Приглашаем посетить сайт

Романчук. Л. Поэтика баллады Бюргера "Песня о храбреце".

ЛЮБОВЬ РОМАНЧУК


ПОЭТИКА БАЛЛАДЫ БЮРГЕРА "Песня о храбреце"

Любовь Романчук - кандидат филол. наук

http://roman-chuk.narod.ru/1/Burger.htm


1. Введение

1. 1. Литературное течение "Бури и натиска"

На пороге 1770-х гг. немецкая литература вступила в новую фазу развития. Если для Германии первой половины XVIII в. было характерно распространение просветительства в его робких формах, когда понятие разума сводилось до плоской рассудочности (Хр. Вольф, Мозес Мендельсон, Фридрих Николаи), то во второй половине века возросшее общественное и национальное самосознание бюргерства не устраивала ограниченность подобной формы Просвещения. Предшествующим ходом развития общественной мысли в стране (в особенности деятельностью Лессинга) молодое поколение литераторов 70-х годов было подготовлено к тому, чтобы острее и энергичнее поставить наболевшие вопросы современности. Нарастающий социальный протест против приниженности и бесправия, косности и провинциализма культурной жизни вылились в кратковременное, но интенсивное и плодотворное движение, получившего название "Бури и натиска" (und Drang"), по заглавию пьесы Ф. М. Клингера, одной из самых ярких фигур этого течения.

Движение "Бури и натиска" составляет неотъемлемую часть эпохи Просвещения. Оно выросло на основе просветительской идеологии и органически связано с ее идеалами эмансипации личности от различного рода гнета. "Просвещение не только не заканчивается с выступлением писателей "Бури и натиска", - пишет Вернер Краус, - но и вступает в новую, динамическую стадию, на которой отнюдь не изменяются и тем более не отменяются основные цели просветителей" (цит. по кн. 1, с. 214).

Течение "Бури и натиска" представляет собой одно из важнейших выражений просветительской идеологии на немецкой почве. Вместе с тем в нем появляются качественно новые моменты. Прежде всего это отказ от последовательно-рационалистического подхода к общественным, нравственным и эстетическим проблемам, свойственного Просвещению. Восприняв антифеодальный гуманистический пафос Просвещения, отвергнув нормативную эстетику классицизма, представители "Бури и натиска" отстаивали национальное своеобразие и народность искусства, требовали изображения сильных страстей, героических деяний, характеров, не сломленных деспотическим режимом, и отвергали пассивность и смирение. На первый план выдвигалась идея "характерного" искусства, то есть искусства, наделенного силой, энергией и национальной самобытностью, близкого природе, народного во всех своих проявлениях. Отвергая рассудочное знание, "бурные гении" провозглашали культ "оригинального гения" (") - художника-творца, отрицающего правила и творящего интуитивно, путем страстного и напряженного переживания жизни во всей ее полноте. Олицетворением "оригинального гения" служил для них У. Шекспир.

Оппозиционность княжескому абсолютизму проявлялась в творчестве "бурных гениев" в самых различных формах - от богоборческого бунтарства гетевского "Прометея" до злободневного обличения крепостничества в лирике Шубарта, Бюргера и Фосса.

Главный источник обновления немецкой литературы они видели в народной поэзии. Гердер положил начало собиранию и изучению народных песен, вслед за ним Гете, Бюргер и Шубарт усваивали фольклорные образы и мотивы, форму и мелодику народного стиха. Наиболее радикальные представители "бурных гениев" обращались к сказаниям и легендам, отражающим настроения угнетенных низов, используя фольклор как средство борьбы против помещичьего гнета (Бюргер).

Очевидна связь движения "Бури и натиска" с литературой европейского сентиментализма. Эта связь носит типологический характер -в разных странах протекают сходные процессы переосмысления ранних форм просветительского движения. Следуя идеям европейского сентиментализма, писатели-штюрмеры восстают против диктата разума и "здравого смысла", прагматической рассудочности, в которой они видят проявление мещанской ограниченности и эгоизма. В качестве альтернативы они выдвигают культ сердца, чувства, страсти. Обезличивающему влиянию цивилизации с ее условностями, приличиями и обязательным этикетом поведения они противопоставляют спонтанное, ничем не скованное проявление неповторимо индивидуальной "сильной" личности. Многие штюрмеры были глубоко захвачены руссоистской идеей естественного развития человека, мечтой о патриархальном состоянии. Под знаком Руссо развивались почти все самые выдающиеся писатели "Бури и натиска" - И. Г. Гердер (главный теоретик движения), И. В. Гете, Шиллер, Гейне, Ф. М. Клингер, М. Р. Ленц, Г. Л. Вагнер, Д. Ф. Шубарт, И. Г. Фосс, Г. К. Кёльти, Г. А. Бюргер.

