1. Общая характеристика литературы эпохи Просвещения.
Просветители подчинили свое творчество задаче переустройства общества. Основным принципоп просветительской эстетики стало утверждение воспитательной роли искусства. Использовав материалистическое учение Аристотеля об искусстве, просветители начали закладывать теоретические основы критического реализма. Произведения просветителей глубоко философичны. В ряде случаев это своебразные беллитризованные философские трактаты. Они создали новые жанры публицистического, философско-политического романа, морально-полит. драмы и гротескно-комедийного памфлета. Они ввели в лит-ру нового героя - простолюдина в кач-ве положительного образа (в смысле ему на все положить). Они воспели и прославили его труд, мораль, изобразили чувственно и проникновенно его страдания. Используя печатное слово и театральную трибуну, просветители звали к обновлению мира. Критически относясь к классицизму, они вместе с тем использовали лучшие черты классицистического искусства - героическую патетику, чувство гражданстваенности, поставив их на службу революционным идеям. Просветители провозгласили право художника изображать героические поступки и высокие чуства простого человека.
2. Характеристика сентиментализма.
Родина сент. - Англия. Имя дал Лоренс Стерн, назвав свое путешествие по Франции и Италии сентиментальным, показав читателю своеобразное «странствие сердца». Однако культ чувства, аффектацию духовного страдания, поэзию слез узаконил до него в лит-ре, в искусстве и в жизни Ричардсон. Их творчество существенно отличалось от произведений классицизма, патетическая трагедия которых воспевала преимущественно героев и героическое. Сентименталисты же обратились к людям просты, голимым, угнетенным и слабым. В их героях нет ничего примечательного. Словом, на смену возвышенному и величественному, что было у классицистов-онанистов (правда заметно, что Прусенкова диктует?), сентименталисты принесли в лит-ру трогательные розовые сопли. Они возвели чувство в культ, а чувствительность в нравственный и эстетический принцип. Просветители взяли простветительский принцип чувствительности на вооружение. Классицисты не замечали природы, сент. же отдали ей почетное место. Созерцание ее красот и мирное общение с ней простых людей - вот идеал сентименталистов.
В разных странах был разным, так что все это весьма условно. В Англии произведения сент-тов сочетали в себе критику соц. несправедливостей с идеализмом, мистикой и пессимизмом. В Германии и Франции сент. в значительной степени слился с просветительской лит-рой, что изменило его облик по сравнению с английским (а если Прусенкова и дальше будет диктовать таким голосом, я тоже ее облик изменю...) Здесь уже есть призыв к борьбе, к активным и волевым действиям личности, нет идеализации старины. В каждой стане лит-ра носила нац. характер, в зависимости от своеобразия исторического развития народа и его традиций. Но для всей лит-ры передовых стран 18 века характерно общее антифеодальное освободительное движение.
3. Характеристика движения «Бури и натиска».
«Буря и натиск» как бы введение в немецкое Просвещение. В нем очень много общего с английским сентиментализмом (культ чувства как мерила чел. достоинства + культ природы). Но штюрмеры поэтизировали отличный от сентименталистов тип личности: непокорного чел., противопоставляющего себя всему миру (княжеской тирании и мещанству). Эта личность и есть бурный гений. В поэтике: против всякой нормативности. Ориентация на шекспировскую традицию вольного театра. Ориентация на собственную историю, а не римскую или греческую. Стремление к характерности, к национальному колориту. к «Б. и Н.» из нашей программы относятся молодые Шиллер и Гете. Название – по драме Клингера.
4. Приключения Робинзона Крузо.
XVIII век привносит в литературу Европы новое миропонимание. Литература вступает в эпоху просвещения, когда идеология феодализма отходит на второй план, а главной идейной основой просветителей становится культ универсального разума.
но прогрессом безусловно движет разум. Эта часть просветителей считала, что мнение правит миром, а поэтому людям нужно прививать понимание определенных истин, просвещать их. Таким образом, просвещение считалось двигателем исторического прогресса.
Другие придерживались концепции естественного человека и «человеку историческому», зараженному пороками и предрассудками цивилизации, противопоставляли «человека природного», наделенного добродетельными природными качествами.
Таким образом, Просвещение XVIII века не было выразителем единой идеи. Тут и там возникновала полемика между выразителями различных точек зрения. Наш интерес представляет полемика Д. Дефо и Дж. Свифта.
Д. Дефо в начале своего романа «Приключения Робинзона Крузо», показывает нам героя в мире цивилизации. Причем герой не хочет принимать условностей общества, он отказывается от карьеры юриста и на доводы отца (о его возможной беспроблемной жизни в качестве гражданина со среднем достатком) он отвечает желанием путешествовать. Его стремление к природной стихии - морю, осуществляются. Он, соблазненный вожможностью бесплатно проехать на корабле, отправляется в море. Море – природная стихия. И, в первый раз оказавшись на «природном» фоне, Робинзон не способен ему противостоять. ОН, как человек цивилизации, не может вникнуть в борьбу моряков со стихией за собственную жизнь, а стихия, как природное начало, не терпит «цивилизованного» Робинзона. Это подтверждается и вторым штормом, в который он попал. Неблагодарность родителям, легкомыслие, корысть не совместимы с естественным состоянием, к которому стремился Робинзон, уходя их дома.
В результате злоключений герой оказывается полностью оторванным от цивилизации на необитаемом острове (если не считать ее элементами вещи, привезенные им с затонувшего корабля). Здесь Дефо, опирась на концепцию естественного человека, преследует цель показать человека в его естественной природной среде.
способностям и подсказкам природы, он терпеливо выполнял каждое дело. После грозы, боясь взрыва пороха, он углубил пещеру, после землятресея, боясь быть заживо погребенным, – укрепил жилище, боясь заболеть от дождей и жары – смастерил одежду. Действия героя подчинялись лишь страху и необходимости. Он не испытывал ни зависти, ни корыстолюбия, ни алчности, он испытывал лишь страхи. После самого «страшного» страха – боязни смерти, он обращается к вере. И, читая Библию, он осознает свою неправедную жизнь, находит успокоение.
Вот, казалось бы, перед нами предстала идиллия воспитания человека природой. Но не каждый человек попадая в естественные условия развития сможет достичь прогресса. Ведь дикари, время от времени посещавшие остров Отчаянья, тоже жили в естественных условиях. Однако, герой не считал их людьми за варварскую привычку поедать себе подобных. Но вскоре, познакомивщись со спасенным им дикарем, убедился, что добродетельных качеств у него даже больше, чем у какого-либо человека из цивилизованного общества. Робинзону удалось наставить Пятницу на путь истинного прогресса. Он «просвещал» его, вводя в мир религии. А конца у этого реферата нет. Но самое главное сказать, что человек, попадая в «естественные» условия, становится лучше.
5. «Путешествия Гулливера».
Особо распространяться не буду, у всех были коллоквиумы. Кратко напомню 14 признаков мениппеи и приведу примеры из текста:
1. Увеличивается удельный вес смехового элемента. А еще – это самое главное – смех тут вовсе не амбивалентный, как в «Гаргантюа и Пантагрюэле», а просто уничтожающий. Сравниваем преисподнюю у Рабле и Свифта (вызывание духов на острове колдунов) – у Р. это как бы мир наизнанку, карнавальный мир, а С. просто показывает людей, которые уничтожали тиранов и клеймит правящую элиту Англии.
3. Исключительные ситуации для провоцирования и испытания философской идеи (а не героя!). Идея тут – просветительская концепция исторического прогресса и естественного человека. У него все не как у всех: если у всех история движется вперед, миф о золотом веке в прошлом – ложь (ко «всем», правда, не относится Руссо), у С. наоборот. Лапута – вот что ждет человечество в будущем (Баратынский прямо какой-то!). Это технократическая антиутопия (про нее будете говорить в билете 62). Естественный человек – здесь полемика с Дефо. Если у Д. чел. вне общества проявляет все свои творческие способности, то у С. наоборот (см. еху). Вообще-то образ еху «мерцает» -- это и дикие люди, и люди вообще.
4. Крайне грубый натурализм. Ну вспомните сами (как тушили пожар в покоях королевы, нищие в стране великанов). Если Рабле опять-таки надо всем этим смеялся, то С. отнюдь. Он вообще ненавидит людей и их тела в частности, посему они вызывают у него только отвращение.
5. Смелость вымысла и фантастичность сочетаются с исключительным философским универсализмом и предельной миросозерцательностью. У Свифта описан весь человек: от функционирования организма до описания социальных институтов. Примеры – сами.
6. В связи с философским универсализмом в м. появляется трехпланное построение действия и перенос с Земли на небо и в преисподнюю. У Свифта земля понятно где, небо – Лапута, преисподняя – на острове колдунов.
8. Безумия всякого рода. Например, Гулливер после того, как возвращается из своих странствий и начинает о них рассказывать, всем кажется ненормальным.
9. Сцены скандалов, эксцентричного поведения, неуместных речей и выступлений.
10. Резкие контрасты и оксюморонные сочетания. 9-10 пункты – убей не помнб примеры. Кто знает, пусть подскажет соседу. М. б., рассказы Г. в старне великанов и гуингнмов о том, как в Европе люди воюют?
11. Элементы социальной утопии. Страна гуингнмов вообще – утопия, а если ее рассматривать детально – пародия на утопию.
13. Многостильность и многотонность мениппеи. Это тоже не помню.
14. Злободневная публицистичность. Это надо смотреть в комментарии и по ним рассказывать. Но в общем это памфлет.
6. Поэтика комических эпопей Филдинга.
Как английский писатель-просвещенец,Ф. не любил называть свои произведения романами,т. к. романами считались героические произведения. свои пр-я называл комическим эпосом в прозе. Называя таким образом,Ф. ориентируется на древний эпос,на поэтику Аристотеля. Архитип Одиссеи сплетен,полный узнаваний. Но пр-я Филдинга - исследования архитипов по закону комической стилизации. Соединяя эпос и комическое,Ф. подчеркивает новаторский характер созданногоим жанра. Он ориентируется на древний эпос. Происходит перестройка жанровой системы. В поэтическом искусстве роману не было места. В 18 веке роман становится центром жанровой системы. Это время называют золотой век романа. Роман имел большое... значение. Филя любил называть свои опусы историями. Три из четырех его пр-й -истории. Он считал,что из действительного повествования можно узнать больше,чем из книг по истории Англии. Там отражается английская действительность. Главная проблема-человеческая природа(гордонеллы и пр.)
«Памела»). Ричардсон-пуританин со всеми вытекающими последствиями. Ф. не принимает его идеалов,считая их эгоистичными,стремящимися к самодовольству,корысти. У Фили -свое представление о добродетели:доброта,бескорыстие. В «Томе Джонсе» полемика становится более масштабной. Система контрастных образов в «Т. Дж.» складывается в цепь бинарных оппозиций. Кто-то кому-то постоянно противостоит. Центральная позиция: Том Джонс-Блайфилд. под этой оппозицией подразумевается оппозиция Ф. и Ричардсона. Б. -идеал человека у Ричи. Он осторожен,набожен,целомудренен,но он становится мерзавцем и подлецом. Том Джонс напротив-пьет и трахается,но при этом-центральный положительный персонаж. Ф. считает,что все добродетели соседствуют с говном. но он считает,что в жизни тайное говно всегда станет явным. вне полемики оппозиция может быть непонятной. Полемика с Ричи-центральная,но он и с другими горазд. Вставная новелла о горном отшельнике-полемика со Свифтом(про Йеху). Отшельник испытывает многие невзгоды и считает,что человек-говно. Фил считает,что чел-не совсем говно,да и говно может быть разное. Романы Фила перенаселены полемикой не только про природу человека. Ф. порывает с традициями,у него нетрадиционные образы и отношения. Образ автора-вольный,насмешливый.
