ПОСЛЕДНИЕ ВСПЫШКИ ТЕАТРАЛЬНОЙ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ
Драматург Жан-Луи Лейя построил свою комедию “Друг законов” как резкий памфлет на якобинцев. В лице двух героев комедии, Номофажа и Дюрикрана, зрители без всякого труда узнавали Робеспьера и Марата.
Сюжет пьесы очень прост. Бывший барон, добродушный и честный гражданин де Версак имеет дочь, в которую влюблен его друг, бывший маркиз де Форлис. Это и есть “друг законов”, т. е. приверженец принципов революции 1789 года. Де Версак не возражает против брака дочери с “другом законов”, но г-жа де Версак чинит препятствия этому браку, так как она находится под влиянием якобинцев Номофажа и Дюрикрана.
Огорченный таким оборотом дела де Версак делится своими мыслями с Форлисом. Оба “бывших человека” напропалую ругают Номофажа и Дюрикрана:
Пусть шарлатаны, шуты и лгуны
В обмане жестоком не будут вольны,
Пускай уничтожит их гнев наш неистов...
Война, война против всех анархистов!..
Номофаж делает донос на Форлиса, обвиняя его в контрреволюционном заговоре. Но в конце концов справедливость торжествует. Интрига политиканов раскрыта. Честный гражданин Форлис благополучно женится на дочери Версака, а клеветники попадают в тюрьму.
Лейя направил стрелы не только против вождей революционной буржуазии, но и против “бешеных”. Друг Номофаж а и Дюрикрана якобинец Плод произносит глупейшие тирады, направленные против частной собственности. Плод проповедует общность жен и уничтожение всякой собственности, для чего, по его мнению, необходимо снести стены, сломать двери и замки, чтобы бедные могли все взять у богатых.
Политическая тенденция пьесы Лейя не допускает двусмысленных толкований. Было вполне понятно, почему реакционные актеры Театра нации поставили эту пьесу. Жирондистская печать приветствовала появление “Друга законов”. Официальный орган партии жирондистов, “Национальная газета”, писал на другой день после премьеры: “Один из наших драматических авторов, гражданин Лейя, поставил себе почетную цель служить всем своими произведениями... “Друг законов” пытается объяснить народу его подлинные интересы, показать зло и преступление, которые влекут за собой распущенность и анархию, повести всех граждан к общему благу и к общественному счастью, которые никогда не будут существовать без правительства, без порядка, без уважения к законам... Эта пьеса достойна подражания, желательно, чтобы она была быстро сыграна по всей Франции”.
Затушевывая грубую политическую тенденцию памфлета Лейя, жирондистский орган продолжал: “Каждую минуту чувствуешь, что это не произведение человека партии, а создание добродетельного гражданина, честного и чувствительного поэта, который хочет укрепления свободы с помощью законов, возвращения к порядку после неизбежных волнений, одним словом — счастья родине. И разве все люди воли и всех партий не должны объединиться вокруг этих лозунгов?”
Премьера “Друга законов” прошла при громких рукоплесканиях роялистского зрителя. Во время антрактов в фойе театра велась откровенная агитация за Людовика XVI.
Если жирондистская печать старалась подогреть интерес к пьесе Лейя, со всей резкостью направленной против якобинцев; то в свою очередь пресса революционной мелкой буржуазии дала должную оценку контрреволюционному произведению Лейя.
Жак-Рене Эбер (Гебер), талантливый журналист-якобинец, в своей газете “Отец Дюшен”, рассчитанной на широкие народные массы, писал о “Друге законов”, с достаточной резкостью вскрывая контрреволюционный характер постановки: “Черт возьми! В то время как в общественных местах и в кафе сетуют на судьбу бедняги Капета (Людовика XVI. — А. Д.), бывшие актеры короля разыгрывают отвратительный фарс, сфабрикованный в будуаре королевы Ролан. Подлинные защитники народа, — те, кто не боялся кинжалов и яда Лафайета, борясь за свободу и равенство, — выводятся здесь какими-то шутами. Все парижские мошенники, все жулики толпой устремляются аплодировать этому мнимому другу закона, который в действительности является врагом народа и свободы. Черт побери! Потерпим ли мы, чтобы у нас под носом так позорили и поносили патриотов? Разве нет у нас больше крови в венах? Где же тогда ваши свистки, молодцы-санкюлоты?.. Ребята с окраин, пожалуйте-ка в Сен-Жерменское предместье, чтобы показать королевским комедиантам, что они должны быть теперь актерами Республики. Вы должны проверить их репертуар... Берегитесь, друзья! Театры служат теперь местом сборища наших врагов. Аристократы, роялисты пробуют там свои силы”.
Вскоре Якобинский клуб обращается в Коммуну Парижа с протестом против постановки “Друга законов”.
В результате Коммуна запрещает постановку.
Лейя опротестовывает постановление Коммуны непосредственно перед Конвентом. Драматург заявляет, что в “Друге законов” он выступил на защиту вечных принципов чистого разума и заклеймил раскаленным железом лбы низких анархистов, и тут же увенчал ореолом гражданственности чело истинного патриота, идущего рука об руку с правительством.
12 января 1793 года в Конвенте происходит бурное заседание. Председательствующий Верньо оглашает протест Лейя. Автор “Друга законов” старается доказать, что он исполнен подлинно патриотических стремлений, что он претерпевает нападки врагов свободы, точно так же, как в свое время тартюфы нападали на Мольера.
Левые скамьи требуют перехода к очередным делам. Жирондисты настаивают на аннулировании постановления Коммуны. Большинством голосов предложение жирондистов принимается.
Между тем собравшаяся в театре контрреволюционная публика требует постановки “Друга законов”. Начальник национальной гвардии Сантерр был вынужден ввести в зал вооруженный отряд, но ему не удалось справиться с роялистской публикой, встретившей его насмешками и угрозами.
Спектакль начинается с опозданием на несколько часов: Лейя возвращается с победой из Конвента.
Флери описывает в своих мемуарах, с каким восторгом черные приняли сообщение об отмене постановления Коммуны: “Мы играли пьесу, мы были вдохновлены, и, подобно врагу, пускающему стрелу, я бросал со сцены стихи”.
“Друга законов”.
“Друга законов”.
А на следующее утро произошло событие, сыгравшее огромную роль для всего хода революции.
21 января 1793 года был казнен Людовик XVI.
В Париже в этот день, как обычно, шли спектакли во всех театрах. В Театре нации царила зияющая пустота. Все ложи были пусты. Из дорогих мест партера был продан только один билет.