КГПИ им. В. И. Ленина и ВятГГУ, при чтении спецкурсов и проведении спецсеминаров по проблемам диссертации, во время стажировок в университетах Германии (Лейпциг, 2002; Байройт 2008; Мюнхен 2011, 2012), а также на следующих международных конференциях: "Europejska Nauka XXI Powieka - 2009"; 07-15 maja 2009 roku; "Dynamika naukowych badan - 2009: 07 - 15 lipca 2013 roku"; "Vedecky pokrok na prelomu tysyachalety - 2013". 27 kvetna - 05 cervna 2013 roku; «Бъдещите изследвания - 2014» 17 - 25 февруари, 2014; «Гуманитарные науки и современность». М., 30 марта 2014 г.

Структура диссертации включает Введение, пять глав, Заключение и Список литературы, содержащий 667 пунктов.

Содержание и основные результаты исследования

Во определяются предмет и цель исследования, обосновываются актуальность темы и научная новизна, доказывается теоретическая значимость и практическая ценность работы, формулируются основные положения, выносимые на защиту, определяются материал и методы исследования.

В первой главе - «Немецкая литература эпохи Просвещения: пред романтизм, тривиальная литература, „народность"» - рассматриваются особенности немецкой литературы XVIII века с позиций вопросов, которые важны для исследования: общее состояние немецкой литературы соответствуюшего периода, проблема предромантизма в целом и, в частности, на материале немецкой литературы второй половины эпохи Просвещения, тривиальность и тривиальная литература, а также понятие «народности», которое в последнюю треть века становится одним из основных и дискуссионных.

Параграф 1.1. - «Немецкая литература эпохи Просвещения» - является вводным к диссертационному исследованию, в котором определяются мера исследованности проблемы, многообразие возможных подходов к ее анализу, а также основные понятия, необходимые для дальнейшего исследования (Просвещение, сентиментализм, предромантизм, «народность»).

переходное явление (и в этом смысле явление «несамостоятельное»). Предромантизм находится между двумя политическими, философскими, эстетическими и литературными эпохами Просвещением и романтизмом. Сентиментализм проявляется, как правило, в большей степени в произведениях Вагнера, Гейнзе, Герстенберга, Гете, Клингера, Лейзевица, Морица, Николаи, а предромантизм в сочинениях так называемых тривиальных писателей (Бабо, Вульпиус, Гемминген, Крамер, Терринг, Шписс), что не предполагает абсолютного деления по этим признакам.

Следует уяснить, что проблема чувства, механически позволяющая относить то или иное произведение к сентиментализму, до конца литературоведением не разработана [Theorie, 2003]. Чувство не дает возможности для однозначного определения природы произведения. Приняв в качестве рабочей гипотезу о неоднородной природе чувства в произведениях писателей последней трети XVIII века, мы открываем возможность для более точного, дифференцированного подхода к выяснению сути этих явлений.

Различные представления подлежат и дифференцированному рассмотрению. С одной стороны, достаточно трудно разобраться в отношениях писателей-сентименталистов к чувству, поэтому необходимо понять природу литературы последней трети XVIII века [Karthaus, 2007], которую некоторые исследователи попросту называют «сентименталистской» [Волков, 1978; Елизарова, 1972]; склонен присоединиться к этому определению и А. А. Аникст [Аникст, 1986], иные же предлагают именовать ее «предромантической» [Guthke, 1963], а П. Мюллер, не вдаваясь в споры, считает ее «литературной революцией» и «ранней классикой» [Muller, 1978], смешивая при этом понятия эстетические и социальные. Отметим, что неприятие термина «предромантизм» как самостоятельного явления в значительной степени связано с отрицательным отношением к термину.

Мы принимаем термины «бюргерская, мещанская, тривиальная литература (драма, роман)» для обозначения третьесословной литературы исследуемого периода. Бюргерская литература - это гражданская литература, отражающая идеологию третьего сословия, наиболее полно и последовательно воплотившая эстетический идеал представителей бюргерства. В нашем понимании это литература «высокая», художественная, классическая. Тривиальная же литература (именуемая иногда и «развлекательной») понятие более узкое, обозначающее второстепенную литературу того же периода, литературу, которая сложные и важные проблемы трактует достаточно упрощенно и обыденно [Романова, 1986]. К ней же нередко относится и так называемый «кич» [Kitsch, 2002; Thuller, 2007]. Тривиальная литература понимается как предшественница массовой литературы XIX-XX веков, имевшей в своих истоках определенные достижения и существенно влиявшей на формирование эстетических вкусов современников. В целом она сводится некоторыми учеными к трем темам: любовь, добродетель, преступление [Liebe, Tugend und Verbrechen, 1987]. Вместе с тем, литература такого рода гораздо многограннее, нежели названные представления о ней.

Параграф 1.2. - «Предромантизм как проблема немецкой литературы XVIII века» — посвящен исследованию предромантизма как культурного и литературного феномена. Проблема предромантизма на протяжении многих десятилетий остается дискуссионной [Жирмунский, 1945; 1981], [Неустроев, 1958; 1984], [Тураев, 1974; 1983]. Несмотря на то, что за последние годы появились обстоятельные работы М. Б. Ладыгина [Ладыгин, 1978; 1972; 1979; 1980], И. В. Вершинина [Вершинин, 1978; 2002], Вл. А. Лукова [Луков, 2000; 2006], кандидатские диссертации [Тютюнник, 2005] по проблемам английского и общим вопросам европейского предромантизма, работа, над проблемами предромантизма именно в Германии, по сути дела, еще весьма далека от завершения, хотя можно отметить как несомненную удачу кандидатскую диссертацию З. Е. Перфильевой об иррациональном в эстетике и драматургии Г. Э. Лессинга [Перфильева, 2009], в которой уже можно проследить интерес к явлениям, не укладывающимся в традиционные рамки Просвещения. Поэтому следует ожидать появление и новых исследований по проблемам немецкого Просвещения, в которых будут подняты в том числе и вопросы предромантизма в Германии.

«несамостоятельности» предромантизма, а однозначно заявлять тезис о его особом статусе, его отличности от других явлений того времени, а значит, о его самобытности и самостоятельности.

Пожалуй, вряд ли можно найти в мировой литературе похожее явление, которое не только было бы самостоятельным, но и дало толчок другому чрезвычайно яркому явлению -романтизму. Для определения факта самостоятельности предромантизма на сегодняшний день мы имеем только один инструмент - его философскую основу (и декларативность положений теории, поскольку практика нередко была иной).

Если мы обратим внимание на черты, общие для предромантизма и романтизма (Шекспир, народное искусство и пр.), то придем к выводу о принципиальном различии их наполнения предромантиками и романтиками. Даже перевод произведений разных народов на национальные языки теми и другими происходил совершенно по-разному. Это же можно сказать и о восприятии Шекспира, народных национальных песен и о том, что уже привычно входит в набор черт или признаков предромантизма. Поэтому произведения предроматиков более позднего периода не сливаются с произведениями романтиков, ибо это явления различные, пусть и друг на друга похожие, и потому определяются они по-разному. Можно вести речь об уникальности предромантизма, но можно и нужно говорить еще и о его принципиальной независимости. Если уж какое-то явление из них двоих и зависимо, то это романтизм, который воспринял из предромантизма все его черты, переработав, изменив и, наконец, создав подлинные шедевры великой, высокой литературы, по-настоящему самостоятельные и основанные на иной уже философской системе.

В параграфе 1.3. - «Предромантизм и тривиальная литература» -предпринята попытка наметить основные возможности для сопоставления предромантизма и тривиальной литературы как одного из видов его проявления.

Существующие в литературной науке термины «тривиальная литература» и «предромантизм» до сих пор употребляются как относящиеся к различным литературным явлениям, что в значительной степени верно. Если мы ведем речь о «тривиальной литературе», то традиционно имеем в виду произведения, не отличающиеся новизной идей, написанные достаточно примитивным языком, содержащим конъюнктурный материал, ожидаемое действие, cчастливый конец, — произведения, характеризующиеся поверхностностью, легковесностью, отсутствием глубины мысли, то есть всем тем, что создается для удовлетворения вкусов далеко не самых образованных и подготовленных читателей [Trivialliteratur, 1982: Nusser, 1991; Das Schone und das Triviale, 2003; Eine Literatur fur den Leser, 2003].

этой новой публики. Наука и литература все более превращались в нечто демократическое, а не элитное, как это было ранее и как это продолжало в значительной степени оставаться в эпоху Просвещения.

В литературных кругах все более осознается появление новых и крайне неожиданных сочинений, поднимавших, что столь же необычно, такие проблемы, которые мы вряд ли найдем у самых крупных и великих писателей (расовые проблемы, причем не с пренебрежением к «диким» народам, а скорее наоборот!) И это еще до эпохи романтизма, когда, вслед за предромантиками в целом и Руссо, подобного рода идеи начинают активно прорываться в литературу именно через предромантизм и тривиальную литературу, как мы увидим далее. А на сцене театров живут и многие десятилетия (вплоть до конца XIX столетия) процветают пьесы именно тех, кого традиционно и несправедливо годами отбрасывали на обочину культуры. Художественные достоинства таких сочинений не всегда существенны, но так называемые «писатели второго и третьего рядов» отваживались говорить о том, чего зачастую избегали и их признанно крупные и великие современники. Может быть, не случайно классики немецкой литературы тоже прошли через увлечение и такой, упрощенной, литературой.

Предромантическая литература, которая в нашей науке начала привлекать к себе в ХХ веке все более пристальное внимание, вполне заслуживает подробного и обстоятельного анализа. Если на примере английской и французской литератур такие исследования проводятся во все более возрастающем объеме (растет число диссертаций и монографий), то на примере немецкоязычной литературы дело обстоит не столь радужно. Вероятно, в данном случае имеет место и влияние немецкой литературоведческой традиции, отказывающейся от внимания к таким явлениям и считающей их некой стадией романтизма.

Кроме того, восприятие предромантиками мира и человека также отличалось от романтического. Внешне они похожи, по сути же различны. Это же касается и чувства, которое однозначно понимается в науке как нечто, единое по определению.

Проблемы предромантизма в самой существенной степени проистекают из самого, возможно, не совсем удачного, термина «предромантизм», который постоянно переносит внимание именно на романтизм, оставляя предромантизму не самое существенное место в истории литературы.

всего лишь на протяжении нескольких спектаклей. Даже пьеса великого Гете «Гец фон Берлихинген» стала достойно играться на сцене лишь после ее переделки (приспособления!) к требованиям театра. Иными словами, великие писали «для глаза», но не «для слуха». Поэтому их сочинения создавались скорее для будущего, хотя уже при жизни некоторые из их создателей считались гениальными мастерами. Не случайно, видимо, в одном из прологов к «Фаусту» Гете как раз сетует на влияние требований театра на автора, на зависимость автора от требований театра, желает он того или нет. Законы театра существуют объективно; они должны учитываться всеми участниками создания спектакля, независимо от воли или амбиций автора произведения. Чем лучше он учтет и воплотит эти законы, тем скорее создаст истинно сценическое произведение, которое сможет жить на сцене многие годы, к чему позднее стремился, например, О. Бальзак, но чего так и не сумел добиться, несмотря на тщательное изучение наиболее успешных театральных произведений.

Общее между тривиальной литературой и предромантизмом заключается в их безусловной ориентации на доступность, на интерес, на любовь публики к тайнам, к ярким и неординарным личностям и понятным и «жизненным» сюжетам. В определенной мере уже в рамках этих понятий они близки. Вместе с тем, соединять оба эти литературных явления представляется не совсем уместным, по крайней мере исходя из современного состояния исследованности немецкой литературы указанного периода.

Параграф 1.4. - «Проблема «народности» и «тривиальности» немецкой литературы в последнюю треть XVIII века» - посвящен одному из ключевых вопросов литературы последней трети XVIII века - проблеме «народности» [Mandrou, 1985; Малек, 1992].

В тот век впервые в Европе литература перестает быть единой, созданной для всех (читай: для образованных), как то было в XVII веке во Франции, когда Корнель, Мольер и Расин писали свои произведения в одно время и нередко часто на одни и те же сюжеты наряду с другими авторами, которые не так уж много десятилетий спустя будут именоваться «второстепенными» и «тривиальными». Литература и драматургия разветвляются на классическую, «высокую» и новую, у которой пока еще нет своего имени (оно возникнет гораздо позже), но наличие которой писатели, критики и публика уже начинают отчетливо ощущать. По крайней мере так называемые «великие писатели» пытаются отмежеваться от нее, а, значит, уже вынуждены учитывать ее существование, и в данном случае показательна рецензия Шиллера на стихотворения Бюргера, хотя немецкий драматург здесь весьма существенно «промахнулся», забыв, о ком, точнее, о чем же он все-таки пишет, задекларировав именно свою, личную литературно-эстетическую позицию драматурга без учета особенностей лирики.

В литературных кругах все более осознается появление новых и крайне неожиданных сочинений, поднимающих, что также необычно, проблемы, которые мы вряд ли найдем у самых крупных и великих писателей. И это еще до эпохи романтизма, когда с подачи предромантиков и Ж. -Ж. Руссо подобного рода идеи начинают активно прорываться в большую литературу именно через предромантизм и тривиальную литературу, а на сцене театров будут жить и вплоть до конца XIX столетия процветать пьесы именно тех драматургов, кого традиционно и несправедливо годами отбрасывали на обочину культуры.

«Особенности эволюции художественной («высокой») драмы последней трети XVIII века» - состоит из пяти параграфов.

Параграф 2.1. - «Раннее творчество И. В. Гете и тривиальность» - посвящен произведениям молодого Гете с точки зрения проявления в них элементов тривиальности. Творчество писателя в этот период включает драматургические произведения разных типов. Гете не ограничивается работой в какой-то одной разновидности драмы, а стремится опробовать возможности разных жанров. Под влиянием сформировавшейся к тому времени концепции народного искусства Гете пытается воплотить соответствующие идеи непосредственно в художественных произведениях. Первым сочинением такого типа стал его «Гец фон Берлихинген» - произведение, соответствовавшее его пониманию творчества Шекспира, законов исторического процесса и роли в нем народных масс и личности. В «Геце» у Гете сказывается интерес к наиболее важным, узловым моментам истории, когда в судьбе человека проявляется судьба нации, закономерности эволюции общества.