7. «Джозеф Эндрус» Филдинга.
Генри Филдинг. «История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса. Написано в подражание манере Сервантеса, автора Дон-Кихота». Кто тут у нас действует: Джозеф Эндрус, сын Гаффер и Гаммер Эндрусов и брат знаменитой Памелы. Эта самая Памела – героиня романа английского писателя Ричардсона «Памела, или Вознагражденная добродетель». Пуританская мораль английской буржуазии с ее неизменным ханжеством и дидактизмом получила свое выражение во всем облике героини Ричардсона, как и в надуманной, искусственной развязке его романа, где буржуазно-мещанские добродетели торжествуют над пороками аристократии. «Памела» была для Филдинга внешним поводом к написанию «Джозефа Эндруса» – романа, в котором героиня Ричардсона вторично появляется на свет, но уже в том облике, в каком ее хочет показать Филдинг. Далее: протестантский пастор Абраам Адамс, любимая девушка Джозефа Фанни, леди Буби, ее домоправительница миссис Слипслоп – особа лет сорока пяти, страшная как атомная война; она – цитирую – «походила на корову, но не столько молочным запахом, сколько двумя бурыми шарами, которыми колыхала перед собой на ходу; да еще и нога у нее была одна покороче другой».
Содержание вкратце таково: жил-был Джозеф Эндрус, был он слугой у сэра Томаса Буби, мужа леди Буби, отличался необычайной красотой и мелодичным голосом и был очень хорошим наездником. За все эти достоинства полюбила его леди Буби и сделала своим лакеем. Очень он ей нравился, и она его всячески домогалась. Особенно стала домогаться после смерти своего мужа. А Джозеф, по своему целомудрию, ее отверг. Леди затаила на него злобу. В то же время Джозефа домогалась и миссис Слипслоп, которую он тоже, понятное дело, отверг. Леди, как влюбленная женщина, выдает себя в разговорах со Слипслоп. В отчаянии от своего поражения, леди выгоняет Джозефа со службы. И вот выгнанный Джозеф направляется из Лондона к своей Фанни. На первом отрезке пути его избивают. В гостинице, куда попутная карета доставляет его на лечение, он встречает мистера Адамса, который едет в Лондон предлагать книгоиздателю свои проповеди. Узнав, в каком положении находится его друг и куда он направляется, Адамс вызывается его сопровождать. По дороге с ними происходит куча всяких приключений, пересказывать которые я не в состоянии, их слишком много. Скажу только, что по дороге Адам спас от изнасилования некую девушку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась Фанни. Она шла к Джозефу, так как услышала о том, что его избили. Далее путь до прихода пастора Адамса совершается втроем (знаете что? Не поняла я, этот Адамс был самый большой священник в приходе, или над ним было начальство, поэтому говорите "приход Адамса" осторожно. Но скорее всего начальство было). Заканчивается книга тем, что они пришли домой в приход, где находилось имение леди Буби – Буби-холл. Там Джозеф и Фанни собрались пожениться, чему леди Буби всячески старалась помешать под видом того, что ей не нужны новые нищие. В это время к ней приезжает ее племянник мистер Буби, женатый, оказывается, на Памеле Эндрус. Теперь Джозеф вроде как и ровня ей становится. А когда его одевают в приличный костюм, он и вообще на джентльмена похож становится. Леди мучается вопросом: достойно ли женщине ее круга выйти замуж за лакея? Пока она думает, к Адамсу за одолженными по пути деньгами является коробейник и так невзначай рассказывает, что была у него жена, которая до свадьбы занималась воровством и продажей детей. И она рассказала ему, что сперла однажды у товарищей Эндрусов дочь и продала ее сэру Томасу Буби. Это были те самые Эндрусы, у которых вторую дочь звали Памела. А Фанни, надо вам сказать, считалась сиротой. И тут все просекли, что Джозеф и Фанни – брат и сестра. Но вы не расстраивайтесь, все кончилось хорошо. Приехали товарищи Эндрусы, и мать рассказала, что дите она родила, когда муж мотался где-то со своим полком, поэтому он не знал, кого она родила. А родила она дочь, эту самую Фанни. Однажды к ней пришли цыганки с худосочным ребенком. Мать вышла на минутку, а когда вернулась, ее дите подменили чужим. Делать нечего – она воспитала его как своего, не сказав ничего мужу. Этим чужим дитем и был Джозеф. А чей же он сын? А он сын мистера Вильсона, человека, который приютил нашу компанию во время их похода из Лондона домой. Он тогда еще рассказал, что у него увели ребенка. Опознали Джозефа по родинке на груди в виде земляники. Так все образовалось. Хэппи-энд.
8."Сентиментальное путешествие по Франции и Италии" Стерна.
– итальянская часть так и не была написана.
В основу "Сентиментального путешествия" были положены впечатления от двух поездок писателя на континент в 1762-1764 и 1765-1766 годах. Сам Стерн в письме к своей дочери назвал свою книгу «оригинальной вещью».
«Сентиментальное путешествие» во многом было новаторским произведением. Я бы хотела остановиться на особенностях его жанра и выяснить, в чем же заключается жанровое своеобразие «Сентиментального путешествия».
Вроде бы название жанра вытекает из самого заглавия произведения. Путевые записки, очерки, наброски – все это определения литературного жанра путешествия. Хотя люди и путешествовали с давних времен, путешествие как литературный жанр, жанр художественной, а не научно-познавательной прозы, формируется в Англии XVIII века. Почему именно Англия стала родиной этого жанра? Обратимся к истории.
Дело в том, что англичане в XVIII были просто одержимы жаждой передвижения, каждый стремился на континент в так нызываемое "большое турне" (grand tour). Путешествуют все: по торговым делам и для наблюдения быта и нравов, по долгу службы и для поправки здоровья, в поисках развлечений, эстетических наслаждений и в надежде избавиться от чувства пресыщенности жизнью. И почти все описывают свои впечатления. Известны "заметки об Италии" Дж. Аддисона, "Путешествие по всему острову Великобритании" Д. Дэфо, "Дневник путешествия в Лиссабон" Г. Филдинга, "Путешествие по Франции и Италии" Смоллета. Читательский спрос на подобные произведения был велик, ведь они несут в себе информационную, образовательную функции, расширяют кругозор. В ответ издается множество компиляций и подделок: "не покидая кабинета, авторы строчат описания кругосветных путешествий, изображая себя очевидцами того, чего в действительности они никогда не видели".
– важнейший жанр английской просветительской литературы.
В результате создаются путешествия совсем иного рода: это романы, в которых мотив путешествия составляет сюжетную основу, например «Робинзон Крузо» Дефо или «Приключения Гулливера» Свифта. Эти разные по жанру романы – бытоописательные и фантастические, приключенческие философские объединяет то, что путешествие является их неотъемлимым фоном. Но эти два жанра имеют множество различий. Так, в центре романа стоит конкретная личность с ее сложным внутренним миром, а в путешествии ядро повествования составляют природа и климат, нравы и обычаи увиденных путешественником стран, в то время как душевный мир героя является лишь своеобразным вспомогательным элементом в раскрытии основной темы. Место героя в романе центрально (Робинзон), тогда как в путешествии рассказчику отводится лишь роль наблюдателя.
Другой важнейшей чертой путешествия является эффект достоверности, автор должен стремиться к документальности повествования, ведь иначе исчезнет его познавательная функция. Поэтому и рассказ ведется непременно от первого лица: рассказчик – сам свидетель описанного, "путевые заметки преподносятся в виде писем или дневников, что усиливает эффект достоверности, подчеркивает спонтанность повествования, отсутствие временного разрыва между действием". Дневниковые и эпистолярные формы подходят для путевого очерка больше, чем для романа, в котором действие зачастую охватывает всю жизнь или большую часть жизни героя.
Есть и еще одно существенное различие. Для путешествия свойственна бессюжетность или, как это не парадоксально, многосюжетность. Повествование распадается на множество эпизодов, многие из которых вообще не завершены. Для романа же характерен острый сюжет и сильно развитая интрига.
Итак, к чему же тяготеет "Сентиментальное путешествие" -- к путешествию или роману?
Дело в том, что с развитием сентиментализма и предромантизма облик литературного путешествия меняется. Интерес к подробным описаниям постепенно утихает, уступая место лирическому началу. Уменьшается познавательный пафос, зато возрастает беллетристический элемент. Классический образец такого произведения – "Сентиментальное путешествие" Стерна.
Это нарастающее внимание к внутреннему миру человека, к его личности приведет в дальнейшем, в эпоху романтизма, к появлению нового жанра – как бы "карликового" варианта путешествия – "прогулки", где не окружающий мир, а лирическое состояние героя станет центром повествования.
«Путешествия и наблюдения мои будут совсем иного типа, чем у моих предшественников», -- тонко подмечает Стерн.
И действительно, в книге нет нет размышлений о политике, экономике и торговле, внимане рассказчика обращено не на внешние впечатления от поездки, а на анализ своего внутреннего состояния. Йорик равнодушен к историческим и культурным достопримечательностям Франции. Он не видел ни Пале-рояля, ни Лувра, даже по дороге в Версаль он не заметил «ничего примечательного или, вернее, ничего, что интересует в путешествии». Читатель вынужден смотреть на мир глазами Йорика, перед нами не картина отдельной страны вообще, а картина, написанная его кистью.
… Он как бы привязывает события к определенному маршруту. Однако Стерну вовсе не важно, где происходит то или иное событие. Нищенствующий монах мог встретиться Йорику не только в Кале, но и в любом другом месте, дохлый осел мог валяться не в близи Нанполна, а, к примеру, по дороге в Монтрей. Сущность сценок от этого вовсе не изменилась бы.
Действительно, происшествия не связаны с определенным пунктом маршрута, но порядок их расположения весьма существенен. Не случайно рассказ о поездке Йорика в Версаль, где он надеялся угодничеством и низкопоклонством добыть себе иностранный паспорт, стоит рядом с историей продавца пирожков, который стойко переносит выпавшие на его долю невзгоды, не теряя при этом чувства собственного достоинства. Благородство одного резче оттеняет душевную слабость другого. Не случайно и рассказ о попрошайке, выпрашивающего милостыню у женщин, предшествует рассказу о поведении Йорика, пользующегося методом нищего в светских салонах.
Йорика волнует вопрос не как описывать путешествие, а как путешествовать. Стерн создает нового героя. Его отличает пассивно-созерцательное отношение к жизни. Рассказчик совсем не похож на деятельных, энергичных персонажей Филдинга и Смоллета. Герой Стерна тоже колесит по дорогам Франции, но он ничего не делает, лишь наблюдает, размышляет, мечтает, сопереживает…
Йорик все очень тонко чувствует, он руководствуется «движениями сердца », они «определяют его поступки». «Сколько сложных чувств, мыслей, переживаний, душевной борьбы умеет вместить Стерн в один только час физической жизни своего «чувствительного» героя», -- замечает Атарова К. Н. Будучи «сентиментальным путешественником», рассказчик подробно описывает малейшие движения своей души. Даже незначительные события становятся причиной его слез и долгих переживаний. Стерн не раз иронизирует над этой особенностью своего героя. Надо сказать, что Йорик зорко подмечает внешнее проявление чувств и у окружающих его людей: румянец, потупленный взгляд, подавленный вздох, невольное движение – ничто не ускользает от его внимательного взгляда. Благодаря живому воображению он легко переводит язык мимики и жестов на язык слов: «нет тайны столь способствующей прогрессу общительности, как овладение искусством этой стенографии, как умение быстро переводить в ясные слова разнообразные взгляды и телодвижения со всеми их оттенками и рисунками. Такое предпочтение пластики жеста речи героев сближает Стерна с психологическим романом начала нашего ХХ века». «В этом внимании к молчанию, а не к речи, Стерн – предшественник современных писателей», -- писала в предисловии к «Сентиментальному путешествию» Виржиния Вульф.