Большое влияние на штюрмеров имели также английские и французские теоретики, выступавшие против нормативной эстетики, особенно Э. Юнг и С. Мерсье.

Движение "Бури и натиска" было весьма широким по масштабу. Одновременно и независимо друг от друга в разных концах Германии выступили поэты, драматурги и прозаики, выдвинув программу обновления немецкой литературы, сходную в основных пунктах. Одним из центров движения был Страсбург, где образовалась группа "рейнских гениев" (Гердер, Гете, Ленц, И. Г. Юнг-Штиллинг, Вагнер, Ф. М. Клингер). Другим -Геттинген, где в 1772 г. сложилось объединение поэтов под названием "Союз Рощи" (Иоганн Генрих Фосс, братья Фридрих Леопольд и Кристиан Штольберги, Людвиг Генрих Кристоф Гельти), близко связаны с "Союзом Рощи" были Матиас Клаудиус и Готфрид Аугуст Бюргер. Название союза восходит к оде Клопштока "Холм и роща", в котором "роща" как символ поэзии древних германских бардов противостоит холму - обиталищу античных муз. Своей творческой задачей поэты "Союза Рощи" рассматривают не теорию, а само создание самобытной национальной поэзии, опирающейся на традицию устного народного творчества. Однако писатели "Бури и натиска" не образовывали замкнутых групп и кружков, а большинство в одиночку вели борьбу за существование.

Штюрмеры выступали как новаторы - и по содержанию и по форме - во всех видах и родах литературы. Ведущими жанрами в их творчестве были драма и баллада.

1. 2. Жанр баллады

Баллада (провансальск. balada, от ballar - плясать, или позднелат. ballo - танцую) -это наименование нескольких весьма различных поэтических жанров. В общем виде представляет жанр лирической поэзии, несущей повествовательный характер. По размеру -произведение средней формы. Баллада развилась из народной плясовой песни любовного содержания, широко распространенной в средние века во Франции (в Провансале), откуда она перекочевала в Италию, где в поэзии Данте и Петрарки строфа баллады оформилась под воздействием канцоны и утратила плясовый рефрен. В XIV в. баллада достигла расцвета в придворной поэзии Франции, где приняла строго определенные застывшие формы бессюжетного лирического стихотворения: 3 строфы на сквозные рифмы (ababbcbc), посвящение и рефрен. Эта форма требовала изощренной техники. В XV в. ее развивал Франсуа Вийон. В этом значении баллада прекратила существование в XVI в. и, несмотря на многочисленные попытки ее восстановить, больше не появилась.

Со второй половины XIX в. особое влияние на всю европейскую литературу оказала англо-шотландская народная баллада драматического звучания. В Шотландии и Англии еще в средневековье баллады не были связаны с танцами, а носили исторический, трагический, загадочный характер: кровавая месть, несчастная любовь, легенды (о Робин Гуде), исторические эпизоды. Баллады с мрачным колоритом получили широкое развитие у английских (Р. Бернс, С. Кольридж, В. Скотт) и поздних немецких просветителей и романтиков (Б. Бюргер, Шиллер, Гете).

Персонажам баллад свойственны сильные страсти и желания. Их переживания чаще всего выражаются в поступках, в действии.

Трагическое в балладе - это обычно ужасное (преступление, жертва, бедствие). Трагическое проявляется не только в поступках персонажей (убийство, истязание, гибель), но и в особенностях их душевных состояний (раскаяние, страх, мольба, разбитая любовь, отчаяние). В общем виде своеобразие баллад состоит в следующем:

1) реалистичность (бытовая типизация персонажей, подробности, отсутствие сплошного фантастического вымысла, а органичное вплетение его в бытовую ситуацию)

2) короткость, ударность стиха

3) герои - обычные люди

4) отсутствие лиризма по сравнению с историческими песнями

5) положительный герой не торжествует, а чаще всего гибнет, в то время как злодей не получает прямого наказания.