В более специфической форме интерес к личности человека проявится у Гете в драме «Клавиго» и в ряде других бюргерских пьес. Здесь автор рассматривает проблемы отдельной личности почти на семейном уровне. Гете проверяет возможности разных жанров для того, чтобы с максимальной полнотой показать мир человеческих отношений. Произведения раннего Гете дают основание говорить не только о новаторском характере творчества (показателем чего стали «Вертер» и «Гец»), но и о попытках великого немца написать произведения, складывающиеся прежде всего под влиянием традиционных тем и сюжетов, очень широко распространенных в Германии того времени. Видимо, не случайно Гете, а после него и Шиллер, создают настолько неожиданные и непохожие друг на друга сочинения, что складывается впечатление об их экспериментальном характере, о стремлении писателей интерпретировать разнообразные темы в существенно отличающихся друг от друга формах драмы и романа. Гете важно было не столько экспериментировать (к убеждению в правильности своих позиций он пришел еще раньше, в Страсбурге, в начале своего знакомства с Гердером), сколько преобразовать свои представления в новые формы жанровой организации материала. Отсюда и интерес к Шекспиру и «шекспиризация», столь укладывавшейся в концепции молодых современников Гете [ср.: Аветисян, 1986: 35].

Понятие «шекспиризация» в немецкой литературе на протяжении XVIII века включало в себя различные черты и понималось по-разному. Первоначально «шекспиризация» сводилась в большей степени просто к интересу к творчеству Шекспира в целом, когда предпринимались попытки перевода его сочинений на немецкий язык как следствие интереса к нему в Англии и Франции, а затем Шекспир становится вдруг глобальным образцом, в котором сочетались разнообразнейшие стороны личности как самого драматурга, так и особенности его сочинений, вызвавшие повальный интерес к 1770-м годам, подкрепленные развитием духовной жизни Германии и становлением новых представлений о литературе. К этому времени «шекспиризация» включает в себя уже и вброшенное в литературу понятие «гений» («оригинальный гений» — "Originalgenie", "Naturgenie").

«гения» лишь из стремления молодых авторов показать буйство чувств и отвагу своих героев. С оглядкой на «гениального» героя молодой Гете постарался скорректировать своего «Геца» таким образом, чтобы пьеса оказалась максимально сценичной, что весьма показательно, поскольку пьесы даже «самого» Лессинга (да и, не будем этого скрывать, Гете) были далеки от сценичности, хотя читались публикой с большим удовольствием. На сцене же они либо показательно проваливались, либо быстро исчезали из репертуара театров, что свидетельствовало об активности культурной жизни Веймара, где постоянно сталкивались начала «возвышенные» и обыденные, классика - и тривиальная продукция.

Жанровые искания Гете были поисками нового содержания и новых форм. Проявлением таких поисков и попыток переосмысления наследия Шекспира стал у молодого автора «Гец фон Берлихинген» (1771) - произведение, дотоле не свойственное просветительской литературе. Известно, что для теоретических воззрений просветителей историзм не был характерен, равно как и для взглядов допросветительских литераторов. В этом смысле неисторической оказалась и бюргерская (мещанская) драма, имевшая типичные черты драмы социально-бытовой, в своем «чувствительном» варианте она принципиально отличалась от исторической драмы и тяготела к внешне изжившим себя принципам классицизма, к попыткам подчинить действие и характеры определенной схеме.

В этом смысле Гете, создав «Геца», задолго до первого исторического романа В. Скотта (1814) выдвинул проблемы эстетического освоения прошлого, развивая исторические представления Мезера, для которого древняя германская свобода была исчезнувшим идеалом [Жирмунский, 1972: 327]. Для Мезера, Гердера и Гете принципиально важной была мысль об общности истории, когда прошлое, настоящее и будущее сливались в единый процесс движения человеческой культуры, в котором нет и не может быть ни вечных, раз и навсегда данных истин, ни изолированных друг от друга периодов развития человечества.

Новаторские искания Гете в «Вертере» и «Геце» не исключали создания тривиальных, то есть традиционных для той эпохи произведений. Так появились «Капризы влюбленного» (пастораль) и «Совиновники» (просветительское, скептическое сочинение). Они стали удачной пробой пера начинающего литератора. Приближался новый этап в развитии немецкой литературы. К вступлению в него Гете был готов, и встреча с Гердером ознаменовала практическое применение тех концепций, которые он до того момента пока еще не воспринимал как необходимость реального воплощения возможностей, открытых для немецкой литературы Гаманом, И. Э. Шлегелем, Герстенбергом, Лессингом, Виландом, Клопштоком, «швейцарцами» да и Готшедом тоже.

Параграф 2.2. - «Специфика характера в драме: Г. В. Герстенберг, И. А. Лейзевиц, Ф. М. Клингер» - посвящен литературной жизни Германии 1760-1770-х годов, проявлявшейся в эстетических системах и художественной практике писателей разных философских направлений и ярко отразившейся в творчестве Г. В. фон Герстенберга (1737-1823). Свои теоретические работы он создает еще до Гердера, а в известном смысле и до Лессинга. По крайней мере тему Шекспира Герстенберг начинает раньше своего великого современника.

молодого поколения «бурных гениев», пробовавших в 70-х годах XVIII века свои силы в различных литературных жанрах и внимательно читавших его, Герстенберга, сочинения. Он одним из первых предпринял попытку осмыслить древнюю германскую литературу, понять фольклор своего народа, разобраться и в творчестве Шекспира, символизировавшего для Герстенберга новый тип драмы, созданный оригинальным гением [Maurer, 1987].

Эти взгляды драматург попытался воплотить в своей пьесе «Уголино». Она в значительной степени стоит как бы на перепутье от классицизма к «Буре и натиску». Герстенберг вплотную подходит к историческому осмыслению формирования и развития литературных явлений. Создавая «Минону» и «Уголино» [Buhler, 1995], писатель пытается смоделировать историю, исходя из своего понимания исторического процесса и места в нем фольклора как основы для создания великих художественных произведений. Автор ищет «правду костюма», но не думает пока о проблемах правдоподобия в искусстве, на что ему через несколько лет укажет Ф. Шиллер. Вместе с тем заслуга Герстенберга - в стремлении понять историю как живую жизнь общества, как развитие личности людей, их зависимость как друг от друга, так и от традиций, а в конечном итоге от того, как они строят свою жизнь. История для Герстенберга уже не что-то застывшее, существующее в одних и тех же проявлениях миллионы лет, а нечто, отражающееся в человеческой судьбе. И если Минону пока еще трудно было воспринимать как исторический образ, то Герардеска в «Уголино» уже человек, порожденный определенной средой.

Герстенберг был одним из первых и лучших знатоков наследия Шекспира и оценивал его творчество, исходя из его личности и времени, в котором она складывалась. Он считал недопустимым переносить правила древних на другие эпохи и был близок к концепциям английского предромантизма в понимании оригинальности, роли «гения», Шекспира и народной поэзии, народной песне, решительно ее поддерживая.

Вторая половина XVIII века знаменуется в Германии укреплением в литературе эмоционального начала. В одном случае чувство развивается неспешно, то усиливаясь, то слабея, но нигде не достигая напряженности аффекта. В другом же оно стремительно нарастает до крайних пределов и ведет к самоуничтожению личности. В рамках «чувствительной» литературы существуют поэтому два варианта подхода к изображению чувства и два вида чувствительности. В литературе последней трети XVIII века их целесообразнее рассматривать, с одной стороны, на материале трагедий И. А. Лейзевица, а с другой - на драмах Ф. М. Клингера, причем порой написанных на один и тот же сюжет.

Если Лейзевиц (1752-1806) прослеживает эволюцию зародившегося чувства (драма «Юлиус Тарентский»), то в пьесе Клингера «Близнецы» чувства сублимированы до предела. Лейзевиц - представитель немецкой литературы, связанной с традицией Герстенберга и Лессинга. Он остался верен принципам классицизма [Koch, 1883: 224] и оказал огромное влияние на молодого Шиллера. Можно говорить о переходном характере творчества Лейзевитца, что дает ему возможность быть посредником между Лессингом и штюрмерами, между «Бурей и натиском» и веймарским классицизмом [Mattenklott, 1985: 224].

«поток чувств», захлестывающий героев (Отто и др.) и влекущий их к гибели. Напрасно искать что-либо хотя бы приблизительно похожее в драмах Герстенберга, Лейзевица, Ленца. Именно Клингера следует понимать как штюрмера в традиционном значении этого слова, то есть как писателя, в творчестве которого персонаж обрушивает лавину чувств на окружающих людей и сам погибает из-за своих перенапряженных чувств. Происходит столкновение «чистого» чувства и рассудка людей, умеющих сдерживать свои эмоции и направлять их не туда, куда влечет человека их стихия, но туда, куда они должны быть направлены для завоевания власти, славы. Тем не менее полного распада личности, разрываемой чувством, у героев Клингера не происходит. Личность находит выход из создавшегося положения в уходе из жизни. Смерть для нее - средство преодоления своих сомнений.

Сочинения Клингера призваны были продемонстрировать абсолютно свободное развитие чувства руссоистского типа, неподвластного никаким реальным ограничениям. В пьесах Клингера сталкиваются выдумка, фантазия художника и реальность. Поэтому было бы напрасно искать, к примеру, в трагедии Клингера «Отто» некоего реалистического отображения явлений немецкой действительности второй половины XVIII века.

Параграф 2.3. - «Теория французского нового театра и драматургическая практика молодых немецких авторов: Г. Л. Вагнер»

Отношение к французской культуре было в XVIII веке неоднозначным, но даже в наиболее антифранцузских работах никогда не отрицались все положения теории классицизма. Главным же объектом нападок был немецкий вариант французского классицизма у Готшеда и его сторонников-апологетов. Критиковалась также определенная фривольность рококо у Виланда, что, впрочем, вызывало куда меньшее возмущение, чем готшедианство. Укрепление во французской литературе второй половины века новых, третьесословных представлений находило поддержку у немецких литераторов. Дидро и Лессинг, Мерсье, Руссо и штюрмеры - так будут распределяться интересы писателей под влиянием усилившихся демократических симпатий.

Теория французской драмы всегда привлекала к себе внимание немецких авторов. В их ряду достойное место занимает Г. Л. Вагнер (1747-1779). Вагнер во многом разделял теорию нового французского театра, разработанную Л. -С. Мерсье (1740-1814), и был продолжателем культурной деятельности Д. Дидро. Как результат реализации этой теории Вагнер написал лучшее свое произведение - трагедию "Детоубийца" [Schonenborn, 2004], оказавшую огромное влияние на современную немецкую литературу.

дает ему иной возможности преодолеть препятствия, как только через гибель одного из своих близких, в данном случае гибели ребенка.

На материале трагедии «Детоубийца» можно проследить, как происходит изменение острой проблемности произведения и превращение его в тривиальное. Вагнер, как и многие молодые драматурги, вводил в театральный обиход темы, не поощрявшиеся теоретиками и фигурировавшие в «страшной» уличной балладе, в так называемых «бенкельзангах» и «моритатах». В них рассказывалось о привидениях, чародействе и всевозможных преступлениях (в том числе и о детоубийстве). Вагнер пытался строить свою пьесу по принципу «правдоподобия» как принципа, присущего искусству, его миру. Пример пьесы показывает, как в художественной литературе могут происходить упрощения, примитивизация сюжета, вызванные к жизни не отсутствием таланта драматурга, а законами социального бытования художественного театрального произведения.

В параграфе 2.4. - «Социальная драма: Я. М. Р. Ленц» - речь идет о драме Я. М. Р. Ленца.

Я. М. Р. Ленцу (1751-1792) принадлежит особое место в немецкой литературе второй половины XVIII века. Своими современниками он понимался как соратник и соперник Гете, один из наиболее талантливых и ярких драматургов и теоретиков «Бури и натиска» [Kasties, 2003]. В творчестве Ленца последовательно нашла воплощение линия, идущая от Лессинга и Вагнера. Только Ленц, по сравнению с Вагнером, глубже, многограннее и острее воспринимал мир, теорию, конкретнее и обстоятельнее умел воплотить новые литературно-эстетические концепции в своей художественной практике. В своих «Заметках о театре» Ленц создал одно из первых теоретических исследований о драматургии в целом [Hausdorff, 1913]. Это была первая собственно штюрмерская теоретическая работа по вопросам театра.

В драме Ленц видит как бы две разновидности европейского театра, ведущие свое происхождение либо из Англии (первый тип - в центре изображения стоит человек), либо из Франции. Драма второго типа игнорирует человека, не обращает на него внимания, потому что не занимается индивидуальными чертами людей, а, значит, она и менее действенна, чем драма английского типа. Дело в том, что стремление классицистов показать «гражданина вселенной», представителя всего человечества в целом было, на взгляд штюрмеров, непростительной ошибкой. Такой принцип отражения действительности отвергал типичные черты конкретного человека, конкретного персонажа. На сцену выводились персонажи-схемы, а не носители черт и свойств, возможных для данного образа в данной ситуации.

а не марионеток, подчиняющихся только логике мысли автора без учета их возможностей как представителей определенной со циальной группы. Вместе с тем Аристотель для Ленца не авторитет уже потому, что усло вия, в которых пишет он, Ленц, были отличны от условий жизни Аристотеля. Единство места (обязательное условие театра греков), на взгляд Ленца, было вызвано тем, что в аттической трагедии выступал хор, потому Аристотель, полагает Ленц, и требовал его соблюдения, равно как призывал и к соблюдению единства времени, обязательного для драматургических жанров. Французская приверженность к правилам привела к потере индивидуальных особенностей трагедий и эпопей. Они стали похожи друг на друга, представляя собой повторение одного и того же, чем и отличались от сочинений Шекспира, разнообразного и многоликого, как сама природа.

Изменение мира влечет за собой и изменение природы драмы, в которой следует сочетать черты комического и трагического, то есть речь идет о смешении жанровых признаков трагедии и комедии в связи с историческими особенностями второй половины XVIII века.

Параграф 2.5. посвящен раннему драматургическому творчеству Ф. Шиллера.

Ф. Шиллер (1759-1805) в считанные месяцы проделал путь, которым немецкая литература шла более десяти лет [Wolfel; 2004; Luserkle-Jaqui, 2005; Damm, 2006; Friedrich Schiller: Dramen, 2009; Alt, 2009; Ehlers, 2011]. В ранних его произведениях проявляется его интерес к различным видам драмы. В каждом конкретном случае Шиллер воплощает конкретную идею, над которой он размышлял уже в пору создания «Разбойников». Его движение от пьесы к пьесе следует понимать как укрепление его на позициях «веймарского классицизма» с особенностями, нередко вызывающими ложное понимание творчества раннего Шиллера как творчества исключительно штюрмерского.

Молодой драматург написал три пьесы, относящиеся к периоду штюрмерства: «Разбойники» (1781), «Заговор Фиеско в Генуе» (1783, 1785) и «Коварство и любовь» (1784). Однако в это же время шла его интенсивная работа над «Доном Карлосом» (1787), законченном уже Шиллером-классицистом. Три первые пьесы воплощали душевное состояние драматурга, позднее решительно им преодоленное.