Конечно же, несмотря на огромный интерес к собственному внутреннему миру, Йорик наблюдает за тем, что происходит вокруг. Очень любопытны его размышления на тему национального характера. Наблюдения над французским характером буквально разбросаны по всему произведению. Рассказчик подмечает, что французский офицер обладает непринужденностью в общении с дамой, чего нет у чопорного англичанина, парижская гризетка изящна и обходительна в отличие от лондонской лавочницы. Обобщающее впечатление от встречи с французами содержится в разговоре Йорика с графом де Б, в котором рассказчик заявляет, что при всем своем остроумии парижане слижком серьезны, к тому же они похожи друг на друга. К какому же выводу приходит Йорик? К чисто просветительскому – за внешними различиями надо стремиться увидеть общечеловеческие черты, каждая нация имеет свои достоинства и недостатки, необходимо учиться «взаимной терпимости» и «взаимной любви». Следовательно, цель путешествия заключается, по мнению английского писателя, не в «знакомстве с флорой и фауной, а в некоем «моральном уроке», который может извлечь путешественник, а вслед за ним и читатель ». Искусство путешествовать состоит не в том, чтобы описывать все подряд, а в стремлении развить в себе «чувствительность», умение сопереживать людям.
«Сентиментальное путешествие» представляет собой ряд эпизодов, не имеющих в большинстве случаев сюжетной завершенности. Не найдет читатель и эволюции характера героя, которая «могла бы рассматриваться как некий внутренний сюжет, построенный на внешне незначительных событиях».
Но есть в «Сентиментальном путешествии» Стерна немного и от романа. Так, некоторые эпизоды имеют чисто романную сюжетную завершенность. Например, Йорик рассказывает, хоть и вкратце, историю жизни отца Лоренцо, и для читателя так и остается не ясным, откуда рассказчик ее узнал.
Как своего рода «мини - новеллы» звучит главка «Шпага. Ренн», в которой рассказывается о маркизе д Е, вернувшего себе обратно дворянское звание и шпагу, и история скворца, запертого в клетке.
Встречаются в «Сентиментальном путешествии» и случайные совпадения, больше характерные для романа, чем для путевого очерка. Так, Йорик случайно знакомится с хорошенькой fille de chambre, которая оказывается горничной той самой мадам де Р, которой рассказчик должен передать письмо. Такое совпадение дает автору возможность снова свести этих двух персонажей.
Итак, "Сентиментальное путешествие по Франции и Италии" Лоренса Стерна – это сплав, соединение романа и путешествия. Английский писатель создал произведение новаторское, отличное от тех, что писали его современники. В творчестве Стерна оба жанра сблизились – роману сообщается бессюжетность путешествия, а в путешествии личность доминирует над описанием. Уже в этом произведении обнаруживается та жанровая размытость, которая будет характерна для грядущих эпох – предромантизма и романтизма.
– добра и зла. Но и истина у него тоже относительна. Стерн навсегда отказывается от утверждения просветителей о том, что человек – существо, разумно решающее свои проблемы. А еще он сомневается в извечной добродетели человека и его стремлении к милосердию (эпизод с монахом).
9. Прево. Манон Леско».
Автор путешествует,по дороге встречает стадо баб, которых сплавляют в Америку за легкое поведение, а за ними следом бредет оборванный и занюханный чувила, обливается слезами и соплями - солдаты не дают ему видеться с любмиой, которую траспортируют в стаде. Пока у него еще были деньги - разрешали, а как денежки тю-тю, посылают. Автор, сжалившись, отваливает кучу денег солдатам и приказывает им не мешать воссоединению лаверов. И обливающийся слезами и соплями от радости кавалер де Грие (это он - чувила) благодарно рассказывает ему историю своих злоключений. Типа был он клевым чуваком и хорошим мальчиком, пока не познакомился с некой Манон Леско. Он тут же укохався, она ответила ему взаимностью, но его предки разбухли до невообразимых размеров. Тогда ребятки собрали шмотки и свалили из дому и стали жить где-то возле городу Парижу (кажется). Но пока были деньги, все было чики. Манон оказалась жуткой мотовкой и быстро все растранжирила, привыкла, стерва, жить хорошо. Не помню уж, из какой жопы нарисовался вдруг брат Манон, но он предложил интересный вариант для заработка -есть типа тут богатый старый хрыч, который не прочь тебя поиметь за хорошее содержание. А кавалера Грие мы обзовем твоим слабоумным братцем-олигофреном. Все согласились, но сынуля этого хрыча, тоже слегка в Манон закоханный, обо всем догадался, и стал им делать всяческие каки по поводу и без повода. Деталей не помню, но им в итоге удалось запихнуть Грие в тюрьму, а Манон в дом терпимости. Кажется, Грие своими выдающимися достоинствами настолько потряс тюремщика, что ему устроили побег и помогли похитить эту самую Манон из борделя. Подобные варианты повторялись несколько раз - че конкретно уже не помню. Манон каждый раз говорила ему, что мол ты дебил и тебе никто никогда не даст, а я хочу жить хорошо и зарабатываю деньги нам с тобой на житуху, так что не выеживайся. В конце концов они попались очередной раз и Манон отправляют в Америку, Грие следует за ней. Автор прочувствовал, отвалил ще деньжат и отпустил с миром.
Потом они опять каким то хреном встретились и Грие, обливаясь сопляси и слезами поведал, что в Америке сначала все шло клево, на Диком Западе их приняли с распростертыми, глава города был им рад. Но их заломало, что они не женаты, и когда они решили расписаться, кто-то злобный стал им вредить (не помню кто именно, но он был как-то связан с главой города, сын - не сын?). Короче, они решили свалить, по дороге Манон заболела и окочурилась. Все решили, что этол Грие ее угрохал из ревности и весь в слезах и соплях он вернулся до дому до хаты. Вот, собственно говоря, и весь сказ.
«М. Л.» есть синтез плутовского романа (например, как Манон со своим кавалером ее же любовников дурят) с галантно-ироническим и психологическим романом. Вот про психологический роман и слушайте (если она спросит, где вы такую глупость прочитали, скажите, что в ИВЛ, т. 5). Есть в этой книге два плана: нижний – брат Манон кавалер Леско, любовники Манон и т. д. Это мир богачей, но вместе с тем картежников и мошенников. Отношения там строятся на обмане и насилии. 2-й план – мир человеческих страстей. Именно любовь определяет поведение кавалера де Грие (возлюбленного Манон), который готов пожертвовать дворянской честью, богатством, карьерой. Такова по сути и М., которая не раз бросает ради любви к де Грие обеспеченную и богатую жизнь.
любви и сферы богатства.
Гр. тоже «двойственный, сочетающий пороки и добродетели» (Прево): во всех проделках М. он участвует только из любви к ней.
9. Драматургия Вольтера.
Трансформация принципов классицизма в духе просветительских задач. По своим эстетическим взглядам В. был классицистом * высокий стиль, компактность композиции, единства. Но ему не нравились вялость действия, отсутствие всяких зрелищных эффектов * обратился к Шекспиру с его выразительностью, напряженностью и динамизму драм. Но ему не нравились в Ш. незнание правил, соединение трагического и комического в одной пьесе, высокого и низкого стилей. А потом, когда Ш. стал во Фр. чуть ли не популярнее, чем отечественные пьесы, В. стал называть его «варваром» и «ярмарочным шутом».
Трагедии В. посвящены актуальным общественным проблемам: религиозная нетерпимость и фанатизм, политический произвол, деспотизм и тирания.
«Магомет» (1742). М. искусственно разжигает фанатизм народных масс в угоду своим честолюбивым замыслам. Это «Тартюф с оружием в руках». С изощренной жестокостью он толкает на отцеубийство воспитанного и слепо преданного ему Сеида, а потом хладнокровно расправляется с ним. Исторический пример здесь (как и вообще у В.) выступает здесь как обобщенная модель поведения – в данном случае основателя любой новой религии. Французское духовенство это безобразие запретило.
10. Поэтика философских повестей Вольтера.
Философские повести построены в большинстве случаев в виде сменяющихся путевых картин. Его герои совершают вынужденные или добровольные странствия. В философской повести Вольтер не стремился к всестороннему изображению характеров. Главное для него-целеустремленная и последовательная борьба против враждебных ему людей,против мракобесия и предрассудков,против насилия,изуверства и угнетения. Решая эту задачу,философ создает гротескно-сатирические,предельно заостренные образы. В философской повести Вольтер был неизменным пропагандистом просветительских идей и научных представлений о мире. Повести Вольтера немногословны. Каждое слово несет в себе большую смысловую нагрузку.
Задиг.
Там про счастливчика Задига, которому типа страшно везет, как считают все, хотя он думает, что все у него херово. Он вечно попадает в разные каки из-за своей доброты. Помню такой случай, как он щемился в Египет - бежал откуда-то, и узрел. как некий чел у дороги совершенно изуверски лупцует какую-то девку, обзывает ее по маме и папе, шлюхой,сукой, и далее по списку. Добрый Задиг обнажает меч и вгоняет его садисту по самое не балуйся. Тот, естественно, тут же клеит ласты, а девица, вместо благодарности, бросается на него с кулаками и трехэтажными упреками, за что, мол, сука, моего милого замочил. Она и дальше по жизни будет ему вредить всеми силами. И в такие истории влипает добрый Задиг регулярно. Деталей опять же не помню.
Речь там идет примерно о том же, о чем у Хаксли. Как появляется в приличном французском обществе дикарь - индеец из племени гуронов, и какой он хороший и непопрочный, и как общество его развращает, и как он в итоге попадает в тюрьму к какому-то вольнодумцу в камеру и сам становится таким же дебилом. Деталей не помню.
11. Драматургическая теория Дидро.
Во второй половине 50-х гг. Д. создал новую целостную концепцию драматического искусства («Рассуждения о драматической поэзии», «Беседы о «Побочном сыне»). Кое-какие принципы классицизма Д. отверг (единство места и времени, но единство действия оставил. Критиковал классицист. комедийные характеры, где доминировала 1 страсть). Сюжет должен основываться на событии жизненно подлинном, душой нового театра должен стать частный человек в частных обстоятельствах. Предложил новую систему деления на жанры: веселая комедия, которая изображает смешное и порочное, серьезная комедия, повествующая о добродетели и долге человека, и трагедия, воспроизводящая семейные несчастья и народные катастрофы. Однако главным жанром он признавал мещанскую драму (даешь 3-е сословие!), в которой сочетаются признаки серьезной комедии и трагедии.
Тематика мещанской драмы – это изображение буржуазной семьи, в которой просветители видели прототип общества. Они считали, что в ней наиболее полно проявились принципы естественной политики. Героев надо показывать в их социальных функциях, которые определяют поступки, психологию, характер персонажей, зависящих от реального положения человека. Конфликты необходимо черпать из реально бытовой проблематики. Короче, надо изображать третье сословия. А сам Д. написал, если спросят, «Побочного сына» и «Отца семейства».
Роман был написан во второй половине 1760-го года, а широкая публика смогла познакомиться с ним только в 1796 г.
История создания: с энциклопедистами и Дидро дружил маркиз де Круамар. В один прекрасный день он уехал в свое нормандское поместье и компания лишилась приятного собеседника. Друзья решили любыми средствами вернуть его в Париж. И они вспомнили, что маркиз, будучи филантропом, в 1758 г. пылко интересовался судьбой молодой монахини Сюзанны Симонен, которая против ее воли была заточена в монастырь Лоншан и отчаянно пыталась вырваться на свободу. Сюзанны маркиз никогда не видел. Дидро с приятелями воспользовался этой выдумкой и сочинили историю, будто С. бежала из монастыря, скрывается от преследований в Париже и умоляет своего великодушного благодетеля оказать ей помощь. Читая в нормандской глуши письма монахини, маркиз и не догадывался, что их пишет Дидро. Вскоре друзья, поняв, что шутка зашла слишком далеко, «умертвили» несчастную беглянку. Но у С. С. был и реальный прототип – Маргарита Деламар, которая по воле матери, желавшей получить состояние мужа, провела в монастырских стенах более полувека.
