Приглашаем посетить сайт

Фагэ-Соколов: О чтении театральных пьес
И. Л. Караджале. "Моменты"

И. Л. Караджале. "Моменты"

"Моменты" - это короткие то ли рассказы, то ли пьесы. Написаны они были в 1899-1902 гг, когда писатель сотрудничал в популярнейшей тогда румынской газете "Универсал". Там он вел еженедельную рубрику, где помещал короткие зарисовки из жизни, составленные в виде монологов.

Жанровые особенности "Моментов"

Успех был потрясным, не только в среде читателей, но и среди критиков, литературоведов. Однако, когда в 1902 году Румынская академия вручала учрежденную ею премию лучшему румынскому писателю последнего десятилетия, Караджале с его моментами ждал облом. Председатель Академии Стурдза высказался в духе: "Все это забавно, интересно, и при том глубоко и сверхталантливо, но где же здесь литература?"

В похожем тупике находятся и современные оценщики творчества Караджале. Французские исследователи называют его "румынским Мольером", английские "румынским Шериданом", русские "румынским Гоголем" и т. д., что только подчеркивает бессилие подвести писателя под существующие категории.

Караджале происходил из театральной семьи и рано освоил театр и театральные формы. В искусстве интриги (сценической) он достиг совершенства уже в раннем своем творчестве. И все же сам он оставался недоволен своим творчеством. "Театральная интрига слишком далека от жизни, слишком много в ней искусственного, чтобы через нее можно было понять человека и общество", - писал он (прошу прощения за эту цитату: я нашел ее в румынском языке и разобрал с грехом пополам).

"Мир - вот моя истинная школа", - часто повторял он (а за точность этой цитаты ручаюсь, ибо без нее не обходится даже самая короткая биографическая заметка о Караджале). И Караджале ищет способа дать людям самим высказаться о себе. Но как?

Театр выработал приемы, которые должны наглядно дать возможность зрителю отличить правду от лжи. В хорошо построенной пьесе

а) одни поступки персонажей противоречат другим их поступкам

б) слова противоречат делам

в) декларируемые принципы противоречат словам и делам.

Мастером воплощать в театральную интригу последнего принципа был Караджале.

Вот содержание одного из "Моментов" под названием "Времена":

Герои читают старый газетный отчет, в котором студент Кориолан Дрэгенеску участвует в митинге протеста перед зданием университета. Появляется полиция. Кориолан забирается на статую Михая - ихнего румынского нацгероя - и, когда полицейские пытаются стянуть его оттуда за ноги, орет благим матом: "Будьте свидетелями этой новой подлости самого подлого из режимов". Потом герои сценки читают свежую газету, где опять идет речь о митинге студентов перед тем же зданием университета, и снова один из студентов забирается на статую и орет благим матом, а один из полицейских зверски пытается стянуть его за ноги. Газета, явно либеральной направленности, негодует по этому поводу: "В особенности мы обещаем отплатить бессовестному инспектору полиции, подлой каналье, дикому сатрапу и каннибалу, которого зовут отвратительным именем Кориолан Дрэгенеску".

Однако все эти приемы пригодны лишь для изображения людей с развитым самосознанием, людей, которые понимают, что они делают и что говорят, и могут соотнести это между собой. Обычные же люди редко соображают или сообразовывают свои слова и дела. Они делают и говорят, то, что им диктует ситуация. Их слова противоречат их же собственным словам, а одни поступки другим, но они даже не отдают себе в этом отчета, поэтому в строгом смысле обычного человека трудно даже заподозрить в лицемерии. Он действуют руководствуясь исключительно инстинктом. Как вскрыть сущность такого человека, как отобразить его характер? Вот за эту непомерной трудности задачу и берется Караджале: герой говорит сам за себя.

В той же сценке "Времена" из диалога совершенно ясно, что Кориолан - это не просто человек перешедший из одного лагеря в другой. Это человек определенного темперамента: яростного, лезущего на рожон, а залезшего туда, идущего до конца. В этом смысле Кориолан каким был, таким и остался, а то что он защищает то одни принципы, то другие - это дело случая и обстоятельств.

Румынский исследователь и влиятельный критик и литературовед Вьяну (Vianu) так писал о Караджале (цитата переведена с английского):

"Караджале стушевывается со сцены действия и гасит, как выкуренную папиросу, свой критический взгляд для того, чтобы вжиться в ситуацию, которой он был свидетелем в жизни и которую он рисует. Он полностью перенимает манеры и способ выражения своих персонажей и позднее переносит в свои 'моменты'. Он дает полный простор фамильярности героев, позволяя людям раскрыть свои истории, мотивации и внутреннюю культуру".

"Герой Караджале - законченный артист, иронист, pince-sans-rire (так во французском литературоведении обозначают художественный прием, когда комический эффект достигается противоречием между манерой говорить с каменным лицом, монотонно, нудно, на полном серьезе, с содержанием самой речи), когда партнеры по диалогу не знают, принимать его речь всерьез или нет".

Румыну виднее, но мне кажется (правда, сужу всего лишь по одной его статье), что здесь не ухватывается один важный момент метода писателя: а как добраться до нутра, как заставить человека говорить так, чтобы он "высказывал" себя, а не просто выливал на слушателя набор речевых стереотипов.

Метод создания "Моментов"

Приведем эпизод из биографии большого румынского поэта Тудора Аргези. Будучи студентом гимназии, он для подработки служил экскурсоводом в выставочном зале. Выставлялись там всякие французские импрессионисты, постимпрессионисты, фовисты и прочая подобная шобла, в те времена писк моды. Но в провинциальном по европейским меркам Бухаресте особого интереса они не вызывали: выставочный зал по большей части пустовал. Чаще всего туда заглядывали совершенно случайные люди.

А однажды в зал затесалась шумная компания подвыпивших юнцов из разряда золотой молодежи. Предводительствовал ею господин щеголеватого покроя. Этот господин начал комментировать картины, а юнцы буквально катались со смеху. Господин подставил лорнет к одной из картин и прочитал фамилию художника Шаване, но прочитал на румынский манер, так что получился матерок. Янку Теодреску (в будущем Аргези) не выдержал и сказал:

Завязалась перепалка между ним и господином, причем господин постоянно переиначивал слова, отчего его свита хохотала все пуще и пуще, пока дело почти не дошло до драки. После чего господин увел свою ватагу. А на следующий день он появился в зале снова, но уже один. По законам жанра вы, конечно, догадались, что этим господином был Караджале. Он повел Янку в ресторан, где они и продолжили дискуссию о тогда еще современной живописи.

А какое-то время спустя Янку прочитал в "Универсале" один из "моментов", где смешно спорили сторонник нового и традиционного искусства. Не стоит и говорить, что реплики сторонника нового искусства в окарикатуренном виде передавали то, что говорил Аргези.

То есть Караджале не просто воспроизводил речь обычных людей. Он вызывал их на диалог, провоцировал их, старался задеть за живое, и вот это-то высказанное в запале и было основой его будущих "моментов". Скажем прямо, такое собирание материала и наблюдение писателем жизни, может и эффективный прием, но по-человечески навряд ли приятный. Для Караджале писать - значит анатомировать своих героев, проникнуть в самые затененные извилины сердца и мозга, и, как видим, происходит это не совсем безболезненно для наблюдаемого.