Шредера, Шиллера и др. Это было связано с особенностями духовного развития Германии. Прямолинейная морализация Просвещения начала и середины века трансформировалась в дидактику, построенную на изображении реальных конфликтов, понятных любому человеку. Постепенно морализаторство становилось более жизненным, в него проникало больше реалистических элементов; происходило укрепление просветительского реализма, потесненного воздействием привычек. Поэтому драматурги были вынуждены писать понятные и доступные зрителям произведения, делая в данном случае уступки господствовавшим вкусам времени [Полякова, 1987: 177, 178, 185-188], что влекло за собой проявление тривиальности в сочинениях даже самых талантливых авторов, в том числе и у Шиллера [Шагалова, 1954: 109]. Можно говорить о несомненном развитии в эпоху Просвещения «рынка зрительских симпатий», ставшего настолько сильным, что без его учета не мог создавать произведений ни один драматург, желавший видеть свои творения на сцене [cp.: Шагалова, 1954: 110].

Шиллер также стремился к исправлению раннего варианта «Разбойников», в котором он чувствовал определенную несоразмерность деталей, нарушение мотивированности действий и т. д. (превращение Карла в предводителя разбойников писатель производит ис кусственно и поспешно). По крайней мере зритель мог отметить несоразмерность силы бунта Карла с поводом, этот бунт вызвавшим [Brenner, 1960: 119]. Желание Шиллера создать произведение, в центре которого стоит сильный характер, - это продолжение штюрмерских концепций трагедии. Не случайно ее замысел и начало работы над ней совпали со временем (1776-1777), когда движение «Бури и натиска» представило на суд читателей все наиболее известные пьесы своих авторов.

Выдвигая требование создания как можно более разносторонних характеров, Шиллер ставит проблему героя в самую непосредственную связь с проблемой зрителя. Публика может заблуждаться, потому что люди недостаточно образованны и могут видеть пример даже в отрицательных образах, если они им симпатичны. Особенности пьесы нередко скрыты от понимания основной массы зрителя, поэтому вполне возможно искажение идеи произведения в зрительском восприятии.

Шиллер оправдывает свое творчество и непроизвольно показывает свою зависимость от зрительного зала. Следует сказать, что позднее Шиллер будет чувствовать себя свободнее, но он никогда не сможет полностью освободиться от такой унижающей его зависимости. Драматург прекрасно это сознавал и в эстетических работах создавал второй вариант своего идеального и возвышенного художественного мира, где писатель чувствовал себя властелином, а не подданным публики, невысоко стоящей по возможностям восприятия искусства.

Шиллер, вошедший в немецкую литературу в 80-е годы XVIII столетия, знал яркие образцы драматургических сочинений своих предшественников и соратников. Он на собственном опыте проверил возможности как художественных, так и тривиальных вариантов драмы.

«Особенности тривиальной драмы последней трети XVIII века» -состоит из трех параграфов, в каждом из которых рассматриваются вопросы тривиальных драм соответствующего жанра.

В параграфе 3.1. - «Роль тривиальной драмы в развитии интереса к театру: Ф. Л. Шредер, А. В. Ифланд, А. ВЖоцебу» - речь идет о принципах формирования тривиальной драматургии и литературы в целом.

Одним из источников тривиальной литературы была городская среда, формировавшая литературу, обладавшую своими особенностями [Wellershoff, 1983]. Они проявляются прежде всего в образе главного героя: честного, справедливого, смелого и умного человека. В тривиальной драме горожанин (бюргер) служит воплощением положительного идеала, формирующегося к этому времени под влиянием просветительской идеологии. Если в первой половине века ни Готшед, ни Клопшток даже не упоминали о подобных сочинениях, не столько замалчивая факт их существования, сколько пока еще не отделяя одно от другого, то последняя треть столетия вносит коррективы в представления выдающихся писателей. Так, Шиллер сполна отдает дань тривиальной моде, создавая роман «Духовидец», а Гете, обращаясь к распространенным в это время тривиальным жанрам, пишет «Стеллу» и другие произведения подобного рода. Интерес к сочинениям, относимым в традиционной иерархии жанров не к самым почтенным, подтверждает наш тезис об изменениях, затронувших суть литературного процесса.

С одной стороны, заметно сближение разноплановых сочинений, а с другой, наблю дается достаточно жесткая дифференциация между ними. Теперь мастера уделяют внимание сочинениям своих второстепенных современников; формируется представление о возможности для выдающегося художника быть автором (соавтором) тривиального сочинения (например, Гете и роман Вульпиуса «Ринальдо Ринальдини») — мысль, которая ранее просто не могла прийти в голову Клопштоку или Лессингу, поскольку в ту пору существовало четкое иерархическое разделение жанров, каковое во времена Гете хоть и начинает все быстрее разрушаться, но до полного его забвения было еще весьма далеко. Разрушение литературных границ происходило под воздействием как «высокой», так и тривиальной литературы, отражавшей общее культурное стремление к уничтожению преград и препятствий, стоявших перед личностью. Стремление углубиться в частную сферу проявлялось в предмете изображения (семья) и в жанровой характеристике произведений.

— один из выдающихся немецких актеров своего времени. Для него как драматурга (как и для других его коллег) [Meyer, 1819; Wernecke, 1916; Petersen, 1929; Hoffmann, 1939; Hadamczik, 1961] автор должен быть образованным человеком и неустанно трудиться, чтобы понять душу изображаемого им персонажа, а не показывать на сцене себя. Для правильного изображения человека на сцене драматургу, по мысли Шредера, следует видеть характер не изолированно, а в рамках всего произведения в соотнесении с другими персонажами и обстоятельствами [Hoffmeier, 1955]. Гете, отмечая заслуги Шредера, подчеркивает его стремление перерабатывать пьесы английских авторов, приспосабливая их к немецким нравам и существенно исправляя их тексты [Гете, 1976, 3: 480]. Этим же путем шли многие писатели и драматурги как «высокого», так и тривиального рядов.

Статистика показывает, что в немецком театре конца XVIII - начала XIX века не было драматурга, составлявшего сколько-нибудь серьезную конкуренцию Коцебу. Например, на веймарской сцене, которой тогда управлял Гете, в 1791-1817 годах было сыграно 87 пьес Коцебу и лишь 19 произведений самого Гете. В Мангейме в 1779-1839 годы пьесы Коцебу игрались 1487 раз [История немецкой литературы, 1985, 1: 323]. Помимо всего прочего, журнал О. Коцебу «Прямодушный» считался в Германии одним из важнейших периодических изданий [История немецкой литературы, 1985, 1: 310]. Анализируя произведения драматурга, пользовавшиеся небывалым успехом, следует помнить и об огромном его влиянии на умы современников, связанном не только с упрощением существенных национальных и иностранных проблем (прямолинейной тривиализацией), но прежде всего с тем, что Коцебу умел затронуть душу человека, чем неизменно привлекал к себе зрителя. Показательно, что современники ясно сознавали разницу между Гете и Шиллером, с одной стороны, и Шписсом, Крамером, Коцебу - с другой. Все они были представителями литературы и нередко ценились корифеями не только за свои несомненные драматургические таланты, но и за безусловное великолепное знание сцены.

То, что Ифланд и Шредер были самыми талантливыми и известными деятелями немецкого театра, давало им возможность пробовать свои силы в обновлении репертуара. Обладая литературными способностями, знанием потребностей и возможностей сцены, Ифланд и Шредер приступили к созданию произведений, отвечавших «духу времени». Старшим из названных драматургов был Ф. Л. Шредер (1744-1816), послуживший Гете прототипом Зерло в «Вильгельме Мейстере» [Полякова, 1987]. Он много размышлял над проблемами немецкого театра и был вынужден считаться с мнением любителей сцены. Так, театральная реформа Лессинга, предпринятая им в Гамбурге, провалилась по многим причинам (привычки публики, амбиции актеров, осторожность владельцев театра и т. д.). Шредер же, стремясь избежать неудач, приспосабливался к привычкам своего времени. С одной стороны, в этом была его трагедия. С другой же, это свидетельствовало о его умении найти оптимальный вариант сценического воплощения важной для него идеи, чтобы сочетать потребности театра, искусства с тягостной зависимостью от мнения публики.

В произведениях Шредера, Ифланда, Коцебу складывается такое отношение к искусству, при котором художественность как сочетание качеств произведения воплощается почти адекватно требованиям, поставленным перед искусством во второй половине XVIII века: цельность, творческая свобода, оригинальность, вкус [Роднянская, 1987: 489]. Для читающих немцев этого времени Шредер был актером и драматургом, по-настоящему близким Шекспиру. По Маттиссону, Шекспир и Шредер показывают всю глубину человеческого характера, позволяют зрителю разобраться в причинах поведения людей, не выпуская страсть на волю [Matthisson, 1810: 315]. Это замечание позволяет достаточно точно охарактеризовать восприятие искусства Шекспира и Шредера в Германии конца XVIII века. Интерес к сочинениям Шредера был вызван большой жизненностью его персонажей. Это обычные люди со своими слабостями и привычками. Добродетели немецкой семьи служили противовесом соблазнам и грехам большого света, хотя и дом не защищал человека от страдания.

Известность Шредера подготовила путь А. В. Ифланду (1759-1814), в истории немецкого театра самому популярному, наряду с Экгофом и Шредером, актеру. Именно Ифланду удалось поднять престиж своей профессии на небывалую до него высоту [Kurschner, 1881: 6]. Развитие театральных представлений Ифланда шло в русле приобщения к театру французского классицизма. Для произведений Ифланда характерно тяготение к тщательности в изображении черт характера [Kurschner, 1881: 11], а также стремление к демонстрации нравоучительного начала драматического сочинения, что вело в немецком театре к максимально правдивой игре актеров. Это способствовало гармоническому сочетанию требований просветительского реализма с положениями мещанской и бюргерской драмы, где безусловным было внимание к бытовой детали, стремление показать человека в естественной для него среде. Может быть, именно такая особенность игры немецких актеров и вела к максимальному увеличению количества пьес и росту влияния тривиальных писателей и драматургов.

театре долго на сцене не жили. Для Ифланда же «игры» в театре не существует: его персонаж негероичен, поэтому актер должен показывать жизнь, реальность. Эта обыденность и есть характерная, типичная черта време ни. И творчество Ифланда, как и наследие Шредера, отражает особенности эпохи. У него не бюргерская (то есть более высокая), а именно мещанская драма как отражение уровня состояния общества.

Сценическая жизнь произведений, созданных в конце XVIII столетия, отражает противоречивость литературного положения Германии того времени. С одной стороны, немецкая интеллигенция внимательно изучала духовные достижения англичан и французов. С другой же стороны, немецкая драматургия, в свою очередь, начинала воздействовать на деятелей культуры за пределами Германии. Немецкие авторы становились известны в Англии, а один из них — именно А. В. Коцебу — вообще воспринимался на британских островах как своего рода «немецкий Шекспир». Это был писатель, работавший во всех драматических жанрах своего времени, но наибольшую известность он завоевал именно в мещанской драме.

В сочинениях Шредера, Ифланда, Коцебу зритель находил актуальные и интересные для себя проблемы, видел конкретную, реальную жизнь, в которой жили и боролись за свое маленькое счастье похожие на него герои, добивавшиеся своих прав и своего места в системе общественных отношений. Тривиальная драма вносила свой вклад в формирование представлений о немецком национальном характере, обладающем многими добродетелями. Нравоучительность таких пьес - типичная черта времени, представленная в сочинениях всех известных писателей конца XVIII века. Эти произведения укрепляли интерес к немецкой жизни, что влекло за собой и развитие интереса к германской истории.

Параграф 3.2. - «Немецкая рыцарская тривиальная драма последней трети XVIII века: И. А. Терринг, И. М. Бабо» - посвящен проблемам формирования исторического сознания на материале рыцарской тривиальной драмы. Уже в древние времена ученые-историки нередко поступали со своим историческим материалом так, как со своим поступают писатели-беллетристы (Саллюстий, Тит Ливий). В Средние века интерес к истории чаще всего получал религиозное обрамление (Беда Достопочтенный, авторы житий) или же форму рыцарского романа (циклы о царе Соломоне (Залмане) или об Александре Македонском). Спустя годы попытку понять закономерности исторического процесса предпримут Шекспир, Вольтер, Дефо и др.

Создателем исторического жанра (романа) традиционно считается сэр Вальтер Скотт, но в жанре драмы интерес к прошлому возник гораздо раньше «Вэверли» В. Скотта (1814). Так, в Германии значительные произведения на историческую тему создаст Гете («Гец фон Берлихинген», 1781), а позднее -Шиллер («Валленштейн», 1800).

«высокой» литературе, активно проявлялся и в творчестве «массовых» писателей XVIII века, быстро и безошибочно увидевших большое будущее этого жанра. Опираясь на идеи Клопштока, Гердера и его школы, на отечественный и зарубежный опыт, писатели начинают создавать произведения, интересные и полезные их соотечественникам. Национально-патриотическая, героическая темы творчества Клопштока послужили мощным импульсом для молодого поколения немецких писателей, что было явлением прогрессивным и для определенной части общества становилось даже модным. Значительные слои общества приобщались к истории посредством знакомства с тривиальными драмами Бабо [Pfreuffer, 1921; Blab, 1948], Терринга [Von Torring, Babo, Hensler, Bretzner, 1891] и романами Вульпиуса, Крамера, Шписса.

Обратившись к творчеству писателей тривиального лагеря, порой можно восхищаться их умению выискивать сюжеты в прошлом Германии или других стран. Так, И. М. Бабо (1756-1822) создал пьесы «Дагоберт - король франков, трагедия в пяти актах» (Мюнхен, 1779), «Римляне в Германии. Драматическая героическая песнь в 5 актах» (Мюнхен, 1780), «Отто фон Виттельсбах, пфальцграф в Баварии. Трагедия в 5 актах» (Мюнхен, 1782), «Месть Альбрехта за Агнес. Историческая драма в 4 действиях» (Вена, 1808). И. Г. фон Зоден (1754-1831) написал такие произведения, как «Анна Болейн, королева Англии. Трагедия в 5 действиях» (Б. м., 1791), «Франц фон Зиккинген. Исторически-романтическое полотно» (Лейпциг, 1808), «Франсиско Писарро, или Клятва в храме Солнца. Историческая драма в 5 действиях» (Аарау, 1814).