К моменту написания «М» у Д. в основном сложилась его система эстетических взглядов. Драматические опыты Д., несмотря на идеализацию героев «третьего сословия» и сентиментальную дидактичность, шли в русле реалистических исканий. Д. не отказался от театра, но понял, что роман позволит ему полнее и глубже выразить свою эстетическую программу, нежели драма.
Концепция жанра романа: Д. не любил галантных и приключенческих романов и романов, наполненных анализом вечных страстей. По Д., роман должен изображать не «химерические и фривольные события», а показывать «мир, в каком мы живем», рисовать «характеры, взятые из гущи общества».
– Лесажа, Прево или Мариво – Д. пишет роман без любви.
Героиня – жертва социальной системы. С. С. – чистое, наивное, искреннее существо, она естественна и простодушна (поэтому, когда настоятельница Арпажонского монастыря ночью приходит к ней в келью и начинает ее домогаться, она без всяких задних мыслей пускает ее в свою постель – ну захотелось человеку погреться!). Из монастыря она жаждет вырваться потому, что считает свободу «неотчуждаемой прерогативой человека». У С. нет никакой склонности к монашеству и религиозной экзальтации , хотя она и верит в бога. «М» не сатира, а социально-психологический роман. Д. развенчивает монастыри как порождение всего жизненного уклада всего феодально-абсолютистского общества. Насилие над личностью есть общее проявление рабства и деспотизма, которые царят в обществе и уничтожают «социальные качества» человека, прививая людям противоестественные страсти, заражая их ложью, лицемерием, безмыслием. Судьбу С. Д. изображает с т. з. несоответствия ее идеалам природы, разума. Не случайно безумие – один из лейтмотивов повествования. С. видит безумную монахиню, приносит обет монашества в полубессознательном состоянии, снедаемая противоестественной любовью к С., сходит с ума настоятельница Арпажонского монастыря.
Неразумие монастырской жизни – высшее проявление ее неестественности и бесчеловечности. В сценах садистских пыток, которым сестры во Христе подвергают строптивую непокорную С. за то, что она публично выразила свое несогласие с принудительным монашеством, Д. убедительно показывает, что даже «хороший» монастырь превращает людей в «жестоких зверей».
Д. пришел к выводу, что в абсолютистской Франции неосуществим просветительский идеал свободы. С. вырвалась из монастырских стен. но нашла в обществе лишь свободу быть прачкой. В отчаянии она пишет вельможному покровителю, что у нее осталась еще свобода броситься в колодец. Эта тема «утраченных иллюзий», которая получит развитие у Бальзака, Стендаля и Флобера, открыта во франц. прозе Дидро.
Д. старается не рассказывать о поведении героини, а показываеть его. Углубляя психологический анализ. присущий роману и драме классицизма, Д. создает полную иллюзию реальности, точно изображая жесты и движения персонажей, динамику их поведения, изменяет, по мере значительности и эмоциональной насыщенности эпизодов, ритм повествования, искусно монтирует роман из отдельных картин.
«вечных» нравственных качеств или идей, как, напр., у Вольтера. С. – живая женщина со слабыми и сильными сторонами своей натуры, и показана она объективно, как бы со стороны. Д. не приписывает ей собственных мыслей просветителя о религии и свободе, обществе и церкви. Вывод о неразумии и бесчеловечности мира приходит сам собой. Короче, тут Дидро выступает против церковного фанатизма и абсолютизма, который обрекает человека на духовное рабство.
12. Племянник Рамо.
Время создания романа точно неизвестно, видимо, это был 1762 г.
Идеология Просвещения была изначально парадоксальна, но никто, кроме Дидро, не заметил этого. Что это за парадоксы – см. ниже.
Дидро сумел подметить противоречивость просветительского идеала человека. Именно поэтому его философские произведения облечены в форму диалогов. Благодаря диалогу обеспечивается наиболее резкое размежевание точек зрения. Но участники диалогов спорят не только друг с другом, но и сами с собой. Сами того не желая, они при обосновании своих взглядов переходят на позиции противника. Парадоксальность проявляется в том, что чем более последовательно и жестко отстаивается какое-либо положение, тем больше оно компрометируется. Это происходит потому, что внутри каждого тезиса содержится антитезис, следовательно, спор с другим человеком оказывается спором и с собой.
форме противоречивости и особой форме диалектического рассуждения.
В «Племяннике Рамо» Дидро ставит перед собой задачу сконцентрировать внимание читателя на парадоксах Просвещения, которые ни в одном другом произведении не выявились так ясно.
В споре между музыкантом Рамо и философом решаются вопросы о сущности человека и принципах устройства общества, о соотношении естественного и разумного, о связи необходимости и свободы и т. д. Эти «вечные» вопросы пропущены здесь сквозь призму парадокса.
На первый взгляд может показаться, что философ озвучивает мысли самого Дидро, но потом оказывается, что задачей писателя было показать не только ограниченность каждой из представленных точек зрения, но и их взаимную дополнительность. Сознание Дидро не совпадает ни с одним из них в отдельности, но, вероятно, совпадает с ними, вместе взятыми, поскольку особенность мышления буржуазной эпохи именно в его «разорванности».
Формальным поводом для спора действующих лиц служит жизнь Рамо. Здесь и обнаруживаются расхождения во взглядах между ведущим честную, праведную жизнь в соответствии со своими идеалами философом и тунеядцем Рамо. Однако так ли уж верен своим идеалам философ и так ли низок Рамо? Не отвечает ли поведение Рамо исходным посылкам просветительской идеологии?
«нужна хорошая постель, хорошая еда, теплая одежда зимой, легкая летом», т. е. ему надо удовлетворить свои природные потребности, но в их «окультуренном» виде. Поэтому на упрек философа, что он унижается ради удовлетворения своих потребностей, Рамо возражает, что поступает так в соответствии со своей природой, поэтому и упрекнуть его не в чем, напротив, упрекать его надо было бы за то, что он попытался переделать себя: «И раз уж я не могу составить свое счастье пороками, свойственными мне, приобретенными без труда, не требующими усилий для того, чтобы их сохранить, пороками, отвечающими нравам моего народа... то было бы весьма странно, если бы я стал себя терзать, как грешника в аду, лишь бы исковеркать и переиначить себя, лишь бы придать себе несвойственные мне черты <речь идет о добродетелях – Н. К.>, качества, которые я согласен признать во избежание спора весьма почтенными, но которые очень трудно было бы приобрести или применять, которые не привели бы ни к чему, быть может, даже хуже, чем ни к чему... Ведь отчего столь часто бывает, что благочестивые люди так черствы, так несносны, так необщительны? Причина в том, что они поставили перед собой цель, их природе несвойственную... А если бы наш друг Рамо в один прекрасный день стал выказывать презрение к богатству, к женщинам, к вкусной еде, к безделью и разыгрывать Катона, кем бы он оказался? Лицемером». Человек должен быть сам собой, таким, каким создала его природа.
Здесь Рамо высказывает мысль, которую, в сущности, должен был высказать не он, а философ, воспитанный в духе идей Просвещения: если человек «запрограммирован» природой, можно ли и нужно ли пытаться его изменить?
Поскольку внимание Дидро сконцентрировано на противоречии, в напряженном споре между Рамо и философом он делает крайние выводы из взглядов просветителей, в которых «природное» отождествляется с индивидуально-природным, и обнаруживает их несостоятельность: не все в индивиде разумно и не всякий естественный человек – идеал (см. вышеприведенную цитату). Их несостоятельность вынужден признать и сам философ, поскольку он не может согласиться с выводами Рамо, а те вытекают из собственно философских установок Просвещения («Чем бы не занимался человек, он всегда предназначен к этому природой», -- говорит философ.). Философ спешит переосмыслить свои положения, что выявляет их внутреннюю противоречивость.
Теперь он призывает бороться с такими естественными наклонностями, как явно дурными: «Житейские блага, имеют, конечно, свою цену», но «лучше запереться у себя на чердаке, пить воду, есть черствый хлеб и стараться обрести самого себя», чем за «стол, постель, одежду – и камзол, и штаны, и башмаки» и золотой в месяц уверять даму, которая «надменнее и глупее гусыни», что ее мысли – верх остроумия, «аплодировать ее решениям и ногами и руками, скакать от восторга и млеть от восхищения», «десять раз на дню сгибаться, склонив перед ней одно колено, а другую ногу вытянув назад; простирая руки к богине, угадывать по глазам ее желания, ловить движения ее губ, ждать ее приказов и бросаться их исполнять с быстротою молнии».
Итак, выходит, что человек по природе скорее безнравственен, чем нравственен? Но философы Гольбах и Гельвеций говорили, что нельзя утверждать, будто природа создала нас дурными. Следовательно, все дело в воспитании. Здесь просветители не замечают противоречия в собственной концепции.
– еще одна «парадоксальная» проблема Просвещения, и философ и Рамо спорят теперь о ней. И опять Рамо как будто побеждает, отстаивая те положения, которые вытекают из изначальных посылок просветительской идеологии (все в человеке предопределено). Так, по словам Рамо, воспитание не может существенно изменить человека, поскольку все качества заложены в нем от природы. Отвечая на вопрос философа, как он, будучи таким тонким ценителем прекрасного, оказался совершенно слеп к «красотам морали» и «прелестям добродетели», Рамо отвечает, что во всем виновата «молекула»: «К тому же здесь есть и нечто врожденное. Кровь моего отца и кровь моего дяди – одна и та же кровь, а моя кровь – то же, что кровь моего отца; отцовская молекула была жесткая и грубая, и эта проклятая первичная молекула поглотила все остальные». Рассуждение продолжается в том же духе, когда заходит речь о воспитании сына Рамо. В ответ на вопрос, не постарается ли он пресечь действие «молекулы» в сыне Рамо говорит: «Мне кажется, мои усилия бы были напрасны. Если ему предназначено быть человеком честным, я не помешаю этому; но если бы молекуле было угодно, чтобы он стал негодяем, как его отец, мои старания сделать из него человека честного принесли бы ему великий вред. Так как воспитание все время шло бы вразрез с влиянием молекулы, его тянуло бы сразу в две противоположные стороны, и он бы шел, шатаясь, по жизненному пути, как и множество других людей, равно неуклюжих и в добрых, и в злых делах». В отличие от Рамо философ защищает принцип свободы, благодаря которой человек может преодолеть дурные наклонности и, следовательно, освободиться от предустановленности своих действий. Именно поэтому он в учебном плане своей дочери основным предметом предполагает сделать мораль.
Но на пути Рамо-воспитателя встает новый парадокс. Если предоставить его сыну – «маленькому дикарю» полную волю, то он в соответствии с требованиями природы «захотел бы богато одеваться, роскошно есть, пользоваться расположением мужчин, любовью женщин и наслаждаться всеми благами жизни». Но желание удовлетворить эти потребности могли бы привести к тому, что повзрослев, «он свернул бы шею отцу и обесчестил бы свою мать». И тут Рамо начинает противоречить сам себе. Только что он говорил о том, что воспитание бесполезно, а здесь высказывает совсем другую мысль: «Это доказывает необходимость хорошего воспитания, да и кто же ее оспаривает?» (К слову, подобное противоречие в вопросе воспитания встречалось у Рамо и раньше, когда он говорил о том, почему он нечувствителен к «красотам добродетели»: наряду с «молекулой» на него повлияло и то, что он «всегда жил среди хороших музыкантов и дурных людей»).