Жирмунский отмечает, что "до Бюргера баллада была известна в немецкой литературе только в пародической трактовке, характерной для антидемократической функции "народности" в поэтике французского придворного классицизма" (2, с. 376). В первой половине XVIII в. широкое распространение получили пародический романс, изображающий романический сюжет в преувеличенно мелодраматической форме, как пародия на "романсы" уличных певцов (Глейм) и баллада-бурлеск, представляющая комическую пародию на античный мифологический сюжет (Шибелер, Цахариэ). Оба жанра представлены еще в первых опытах большинства геттингенских поэтов, в том числе самого Бюргера ("Похищение Европы", 1770). Бюргер начал с перевода английских баллад ("Граф Вальтер", "Император и аббат", "Серый монах", "Похищение"). Последние две баллады представляли литературную подделку Перси, а в изображении Бюргера вышли сентиментальными. Однако вскоре в тематике его баллад возобладали демократические мотивы, которые в соединении с народностью стиля дали непревзойденный эффект.


Основная часть

2. 1. Место Бюргера в течении "Бури и натиска" и особенности его творчества

Самым значительным в геттингенской группе и одним из выдающихся немецких поэтов периода "Бури и натиска" был Готфрид Аугуст Бюргер (1747-1794), создатель немецкой литературной баллады. Сын пастора, Бюргер получил юридическое образование, выступил как теоретик движения в ряде статей, ратуя в них за демократизацию языка и литературы, собственно литературную деятельность начал со стихотворных произведений социально-политического и лирического плана. Его перу принадлежит также роман о похождениях барона Мюнхгаузена.

Обращение к жанру баллады связано у Бюргера с настойчивым стремлением утвердить в поэзии традиции устного народного творчества. От геттингенцев Бюргера отличало смелое и непочтительное отношение к религии, просветительское свободомыслие (сатирическая баллада "Госпожа Шнипс", 1777), откровенное изображение чувственной земной любви, более конкретная и острая трактовка социальных и политических тем ("Крестьянин своему сиятельнейшему тирану", "Дворянин и крестьянин", баллада "Дикий охотник", "Разбойный граф"). В историю немецкой и европейской поэзии Бюргер вошел как автор баллады "Ленора" (1773), переведенной на многие европейские языки. Данная баллада, повествующая о мертвом женихе, который является ночью за своей невестой, стала идеальной моделью этого жанра, широко использованного в последующей литературе (особенно в эпоху романтизма). В ней сочетаются лирический, повествовательный и драматический моменты (диалог). Свободно вписывается в реальную обстановку и фантастический момент.

Для баллад Бюргера "характерен простой, порою даже огрубленный язык, стилизация под приемы народной поэзии (повторы, восклицания, звукоподражательные слова)" (7, с. 287), динамизм. В них органично сочетаются поэтика народной песни и "штюрмерская" поэтика.

Свои эстетические взгляды Бюргер полнее всего выразил в статье "О народной поэзии" (1776). Выступая против нормативной эстетики, против поэзии, основанной на "рассудке и остроумии", он учит: "Научись постигать народ как целое, сумей усвоить его фантазию, его способность чувствовать, и тогда песня твоя будет равно волновать и простую девушку за прялкой, и даму, сидящую перед туалетным столиком".

Как отмечает Жирмунский: "В своем собственном творчестве Бюргер пытался последовательно осуществить выставленные им требования народности и общедоступности поэзии путем обращения к известным ему фольклорным источникам, однако не всегда умея избежать фальшивой "простонародности", искусственного упрощенчества и вульгаризации. Эти стороны поэзии Бюргера вызвали резкое осуждение в рецензии Шиллера (1791), который противопоставляет демократическому натурализму старшего поэта свой классицистический идеал художественной гармонии и завершенности. Бюргер был задет рецензией Шиллера и в последнем издании своих стихотворений (1796) подверг их стилистической переработке, которая лишь в редких случаях является улучшением" (2, с. 375).

Особенно велико значение Бюргера как автора баллад. "Именно в жанре баллад, где он соприкасается с фольклорными источниками, ему удается приблизиться к народности, о которой он всегда мечтал" (2, с. 376).

По тематике его баллады можно разделить на 4 группы:

- социально-политические - "Дворянин и крестьянин", баллада "Дикий охотник", "Разбойный граф", "Дочь священника из Таубенхайна" (история детоубийцы), "Рыцарь-разбойник", "Император и аббат";

- лирико-драматические - "Ленора", "Дочь священника из Таубенхайна", "Леонардо и Бландина", "Граф Вальтер"(пер.);

"Госпожа Шнипс",

- бытовые - "Корова", "Песня о храбром муже".