Становление интереса к историческому пониманию мира, стремление к постижению глубинных связей прошлого и настоящего и различных явлений современности, интерес к тому, что когда-то происходило на их родной земле, - все это послужило основой для стремительного роста числа произведений на историческую тему. Применительно к немецкой литературе конца XVIII века можно вести речь и о рыцарской литературе как разновидности исторической художественной словесности, поскольку действие этих произведений происходит, как правило, в период немецкого Средневековья. Идеи Гердера о единстве законов истории, о действительности как реальности меняющейся и объективно развивающейся во времени, не стали достоянием большинства писателей, поскольку те не были в состоянии применять принципы историзма в литературе. Это удавалось очень и очень немногим. Даже Гете и зрелый Шиллер использовали историческую тематику не для воспроизведения исторической реальности, а для показа своих определенных морально-этических воззрений.

Поэтому и традиция рыцарской литературы в ее разнообразных разновидностях (литературной и театральной) существовала в рамках немецкой литературы XVIII века как разновидность литературы второстепенной, тривиальной. Интерес к ней зрителей был обусловлен тем, что рыцарская тема отражала обращение писателей к национальной истории.

Большим влиянием пользовался в этом жанре И. А. фон Терринг с пьесами «Каспар Торрингер» (1778-1779) и «Агнес Бернауэрин» (1779, 1780). Рыцарская тривиальная драма имела в последней трети XVIII века определенные заслуги как в социальном, так и в литературно-эстетическом плане, и в творчестве своих наиболее известных представителей способствовала формированию исторического подхода к пониманию процесса развития человеческого общества.

«Отто фон Виттельсбах» (1782), «Арно» (1776), «Зимние квартиры в Америке» (1780) и др. Бабо прекрасно знал театр и его законы. С 1774 года он был секретарем Мангеймского театра, а в 1792 году стал руководителем придворного театра, обязанного ему своим расцветом [Kurschner, 1875: 726-727]. Создавая пьесы на разнообразные темы и сюжеты, Бабо хорошо сознавал требования публики и литературную ситуацию в Германии, состояние драматургии и те приемы, которые следовало использовать для написания интересного для публики произведения. Так или иначе, пьеса Бабо «Отто фон Виттельсбах» жила на сцене немецких театров вплоть до 40-х годов XIX века [Kurschner, 1875: 727. Cp.: Hauffen, 1891: 8-19].

Произведения Бабо были популярны потому, что он обращался в них к актуальным в ту пору (время неуклонного подъема бюргерского самосознания) темам, чем не раз вызывал бурю оваций и восторгов в зрительном зале. Одним из таких его сочинений была драма «Арно», которая повествует о двух офицерах - талантливом бюргере и завистнике-дворянине, обвинившем бюргера в трусости. Будучи введен в заблуждение, король Фридрих II приговаривает последнего к смерти, но в итоге истина выясняется, и добродетель и талант торжествуют. Бюргер получает чин майора, а дворянина наказывают. Успех произведения объяснялся симпатиями третьесословной публики. Герой-бюргер успешно противостоит в нем чванливым и подлым дворянам, но он не может пока стать центральным персонажем «высокой» литературы, поскольку в жизни победа оставалась за дворянином.

Пьесы Бабо сценичны, логичны и в композиционном плане, и в постановке. В них более удачно, чем в пьесах штюрмеров, показано нагнетание чувства, что ощущалось и современниками. Драматург видел сильные стороны, связанные с изображением страсти и стал одним из самых популярных драматургов своего времени. В его пьесах нашли отражение многие важные проблемы современного ему мира. Показательно, что, поднимая проблемы своего века, он всякий раз останавливается в момент, когда нужно сделать последний шаг и охарактеризовать события и лиц так, как они того заслуживают.

Параграф 3.3. - «Немецкая семейно-бытовая тривиальная драма последней трети XVIII века: О. Г. Гемминген, К. Г. Лессинг» - посвящен немецким семейно-бытовым пьесам тривиального плана.

Второстепенные драматурги создавали наиболее удачные в сценическом отношении пьесы, поскольку они трезво учитывали возможности немецкого театра, в том числе и профессионализм его актеров. И если их произведениям могло не хватать идейной глубины и больших проблем, то уж знанием немецкой сцены они обладали в полной мере. Не случайно многие драмы, превосходившие по популярности произведения Лессинга, Гете и Шиллера, были созданы известными актерами (Ифланд, Шредер), а мещанская драма тех лет составляла незыблемую основу репертуара немецких театров [Тронская, 1963, 2: 316]. Она развивалась прежде всего под влиянием родственного английского жанра (Лилло), а затем и французской драмы, идеи которой пропагандировал Д. Дидро («Парадокс об актере»).

немецкой жизни и немецкого искусства тех лет со стремлением мещанской драмы к сглаживанию конфликтов, к подчеркнутому их переносу в моральную сферу, где проблемы разрешались более или менее благополучно. Среди таких пьес назовем произведение О. Геммингена (1755-1836) «Немецкий отец семейства» (1780), в котором развивались идеи Дидро и подчеркивалось бюргерское звучание пьесы, в которой все завершается благополучно. Драма была поставлена в Мангеймском театре, стремившемся заменить классический репертуар бытовым [Тронская, 1963, 2: 316]. Театр обратился к этой пьесе Геммингена, где автор пытался показать, что отклонение от добродетели непременно будет наказано, и где отец семейства (граф) покарает порок, спасет добродетель, поставит все на свои места.

Характеры персонажей строятся по принципу полярности, что ведет к искусственности разрешения конфликта. Одним из признаков тривиальной драмы как раз и является открытая морализация. Мещанская драма пропагандирует идею любви к своему дому, к своей семье по принципу, заложенному в немецкой поговорке «В мире есть только один дом, и в этом доме заключен весь мир».

Театральная эстетика века Просвещения и требования руководителей трупп постоянно вынуждали драматургов работать как бы над двумя пьесами под одним названием одновременно - для постановки и для чтения. Происходила «тривиализация» художественной литературы. Поэтому не следует удивляться, что на сцене ставились средние по качеству произведения и не очень часто попадали в репертуар театра пьесы другого типа, как это случилось с «Близнецами» Клингера, что следует понимать как незаурядное событие, сравнимое с революцией в сценическом мире. Она была вызвана изменениями условий действительности, ибо создавалась в радикальном духе ожидаемых преобразований, борьбы молодого литературного поколения за жизненную правду, за введение в театральный обиход тем, пока не поощрявшихся теоретиками литературы и бытовавших в «страшной» (уличной) балладе, в так называемых «бенкельзангах» и «моритатах».

В семейно-бытовой тривиальной драме последней трети XVIII века содержится много важных положений, далеко выходящих за пределы только и исключительно семейных отношений и проблем. На их примере писателям удается показать слияние личного и общественного интересов, проявление общих проблем в частной, отдельной судьбе.

В главе 4 - «Жанровые формы художественного («высокого») немецкого романа последней трети XVIII века» К. Корфф, Д. Ф. Мэхони, Ю. Форманн, Г. Шпиро, Т. Паго, Ш. Й. Хуанг и др.), а также ставится вопрос о проявлении в нем тривиальных элементов.

В параграфе 4.1. - «Особенности бытования и осмысления романа в последнюю треть XVIII века» — основной упор сделан на анализ места немецкого романа в системе литературно-эстетических представлений современников. В творениях писателей усиливались иррациональные, мистические элементы. В них наблюдался распад диалектически усложненных образов на полярные типы: появлялись образы невинной, чистой девушки и «фатальной» женщины (позднее этот образ превратится в образ женщины-вампа).

Большое внимание писатели уделяли проблеме тайных союзов, актуальной в те годы, когда практически все значительные деятели политики и культуры принадлежали либо к масонству, либо к различным мистическим и оккультным школам [Domagalski, 1981: 31]. Литература последней трети XVIII века с ее интересом к национальному прошлому, к мужественным и бунтующим героям (такие персонажи в дегероизированной Германии воспринимались именно как герои, хотя нередко были и преступниками) выступает наследником творчества Клопштока и Лессинга, Шекспира и каледонских бардов. Это было время, ставшее по своим тенденциям и интересам первым периодом в развитии немецкой литературы, когда писатели сознательно обратились к прошлому, стремясь найти в нем образцы для подражания. Обращение к исторической теме, попытка не только упоминать о прошлом, но и воссоздавать его на страницах книг и пьес дали авторам возможность расширить круг проблем литературы и были вполне созвучны духу времени с его тягой к документальности.

Если изначально в литературе преобладала драма, а к 90-м годам XVIII века установилось ее статистическое равновесие с романом, то в самом конце XVIII и в начале XIX века на книжном рынке существует уже явное преобладание романных жанров [Schulte-Sasse, 1971: 46]. Расцвет романного жанра происходил во многом вопреки желаниям просветителей, видевших в романе явление, продолжающее идеи придворно-аристократического искусства периода барокко [Meid, 1984: 89]. Это было в достаточной степени справедливо для первой половины XVIII века, когда Геллерт написал роман «Жизнь шведской графини фон Г.» (1747-1748), предпринимая попытку создания немецкого бюргерского «чувствительного» романа, что было свидетельством влияния английских и французских традиций (Голдсмит, Мариво, Ричардсон, Руссо).

С появлением романов Виланда ситуация начинает стремительно меняться. Его произведения поднимали важные для немцев проблемы литературно-эстетического («Дон Сильвио», 1764) и социального планов («Золотое зеркало, или Короли Шешианские», 1772). Виланд был одним из новаторов современной ему немецкой литературы [Пуришев, 1963, 2: 179-203]. Со своими романами выступил А. Халлер (1708-1777) («Узонг», 1771; «Альфред, король англосаксов», 1773; «Фабий и Катон», 1774). В этом же ряду следует назвать и романы Хермеса «Путешествие Софьи из Мемеля в Саксонию» (1769-1773) и Софи фон Ла Рош «История девицы фон Штернхайм» (1771), изданный Виландом и восторженно принятый молодым поколением писателей. Существовали романы и других авторов.

«Духовидца» Ф. Шиллера уже звучал). Конец XVIII века был временем небывалой массовости литературы, знаменовавшейся ростом числа писателей, а также количеством изданных романов и «пьес для чтения». Если в середине века насчитывалось 2000-3000 писателей, то к концу столетия их уже более 10 тысяч [Appell, 1859: 11]. Из этого количества 267 человек писали уже «романтические» произведения, где действовали немецкие аристократы образца XVIII века. В целом это время небывалого прежде для Германии числа романов: с 1773 по 1794 годы здесь появилось 5850 романов, среди них почти треть занимали произведения сентиментально-дидактические, «чувствительные» [cp.: Becker, 1964: 26; Meid, 1984: 89]. Существенно множились произведения, созданные под влиянием «Тома Джонса» Г. Филдинга.

Третья группа произведений - тривиальный роман как серьезного, так и комического типа, хотя таковых было немного, видимо, сказывалась серьезность XVIII века. Несправедливо было бы упрекать такие произведения в искажении действительности. Нет, в них проявлялись отдельные моменты критики общества, характерные для литературы эпохи Просвещения в целом, - выпады против тирании князей, недаром рыцари - персонажи К. Г. Крамера (1758-1817) — желают быть мстителями за несправедливость, как шиллеровский Карл Моор или как Гец Гете. Писатели открывают новую эстетику - эстетику ужасного, страшного, непонятного и непознаваемого, что ведет к укреплению в литературе XVIII века предромантизма, находившегося в сложных отношениях с просветительской философией и литературой и во многом опережавшего романтическое мировосприятие.

В среде знатоков литературы немецкий роман большим уважением не пользовался, хотя существовали «Вильгельм Мейстер» Гете, романы Виланда и писателей-романтиков [Steinecke, 1984: 11]. Такое отношение к жанру не в последнюю очередь формировалось ввиду малохудожественности романной массы, пусть даже часть из нее пользовалась любовью читателей [Meid, 1984: 89; Berghahn, 1984: 35]. Это придавало определенный пренебрежительный оттенок обращению образованных людей к жанрам романа, поскольку просветители при всем своем демократизме не очень верили в способность современников оценивать достоинства и недостатки художественных произведений. Как бы там ни было, тривиальная литература была более массовой по своему влиянию и распространенности в широкой среде, нежели произведения писателей-классиков.

К концу века тривиальные драма и роман несут одинаковую идейную и смысловую нагрузку. Как драма, так и роман должны были поднимать проблемы, которые могли бы вызывать интерес читающей публики. Резкий прирост романных жанров приходится на годы, непосредственно предшествовавшие Французской революции, что свидетельствует о чуткости творческой интеллигенции по отношению к общественным движениям современности.

Особое место среди романистов этого времени занимает К. М. Виланд (1733-1813). Он объединил в своем творчестве разнородные проявления немецкой культуры второй половины XVIII века: барокко, рококо, классицизм, интерес к творчеству Шекспира и к народному искусству, борьбу за становление и развитие новой драмы и за новый немецкий театр [Пуришев, 1931: 12; Пуришев, 1963, 2: 180; Anger, 1968; Жеребин, 1984]. Следует помнить о его заслугах и в деле формирования немецкого романа. Виланд начинал как последователь Клопштока, подражая его религиозности. Под воздействием идей античности и Просвещения он совершил поворот к «светскому» искусству и написал трагедии «Леди Иоханна Грей» (1758) и «Клементина фон Порретта» (1760). В 60-е годы писатель создал свои «Комические рассказы», где, обратившись к эротическим мотивам, сделал попытку прославить житейские радости.

«Победа природы над мечтательностью, или Приключения дона Сильвио фон Розальва» (2 т.), воспринятый многими как пародия на рыцарские романы и сказки о феях. В нем Виланд наносил серьезный удар по немецкому филистерству и по немецкому пиетизму, впадавшему в своем «массовом» варианте в мистический экстаз, отворачиваясь от проблем земной жизни. Подобного же рода пафос неприятия абстрактности и оторванности от жизни, пожалуй, даже более резко, характерен для его романа «История абдеритов» (1774); двумя годами ранее Виланд решительно выступил против крепостного права в романе «Золотое зеркало» (1772), а его роман «История Агатона» (1776) считается первым в немецкой литературе романом воспитания.

Формирование немецкого романа последней трети XVIII века происходит через развитие высокохудожественной и тривиальной его разновидностей. Оба они формируются одновременно, ибо основываются на традициях предшествующих литературных эпох, и их нельзя ограничить лишь XVIII веком.

В параграфе 4.2. - «Восприятие мира и изображение человека в романе последней трети XVIII века: И. В. Гете, КФ. Мориц» - речь идет о своеобразии изображения человека в романах Гете и Морица. Проблемы, существовавшие в драматургии последней трети XVIII века, были характерны и для романа этого времени. Развитие романа тормозилось предубеждением по отношению к нему со стороны многих критиков и части «ученой» публики. Это было вызвано и вполне определенными причинами, хотя Гете своим «Вертером» открыл новую страницу немецкой литературы, продолжив традиции и развив опыт, полученный при создании драм штюрмерского периода.