Итак, Дидро на примере спора племянника Рамо и философа проиллюстрировал два противоречащих друг другу тезиса: 1) все качества – и дурные, и хорошие – предопределены природой, 2) природа ничего не определила, все зависит от воспитания. В связи с этим возникает вопрос: может быть, природа понимается просветителями неоднозначно? Она порождает эгоизм и альтруизм, корыстолюбие и благородство. И не это ли противоречие обнаружил Дидро в поступках и размышлениях Рамо?
Дидро показывает, например, что с самого начала спора, когда Рамо, казалось бы, абсолютно убежден в своей правоте, его точит сомнение. Не оно ли приводит Рамо к признанию того, что прежде он так горячо отрицал, а именно чувства собственного достоинства, никак не связанное с удовлетворением эгоистических желаний и следовательно, не вытекающее их природы? О своем достоинстве он говорит дважды, несмотря на то что философ смеется над ним. В самом начале спора, когда философ убеждает его вернуться к «хозяевам» и смиренно каяться в разумном поведении, Рамо начинает свой монолог фразой «Да, вы правы, я вижу, что это – лучший выход», а заканчивает его совсем в другом духе: «Природе человека должно же быть присуще известное достоинство, которого никто не сможет задушить. Оно просыпается ни с того ни с сего, да-да, ни с того ни с сего, потому что выдаются и такие дни, когда мне ничего не стоит поцеловать зад маленькой Юс». И снова он вспоминает о достоинстве, когда говорит, что готов быть гнусным, забыв о собственном достоинстве, которое в нем все-таки есть, потому что он «выпрямляется», когда ему «наступят на хвост». В данном случае ему как раз «наступили на хвост» -- выгнали из привычного общества, а возвращаться туда, «целуя зад», он не хочет. В этом проявляется возмущение Рамо ролью шута, которую он вынужден играть. Получается, что и низость, и «моральная брезгливость» одинаково присущи Рамо от природы.
Эта видимая нелогичность позволяет философу упрекнуть Рамо в отсутствии «почтенной цельности характера». Однако философ не замечает того, что и его собственные взгляды лишены цельности. Но это «замечает» Дидро, т. к. весь замысел «Племянника Рамо» подчинен задаче обнаружения парадоксов Просвещения: непонятный на первый взгляд переход противников на позиции друг друга и возвращение к первоначальным свидетельствует о неискоренимости противоречий.
«парадоксальности», вытекающая из нее – проблема свободы и необходимости. Свободен ли человек в своих действиях или опять-таки все зависит от природы? Дидро решает ее так: выяснилось, что «естественный» индивид одновременно страстен и обуздывает свои страсти, скуп и щедр, алчен и бескорыстен и т. д., следовательно, сама природная необходимость неоднозначна, а это предполагает свободу, понимаемую пока только как несводимость сущности человека ни к одному из его определений.
Что позволило Дидро прийти к такому выводу? И почему этого не смогли сделать другие просветители?
В то время как Гольбах и Гельвеций с позиций механического детерминизма рассматривали человека как «человека вообще», как среднеарифметическое от суммы свойств всех членов общества, Дидро применил психологический подход, что позволило сделать акцент на индивидуальных чертах, характеризующих человека как неповторимую личность, которая в своем развитии определяет не только общественную необходимость, но и себя саму, что и осуществляется в непрерывном внутреннем диалоге. Благодаря этому Дидро смог выразить противоречия тогдашнего общества как противоречия индивида, выступающего одновременно как «человек производящий» и как потребитель, как существо общественное, но в то же время эгоистичное.
Кроме такого глобально-философского содержания есть у романа содержание и помельче: эта сатира на общество того времени вообще и инвектива в адрес отдельных лиц в частности.
13. Руссо. Юлия, или Новая Элоиза.
’Этанж, в замужестве Вольмар; ее кузина Клара, в замужестве г-жа д’Орб; их учитель Сен-Пре (господа, прошу обратить внимание, что это имя вымышленное, впервые так назвали этого товарища Клара и г-н д’Орб, когда он завалился к ним в дом после «ссылки», о которой см. ниже, чтобы увидеть Юлию. Настоящие его инициалы – С. Г. -- указаны однажды, в подписи его ответа на требование отца Юлии отстать от нее), милорд Эдуард Бомстон, друг Сен-Пре, а потом и всех остальных; г-н Вольмар, муж Юлии. Это те, кто активно участвует в переписке (напоминаю, что роман в письмах). Есть еще куча лиц, упоминаемых по ходу.
Действие происходит в Швейцарии (в тексте называется два кантона -- Во и Вале – в каком из них конкретно все обитают, я не поняла). Жил-был учитель, влюбился в свою ученицу Юлию, написал ей письмо, выяснилось, что она его тоже любит. И началась канитель. Вот они друг другу трактаты пишут, попутно успевая иногда встречаться, тайно, конечно, потому что Юлия – дочь барона, а Сен-Пре непонятно кто. Довстречались они до того, что Юлия решила, что она забеременеет. И очень была этому рада. А не вышло. Но этот эпизод она потом всю жизнь будет вспоминать как свое нравственное падение, потому что она вся такая правильная была. Потом Сен-Пре решили временно изолировать от их общества, потому что отец Юлии по неосторожности Эдуарда узнал о том, что между ними что-то есть, и взбесился. Отправили его путешествовать во Францию, откуда он шлет письма с наблюдениями над французами.
Потом Юлия по настоянию отца выходит замуж, все еще любя Сен-Пре. Ее муж старше нее, но человек редких душевных качеств. Она, судя по отзывам окружающих, тоже просто ангел во плоти. Вот они живут с мужем долго и счастливо, заводят двух детей. А Сен-Пре в это время четыре года болтается на корабле по свету. Потом возвращается. Юлия уже успела рассказать о своей любви мужу, который отнесся к этому спокойно и пригласил Сен-Пре к себе. И жил у них Сен-Пре, и жил, и все продолжал ее любить, и она его тоже, но постепенно Ю. преодолела любовь, потому что она и мужа своего любила, и была примерной матерью, короче добродетель ходячая (а надо вам сказать, что слово «добродетель» упоминается раз по пять на страницу на протяжении всей книги). В конце концов Юлия дошла до того, что предложила Кларе и Сен-Пре пожениться, потому что Клара к тому времени уже была вдовой и любила Сен-Пре. Но Сен-Пре ее не захотел. А закончилось все вот чем. Гуляло это семейство однажды по плотине с дитями, и одно дите по имени Марселин упало в воду. Ю. кинулась его спасать. Спасла. Дите поправилось, а она умерла потом.
Значит, так. Этот роман наиболее полно раскрыл мировоззрение Руссо. В нем с наибольшей четкостью проявился и творческий метод Руссо: основные проблемы – культ добродетели и природы – решаются в романе с помощью «сердечного воображения». Герои романа стали идеальным воплощением концепции человека в понимании Руссо. Важное место отводится в романе и аспекту социальному: Р. – решительный противник социального неравенства, сословных предрассудков. Именно тема неравенства общественного положения легла в основу фабулы романа. Сословные предрассудки подвергаются прямому осуждению. Цитаты для наглядности: «Я знаю только одно постыдное неравенство, а именно неравенство в характерах или в воспитании»; «Пусть же люди занимают положение по достоинству, а союз сердец пусть будет по выбору, -- вот каков он, истинный общественный порядок». В романе критикуется современная цивилизация: вежливость и культура французов служат лишь их порокам, всюду царят ложь и лицемерие. Особенно яростно критикуются семейные нравы; брак во Франции предстает в романе только сделкой, а семья – фасадом, прикрывающим разврат. В письмах Сен-Пре, наблюдавшего жизнь диких народов во время кругосветного путешествия, восхваляется «естественное состояние» человека, живущего на лоне природы.
Шесть частей романа разбиваются на две книги. В первых трех частях Руссо изображает естественное чувство, которое разрушает общественные преграды, все условности цивилизации. Последние три прославляют нравственный долг, говорят об обязанностях общественного человека: это история замужества Юлии. Однако никакого противоречия между пафосом чувства и пафосом добродетели не существует. Критика цивилизации у Р. не означает призыва разрушить общество и вернуться к «естественному состоянию». Противоречия между природой и цивилизацией Р. считает возможным разрешить их слиянием: общественные учреждения, науки, искусства, а главное, отношения между людьми должны проникнуться «естественной нравственностью», тогда общество станет второй природой для человека. Пропаганда «естественной нравственности» – это единственно достойная цель философии и литературы. Цитата: «Придать творениям сочинителей ту единственную полезность, которую они способны иметь, можно лишь одним способом: направить воображение авторов на цели, противоположные тем, какие они себе ныне ставят: удалять людей от искусственности, приводить их к природе, внушать им любовь к спокойной и простой жизни, излечить от модных прихотей, возвратить вкус к подлинным радостям, привить любовь к уединенному и мирному существованию».
– уродливы социальный строй, сословные преграды между любящими. Но существуют и причины внутренние – нравственные: неестественные условия могут испортить даже самые благородные натуры. Герои вынуждены прибегать к притворству, расчету, чтобы быть вместе, они нарушают не только несправедливые социальные законы, но и законы «божеские и человеческие» (связь Ю. и С-П. получает огласку, что вызывает болезнь и смерть матери Ю.; выходя замуж, Ю. поначалу была готова к любви втроем, впоследствии она ужасается своей готовности предаться греху).
Р. был убежден, что страсть сама по себе не низка, в страсти кроются глубокие и благородные силы. Но «чувствительная душа – это роковой подарок неба». И не только потому, что чувствительный человек больше страдает, но и потому, что страсть может привести к забвению добродетели. Недаром Р. рисует благотворность брака без страстной любви: брак – отношения социальные, там главное – растить детей, вести хозяйство. «Влюбленные думают только друг о друге, непрестанно заняты лишь собою и умеют только одно – любить. Супруги должны выполнять столько обязанностей, что этого недостаточно».
В последних частях речь идет о том, какими должны быть человек и общество, т. е. ставится проблема возрождения человеческой природы. Утопия возрожденного человечества – поместье Вольмаров в Кларане (обратите внимание: билет № 62 называется «Утопия в романе 18 в», я там это повторять не буду). Р. подробно рассказывает о правилах ведения хозяйства, выдвигая свою экономическую теорию: Вольмары небогаты, но разумное отношение к хозяйству помогает им приумножить состояние. А вообще-то мне показалось, что там практикуется натуральное хозяйство. Зато это «напоминает сердцу о радостях золотого века». Отношения между слугами и господами постороены на взаимном доверии и уважении, все вместе работают и развлекаются, слуги, разумеется, просто родные дети для господ. Воспитание детей – прежде всего формирование характера и ума, а не формальное обучение наукам. При таком методе, мол, гения не вырастишь, зато вырастишь здорового человека с неиспорченной душой. Отношения между мужем и женой – взаимное доверие и уважение.
В этих новых естественных условиях рождается новый человек и новая нравственность. Свобода, царящая в Кларане, укрепляет в душе Ю. пошатнувшееся ранее чувство долга, которое обязательно должно быть присуще человеку, живущему в обществе и связанному с окружающими взаимными обязательствами. Чувство долга и лежит в основе добродетели, без которой «нет жизни порядочному человеку». Поэтому и счастливым может быть лишь тот, кто сознает, в чем его долг, и получает удовольствие от выполнения этого долга.