Фантастические мотивы присутствуют в "Леноре", "Диком охотнике", "Госпоже Шнипс".

2. 2. Анализ баллады "Песня о храбреце" (1776)

2. 2. 1. Композиция

" написана в размере 4-стопного ямба, с мужскими клаузулами, в ударном взволнованном ритме. Содержание баллады незамысловатое: неожиданное потепление вызывает ледоход, на высокогорье тает снег и на долину обрушивается тысячеводный поток, наполненный глыбами льда, который, нарастая, несется по реке, сметая все на своем пути и круша опорные столбы мостов, ужасная картина дополняется грозой и штормом, вызывающим наводнение, все вместе это грозится снести и затопить домик таможенника с женой и ребенком, стоящий на мосту. Толпа зевак на берегу наблюдает за развитием трагедии, но никто не решается рискнуть помочь. Напрасно таможенник молит о пощаде. Наконец появляется граф, который предлагает круглую сумму тому смельчаку, который согласится спасти погибающую семью. Он скачет на коне, потрясая тугим кошельком, но перед лицом стихии деньги теряют свою силу. Дело приближается к развязке, когда из толпы наконец выходит долгожданный смельчак - простой крестьянин, садится в лодку и по очереди спасает всех троих (поскольку лодка всех сразу не вмещает). Сам крестьянин в конце своей миссии отказывается от вознаграждения.

Мораль заключена в афористических строках первого куплета:

"Кто большим мужеством похвалится может,
Тот достоин не золота, тот достоин песни".

Крестьянин отказывается от графского золота и получает от автора песню.

"глыбы катились" (3 раза), "поток" (4), образ рушащихся столбов и арок (3), призывы к храбрецу ("О храбрец, о храбрец, покажись" -4 раза), воззвания к небу ("Милосердное небо, сжалься!" - 3), образ водоворота и т. д.

Пафос и драматический накал усиливаются слишком частыми восклицаниями и риторическими вопросами:

"О таможенник! О мытарь! Убегай скорей!", "Милосердное небо, сжалься! Пропал! Пропал! Кто спасет меня?" и т. д. Стиль поэмы представляет смесь народной песни и штюрмерской возвышенной поэтики.

Уже сам зачин баллады по конструкции напоминает народную песню, в которой исполнитель сообщает то, о чем он будет петь и какое качество прославлять. Недаром сама баллада названа "песней", она именно звучит: как пишет Бюргер, "гордо звучит песня о храбром муже, Как звук органа, Как звон колокола" и, через 8 куплетов: "Когда же ты зазвенишь, песня о храбреце, Подобно органу и колоколу?". Автор не только поет песнь, он выкрикивает советы таможеннику, он причитает, он сам призывает на помощь храбреца. Вся баллада наполнена звуками: : "ветер... просвистел", "гром глухо гремел", "громко завывал шторм", "глыбы катились удар за ударом", "таможенник завывал еще громче...", "и все громче гудит ветер", "и каждый кричал и ломал руки" и т. д. Все эти звуки, как и положено балладе, являются повышенной тональности и экспрессии.

Композиция песни укладывается в привычный канон: зачин (1-й куплет), завязка (2-4 куплеты), развитие (5-8), кульминация (10, 12, 13), развязка (14-15), концовка. Общая схема разрывается лишь куплетами-обращениями зачинного типа (7, 11).

"подымает вверх руку с кошельком"; поток между тем все выше, "высоко держит граф награду"- пик повествования совпадает здесь с натуральным пиком, буквальной вершиной самого сценического пространства. В данном случае натурализм Бюргера, в котором упрекал его Шиллер, работает на балладу, служа неявным средством дополнительной гиперболизации, заключенной в самой композиции.

Весь в общем-то незатейливый сюжет передан с гиперболизованной драматичностью, чрезмерной патетикой, преувеличенной динамикой, искусственно раздутой экспрессией символического отчаяния перед лицом надвигающегося ужаса, многократно и прямо высказываемым отношением и чувствами.

По сути в балладе два сюжета: 1) о стихии и бедствии, о готовящейся гибели семьи таможенника и ее спасении крестьянином -и 2) о графе, предлагающем награду за подвиг, на которую никто не покусился, и об отказе от нее самом спасителем, тем самым опровергающем мысль о возможности все купить. В балладе тем самым проводится двойная мораль: о непродажности, бескорыстии подвига и о возможности одоления стихии человеком из народа (и в то же время беспомощности в данном случае благородного графа).