В драматургическом и поэтическом контексте, характерном для Гете периода 1770-х годов, роман в письмах «Страдания юного Вертера» занимает особое место [Heinse, 1904: 233; Alder, 1956]. Известная история жизни молодого Йерузалема переплелась с собственной историей писателя в романе о Вертере и его страданиях [Николаи, 1980: 53-55]. В те же годы появилось произведение, в котором крайне жестко выразилось отношение многих современников к этому сочинению Гете - «Письмо подруге о страданиях юного Вертера» (1775), где движущие побуждения Вертера были вообще названы «животным инстинктом» («животным» - можно перевести даже «скотским») [Schlettwein, 2009].

Гете показал в романе разлад между личностью и обществом. Его Вертер ощущает себя не частью человеческой и природной среды, а их антиподом, носителем абсолютной свободы человеческого духа. Гете стремится воссоздать прежде всего внутреннюю и через нее частную жизнь героя. Его переживания дают основание считать этот роман психологическим, но в сравнении с «Антоном Райзером» (1785-1794) Морица, названным самим автором «психологическим романом», у Гете речь о психологизме действия и персонажа не идет. Вызвано это было тем, что психологические начала романа Морица основывались на ограниченном понимании термина с его стремлением к концентрации прежде всего не на переживании как таковом, а на реакции героя на воздействия окружающего мира. «Райзера» в этой связи было бы правильнее называть романом воспитания, романом становления человеческой личности. В этом, на наш взгляд, принципиальное различие обоих образов.

свидетельство превращения тривиальности в нечто новое и новаторское. Вертер оказывается вне мира и представляет собой нарушение закономерностей развития природы. Естественное чувство пугает молодого человека, и он стремится найти возможность для освобождения своей личности. Размышления над властью природы, над непонятностью и противоречивостью поступков человека приводят героя к предромантическому отрицанию возможности постичь человека вообще, к отрицанию смысла жизни, к попытке преодоления жизни в смерти. И Вертер делает шаг, вызвавший множество возражений и яростных споров в немецком обществе того времени. Абсолютное погружение в чувство, когда происходит слияние с универсумом, - вот что такое смерть Вертера.

В отличие от романа Гете, сочинение Морица «Антон Райзер» (1785-1794, 4 т.) посвящено прежде всего показу развития человеческой личности в столкновении с миром, оказывающим на нее решающее влияние и формирующим человека [Saine, 1971; Vokel, 1991; Karl Philipp Moritz, 1986, 1995, 2010; Costazza, 1999; „Das Doit...", 2010]. Развитие личности как проявление духовного развития неразрывно связывается писателем прежде всего с окружающей Райзера действительностью, тогда как для героя Гете мир заключается в нем самом.

При всем отличии обоих этих романов от большинства произведений последней трети века Просвещения, необходимо отметить, что элемент тривиальности присутствует и в этих сочинениях тоже. Проблемы личности в первом и втором вариантах связаны прежде всего с простыми и обыденными жизненными ситуациями центральных персонажей. В «Антоне Райзере» эта обыденность преобладает в большей степени, чем в романе о Вертере. Житейские происшествия, выстроенные писателями логично и доказательно, укладываются в схему жизненных позиций и положений. Обыкновенность героя Морица и является в существенной степени той тривиальностью, на фоне которой происходят непритязательные события, превращающиеся в интересные и значимые как для него, так и для читателя, постепенно начинающего сочувствовать и сопереживать Антону Райзеру. Тривиальность (привычность, обыденность) событий как элемент жизни становится одним из элементов художественного произведения, способствующего большему проникновению в духовный мир центральных героев.

Параграф 4.3. - «Элементы тривиального в произведениях раннего Ф. Шиллера: "Роман тайны"». Здесь речь идет о романе «Духовидец».

Разнообразие жанровых вариантов романа свидетельствует о его достаточно больших возможностях, и это быстро почувствовали многие писатели эпохи Просвещения. Роман привлекает внимание литераторов различного уровня. Пусть пока и не признанный, он становится явлением литературной действительности. Романы пишут писатели, увидевшие в нем возможность более подробно разобраться со своими проблемами или создать произведение, отвечавшее настроениям читающей публики. Это влияние сказалось на Гете, не прошел мимо жанра романа и Ф. Шиллер. Но обратился он не к серьезному романному жанру, как большинство его современников, а предпринял попытку создать произведение в жанре, более распространенном и, безусловно, более почитаемом в широких кругах, - к жанру «романа тайны».

развития Германии последней трети XVIII века. Выше уже отмечено усиление влиятельности жанра романа в эту пору, хотя Шиллер во второй половине 80-х годов все более активно размышлял над проблемами прежде всего драматургического искусства, не без основания видя в нем уникальное средство воспитания нации [Неустроев, 1958: 283; Пятков, 1971, 1972; Прокаев, 1972; Жирмунский, 1972: 385; Ланштейн, 1984: 283; Hurst, 2001]. В эти годы Шиллер много работает в самых различных амплуа (журналист, публицист, редактор). Но, ощущая себя прежде всего драматургом, он и в своих нетеатральных работах поднимает массу вопросов, которые были ему привычны именно как театральному автору. И тем не менее он обращается к прозе, и его незавершенный роман «Духовидец (из воспоминаний графа фон О')» (1787) стал закономерным явлением в творчестве писателя и занимает в нем достаточно видное место [Пятков, 1972: 27-36; Deinet, 1991]. В этом произведении Шиллер поднимает тему, интересовавшую многих великих и второстепенных немецких писателей, - тему тайных союзов. Эта проблема по тем временам была достаточно актуальной, о чем свидетельствовал успех первых глав романа. Шиллер, введя в роман образ рассказчика, предлагает читателю как бы встретиться с очевидцем, излагающим эту удивительную историю. Принц, один из центральных персонажей романа, - своеобразная личность. Он скромен и честен, не стремится к власти и богатству. Это сентиментальный герой в духе излюбленных персонажей того времени. Это хороший человек, не получивший регулярного и систематического образования. Его можно было бы назвать добрым и честным, но, отмечает Шиллер, «масоном он никогда не был» [Шиллер, 1956, 3: 537].

Шиллер удачно создает интригу для своего произведения, формируя многочисленные переплетения и столкновения различных взаимоисключающих друг друга явлений. Сразу же заявлена тема тайны, но автор не скрывает тайну слишком долго, как это сделал бы любой писатель «готического» романа или автор типа Вульпиуса, и заставляет принца посетить в тюрьме духовидца, и тот расскажет, как он подготовил встречу с духами, кто ему при этом помогал и как ему удалось все организовать так, что присутствовавшие на сеансе люди без сомнения поверили во все, что предстало их глазам. В литературе тяготение к подобного рода идеям было характерно прежде всего для предромантиков. В их сочинениях рациональное разъяснение таинственных событий, как правило, происходило в конце произведения. Предромантические тенденции, формировавшиеся в немецкой литературе того времени под влиянием немецких и иноземных традиций, нашли свое отражение и в произведении Шиллера [Мориак, 1988: 37].

В параграфе 4.4. - «Дидактический, социально-сентиментальный роман: К. Ф. Николаи и тривиальность» - внимание обращается на творчество одного из самых известных литераторов второй половины эпохи Просвещения - К. Ф. Николаи [Гейман, 1963: 2 и др.; Жирмунский, 1972: 251, 334; Неустроев, 1958: 54 и др; Тронская, 1962: 166-184; Рейман, 1959: 50-51 и др.; Meyer, 1894; Muncher, 1886: 585; Friedrich Nicolai 1733-1811, 1983; Sang, 1985; Selwyn, 2000; Antoine, o. J.; Habersaat, o. J.; Friedrich Nicolai und die Berliner Aufklarung, 2008].

Новых требований, поставленных жизнью перед обществом и искусством, Николаи не принял [Nicolai, 1987: 31, 35, 38-40; Appell, 1896: 166-195; Жирмунский, 1972: 191], как не принял их и его друг и единомышленник Г. Э. Лессинг, тоже неодобрительно относившийся к шумному молодому поколению. Различие между ними заключалось в более глубоком понимании требований времени Лессингом, нежели Николаи. Лессинг принимал фантазию как элемент творчества, тогда как Николаи начисто отрицал такую возможность, чем и вызвано было его неприятие народного искусства, допускаюшего появление любого рода порождений воображения. Николаи подчинял художественное произведение задачам просвещения человека, совершенствования его моральных качеств и обязанностей перед обществом, что и стимулировало его неприятие тривиальности. Поэтому такое пристальное внимание привлек к себе «Вертер» Гете и поднятые в нем проблемы. Как ответ на него Николаи написал «Радости юного Вертера» (1775), созданные как «анти-Вертер», хотя он и признает мастерство молодого автора в создании характеров, когда «ужасная катастрофа следует естественно» [Николаи, 1980: 54].

Произведение Николаи состоит из трех частей: «Радости юного Вертера», «Страдания Вертера-мужа» и «Радости Вертера-мужа» [Nicolai, 1980]. Предваряет их беседа двух людей: Ганса (21 год) и Мартина (42 года). Мартин предлагает Гансу свой вариант биографии Вертера. Этот рассказ и составляет книгу Николаи. Николаи во вводной беседе своих персонажей отмечает то, что ему кажется неверным в романе Гете и что логично и последовательно привело Вертера к смерти. Парадокс в том, что оппонент молодого писателя, Николаи признает мастерство Гете, а тем самым и его право дать такую интерпретацию поступка Вертера. С другой стороны, ему очень хочется дать Вертеру возможность прожить жизнь, более соответствующую представлениям Николаи, его желанию сделать литературу учебником жизни.

«Жизнь и мнения господина магистра Зебальдуса Нотанкера» (1773-1776, 3 т.), нашедшего признание в читательской среде благодаря своим выступлениям против лицемерной протестантской ортодоксии и пиетистской чувствительности [Schwinger, 1897]. Роман оказался событием в литературной жизни Германии, привлек к себе внимание английского переводчика и позднее вышел в свет на английском языке в 1798 году. В предисловии к его первому тому Николаи заявляет, что желает показать подлинную жизнь, ни в чем ее не приукрашивая и ничего к ней не добавляя, описывая события такими, какими они могли бы происходить в действительности [Nicolai, 1773]. Автор принципиально намерен писать об обыкновенных людях. Поэтому роман о магистре Зебальдусе представляет собой историю жизни простого человека, выходца из третьего сословия. Сразу же следует сказать, что такая однозначная направленность романа была одновременно и его слабой стороной, когда в значительной степени сужалась сфера изображения общества. Намерение Николаи первоначально ограничивалось критикой А. Клотца и его приверженцев, не очень хорошо понимавших искусство и науки, но безапелляционно судивших о них [Muncher, 1886: 585]. В процессе работы, как это нередко бывает, роман перерос рамки первоначального замысла и превратился в широкое полотно немецкой жизни, хотя персонажи романа напоминают скорее типы, так как не обладают яркими индивидуальными характерами.

Последняя треть XVIII века - время, полное смелых исканий и нередко больших заблуждений. В интересных и самобытных произведениях поднимались большие и важные проблемы. Авторы не всегда могли отойти от назидательности, с некоторой даже тяжеловатой прямолинейностью они стремились показать блуждания, ошибки и сомнения своих героев или их окружения. Этим роман Николаи сходен с «Историей Агатона» Виланда и «Годами учения Вильгельма Мейстера» Гете. В сочинении воедино собрано очень многое из того, за что ратовали просветители, в определенном смысле это ставшие обыденными «общие места» просветительских концепций. Николаи не упустил возможности подчеркнуть смысл своего романа, дав главному герою фамилию «Нотанкер», что в переводе может означать и «якорь в нужде», и «необходимая опора», и «поддержка» [Тронская, 1965: 178], то есть подчеркнув его надежность и основательность.

Особо важных и сложных проблем писатель не поднимает. То, о чем он говорит, было достоянием тривиальной литературы. Вместе с тем дидактический, социально-сентиментальный роман обретает несомненные черты сатиричности, одним из главенствующих объектов которой становится религиозная ортодоксия. Писатель ставит эти вопросы в тесной связи с социальными проблемами, нередко соприкасающимися с политическими. Проблема «естественной» личности трансформируется в проблему социально-обусловленного, рационально, сентиментально чувствующего индивида, находящегося в определенных отношениях с миром, борющегося против него, обретая в итоге покой в полезной деятельности.

В произведениях такого жанра важна проблема просвещения человека, его нравственного совершенствования, превращения в полезного члена общества, что в значительной степени сужает сферу воздействия таких книг, ограничиваясь, прежде всего, наиболее образованными людьми, отсекая широкие демократические круги, тяготевшие к чтению романов более простого, тривиального типа. Парадоксальность творчества Николаи - в слиянии тривиальности и несомненной важности представленных им идей.

Параграф 4.5. - «"Роман чувства": И. Я. В. Гейнзе» - посвящен одной из важнейших проблем искусства XVIII века - проблеме чувства.

было пониматься как нечто положительное. Напротив, отсутствие чувствительности ощущалось как разрыв с природой, как аномалия, как трагедия. Чувствительность как категория в истории литературы в это время становится определяющим фактором ценности художественного произведения и авторитета его создателя. Герой должен быть чувствительным, способным воспринимать мельчайшие воздействия и проявления внешнего по отношению к нему мира, а также внимательно прислушиваться к тому, что происходит в его душе. [Жирмунский, 1972: 358-362; Неустроев, 1958: 43, 125-127, 276, 406, 407; Brecht, 1911; Nehrkron, 1910; Grappin, 1955: 165-181; Baumer, 1964; Dick, 1980; Goer, 2006; Vedder, 2011 и др.].

Роман И. Я. В. Гейнзе (1746-1803) «Ардингелло и блаженные острова» (1787, 2 т.) стал первым в истории немецкой литературы романом о художнике. Неоднозначное отношение к Гейнзе вызвано откровенностью разговоров о чувстве человека, а также тем, что у него эпическое повествование часто прерывается рассуждениями о проблемах искусства, выдающими эрудицию автора, но крайне затрудняющими чтение его романов [Goer, 2006], что могло быть связано с возникающими по ходу развития романа реминисценциями, как их позднее в определенной мере использует Э. Т. А. Гофман в своих «Фантазиях в манере Калло». Важно то, что писатель наиболее четко отразил проблемы чувства, ставшего одним из героев романа «Ардингелло». Мы же хотим подчеркнуть особое место Гейнзе в рамках литературы последней трети XVIII века в связи не только с чувственностью, но и с ог ромным комплексом проблемы чувства в целом.