Действие рома в основном происходит у подножия Альп. Природа играет идейно-смысловую и художественную роль. Пейзажи описаны детально и воспринимаются эмоционально: прекрасные швейцарские ландшафты как бы аккомпанируют всему происходящему, жизнь природы сопоставляется с обществом, недаром описание пейзажей Швейцарии контрастирует с картинами парижской жизни. И до Р. пейзаж неоднократно был объектом изображения в литературе, но он служил в основном украшением, поэтическим иносказанием, у Р. же природа – подлинная соучастница событий, советчица и утешительница.
Помню плохо. Ушлый слуга Фигаро - здесь - Фигаро - там сильно хочет жениться на служанке Сюзанне, не менее ушлой. Но хозяин Фигаро тоже не прочь замутить с ней и по этому поводу не дает Фигаро сочетаться законным браком. Он заручается поддержкой некой старой гнусной и высохшей бабищи, в свою очередь влюбленной в Ф. по уши, и на кот. он обещал жениться - в процессе выясняется, что она просто хочет выйти замуж - у которой в юности пропал без вести сынуля. Бабища всячески вставляет палки в колеса, но обламывается, но это потом. Одновременно происходит интрига у жены хозяина - она влюблена в юного пажа. Там происходит множество неурядиц и совпадений, что теоретически должно быть смешно. Хозяин застукал пажа и выслал его в какой-то там полк, но пажа переодели в бабский костюм и устроили ему свидание с хозяйкой в беседке. Чтобы уговорить хозяина согласиться на брак, Сюзанна типа принимает его ухаживания и тоже соглашается на свидание - на том же месте и в то же время, причем в ее одежде должна быть графиня, а сама она - в ее одежде (т. о. они с хозяйкой хотели застукать неверного графа, но как то не сориентировались с местом свидания). Короче, там как то получается, что все персонажи втихаря друг от друга собираются в этой гребанной беседке, внезапно встречаются и долго разбираются друг с другом. Далее выясняется, что Ф. - тот самый пропавший сынуля высохшей бабищи, тут же обнаруживается, что его папан - какой-то там друг семьи доктор, и бабища радостно выходит замуж за последнего и прекращает домогаться до Ф. Он радостно женится на своей служанке, графа прощает графиня, пажа высылают, короче, все довольны и счастливы.
Соединение традиций Мольера и собственного новаторства. От М.: сатирическая направленность, комич. кач-ва персонажей трактуются не как биологические св-ва, а как социальная черта. Перевоспитанию не подлежат!
Новаторство: гр. Альмавива не просто враг Фигаро, но и его политический противник: он феодал, собирающийся воспользоваться «правом первой ночи», верховный судья провинции. А Ф. всего-навсего слуга. Граф = старый порядок, он рушится под действием нового (Ф.) Главный герой-слуга тоже новаторство (у М. слуги двигали действие, но главными не были).
Если это окажется «вульгарным социологизмом» -- извините, другого ИВЛ, т. 5 предложить не может.
Произведением, в котором Л. разрабатывает свою эстетическую систему, является всем нам известный «Лаокоон» (1766), поэтому мы сейчас все дружно напряжемся и будем его вспоминать. А я буду подсказывать (по учебнику и тексту).
В «Л» Лессинг поднимает вопрос о своеобразии различных видов искусства, в определенной мере отталкиваясь от «Критических размышлений о поэзии и живописи» некоего теоретика искусств аббата Дюбо. Одновременно он полемизирует с новейшими критиками, которые, соглашаясь с тем, что поэзия – это «говорящая картина», а живопись – «немая поэзия», забывают о том, что они «весьма различны как по предметам, так и по роду их подражания <природе>». К слову, эта мысль на счет говорящего и немого пришла в голову Симониду – древнегреческому поэту. Эти дураки критики сбили с толку самих поэтов и художников, что «породило в поэзии стремление к описаниям, а в живописи – увлечение аллегориями, ибо первую старались превратить в говорящую картину, не зная в сущности, что же поэзия могла и должна была изображать, а вторую – в немую поэзию, забывая подумать о том, в какой мере живопись может выражать общие понятия, не удаляясь от своей природы и не делаясь лишь некоторым произвольным родом письмен». С голой описательностью Л. борется на протяжении всего трактата. В учебнике сказано, что пассивная описательность резко ограничивает способность поэзии правдиво отражать окружающий мир, лишает ее активного, действенного начала. Что Л. предлагает взамен? Правильно, соблюдать различие между живописью и поэзией. А как? А не забывая, что живопись – искусство пространственное и ее предмет – тела с их видимыми свойствами. Поэзия же искусство временно’е, посему ее предмет – действия (которые происходят во времени одно за другим). Изображать действия живопись может только при помощи тел, поэзия тела – при помощи действий. Помните, у нас в хрестоматиях был отрывок, кажется, про то, как изготовляют скипетр Агамемнона? Главное – Гомер именно показывает скипетр в процессе изготовления, а не просто его описывает. Вот так и всем надо делать.
Из всего вышесказанного получается как бы полемика с классицизмом (говорю «как бы», потому что так написано в учебнике, а у самого Л. я про классицизм не слова не нашла. Может, невнимательно читала?). Поэзия классицизма сосредоточивает свой интерес на внутренней жизни героев, изображаемой главным образом через словесную характеристику психологических переживаний. Лессинг отвергает статический принцип изображения человека в поэзии. Главное – действие, причем в соответствии со своей человеческой природой! Классицистические герои – «гладиаторы», которые свою волю употребляют на подавление своей природы. А все стоическое несценично. Так возникает иной подход к проблеме художественного воздействия на читателя и зрителя. Главная задача поэта – не только быть понятным, создавать ясные и отчетливые образы. Поэзия воздействует на чувства, стремится породить иллюзию подлинности, достоверности изображаемого.
Различия между живописью и поэзией Л. устанавливает, сравнивая скульптурную группу, изображающую гибель троянского жреца Лаокоона и двух его сыновей, с описанием этого эпизода в «Энеиде» Вергилия, а еще разных сцен из «Илиады» и каких-то картин.
« Гамбургская драматургия», где критиковал театр фр. классицизма с позиций теоретика буржуазной драмы. Ему не нравятся: искусственное величие классиц. героев, неправдоподобные характеры, напыщенный язык. Критикует Корнеля за неправдоподобность и Вольтера как эпигона Шекспира. Однако в «Натане Мудром» потом последует за В. короче, даешь третье сословие. В центре – человек, отстаивающий право на личную свободу и на существование в разумно организованном обществе. Необходимо выявлять скрытую закономерность бедствий и страданий человека, обнаруживать в диссонансах проявление внутренней гармонии действительности. «Вечную и непрерывную связь всех вещей» герой трагедии способен выявить в борьбе, которая проистекает из его трагической вины, из столкновения индивидуальных интересов с мировым порядком. Л. усматривал сущность трагического катарсиса в том, что зрители относят непосредственно к самим себе изображаемые на сцене трагические судьбы. Сильнее всего воздействует «неизжитое счастье», трагические события и переживания героев – современников зрителей. Драматург должен создавать типичные характеры и такие ситуации, которые бы позволяли выяснить, что сделает чел с таким-то характером в такой сит. Единства – см. Дидро.
Вообще-то Л. не далеко от классицизма ушел. античность – наивысший образец, прекрасное – идеал, основанный на разуме и единый для всех времен и народов. А отличия – см. выше.
16. Эмилия Галотти.
Антифеодальная драма (1772), воплощение его эстетической позиции и просветительского идеала. Отталкивается от сюжета из «Римской истории» Тита Ливия. Лессинг переносит действие в современную Италию, в которой, как и в Герм., царит произвол мелких князей (а именно принца Этторе Гонзага – я не знаю, склоняется это имя или нет). Он влюбился в Э. Г. и, чтобы расстроить ее сводьбу с графом Аппиани, велит его убить (по наущению своего фаворита Маринелли). Вообще-то принц не законченный злодей: он разбирается в искусстве, наделен тонким умом, способен на возвышенные и страстные чувства. Однако он развращен лестью двора и безграничностью самовластия. * обвинение всей феодальной системы.
Законы при дворе превращаются в свою противоположность, поскольку их применяют, руководствуясь выгодами или минутными капризами монарха (принц готов не глядя подписать смертный приговор, потому что в этот момент он увлечен своими любовными переживаниями).
1780-е годы. Штюрмерский период. Характеристика штюрмерства – см. № 34.
1787-1805 – веймарский классицизм. Что к этим периодам относится – см. ниже. Г-н Неустроев добавляет еще один этап – первые годы 19 в., когда в творчестве Ш. намечается некоторый разброд: Орлеанская дева – это романтизм, Мессинская невеста – классицизм, Вильгельм Телль – реализм. Но Ванникова считает, что все это равно входит в вейм. классицизм. Но изложите обе точки зрения, она будет рада.
18. Разбойники (1781).
Опять-таки по Ш. все будет кратко.
«К истории человеческого сердца», баллады о Робин Гуде, реминисценции из «Ричарда III» и «Короля Лира», евангельская притча о блудном сыне (он так сначала и хотел назвать), новелла о благородном разбойнике Роке из «Дон Кихота», стихийно возникавшие в Германии банды.
Поэтика (противопоставлена античной): современность, люди – не цари и герои, а обычные, никаких единств, место действ. – вся Германия, время -- ~ двух лет. 2 группы сцен, связ. с образами Карла и Франца. Проза. Язык то поднимается до пафоса, то снижается до грубости.
Образ бурного гения: их 2 – Карл и Франц. Ф. – герой маккиавелливского типа, индивидуалист и деспот, циник. карл – великодушный герой.
Мотив разбойничества: исправление мира путем насилия (см. эпиграф: «Что не исцеляют лекарства, исцеляет железо, чего не исцеляет железо, исцеляет огонь».
Интерпретация финала: обреченность насилия. Человеку не дано утвердить справедливость в мире, тем более такими методами. Приносит себя в жертву во имя справедливости.
19. Коварство и любовь (1783).
Девка Луиза влюблена в дворянина Фердинанда. Ее папан, придворный музыкант, всячески им потворствует, а гнусный папан Ф. - какой-то там шишка при дворе - тихо бесится и хочет выдать за сынулю фаворитку герцога леди Мильфорд, дабы уберечь герцога от подозрений герцогини и тем самым получить его расположение. Ф., естественно, его послал и поехал к леди объясняться. Леди влюблена в него по уши, выясняется, что это она всю эту кашу с женитьбой и заварила. Он опускает эту самую леди, как герцогскую подстилку - тут еще выясняется, что она хоть и подстилка, а человек хороший. Что родилась она в горах Шотландии, что осталась она одна, и не хотела жить в бедности, что согласилась забить на гордость и трахаться с герцогом в обмен на то, что он прекратит свои зверства с подданными, и что она ваще клевая баба. Герцог, конечно, хуй прекратил бесчинствовать, просто все от нее скрывал. Честный Миша Краснов (в смысле Фердинанд) открыл ей глаза и они долго рыдали друг у друга на груди и расстались, довольные друг другом. Ф. пришел к папе и посла его на три буквы, сказав, что не женится все равно. Тогда папан арестовал папана Луизы, сказав ей, что она должна написать записку какому-то хрену, и тогда папу освободят. Луиза написала, и этот мерзкий типчик немедленно показал ее Ф. Ф. пришел разбираться и обосрал ее с ног до головы, а потом и вовсе отравил. Прусенкова говорит, что он потом закололся, но я такого не помню. Просто возможно потом явился Миллер (папа) и объяснил ему козлу, че к чему. Раскаиваясь, Ф отдал концы (их у него было много...). Вобщем, все умерли.
Мещанская драма. Героиня, соответсвенно, из третьего сословия. Ее возлюбенный Фердинанд – дворянин.
Политическая проблема деспотизма, всесилия фаворитов + нравственно-социальная проблема. Речь идет о барьерах, которое воздвигает сословное феодальное общество между любящими. Здесь отчетливо проступает руссоистский пафос Ш.
