Уальльд. Об условности театрального языка
|
"Take the case of the English drama. At first in the hands of the monks Dramatic Art was abstract, decorative, and mythological. Then she enlisted Life in her service, and using some of life's external forms, she created an entirely new race of beings, whose sorrows were more terrible than any sorrow man has ever felt, whose joys were keener than lover's joys, who had the rage of the Titans and the calm of the gods, who had monstrous and marvellous sins, monstrous and marvellous virtues. |
Возьмем, к примеру, английскую драму. Поначалу в руках монахов это искусство было абстрактным, прекрасным и мифологическим. Затем оно призвало Жизнь к себе на службу и, используя некоторые ее внешние формы, вывело существа совершенно новой породы, чьи горести были страшнее, чем любые людские горести, а радости - более бурными, чем радости возлюбленных. Эти существа впадали в ярость титанов и отличались пофигизмом богов. Они были чрезмерны, но великолепны и в своих грехах, и в своих добродетелях. |
|
To them she gave a language different from that of actual use, a language full of resonant music and sweet rhythm, made stately by solemn cadence, or made delicate by fanciful rhyme, jewelled with wonderful words, and enriched with lofty diction. |
Драма дала им речь, непохожую на обыденный суржик. Эта речь переливалась через край волнующей и приятной для слуха музыкой. Речь торжественную или деликатную, смотря по тому, в каком ритме она велась, речь с причудливой рифмой, речь, где блестели жемчужины изысканных слов, речь обогащенную возвышенной дикцией. |
|
She clothed her children in strange raiment and gave them masks, and at her bidding the antique world rose from its marble tomb. A new Caesar stalked through the streets of risen Rome, and with purple sail and fluteled oars another Cleopatra passed up the river to Antioch. |
Своих детей она одела в странные одеяния, напялила им на лица маски. Получалось так, будто из мраморных могилок восстал и обрушился на подмостки сцены античный мир. Новый Цезарь шествовал по улицам воскресшего Рима, и под пурпурными парусами иная Клеопатра плыла под напоминавшее флейты плескание весел к Антиоху. |
|
Old myth and legend and dream took shape and substance. History was entirely rewritten, and there was hardly one of the dramatists who did not recognize that the object of Art is not simple truth but complex beauty. In this they were perfectly right. Art itself is really a form of exaggeration; and selection, which is the very spirit of art, is nothing more than an intensified mode of overemphasis. |
Старые легенды и предания приобрели смысл и очертания. История была полностью переписана, и не было, наверное, ни одного драматурга, не признававшего, что предмет Искусства есть не тривиальная правда, а сложная красота. И в этом они были совершенно правы. Искусство по своей природе есть одна из форм преувеличения. Отбор, а не сование всего подряд в художественное произведение - душа искусства. Искусство не копирует, а расставляет акценты. |
|
"But Life soon shattered the perfection of the form. Even in Shakespeare we can see the beginning of the end. It shows itself by the gradual breaking up of the blankverse in the later plays, by the predominance given to prose, and by the overimportance assigned to characterisation. |
Но жизнь вскоре разрушила совершенство формы. Уже даже у Шекспира видно начало конца. Оно проявляется в постепенном разрушении белого стиха в его поздних пьесах, в предпочтении, отдаваемом прозе, и чрезмерной роли, отводимой описанию психологии и поведения. |
|
The passages in Shakespeare--and they are many--where the language is uncouth, vulgar, exaggerated, fantastic, obscene even, are entirely due to Life calling for an echo of her own voice, and rejecting the intervention of beautiful style, through which alone should Life be suffered to find expression. |
Те места у Шекспира - а их предостаточно, - в которых его язык становится корявым, вульгарным, преувеличенным, странным и даже оскорбительным, идет от реальности, стремящейся услышать на театре неискаженным эхо своих корявостей, а не облагороженную стилем интерпретацию. Ведь только интерпретация, а не имитация Жизни позволяет искусству выразить ее суть. |
|
everything Goethe says, somewhere - "In der Beschränkung zeigt sich erst der Meister", 'It is in working within limits that the master reveals himself,' and the limitation, the very condition for of any art is style. |
почвы, искусство отлынивает от самого себя. У Гете где- то сказано: "In der Beschränkung zeigt sich erst der Meister" [1]. Именно творя в определенных рамках раскрывается мастер, а рамками и самым условием существования искусства является стиль. |
|
However, we need not liege' any longer over Shakespeare's realism. The Tempest is the most perfect of palinodes. |
Но я не думаю, что нам нужно так уже цеплятся за шекспировский реализм. Тем более сам Шекспир в "Буре" напрочь отрекся от своих реалистических достижений. |