Гейнзе были интересны проблемы искусства как игры ума и чувств. Недаром поэтому Гейнзе написал роман о художнике «Ардингелло» и роман о шахматах «Анастасия и игра в шахматы» (1803, 2 т.). Общее состояние духа, роднившее Гете и Гейнзе в 1770-х годах, не помешало Гете не принимать «Ардингелло» так же, как это делал и Ф. Шиллер, который полагал, что величественный покой, созерцательность, соединенная с проявлением искреннего чувства, отсутствуют в романе Гейнзе. Поэтому, полагает Шиллер, при всех красотах, энергии в изображении страсти этот роман никогда не будет блестящим образцом подлинно высокохудожественного произведения, ибо в нем постоянно переступается грань, отделяющая возвышенное от низменного. Иными словами, если писатель решился показать человека, то следует представить и идеал, к которому он мог бы подвести своего читателя, «ибо все, имеющее источником только потребность, достойно презрения» [Шиллер, 1950, 6: 460].

Может быть, эта мысль могла заставить Шиллера отказаться от продолжения «Духовидца»; его отталкивает и настораживает стремление Гейнзе подчеркнуть в своих героях прежде всего животное начало, не одухотворенное разумом и идеалом.

Вместе с тем, персонаж романа Гейнзе - тип активного героя. Он бунтует против эстетических и этических условностей. Это человек, для которого природа нечто динамичное, живое, движущееся, само достойное быть объектом подражания, ведь и древние не копировали природу, не подражали правилам, а следовали за природой, выискивая ее закономерности, названные позднее правилами. Вспомним, что сам писатель говорил по поводу права художника изображать мир [Heinse, 1934: 782]. В «Ардингелло» речь идет о писателе, живущем не в Германии, а в совершенно иной географической и исторической обстановке. В ней проявляются особенности народа, к которому он принадлежит [Heinse, 1934: 782-783]. Роман Гейнзе отличается несомненным тяготением к авторским рассуждениям, что сближает его с произведениями романтиков, с их ясно очерченным субъективизмом. У Гейнзе структура романа разорвана не только философскими раздумьями, но и вставными новеллами, неким подобием научных трактатов. То, что возникает у романтиков, как синтетический жанр, формируется и у их старших современников в последнюю треть XVIII века. Тяготение к размыванию четких жанровых форм, заметное уже в «Буре и натиске», становится одной из отличительнейших черт романа об Ардингелло.

«Немецкий тривиальный роман последней трети XVIII века» и открыватся параграфом 5.1. «Эволюция немецкого тривиального романа последней трети XVIII века».

Немецкий роман последней трети XVIII века имел много разновидностей. Это жанровое разнообразие затрагивает «высокую» и массовую литературы того времени. Наибольшее распространение получают и наибольший интерес вызывают произведения так называемых тривиальных писателей последней трети XVIII века [Грифцов, 1927; Тронская, 1963, 2: 315-331; Морозов, 1972: 155-201; Appell, 1859; Godeke, 1891, 1893; Brauchli, 1928; Bauer, 1930; Garte, 1935; Декс, 1962; Beaujean, 1964; Greiner, 1964; Trautwein, 1980; Domagalski, 1981).

По мысли исследователей, прототипами «страшных» романов были английские готические романы [Грифцов, 1927: 96-124; Декс, 1962: 232-247; Морозов, 1972: 181-184; Brauchli, 1928; Beaujean, 1964; Domagalski, 1981]. Однако следует учесть, что английский готический роман в ту пору был представлен массовому читателю практически лишь одним романом Уолпола «Замок Отранто» (1764, нем. пер. 1794). Все прочие книги выйдут в свет примерно в одно время с собственными немецкими готическими романами («Монах» в 1794, нем. пер. 1795-1796). «Страшный» роман в Германии последней трети XVIII века имел и национальные корни, базируясь на устной, фольклорной традиции. Поэтому сводить этот жанр только к влиянию иноземцев неверно. Такой роман даже более национален, чем «серьезный» роман, складывавшийся в Германии под воздействием разнообразных течений и зарубежных образцов.

На эволюцию немецкого «страшного» романа влияли прежде всего национальные и фольклорные традиции, а также общее состояние духовной жизни в Европе второй половины XVIII века с увлечением «кладбищенской» и народной поэзией, Оссианом, культом чувства, с пиетизмом и неверием в возможности разумного постижения мира и человека. Весь этот конгломерат нередко противоположных концепций сливался в причудливые формы тривиальной литературы. В XVIII веке складываются основы литературы, с подлинным триумфом распространившейся позднее во всем мире. Тривиальная литература формируется в период бурного расцвета книжного дела эпохи Просвещения. Это была теневая сторона распространения всеобщего образования. Роман второй половины XVIII века переживал пору своего стремительного расцвета, и если произведения значительных писателей имели небольшие тиражи, ибо тираж рассчитывался на незначительную группу читателей-«знатоков», то произведения для массового читателя выпускались в неизмеримо большем количестве экземпляров. Тривиальный роман становится частью истории литературы [Domagalski, 1981: 18], ибо именно к жанру романа обратилось наибольшее количество тривиальных писателей, подвизавшихся на ниве под ражания. Так, например, в Германии между 1720 и 1760 годами вышло в свет около 50 подражаний одному лишь «Робинзону Крузо» Д. Дефо (1719, нем. пер. 1720) [Domagalski, 1981: 23]. Тривиальная литература может служить зеркалом, отражавшим общественной вкус эпохи и каждой социальной группы читателей.

«Роман ужасов» в немецкой литературе мог иметь своим предметом историческое прошлое и современность. Но если говорить об «историческом» романе ужасов, то его «историзм», как правило, ограничивался сообщением, что действие происходит в прошлом. Дальнейшее движение сюжета не нуждалось ни в каких исторических уточнениях. Перед читателем предстают надуманные ситуации, своебразные «фэнтези» последней трети XVIII века, смоделированные автором и лишь соприкасающтеся с теми или иными реальными событиями. [Garte, 1935; Trautwein, 1980].

Узость классической литературы, проявившаяся прежде всего в замкнутости или сосредоточенности на внутренних переживаниях героев, или на буйстве чувства, не удовлетворяла подавляющее число читателей. Конечно, эта публика не была культурной элитой нации, но забывать о массе писатели тривиального лагеря себе не позволяли. Зная потребности общества, они готовили понятное и доступное чтение. Через произведения тривиальных авторов читательские круги приобщались к миру больших и значительных проблем. С другой стороны, состояние тривиальной литературы наилучшим образом характеризует состояние духовной культуры немцев последней трети XVIII века. Рыцарский и разбойничий тривиальный роман составляли самую большую и наиболее интересную для исследования группу произведений этого времени.

Романы семейно-бытового жанра были близки к произведениям так называемой «высокой» литературы и не имели столь откровенной популярности, как произведения соответствующего драматургического жанра.

Параграф 5.2. - «Немецкий рыцарский тривиальный роман 1770-1790-х годов: К. Г. Шписс» - посвящен жанру рыцарского тривиального романа [Neeb-Chippem, 1994] и творчеству одного из наиболее известных тривиальных авторов исследуемого периода К. Г. Шписсу [Skalitzky, 1934; Beaujean, 1964: 83; Hartje, 1995: 9].

В последнюю треть XVIII века в тривиальной литературе Германии было несколько писателей, создавших наиболее известные и читавшиеся произведения. Одним из таких авторов был Кристиан Генрих Шписс (Spiess, 1755-1799), а его роман «Старик Повсюду и Нигде. История о призраках» („Der Alte Uberall und Nirgends. Geistergeschichte", 1792) принадлежит к тривиальной классике. В литературе Шписс дебютировал в 1785 году «Биографиями самоубийц» („Biographien der Selbstmorder"), в 1788 году впервые выступил в качестве театрального автора. До 1802 года под его именем было опубликовано 15 драматургических сочинений - рыцарские драмы, трагедии и комедии. Они были настолько популярны, что продержались в репертуаре многих немецких театров вплоть до XX века; пьеса «Клара фон Хоэнайхен» („Klara von Hoheneichen") ставилась практически во всех немецких театрах.

«Биографии сумасшедших» в литературоведческих кругах вызывали различные интерпретации. Некоторые исследователи считали, что Шписс использовал биографии реальных людей, а другие - что он великолепно умел имитировать реальность. По крайней мере, и в «Биографиях самоубийц», и в «Биографиях сумасшедших» автор стремится исследовать причины личных катастроф своих персонажей. Это же можно сказать и о других «нейтрально информативных» сочинениях писателя - «Цыганский календарь-предсказатель на 1795 год, на пользу и для развлечения юных девиц» („Der wahrsagende Zigeunerkalender auf das Jahr 1795, zum Nutzen und Vergniigen fur junge Frauenzimmer") и «Маленькие рассказы и истории» („Kleine Erzahlungen und Geschichten", 1797).

В большинстве остальных прозаических произведений действие отнесено в Средние века. Персонажи вовлекаются в различные, непонятные им события и явления, что приводит к созданию Шписсом определенной схемы развития сюжета, независимой от того, в древности или же в современности разыгрывается действие его романов. По своему содержанию романы входят в круг эпических произведений, начало которым положил Хорейс Уолпол своим «Замком Отранто» (1764). Английский писатель создал характеры и мотивы, которые постепенно из английской проникнут в литературы других стран мира, в том числе и в немецкую [Appell, 1859: 13, 36-38; Domagalski, 1981: 28-31]. В данном случае естественно провести параллель между такими писателями, как М. Г. Льюис (Lewis) [Guthke, 1983] и Энн Редклифф (Radcliffe), с одной стороны, и К. Г. Шписсом (Spiess), К. А. Вульпиусом (Vulpius) и К. Г. Крамером (Cramer) - с другой.

Творчество писателей такого рода, начавшееся с подражания роману Уолпола, продолжается и далее. Однако сводить литературу этого типа лишь к последней трети XVIII века - времени резкого роста количества изданных романов - будет не совсем верно [Schulte-Sasse, 1971: 48; Jacobs, 1976: 28; Meid, 1984: 89; Berghahn, 1984: 35; Albertsen, 1982: 232-240; Hartje, 1995: 11], поскольку это создаст впечатление, что «готический роман» существовал в литературе только до появления собственно романтических романов. В реальности же этот жанр прекрасно эволюционирует и живет и в пору безусловного расцвета романтической литературы (к примеру, «аффектированный готический роман» Э. Редклифф и Клары Рив) [Ладыгин, 1980: 16].

Это наблюдение дает основание вести речь о том, что хотя «предромантическая» и романтическая литературы имеют много общих черт, они все же не стадии одного и того же явления, что нередко постулируется в литературоведческой науке. При анализе немецкой литературы понятие «предромантизм», как правило, учеными не используется. Вместо него в ходу понятие «ранний романтизм» или «тривиальная литература», включающее в себя литературу сомнительных художественных достоинств. Следует отметить, что подобного рода разделений в XVIII веке, как и в более ранние эпохи, не существовало. Термин «тривиальный» появился в «Немецком словаре» („Deutsches Worterbuch") лишь в 1885 году, после чего был введен в литературоведческий обиход в 1923 году Марианной Тальман (Thalmann), которая литературу подобного рода не анализировала, она лишь дала ей термин. Выше уже было отмечено, что в период расцвета романтизма на немецкой сцене практически по ХХ век включительно, ставились пьесы именно тривиальных авторов, а произведения именитых сегодня и тогда драматургов (Г. Э. Лессинг, Гете) имели несравнимо более скромный успех. Аналогично обстояли дела и у романистов.

Становление тривиальной литературы, а точнее тривиализация литературы, выделение ее тривиального крыла, связано, как известно, с развитием широкой начальной грамотности, с резким ростом объемов печатной продукции, то есть с процессом, который обычно именуется «демократизацией» литературы и расширением ее читательской базы. Литературная продукция этого типа создавалась по определенной схеме, что давало читателю возможность предугадывать развитие сюжета и настраивать себя на события, которые могли или должны были произойти по сюжету.

«Фаворитка»). Читающая публика все еще ощущала роман как сказку или как нечто нереальное, выдуманное, созданное в традициях предшествующих эпох.

Сочинение романов на исторические сюжеты было продиктовано двумя причинами. Во-первых, публика ждала чего-то нового, желательно из национального прошлого. Это проявлялось не только в эстетических системах и творчестве выдающихся немецких мыслителей (Г. Э. Лессинг), но и в сочинениях и ожиданиях писателей тривиального крыла литературы (Шписс, Гемминген, К. Лессинг и др.).

Историческое чувство, постепенно проникавшее в литературу, вело к тому, что Шписс во всех своих романах подчеркивал близость к реальным событиям и, что существенно, касался проблем воспитания. В предисловии «К моим читателям» во втором издании романа «Петермэнхен» (1793) Шписс пишет о целях, поставленных им перед собой: показать, как одна-единственная ошибка может привести к греху, а страсть сделает человека преступником. Писатель хочет предостеречь читателя от этого. Духи и призраки нужны Шписсу лишь для поддержания интереса к книге, цель которой - поучать [Spiess, 1793]. Поэтому указание на то, что та или иная история взята, к примеру, «из XIII века», не следует понимать как подтверждение историчности содержания романа. Оно призвано привлечь внимание читателя и отстраниться от его возможных возражений по поводу немыслимых событий сюжета.

Задача, стоявшая перед писателями такого типа, заключалась не столько в воссоздании исторических событий и точных географических реалий, сколько в стремлении показать необычность и непредсказуемость человеческого бытия. Как неотъемлемые атрибуты историзма воспринимались любые поиски исторически достоверного, характерные для века Просвещения и начавшиеся раньше него (хроники Шекспира). Появлялись отдельные произведения, в которых уже можно было найти провозвестников исторического подхода (историзма) и особенности изображения прошлого, при котором читатель получал полное представление о том, что на самом деле могло происходить в далеких и не очень далеких веках, как действовали жившие тогда люди, что их побуждало к тому или иному поступку.

Шписс создавал произведения, в которых рационально действующий герой попадал в сложные, опасные для жизни ситуации. Его разум не справлялся с пониманием и объяснением мира, и спасение в конечном итоге приходило со стороны божественных или потусторонних сил, а не рационально понимаемых возможностей бытия.

«Немецкий разбойничий тривиальный роман: К. А. Вулъпиус» - посвящен одному из самых известных произведений немецкой литературы конца XVIII века - «Ринальдо Ринальдини» и его автору [Christian August Vulpius, o. J; Simanowski, 1998].