Новаторство в изображении «падшей женщины» леди Мильфорд: Ш. усложнил и облагородил трагическими обстоятельствами ее юности и идеей «благотворного влияния на герцога», в котоое она твордо верит, пока камердинер не открыл ей истину.
20. Дон Карлос (1787).
Первая драма вейм. классицизма. Ш. разочаровался в штюрм. бунтарстве и стал надеяться на эстетическое воспитание человека.
Источники: новелла фр. писателя Сен-Реаля.
«Разбойниками»): концентрация действия больше (Мадрид и Оранжуэс), время – несколько дней. Единая интрига. Некоторый отход от характерности к обобщенности * не проза, а белые ямбические стихи. Персонажи – носители исторических тенденций, а не индивидуальности. Сталкивает тенденции: 16 в. (Филипп, инквизитор) и 18 в. (Поза).
Специфика интерпретации освободительной темы: борьба за духовную свободу Нидерландов (они там за протестанство боролись). Движение от рабства к свободе. Поза пытается повлиять на короля, чтобы действовать не насилием, а проствещением. Но идея просвещенной монархии терпит крах.
Специфика понимания истории: некий фон истории человечества вообще. В классицистич. драмах Ш. трактует историю, абстрагируя от всего слишком специального, характеризующего место и эпоху. История вообще, в которую он вводит историю отдельных стран. Опять-таки: общечеловеческое движение от духовного рабства к духовной свободе.
Ш. перетащил просветителя 18-го века в 16 и еще чего-то хочет от него).
Особенности трагического: трагическое связано с Позой: намерения человека сталкиваются с общим, складывающимся из многочисленных волевых импульсов. Он запутывается. Взвалил на себя непосильную ношу. Не дано человеку направлять ход событий, действия человека искажаются общим. маркиз – жертва, с помощью которой очищается трагическое пространство.
Концепция аналитической драмы: драма аналитическая, потому что все уже развязано, и остается только анализировать чувства и события.
– замок Фотрингей и Вестминстерский дворец, но в пределах одного акта действие не меняется. время – 3 дня, но за эти три дня они анализируют события последних 25 лет. Действие вокруг Марии и Елизаветы.
Специфика конфликта: в это время Ш. надоела политика и он решил заняться конфликтом двух личностей. Мария – добрая и искренняя, Елизавета – царственная лицемерка. Маккиавелливский тип личности.
Проблема трагического: новый тип. М. смертью искупает грехи * ~ античное понимание вины. Прошлая ошибка, за которую сейчас расплачивается.
– католиц. отрицат. (патер, который пришел к разбойникам, чтобы они выдали Карла) – протестантство положит. (пастор Мозер, который не отпускает Францу грехи, не боясь смерти).
«ДК»: кат. отрицат. – инквизитор, протест. – положит. (духовная свобода Нидерландов).
В «МС»: эволюция философских взглядов. Надо эстетически воспитывать народ * католиц., который красивый и не ханжеский. Мария – католичка, Е. – протестантка.
22. Страдания юного Вертера.
Написан в 1774 г. В основе – биографическое переживание. В Вецларе Г. познакомился с неким г-ном Кестнером и его невестой Шарлоттой Буфф. В эту Шарлотту был влюблен еще какой-то товарищ чиновник, который потом покончил с собой. Причина – несчастная любовь, неудовлетворенность своим общественным положением, чувство униженности и безысходности. Г. воспринял это событие как трагедию своего поколения.
– единственного автора писем, показать его глазами окружающую жизнь, людей, их отношения. Постепенно эпистолярная форма перерастает в дневниковую. В конце романа письма героя обращены уже к самому себе – в этом отражается нарастающее чувство одиночества , ощущение замкнутого круга, которое завершается трагической развязкой – самоубийством.
Вертер -- человек чувства, у него есть своя религия, и в этом он подобен самому Гете, который с юных лет воплощал свое мироощущение в созданных его воображением мифах. Вертер верит в Бога, но это совсем не тот бог, которому молятся в церквах. Его бог — это незримая, но постоянно ощущаемая им душа мира. Верование Вертера близко к гетевскому пантеизму, но не полностью сливается с ним, да и не может слиться, ибо Гете не только чувствовал этот мир, но и стремился познать его. Вертер — наиболее полное воплощение того времени, которое получило название эпохи чувствительности.
Все связано для него с сердцем, чувствами, субъективными ощущениями, которые стремятся взорвать все преграды. В полном соответствии со своими душевными состояниями он воспринимает поэзию и природу: глядя на деревенскую идиллию, Вертер читает и цитирует Гомера, в момент душевного волнения — Клопштока, в состоянии безвыходного отчаяния — Оссиана.
Средствами своего искусства Гете сделал так, что история любви и мук Вертера сливается с жизнью всей природы. Хотя по датам писем видно, что от встречи с Лоттой (Шарлотта С. – девушка, в которую В. был влюблен) до смерти героя проходят два года, Гете сжал время действия: встреча с Лоттой происходит весной, самое счастливое время любви Вертера — лето, самое мучительное для него начинается осенью, последнее предсмертное письмо Лотте он написал 21 декабря. Так в судьбе Вертера отражается расцвет и умирание, происходящие в природе, подобно тому, как это было у мифических героев.
— соприкосновение с божественным началом. Но пейзажи в романе постоянно "намекают" на то, что судьба Вертера выходит за рамки обычной истории неудачной любви. Она проникнута символичностью, и широкий вселенский фон его личной драмы придает ей поистине трагический характер.
"мне не под силу это", "А я не вижу ничего, кроме всепожирающего и все перемалывающего чудовища."
Так Вертер становится первым провозвестником мировой скорби в Европе задолго до того, как ею проникнется значительная часть романтической литературы.
Почему он погиб? Несчастная любовь здесь не главная (или далеко не единственная) причина. С самого начала Вертер страдал от того, "какими тесными пределами ограничены творческие и познавательные силы человечества"(22 мая) и от того, что сознание этих ограничений не позволяет ему вести деятельную, активную жизнь — он не видит смысла в ней. Так он уступает желанию уйти от этой жизни и погрузиться в себя: "Я ухожу в себя и открываю целый мир!" Но сразу же следует оговорка: "Но тоже скорее в предчувствиях и смутных вожделениях, чем в живых, полнокровных образах" (22 мая).
только скромный пост, никак не соответствующий его способностям.
Скорбь Вертера вызвана не только неудачной любовью, но и тем, что как в личной жизни, так и в жизни общественной пути для него оказались закрытыми. Драма Вертера оказывается социальной. Такова была судьба целого поколения интеллигентных молодых людей из бюргерской среды, не находивших применения своим способностям и знаниям, вынужденным влачить жалкое существование гувернеров, домашних учителей, сельских пасторов, мелких чиновников.
"издатель" после письма Вертера от 14 декабря ограничивается кратким заключением: "Решение покинуть мир все сильнее укреплялось в душе Вертера в ту пору, чему способствовали и разные обстоятельства." В первом издании об этом говорилось ясно и четко: "Обиду, нанесенную ему во время пребывания его в посольстве, он не мог забыть. Он вспоминал ее редко, но когда происходило нечто напоминавшее о ней хотя бы отдаленным образом, то можно было почувствовать, что его честь оставалась по-прежнему задетой и что это происшествие возбудило в нем отвращение ко всяким делам и политической деятельности. Тогда он полностью предавался той удивительной чувствительности и задумчивости, которую мы знаем по его письмам; им овладевало бесконечное страдание, которое убивало в нем последние остатки способности к действию. Так как в его отношениях с прекрасным и любимым существом, чей покой он нарушил, ничего не могло измениться и он бесплодно расточал силы, для применения которых не было ни цели, ни охоты,— это толкнуло его в конце концов на ужасный поступок".
Вертер терпит крушения не только из-за ограниченности человеческих возможностей вообще или из-за своей обостренной субъективности; из-за этого — в том числе. Вертер терпит крушение не только из-за общественных условий, в которых он должен жить и жить не может, из-за них в том числе. Никто не станет отрицать того, что Вертер был глубоко оскорблен, когда ему пришлось покинуть аристократическое общество из-за своего бюргерского происхождения. Правда, он оскорблен скорее в человеческом, чем в бюргерском достоинстве. Именно человек Вертер не ждал такой низости от изысканных аристократов. Однако Вертер не возмущается неравенством людей в обществе: "Я отлично знаю, что мы не равны и не можем быть равными,"— написал он еще 15 мая 1771 года.
"Альберт вполне заслуживает уважения. Его сдержанность резко отличается от моего беспокойного нрава, который я не умею скрывать. Он способен чувствовать и понимать, какое сокровище Лота. По-видимому, он не склонен к мрачным настроениям..." (30 июля). Уже в приведенных словах Вертера отмечено кардинальное различие темпераментов. Но она расходятся также и во взглядах на жизнь и смерть. В одном из писем (12 августа) подробно рассказано о беседе, которая произошла между двумя друзьями, когда Вертер, прося одолжить ему пистолеты, шутя приставил один из них к виску. Альберт предостерег его, что это делать опасно. "Само собой понятно, что из каждого правила есть исключения. Но он до того добросовестен, что, высказав какое-нибудь, на его взгляд, опрометчивое, непроверенное общее суждение, тут же засыплет тебя оговорками, сомнениями, возражениями, пока от сути дела ничего не останется" (12 августа). Однако в споре о самоубийстве, возникшем между ними, Альберт придерживается твердой точки зрения, что самоубийство — безумие. Вертер возражает:
"Для всего у вас готовы определения: то безумно, то умно, это хорошо, то плохо!.. Разве вы вникли во внутренние причины данного поступка? Можете ли вы с точностью проследить ход событий, которые привели, должны были привести к нему? Если бы вы взяли на себя этот труд, ваши суждения не были бы так опрометчивы" (там же).
Поразительно, насколько мастерски Гете подготавливает финал романа, ставя проблему самоубийства задолго до того, как герой приходит к мысли уйти из жизни. Вместе с тем сколько здесь скрытой иронии по отношению к критикам и читателям, которые не заметят того, что сделало неизбежным выстрел Вертера. Альберт твердо убежден, что некоторые поступки всегда безнравственны, из каких бы побуждений они ни были совершены. Его нравственные понятия несколько догматичны, хотя при всем том он несомненно хороший человек.
"Человек может сносить радость, горе, боль лишь до известной степени, а когда эта степень превышена, он гибнет... Посмотри на человека с его замкнутым внутренним миром: как действуют на него впечатления, какие навязчивые мысли пускают в нем корни, пока все растущая страсть не лишит его всякого самообладания и не доведет до погибели" (12 августа). Вертер совершенно точно предвосхищает свою судьбу, еще не зная, что с ним будет.
такую мораль. Поведение человека определяется, по его мнению, природой: "Человек всегда останется человеком, и та крупица разума, которой он, быть может, владеет, почти или вовсе не имеет значения, когда свирепствует страсть и ему становится тесно в рамках человеческой природы". Более того, как утверждает Вертер, "мы имеем право по совести судить лишь о том, что прочувствовали сами".
Есть в романе еще один персонаж, который никак нельзя обойти вниманием. Это — "издатель" писем Вертера. Важно его отношение к Вертеру. Он сохраняет строгую объективность рассказчика, сообщающего только факты. Но иногда, передавая речи Вертера, он воспроизводит тональность, присущую поэтической натуре героя. Речь "издателя" становится особенно важной в конце повествования, когда излагаются события, предшествующие смерти героя. От "издателя" мы узнаем и о похоронах Вертера.