2. 2. 2. Лексические особенности.

Лексическое пространство баллады не отличается большим разнообразием, в основном своеобразие стихотворения основано на ритмическом рисунке, эмоциональности строя, песенных приемах.

- сравнение - "Как звук органа, как звон колокола", "Как будто волк стадо спугнул";

- анафора - повторение начальных элементов предложения - "Быстро граф прискакал/ На высоком коне благородный граф", "Теплый влажный ветер подул с южного моря / И просвистел по Швейцарии, пасмурный и влажный",

- метафора (олицетворение) - "ветер просвистел", "завывал шторм", "ощетиниваясь, исчезали столбы",

- параллелелизм - 3-й куплет.

"уходит душа в пятки"); простонародных восклицаний ("Эй, эй! Живей решайся!", "Смотри-ка, скромно и прямо крестьянин...", "Милосердное небо, сжалься! Пропал! Пропал! Кто спасет меня?"); отголосков рефрена (в повторяющихся призывах, жалобах и сквозном образе приближающихся глыб); в песенном построении предложений с главными членами в конце; в намеренно огрубленном языке, самой звукописью передающем накат смертельных глыб; употреблением простых стандартных эпитетов ("теплый влажный ветер", "пасмурный, влажный", "огромные глыбы", "из тесаного камня", "донный лед", "грубая блуза", "скорая гибель", "ужасная гибель"); в сказочных ремарках ("как будто волк стадо спугнул", "Быстро граф прискакал /На высоком коне благородный граф"), в простонародных героях (таможенник, крестьянин, зеваки, мытарь, бедняк), деталях народного быта (посох, рыбачья лодка, блуза, домишко), повторах слов и предложений и т. д.

Народная стилизация проявляется также в целом ряде приемов: неоднократных повторах; обращениях; тройственности действий (крестьянин три раза перевозит членов семьи, три раза говорится о надвижении глыб льда и сносимых ими столбах и арках, три раза звучат воззвания и т. д.); в применении стандартно-закрепленных эпитетов и словосочетаний, свойственных народным песням (храбрый муж, благородный граф, высокий конь); в песенном рисунке строф; в простоте стиля.

Вместе с тем стиль баллады от народной песни отличает множество штюрмерских приемов: высокопарность сравнений ("как звук органа, как звон колокола"), патетика восклицаний, бытовые подробности, авторские ремарки ("извести, моя бравая песня, извести", "но знаю я одного бравого мужа", "когда же ты зазвенишь, песня о храбреце... когда же ты назовешь его, моя лучшая песня"), экспрессивный строй речи при описании страшного бедствия, само изображение страшного бедствия, вывод на сцену простого героя, драматическое напряжение ситуации, накал страстей, нагнетание трагического в виде ужасного, показ сильной личности-бунтаря, четко выраженная мораль бескорыстия настоящего мужества.

Динамика действия передана не только строем самого стиха, построением фраз, повторами, отображающими волны вышедшей из повиновения стихии, - она передается и стилистическими средствами: ударными, выразительными глаголами стремительного действия и повышенной экспресии (просвистел, летели, спугнул, взломал, сломал, обрушился, покрыло, растет и набухает, раскатывались, катились, гремел, завывал, забрался, срывала, исчезали, кричал, ломал, взывал, прискакал, прыгает и т. д.).

Глаголы нейтрального лексического звучания переданы лишь в рефренах зачинного типа (звучит, петь, восхвалять, похвалится, достоин, зазвенишь, назовешь, близится, покажись, держит, слышит, молчит, видит). Усиливает динамику и применение во множестве глаголов повелительного наклонения (покажись, назови, живей решайся, извести).

ветер, шторм, водоворот, разрушение, лед, волк, снег, камень, толчок, небо, орган, колокол, храбрец, муж, граф, конь, гибель, спаситель, мытарь, награда -все слова повышенно-эмоционального, собирательного, общего звучания.

Конкретно-бытовые слова встречаются лишь в сценах умиротворяющего обстановку спасения, как противопоставление простоты подвига собирательному безличному величию и мощи стихии. Бытовые подробности противопоставлены символической общности внешнего бедствия.

2. 2. 3. Средства иронии.