Если рыцарский тривиальный роман имел достаточно длительную литературную и фольклорную историю, то такой же значительной традицией располагает и разбойничий тривиальный роман. Сочинения подобного рода издавна бытовали в народной и литературной среде. Пожалуй, в них была еще сильнее представлена фольклорная линия, связанная с городским романсом. Этот жанр более влиятелен и связан с жизнью, чем рыцарский роман, потому что события, отраженные в нем, касались повседневного опыта человека. Разбойничья литература, в свою очередь, стоит в тесной связи с плутовским романом, только образ разбойника к XVIII веку утрачивает свои положительные черты. Нередко разбойник вырождается просто в убийцу и насильника. Однако и эта категория персонажей могла пользоваться значительным успехом и была отражена в «высокой» литературе («Опера нищего» Д. Гея, 1728; «История жизни покойного Джонатана Уайлда Великого» Г. Филдинга, 1743) и в фольклоре (баллады об известных преступниках; в России, к примеру, - о Ваньке Каине). Таким образом, разбойничий роман стоял в европейском литературе на достаточно солидном национальном фундаменте.

В конце XVIII столетия появляется книга, ставшая одним из самых знаменитых произведений такого рода на немецком языке [Mendheim, 1896: 380]. Это был роман в трех частях «Ринальдо Ринальдини, предводитель разбойников» (Лейпциг, 1798). Автор романа - К. А. Вульпиус (1762-1827), на сестре которого был женат Гете, - достаточно известный литератор, автор ряда романов в традициях тривиальной литературы своего времени. Интересно, что часть из них Вульпиус выдавал за переводы с итальянского языка, которым, видимо, владел. Он участвовал в некоторых изданиях той поры («Библиотека романов» Райхарда), писал о далеком прошлом, народных песнях, мифологии различных народов. К. Гедеке справедливо утверждал, что исследования Вульпиуса представляют интерес для истории немецкой литературы, хотя бы для создания более полного представления о времени, которое в литературоведении уже много десятков лет называется «эпохой Гете». Мало того, в 1786 году появилась в свет книга под названием «Странствие души», что по-немецки звучит как «Die Seelenwanderung».

Популярность «Ринальдо Ринальдини» была поистине удивительной. Писатель добился слияния таинственности (более рациональной и понятной, чем у Шписса) с переселением своего героя в романтические горы и долины Италии и на острова Средиземного моря. Читатель, конечно, обращал внимание на то, как много путешествовал Ринальдо - бывший козопас, самый известный атаман (или, как говорится в книге, «капитан») разбойников, оказавшийся сыном старца из Фронтейи, близким родственником турецкого султана. Вместе с тем, роман Вульпиуса, несмотря на весь блеск и несомненное превосходство Ринальдини над героями романов Шписса, был созданием более искусственным.

У Шписса, при всей необычности изображаемых событий, есть логика развития деталей изображения. Вульпиус же вовсе не старался увязать части своего романа друг с другом (возраст старца из Фронтейи не соотносится с возрастом Ринальдо, якобы его сына), ему было это не существенно. Важна была причудливая и необузданная игра фантазии. Великий разбойник Ринальдини показан в такой момент, когда его активная деятельность уже в прошлом, а сам он стал игрушкой в руках старца и тех женщин, с которыми его сталкивает судьба. Ринальдини в книге - это тень некогда выдающегося героя, постепенно утратившего свои качества, но требующего, чтобы перед ним по-прежнему преклонялись. Мало того, этот неустрашимый разбойник подчас даже трусоват. Он гораздо охотнее предоставляет действовать и умирать своим соратникам, нежели действует сам. Герою Вульпиуса не свойственна и тяга к подвигу, скажем, во имя родины. Он не стремится бороться ни за объединение Италии, что было актуальным и в то время, ни во имя освобождения Корсики от французского господства, к чему его старательно намереваются подвигнуть старец из Фронтейи и его соратники. Ринальдини аполитичен и пребывает в томлении по чему-то неясному. Образ главного героя типа Ринальдини в значительной сте пени отвечал мечтаниям людей о смелой и сильной личности, которая сильна не столько действием, сколько своими возможностями к действию. Следует учесть и то, что персонажи-бунтари литературы последней трети XVIII века вырождаются либо в резонеров, либо в людей, ищущих свое место в мире. Последние станут героями произведе ний Гете, Шиллера и романтиков. Их путь - не обязательно путь борьбы против общества, но это путь неприятия его.

«Вертером»!

Роман Вульпиуса формировался в русле «ученой» традиции, косвенным подтверждением чего можно считать и достаточно объемную творческую историю этого развлекательного произведения. Книга испытала многочисленные перепечатки, подделки и переработки. Автор не оставил нам канонического текста своего популярного некогда произведения, ибо, начиная с выпуска первого издания своего романа, продолжал над ним работать, переделывая его, дополняя новыми разделами и фрагментами, попутно выбрасывая части текста и готовя новые издания своей книги. Поэтому получилось так, что уже в первых изданиях романа читатель получал различные версии одного и того же произведения. Печатая первый вариант, писатель одновременно выпускал уже и второй и третий. Такое положение крайне затрудняет вопрос об атрибуции текста, который можно было бы назвать каноническим.

Немецкий разбойничий тривиальный роман оказался созвучным своему времени, требовавшему сильных, ярких, неординарных героев. Если в сентиментальных романах герои прежде всего размышляли, страдали, но были неспособны к действию, то здесь читатель встречался с активно действующим персонажем, хотя и тяготеющим к раздумьям. Это обаятельный человек, поднимающийся над средним уровнем людей своего времени, личность, предназначенная для великих дел, что способствовало огромному влиянию романа такого типа не только в Германии, но и за ее пределами. Воздействие разбойничьего романа сказывалось и в литературе последующих лет (В. Скотт и герои ряда его произведе ний из шотландской истории, «Михаэль Кольхаас» Г. Клейста, «Дубровский» А. Пушкина).

В Заключении к диссертации сформулированы итоги исследования, изложены его основные выводы, подтверждающие состоятельность положений, выносимых на защиту, а также обозначены перспективы дальнейшего исследования.

Дальнейшие изыскания в предложенной проблематике могут быть связаны с применением использованных в диссертации методов в процессе исследования разных аспектов литературы как в эпоху Просвещения, так и в XIX-XXI-м веках, что позволит уточнить предложенную нами картину культурного процесса в целом. Работа открывает новое направление в исследовании немецкой и, шире, европейской литературы, затрагивающее не только периоды, непосредственно контактирующие друг с другом в силу хронологической и территориальной близости. Представляется, что предложенная в диссертации методология анализа литературных периодов может оказаться полезной при изучении различных вариантов беллетристики, превратившейся к нашему времени в широкий пласт культурной действительности.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях: Монографии и главы в коллективных монографиях:

1. Макаров А. Н. Штюpмеpская литеpатуpа в немецком культурном контексте последней трети XVIII века: Монография [Текст] / А. Н. Макаров. - М.: "Прометей", 1991. - 362 с. (15 п. л.). Тираж 500 экз.

2. Макаров А. Немецкая тривиальная литература (Последняя треть XVIII века): Монография [Текст] / А. Н. Макаров. - Saarbriicken: Lambert Academic Publishing, 2012. - 149с. (6,8 п. л.). - ISBN: 978-3-8433-2514-1.

68 с. (3 п. л.). Глава 1: «Немецко-голландские литературные связи (Некоторые проблемы)». - С. 5-13. (0,6 п. л.) - ISBN: 978-3-8473-7460-2.

4. Макаров А. Н. Немецкая литература последней трети XVIII века (Проблемы взаимоотношения «высокой» и тривиальной литератур): Монография [Текст] /А. Н. Макаров. - Киров: ООО «Веси», 2013. - 366 с. (21,3 п. л.). - ISBN: 978-5-4338-0108-0. Тираж 500 экз.

Cтатьи в изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ:

5. Макаров А. Н. Немецкий роман последней трети XVIII века [Текст] / А. Н. Макаров //Вестник Вятского государственного гуманитарного университета: научный журнал /Вятский государственный гуманитарный университет. - Киров, 2010. - № 4 (1). - С. 107-109 (0,5 п. л.). ISSN: 1997-1280. Тираж 1000 экз.

6. Макаров А. Н. Роль немецкой тривиальной драмы XVIII в. в развитии интереса к театру [Текст] / А. Н. Макаров // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. Филология и искусствоведение: научный журнал / Вятский государственный гуманитарный университет. - Киров, 2010. - № 4 (2). - С. 139-141 (0,5 п. л.). ISSN: 1997-1280. Тираж 1000 экз.

8. Макаров А. Н. Тривиальная литература и предромантизм [Текст] / А. Н. Макаров // Знание. Понимание. Умение. - 2011. - № 1. - С. 142-147 (0,8 п. л.). ISSN: 1998-9873. Тираж 1000 экз.

9. Макаров А. Н. Немецкий рыцарский тривиальный роман 1770-1790-х гг.: К. Г. Шписс [Текст] / А. Н. Макаров // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета: научный журнал / Вятский государственный гуманитарный университет. - Киров, 2011. - № 2 (2). - С. 154-157 (0,4 п. л.). ISSN: 1997-1280. Тираж 1000 экз.

10. Макаров А. Н. Предромантизм как проблема немецкой литературы XVIII века [Текст] / А. Н. Макаров // Знание. Понимание. Умение. - 2011. - № 3. - С. 168-172 (0,8 п. л.). ISSN: 1998-9873. Тираж 1000 экз.

11. Макаров А. Н. Проблема "народности" и "тривиальности" немецкой литературы в последнюю треть XVIII века [Текст] / А. Н. Макаров // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. Филология и искусствоведение: научный журнал / Вятский государственный гуманитарный университет. - Киров, 2011. - № 3 (2). С. 132-134 (0,5 п. л.). ISSN: 1997-1280. Тираж 1000 экз.

Тираж 550 экз.

13. Макаров А. Н. Эстетические основы немецкой культуры последней трети XVIII века: И. Г. Гаманн и И. Г. Гердер [Текст] / А. Н. Макаров // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение: Научно-теоретический и прикладной журнал. - 2012. - № 2 (16). - Часть II. - С. 121-123 (0,8 п. л.). ISSN: 1997-292X. Тираж 500 экз.

14. Макаров А. Н. Особенности творчества Г. В. Герстенберга [Текст] / А. Н. Макаров //Известия Самарского научного центра РАН. - 2012. - Т. 14. - № 2 (3). - С. 755-758 (0,8 п. л.). ISSN: 1990-5378. Тираж 300 экз.

15. Макаров А. Н. Немецкая рыцарская тривиальная драма последней трети XVIII в.: И. М. Бабо [Текст] / А. Н. Макаров // Известия Самарского научного центра РАН. - 2012. -Т. 14. - № 2 (4). - С. 1013-1016 (0,8 п. л.). ISSN: 1990-5378. Тираж 300 экз.

16. Макаров А. //.«Тривиальность» как явление немецкой литературы последней трети XVIII века [Текст] / А. Н. Макаров // Знание. Понимание. Умение. — 2013. — № 3. — С. 213-217 (0,3 п. л.). ISSN: 1998-9873. Тираж 1000 экз.

// Вестник Вятского государственного гуманитарного университета: научный журнал. - 2013. - № 4 (1). - С. 78-84 (0,4 п. л. Личный вклад 0,3 п. л.). ISSN: 1997-1280. Тираж 1000 экз.

18. Макаров А. Н. Раннее творчество Фридриха Шиллера и тривиальность [Текст] /А. Н. Макаров // Дискуссия: Ежемесячный научный журнал. - 2014. - № 3 (44). - Март. - С. 134-138 (0,35 п. л.). ISSN: 2073-7639. Тираж 500 экз.

19. Макаров А. Н. Элементы тривиальности в раннем творчестве Ф. М. Клингера [Текст] / А. Н. Макаров // Дискуссия: Ежемесячный научный журнал. - 2014. -№ 2 (43). - Февраль. - С. 134-137 (0,3 п. л.). ISSN: 2077-7639. Тираж 500 экз.

20. Макаров А. Н. Иоганн Антон Лейзевитц и демонстрация чувства [Текст] /А. Н. Макаров // Дискуссия: Ежемесячный научный журнал. - 2014. - № 4 (45). - Апрель. - С. 146-150 (0,35 п. л.). ISSN: 2077-7639. Тираж 500 экз.

21. Макаров А. Н. Тривиальные элементы социальной драмы Я. М. Р. Ленца [Текст] /А. Н. Макаров // European Social Science Journal Европейский журнал социальных наук. - М.,2014. - № 3 (42). - Том 2. - С. 176-179 (0,35 п. л.). ISSN: 2079-5513. Тираж 1000 экз.

№ 2. - С. 172-175 (0,35 п. л.). ISSN: 1990-5378. Тираж 300 экз.

Публикации в зарубежных изданиях:

23. Макаров А. Н. Распе Рудольф Ерiх [Текст] / А. Н. Макаров // Зарубiжнi письменники: Енциклопедичний довiдник: У 2 т. Т. 2: Л-Я / ред. Н. Михальська. — Терношль: «Навчальна книга — Богдан», 2005. — С. 248-250. (0,35 п. л.)

24. Макаров А. Н. «Запретное» как элемент литературы в XVIII веке: (Некоторые размышления) [Текст] / А. Н. Макаров // Materialy V Miedzynarodowej Naukowi-Prakticznej Konferencji "Europejska Nauka XXI Powieka - 2009"; 07-15 maja 2009 roku. Vol. 10. Filologiczne nauki. - Przemysl: Nauka I studia, 2009. - P. 42-43 (0,15 п. л.). ISBN: 978-966-8736-05-6

25. Макаров А. Н., Тютюнник С. И. XVIII век и авантюристы [Текст] / А. Н. Макаров, С. И. Тютюнник // Dynamika naukowych badan - 2009: 07 - 15 lipca 2013 roku. - Przemysl: Nauka I studia, 2009. - С 83-87 (0,4 п. л., в соавт., личный вклад - 0,3 п. л.). ISBN: 978-966- 8736-05-6

Vedecko - Prakticka Konference " Vedecky pokrok na pfelomu tysyachalety - 2013". 27 kvetna - 05 cervna 2013 roku. Dil 27. Filologicke vedy. - Praha: Publishing House "Education and Science" s. r. o, 2013. - С 76-79 (0,25 п. л.). ISBN: 978-966-8736-05-6

27. Макаров А. Н. Карл Лессинг: тривиальность современности (конец XVIII века) [Текст] / А. Н. Макаров // Материали за 10-я международна научна практично конференция «Бъдещите изследвания -2014». 17-25 февруари. Том 30. Филологични науки. - София: «Бял ГРАД-БГ» ООД, 2014. - С. 48-51 (0,4 п. л.). ISBN: 978-966-8736-05-6

28. Макаров А. Н. (Подготовка издания). Бюpгеp Г. А., Распе Р. Э. Удивительные путешествия на суше и на море, военные походы и веселые приключения Баpона Фон Мюнхгаузена, о которых он обычно рассказывает за бутылкой в кругу своих друзей [Текст] / Изд. подгот. А. H. Макаpов. - М.: Наука, 1985. - 367 с. (14 п. л.) (Литеpатуpные памятники). Тираж 100 000 экз.