Юный Вертер — первый герой Гете, у которого две души. Цельность его натуры только кажущаяся. С самого начала в нем ощущается и способность радоваться жизни, и глубоко коренящаяся меланхолия. В одном из первых писем Вертер пишет другу: "Недаром ты не встречал ничего переменчивей, непостоянней моего сердца... Тебе столько раз приходилось терпеть переходы моего настроения от уныния к необузданным мечтаниям, от нежной грусти к пагубной пылкости!" (13 мая). Наблюдая себя, он делает открытие, снова обнаруживающее присущую ему двойственность: "... как сильна в человеке жажда бродяжничать, делать новые открытия, как его манят просторы, но наряду с этим в нас живет внутренняя тяга к добровольному ограничению, к тому, чтобы катиться по привычной колее, не оглядываясь по сторонам". Натуре Вертера присущи крайности, и он признается Альберту, что ему гораздо приятнее выходить за рамки общепринятого, чем подчиняться рутине повседневности: "Ах, вы разумники! Страсть! Опьянение! Помешательство! А вы, благонравные люди, стоите невозмутимо и безучастно в сторонке и хулите пьяниц, презираете безумцев и проходите мимо, подобно священнику, и, подобно фарисею, благодарите господа, что он не создал вас подобными одному из них. Я не раз бывал пьян, в страстях своих всегда доходил до грани безумия и не раскаиваюся ни в том, ни в другом" (12 августа).
Трагедия Вертера еще и в том, что кипящим в нем силам не оказывается применения. Под влиянием неблагоприятных условий сознание его становится все более болезненным. Вертер часто сравнивает себя с людьми, вполне уживающимися с тем строем жизни, который господствует. Таков и Альберт. Но Вертер так жить не может. Несчастливая любовь усугубляет его склонность к крайностям, резкие переходы их одного душевного состояния в противоположное, изменяет его восприятие окружающего. Было время, когда он "чувствовал себя словно божеством" посреди буйного изобилия природы, теперь же даже старания воскресить те невыразимые чувства, которые раньше возвышали его душу, оказывается болезненным и заставляет вдвойне ощутить весь ужас положения.
"издателя": "Тоска и досада все глубже укоренялись в душе Вертера и, переплетаясь между собой, мало-помалу завладели всем его существом. Душевное равновесие его было окончательно нарушено. Лихорадочное возбуждение потрясало весь его организм и оказывало на него губительное действие, доводя до полного изнеможения, с которым он боролся еще отчаяннее, чем со всеми прочими напастями. Сердечная тревога подтачивала все прочие духовные силы его: живость, остроту ума; он стал несносен в обществе, несчастье делало его тем несправедливее, чем несчастнее он был."
Самоубийство Вертера явилось естественным концом всего пережитого им, оно было обусловлено особенностями его натуры, в которой личная драма и угнетенное общественное положение дали перевес болезненному началу. В конце романа одной выразительной деталью еще раз подчеркнуто, что трагедия Вертера имела не только психологические, но и социальные корни: "Гроб несли мастеровые. Никто из духовенства не сопровождал его."
В эту предреволюционную эпоху личные чувства и настроения в смутной форме отражали глубокое недовольство существующим строем. Любовные страдания Вертера имели не меньшее общественное значение, чем его насмешливые и гневные описания аристократического общества. Даже жажда смерти и самоубийство звучали вызовом обществу, в котором думающему и чувствующему человеку нечем было жить.
23. Гете. История создания Фауста.
– реальное лицо, 16 в. Он занимался черной магией, вступил в договор с дьяволом. Вокруг него стали складываться фантастические рассказы. В 1587 г. во Франкфурте-на-Майне вышла народная книга о докторе Фаусте. Цель этой книги была назидательная. Через пять лет (а в учебнике стоит 1590 г.) английский драматург Кристофер Марло написал пьесу «Трагическая история доктора Фауста». Марло трактовал Фауста в духе ренессансного титанизма и акцентировал в его образе жажду неограниченных знаний. В XVII в. английские странствующие труппы занесли эту трагедию в Германию, где она перешла на подмостки кукольного театра. Именно в таком виде с ней впервые познакомился Гете в детстве. Лессинг тоже замышлял создать произведение о Фаусте, но набросал всего несколько сцен. Г. сначала задумал его как сатиру на студенческую жизнь.
«Фаустом». 73-75 гг. – т. н. «Прафауст» -- основа сюжета первой части.
II этап. 1788-90. Гете живет в Италии. По возвращении оттуда (1790 г. ) он напечатал дополненный тремя сценами «Фауст. Фрагмент».
III этап. 1797-1808. Завершает первую часть. Особенно продуктивны 97-01 гг. В 1806 г. 1-я часть окончательно отделана. В 1808 г. полностью вышла первая часть.
– мелкие поправки. Отдельные отрывки публиковались, но в окончательном варианте она увидела свет, согласно воле автора, только после его смерти (а умер он в 1832 г. ). Писал «Фауста» 60 лет.
24. Теперь, собственно, о самом «Фаусте».
«Бури и натиска»: Фауст – мятежная титаническая натура, восстающая против мертвой схоластической науки (которая у Гете проецируется на современный плоский рационализм). Он стремится к истинному познанию природы через соприкосновение с жизнью – недаром, заклиная духов с помощью магической книги, он выбирает «более близкого» ему Духа Земли. Бурный гений это, короче. Традиционные мотивы народной книги и кукольной комедии: иронический смотр наук в первом монологе Фауста, союз с Мефистофелем, фигура ограниченного, старательного и самодовольного ученика Фауста – Вагнера, «чудо с вином». + нравственно-философские искания поэта-штюрмера и социальный мотив, волновавший многих современников – трагедия соблазненной девушки, убившей своего ребенка (такого рода судебный процесс состоялся во Франкфурте в 1772 г.) + подражание Шекспиру – грубоватые вставные песни (в т. ч. «Песня о блохе), чередование стихотворных и прозаических сцен, иногда нарочито огрубленных (пирушка в Ауэрбахском кабачке).
По мере работы над второй частью появились сцены, не только заполнившие лакуны в связном развитии сюжета (появление М. в образе пуделя, кухня ведьмы), но и принципиально важные для общего философского замысла: пролог на небе и сцена договора, создающие своего рода смысловую рамку не только первой, но и будущей второй части.
Театральное вступление (пролог) ведет за кулисы театра, где Директор театра, Поэт и Комик базарят о задачах театрального зрелища, миссии искусства и художника. Каждый судит с позиций своей профессии: Директор смотрит на театр как на коммерческое предприятие, Поэт – как на высокое искусство, устремленное к потомкам, Комик – как на быструю и действенную реакцию на запросы современного зрителя, которому нужно в концентрированном виде показать и объяснить его собственную жизнь. Все три точки зрения справедливы. Это – предупреждение о сложности, неоднозначности жизни. Показывает, какой будет спектакль.
Пролог на небесах: действующие лица Бог, Мефистофель, ангелы. Господь и Мефистофель спорят о человеке: сам ли человек портит себе жизнь? М. и Бог – символические образы.
– скептик 18 в., символ отрицания. Бог – добродушный старичок. Картина мирного сосуществования Бога и М., в отличие от мира, где резкое разграничение зла и добра. Бог выделяет Ф. как человека, в котором можно представить все человечество. И начинается наблюдение за Ф.
заставляет человека действовать. Тема произведения – испытание человека вообще в лице Фауста. Блуждания ему дозволены свыше.
Исторический план произведения: 1) вневременной – пролог на небе, 2) античность – 2-я часть, 3) 16 век – 1-я часть. Зачем? Ф. символ человека вообще * мог жить в разные времена и заниматься разными делами.
I часть. Длинный монолог Ф. о том, что жизнь прошла зря, он все узнал, но тайны мироздания остались ему недоступны. Прибегает к магии, вызывает духа, но не может его удержать * понимает, что есть преграда для человеческого познания. Хочет выпить яду.
2-я сцена – пасхальное гуляние. Противопоставление Ф. и Вагнера. В. – ограниченное самодовольство. Когда появляется черный пудель, Ф. сразу чует что-то неладное, В. – нет. Начало действия. Ф. приводит пуделя домой. Садится переводить Священное писание (вспоминаем, что Библия была переведена на немецкий именно в 16 в.). Мучается над стихом «Вначале было Слово». Ищет варианты – мысль, сила, дело (дело в том, что у греческого слова «логос» есть все эти значения). Останавливается на слове «дело» * действие как первооснова человеческого существования. Потом пудель превращается в Мефистофеля, между ними происходит разговор, а через некоторое время (не в первую их встречу)они заключают договор. Обратите внимание: Ф. нужны от М. не просто сиюминутные наслаждения, а сама возможность исчерпать свои желания, «остановить мгновение», признав его прекрасным, и тем самым положить предел стремлениям своего духа. Ф. решает испытать все радости и печали, все бытие.
II часть – много образов, связанных с античностью. Она вообще вся пронизана символикой, аллегориями, мифологическими образами и ассоциациями. персонажи – символы общих идей. Фантастический элемент здесь становится господствующим. «Малому миру» земных человеческих отношений первой части приходит на смену «большой мир», макрокосм: история (античность и средневековье) и космический охват природы. Тут и «научная фантастика» с сатирическим подтекстом (выведенный Вагнером в колбе человечек Гомункулус, ведущий научные споры с М.) и проблема синтеза художественной культуры двух эпох – аллегорический брак греческой Елены, символизирующей античное искусство, совершенную красоту, и Фауста – воплощения нового времени, рождение и гибель их сына – прекрасного юноши Эвфориона, в котором современники безошибочно узнавали Байрона (правда, некоторые товарищи говорят, что Байрон тут не главное, а что главное, писать не буду, потому что очень сложно).
Эта часть – путь Ф. от индивидуального самоутверждения через кризис к более широкой общественной деятельности. Получив от императора в награду за победу прибрежную полоску бесплодной земли, он мечтает защитить ее от наводнений и возделать на благо людям. В этом он видит цель и смыл своей жизни, предсмертное высшее удовлетворение достигнутым. Но Ф. осваивает землю по-своему, он разрушает природу (липы) и культуру (маленькая капелла), жилище Филемона и Бавкиды. В этом некий ученый Копради видит воцарение новой формы труда, жертва которой – природа (знать эту точку зрения!)
Ангелы уносят душу Ф. на небо: спасен, потому что жизнь прошла в деятельности, его «остановленное мгновенье» на самом деле будет длиться вечность. Задуманное им дело выходит за рамки единой человеческой жизни. В последнем монологе – апофеоз Ф. Но тот же Копради считает, что Ф. спасения не заслужил, Бог просто его простил из милости. Ведь смерть Гретхен, Филемона и Бавкиды, Валентина не зачеркнуть, и лишь Божественное милосердие, прощение и забвение вины амнистирует виновного.
– пору слов о Гретхен. Вся байда с ней по форме – мещанская драма. самозабвенная любовь неотвратимо вынуждает ее вступить в конфликт с тем миром, в котором она живет. Не в силах вынести этот конфликт, она убивает ребенка. И хотя истинные виновники преступления Ф. и М., она считает себя падшим чудовищем, утрачивает свое «я».
Утопия есть у Руссо (см. билет про него), Свифта (аналогично) и Вольтера. Про Вольтера коротенько: эл-ты утопии встречаются уже в «Задиге» (любовь, закон и справедливость как основы правления Задига), а махровым цветом она расцвела в «Кандиде», в описании страны Эльдорадо: Там все потребности человека удовлетворены, поэтому везде одни добродетели, Нет монахов * нет религиозных раздоров. У Бога они ничего не просят, только славят его, потому что у них все есть. Изначальная естественная религия, которая в других местах была искажена служителями культа. Нет преступлений * нет тюрем, судов. Науки на высоте – Дворец Науки. Золото валяется на дороге, им играют дети. Короче, это правильно понятая цивилизация, не извращенная, потому что к ним иноземцы не могли попасть из-за непроходимости гор, а своих граждан они тоже никуда не пускали. Хотя они против тирании и никого не держат. Все люди свободны.