Мрачный колорит разгулявшейся стихии разбавлен тонкой иронией, которая особенно заметна в строфах 10-11, касающихся поведения благородного графа. Само стремительное появление его в тексте, переданное возвышенной лексикой и, казалось бы, должное посрамить трусливую толпу зевак зевак ("Быстро граф прискакал / На высоком коне благородный граф / Что подымает графская рука ввысь?"), неожиданно оборачивается дешевой сценой сделки. После приподнятого в патетике вопроса: "Что подымает графская рука ввысь?" обрушивается лексически приниженное пояснение, уснащенное бытовыми подробностями: "Это был кошелек, полный и тугой/ Двести пистолей обещаны...". Разница между подготовленным высокой лексикой ожиданием благородного поступка от благородного графа, и реальным результатом создает комический эффект. Ирония звучит в самих риторических вопросах: "Что подымает графская рука ввысь?... Кто храбрец? Это граф?" Кошелек противопоставлен стихии, словно найденный наконец выход, в образе кошелька являет себя наивысшая кульминация, обещающая скорую развязку. Но кошелек работает вхолостую. Благородный жест, эффектное появление на коне, щедрый дар оказываются всего лишь иллюзией, фикцией, которая сама по себе ничего не стоит. Бюргер не удерживается от того, чтобы в самый драматический момент подтрунить над графом: стремительно вводя его в текст, заставляя мчаться на коне с кошельком в руках, предлагаемым за чужой подвиг, он в итоге делает вывод: "Граф, всевышний бог, был храбр", чем довершает иронический образ. Спасает таможенника человек из народа, при изображении которого у Бюргера исчезает ирония, а слог обретает бытовую простоту и деловитость. Строфа 15 противостоит строфе 10: не только смыслом, но и всеми деталями, создавая дополнительный иронический подтекст.

Строфа 10
"Благородный граф прискакал
На высоком коне благородный граф"

Строфа 15
"И смело с богом прыгает
Он в ближайшую рыбачью лодку"

конь - лодка

кошелек - челнок

двести пистолей - сами спасаемые.

Противопоставление усиливается и направлением движения, играющим обратную принятой символике роль:

граф на высоком коне - крестьянин в низкой лодке,

графский кошелек полный и тугой - рыбацкий челнок слишком мал.

Символика верха и низа по этической окрашенности меняется местами: графский верх оказывается пустым расчетом; а крестьянский низ -истинным спасением.

Так в каждой детали, сравнении, примененном средстве Бюргер остается верен народной теме.

Как отмечает Д. Урнов: "продолжая и развивая философскую проблематику и эстетику Просвещения, штюрмеры внесли оригинальный вклад в европейскую литературу, обнаружив самостоятельность мышления и художественного видения мира" (1, с. 214).

Движение "Бури и натиска" способствовало подъему национального самосознания; оно сыграло выдающуюся роль в формировании немецкой литературы, открыв ей живую стихию народного творчества, обогатив ее новым демократическим содержанием, новыми художественными средствами и при этом сохранив гуманистический пафос Просвещения, его критический дух, демократизм и боевые антифеодальные тенденции. На развитие самого романтизма движение "Бури и натиска" оказало большее влияние, чем собственно немецкий романтизм (см. 9, с. 51). А Шиллер, Гете и Бюргер стали вдохновенными примерами для романтиков многих стран.

Если до этих пор немецкая литература Просвещения отставала от английской и французской, то движение "Бури и натиска" означало в развитии немецкой идеологии и литературы такой качественный скачок, которым в значительной мере преодолевается это отставание. Такой скачок стал возможным благодаря преемственности

"Бури и натиска" с предшествующим течением.

Бюргер создал новый для немецкой литературы жанр серьезной баллады, отличавшейся у него драматизмом, патетикой, сочным народным колоритом.

4. Литература

1. История всемирной литературы в 8 тт. - М., 1988, т. 5

2. Жирмунский В. Очерки по истории классической немецкой литературы. - Л., 1972

3. История немецкой литературы в 5 тт. - М., 1963, т. 2 XVIII в.

5. Рейман П. Основные течения в немецкой литературе 1750-. - М., 1959

6. Бур М., Иррлиц Г. Притязание разума. Из истории немецкой классической философии и литературы: Пер. с нем. - М., 1978

7. История зарубежной литературы/ Под ред. Апенко Е. М. и др. - М., 1991

8. Литературная энциклопедия под ред. А. А. Суркова. - М., 1962-гг., т. 1