Другие публикации по теме исследования:

29. Макаров А. Н. Бюpгеp и наpодное твоpчество [Текст] / А. Н. Макаров //Литеpатуpная теоpия и художественное твоpчество: Сб. науч. тp. / Под pед. H. П. Михальской / Московский госудаpственный педагогический институт. - М., 1979. -1979. - С. 24-35. (0,75 п. л.). Тираж 1000 экз.

Дидактические и методические матеpиалы к пpактическим занятиям: Hемецкая литеpатуpа XVIII века / Под общей pед. пpоф. H. П. Михальской / Московский госудаpственный педагогический институт. - Москва, 1980. - С. 3-14 ( 0,9 п. л., в соавт., личный вклад - 0,8 п. л.). Тираж 1500 экз.

31. Макаров А. Н. Эстетическая полемика Бюpгеpа и Шиллеpа (к вопpосу о пpинципах создания наpодного хаpактеpа в твоpчестве Бюpгеpа) [Текст] / А. Н. Макаров // Категоpия хаpактеpа в эстетике и художественном твоpчестве: Сб. науч. тp. / Московский госудаpственный педагогический институт. - М., 1980. - С. 3-15 (0,6 п. л.). Тираж 1000 экз.

32. Макаров А. Н. 81.03.032. Дитце В. Иоган Готфpид Геpдеp [Текст] / А. Н. Макаров. Dietze W. Johann Gottfried Herder: Weltbild, Menschenbild, Wirkung. - Weimar, 1978. - 88 S. - (Weimar: Tradition u. Gegenwart; H. 33). - Bibliogr.: S. 83 // РЖ: Общественные науки за pубежом. Сеp. 7. Литеpатуpоведение. - М., 1981. - № 3. - С. 107-109 (0,25 п. л.).

33. Макаров А. Н. О пpедpомантизме в литеpатуpе Геpмании пеpиода "Буpи и натиска" (К постановке пpоблемы) [Текст] / А. Н. Макаров // Пеpеходные эстетические явления в литеpатуpном пpоцессе XVIII-XX веков: Сб. науч. тp. / Под pед. пpоф. H. П. Михальской / Московский госудаpственный педагогический институт. - М., 1981. - С. 66-75 (0,75 п. л.). Тираж 1000 экз.

34. Макаров А. Н. 82.03.015. Тpаутвайн В. Изысканный стpах - литеpатуpа ужасов в XVIII и XIX вв. [Текст] / А. Н. Макаров. Trautwein W. Erlesene Angst - Schauerliteratur im 18. und 19. Jahrhundert: Systematischer Aufriss. Untersuchungen zu Burger, Maturin, Poe und Maupassant. - Munchen; Wien: Hanser, 1980. - 273 S. - Bibliogr.: S. 260-270 // РЖ: Общественные науки за pубежом. Сеp. 7. Литеpатуpоведение. - М., 1982. - № 3. - С. 54-57 (0,25 п. л.).

K6nigstein/Ts.: Athenaum, 1981. - X, 346 S. -(Hochschulschriften. Literaturwiss.; Bd. 51). - Bibliogr.: S. 329-346 // РЖ: Общественные науки за pубежом. Сеp. 7. Литеpатуpоведение. - М., 1983. - № 5. - С. 51-55 (0,25 п. л.).

36. Макаров А. Н. 84.02.016. Домагальский П. Тpивиальная литеpатуpа [Текст] / А. Н. Макаров. Domagalski P. Trivialliteratur: Geschichte, Produktion, Rezeption. - Freiburg etc.: Herder, 1981. - 127 S. - Bibliogr.: S. 122-124 // РЖ: Общественные науки за pубежом. Сеp. 7. Литеpатуpоведение. - М., 1984. - № 2. - С. 65-68 (0,25 п. л.).

37. Макаров А. Н. 84.02.040. Инбаp Е. М. Шекспиp в литеpатуpе Геpмании и твоpчество Ленца [Текст] / А. Н. Макаров. Inbar E. M. Shakespeare in Deutschland: Der Fall Lenz. - Tuebingen: Niemeyer, 1982. - 278 S. - (Studien zur dt. Lit.; Bd. 67). - Bibliogr.: S. 263-278 // РЖ: Общественные науки за pубежом. Сеp. 7 Литеpатуpоведение. - М., 1984. - Nr. 2. - С. 135-138(0,25 п. л.).

38. Макаров А. Н. Die Rolle der humanistischen Traditionen der klassischen deutschen Literatur in der weltanschaulichen Еrziehung des Volkes (Am Beispiel des 18. Jahrhunderts) [Текст] / А. Н. Макаров // Internationales Deutschlehrersymposium: Fremdsprachenunterricht Deutsch im Dienste der Volkerverstandigung (Dargestellt am Beispiel der Auswahl und Behandlung literarischer Texte). Thesen / Hrsg. vom Deutschlehrerverband der UdSSR (APNJA). - M., 1985. 23. -26. September. - S. 36-37 (0,1 п. л.).

39. Макаров А. Н. Das Problem der Auswahl und Behandlung literarischer Texte des 18. Jahrhunderts im deutschen Literaturunterricht [Текст] / А. Н. Макаров // Internationales Deutschlehrersymposium "Fremdsprachenunterricht Deutsch im Dienste der Volkerverstandigung (dargestellt am Beispiel der Auswahl und Behandlung literarischer Texte)" / Deutschlehrerverband der UdSSR- M., 1985. - 23. - 26. September. - S. 102-106 (0,25 п. л.).

266 S. - (Athenaum-Taschenbuecher; 2177; Literaturwiss.) // РЖ: Общественные науки за pубежом. Сеp. 7. Литеpатуpоведение. - М., 1986. - № 4. - С. 50-53 (0,25 п. л.).

41. Макаров А. Н. 86.05.025. Дуpцак М. Готхольд Эфpаим Лессинг: поэзия в бюpгеpский век [Текст] / А. Н. Макаров. Durzak M. Zu Gotthold Ephraim Lessing: Poesie im buergerlichen Zeitalter. - Stuttgart: Klein, 1984. - 163 S. - (Literaturwiss., Gesellschaftswiss. 67. LGW-Interpretationen). - Bibliogr.: S. 160-162 // РЖ: Общественные науки за pубежом. Сеp. 7. Литеpатуpоведение. - М., 1986. - Nr. 5. - С. 73-74 (0,15 п. л.).

42. Макаров А. Н. 86.06.012. Келлетат А. Ф. Геpдеp и мировая литеpатуpа [Текст] / А. Н. Макаров. Kelletat A. F. Herder und die Weltliteratur: Zur Geschichte des Uebers. im 18. Jh. - Frankfurt a. M. etc.: Lang, 1984. - 268 S. - /Europ. Hochschulschriften. R. 1. Dt. Sprache u. Lit.; Bd. 760/ // РЖ: Общественные науки за pубежом. Сеp. 7. Литеpатуpоведение. - 1986. - Nr. 6. - C. 31-33 (0,25 п. л.).

43. Макаров А. Н. 87.02.017. Сааpилуома Л. Повествовательная стpуктуpа раннего немецкого романа воспитания: "Агатон" Виланда и "Годы учения Вильгельма Мейстеpа" Гете [Текст] / А. Н. Макаров. Saariluoma L. Die Erzahlstruktur der friihen deutschen Bildungsromans: Wielands "Geschichte des Agathon", Goethes "Wilhelm Meisters „Lehrjahre". -Helsinki, 1985. - 461 S. - / Annales Acad. scientiarum Finnicae. Dissertations humanorum litterarum; 42/. - Bibliogr.: S. 442-461 // РЖ: Общественные науки за pубежом. Сеp. 7. Литеpатуpоведение. - 1987. - Nr. 2. - C. 60-62 (0,2 п. л.).

44. Макаров А. Н. О некоторых переходных явлениях в немецкой литеpатуpе последней трети XVIII века (Тpивиальная литеpатуpа) [Текст] / А. Н. Макаров //Литеpатуpные связи и литеpатуpный процесс. Матеpиалы Всероссийской межведомственной научной конференции: Тезисы докладов / Удмуртский гос. ун-т им. 50-летия СССР. - Ижевск, 1991. - С. 38-40 (0,19 п. л.). Тираж 500 экз.

"Буpи и натиска" [Текст] / А. Н. Макаров // Функционирование малых жанров в истоpико-литеpатуpном пpоцессе: Межвуз. сб. науч. тp. / Кировский госудаpственный педагогический институт им. В. И. Ленина. - Киpов, 1991. - С. 117-123 (0,5 п. л.). Тираж 500 экз.

46. Макаров А. Н. Hекотоpые аспекты героического хаpактеpа у Ф. Г. Клопштока [Текст] / А. Н. Макаров // Пpоблема хаpактеpа в заpубежных литеpатуpах: Сб. науч. тp. / Отв. pед. Л. В. Кобзаpева / Свеpдловский госудаpственный педагогический институт. - Свердловск, 1991. - С. 9-17 (0,5 п. л.). Тираж 500 экз.

47. Макаров А. Н. О некоторых переходных явлениях в немецкой литературе последней трети XVIII в. (Тривиальная литература) [Текст] / А. Н. Макаров // Литературные связи и литературный процесс. Материалы Всероссийской межведомст-венной научной конференции: Сб. докладов / Отв. ред. проф. В. А. Аветисян / Удмуртский гос. ун-т. -Ижевск, 1992. - С. 22-29 (0,5 п. л.). Тираж 500 экз.

48. Макаров А. Н. Некоторые особенности немецкого романа к концу XVIII века [Текст] / А. Н. Макаров // Анализ художественного произведения: Сб. науч. тр. / Кировский гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. - Киров, 1993. - С. 227-242 (1 п. л.). Тираж 500 экз.

49. Макаров А. Н. К. Ф. Николаи и роман о Зебальдусе Нотанкере [Текст] / А. Н. Макаров// Вопросы романо-германской филологии и методов преподавания иностранных языков в вузе: В 2-х т. / Вятский государственный педагогический университет. - Киров, 1995. - Т. II. - С. 15-25 (0,75 п. л.). Тираж 500 экз.

коммуникации. Материалы научной конференции: В 2 частях / Башкирский государственный университет. - Уфа, 1999. — Ч. 1. - С. 152-153. (0,15 п. л., в соавт., личный вклад - 0,1 п. л.). Тираж 500 экз.

51. Макаров А. Н. Восприятие мира и изображение человека в романе периода «Бури и натиска»: «Вертер» Гете и «Антон Райзер» Морица [Текст] / А. Н. Макаров // Вестник Удмуртского университета: Великий мастер слова. Гете и проблемы мировой литературы: Сб. ст. и материалов, посвященный 250-летию со дня рождения И. В. Гете / Удмуртский гос. ун-т. - Ижевск, 1999. - С. 183-194 (0,75 п. л.). Тираж 500 экз.

52. Макаров А. Н. Некоторые особенности становления нидерландского романа последней трети XVIII в. (Размышления на примере романа Б. Волфф и А. Декен «Сара Бюрхерхарт») [Текст] / А. Н. Макаров // Язык и культура: Материалы конференции «Бельгия- Нидерланды - Россия» (второй выпуск). - М.: Наука, 1999. - С. 119-129 (1 п. л.). Тираж 1000 экз.

53. Макаров А. Н. Рейнвис Фейт и сентиментальные тенденции в литературе Нидерландов конца XVIII века [Текст] / А. Н. Макаров // Научный вестник Кировского филиала Московского гуманитарно-экономического института. - Киров: МГЭИ, 2002. - №12. - С. 112-114 (0,2 п. л.). Тираж 500 экз.

54. Макаров А. Н. Распе [Текст] / А. Н. Макаров // Зарубежные писатели. Биобиблиографический словарь для школьников и поступающих в вузы: В 2 ч. Ч. 2: М-Я / Под ред. Н. П. Михальской. - М.: Дрофа, 2003. - С. 248-250 (0,25 п. л.).

ун-т инноваций. Кировский филиал. - Киров, 2004. - Вып. 2. - Т. II. - С. 18-21 (0,25 п. л.). Тираж 500 экз.

56. Макаров А. Н. Гаманн и чувство во второй половине XVIII в. [Текст] /А. Н. Макаров // Вопросы романо-германской филологии: Сб. научных тр. / Отв. ред. проф. В. Н. Оношко. - Киров: Вятский гос. гуманитарный ун-т, 2004. - Вып. 3. - С. 45-50 (0,3 п. л.). Тираж 500 экз.

57. Макаров А. Н. Немецкая семейно-бытовая тривиальная драма периода «Бури и натиска» (О. Г. Гемминген, К. Г. Лессинг) [Текст] / А. Н. Макаров // Вуз и школа: Научный и методический журнал. - Орск: Изд-во ОГТИ, 2004. - № 6. - С. 34-48 (1,0 п. л.). Тираж 500 экз.

58. Макаров А. Н. Концепция новой литературы у Гердера (Некоторые вопросы влияния на «Бурю и натиск») [Текст] / А. Н. Макаров // Сознание - мировоззрение -мышление: Сб. науч. тр. Вып. 8 / Министерство образования и науки Российской Федерации; Федеральное агентство по образованию; Вятский гос. гуманитарный ун-т; Ин-т бизнеса и политики. - Киров, 2004. - С. 63-70 (0,75 п. л.). Тираж 500 экз.

59. Макаров А. Н. Нидерландская проза эпохи Просвещения [Текст] / А. Н. Макаров //Английская литература в контексте мирового литературного процесса: Тезисы Международной науч. конф. и XV съезда англистов, 19-22 сентября 2005 года. - Рязань: РГПУ им. С. А. Есенина, 2005. - C. 75 (0,1 п. л.). Тираж 500 экз.

международной научной конференции: Тезисы докладов / Удмуртский государственный университет; Университет Центральной Флориды (Орландо). - Ижевск, 1997. - С. 71 (личный вклад - 0,1 п. л.). Тираж 500 экз.

61. Макаров А. Н. Некоторые замечания о влиянии немецкой литературы на литературу Нидерландов (эпоха Просвещения) [Текст] / А. Н. Макаров // Вопросы романо-германской филологии: сб. науч. тр. Вып. 4. - Киров: Изд-во ВятГГУ, 2005 (2006). - С. 70-75 (0,75 п. л.). Тираж 500 экз.

62. Макаров А. Н. Период Гердера и тривиальность: некоторые размышления [Текст] /А. Н. Макаров // Власть и общество: современные гуманитарные проблемы: сборник статей; под ред. В. А. Мухачева. - Киров: НА МВД РФ, 2006. - С. 140-145 (0,2 п. л.). Тираж 500 экз.