Спрос в Англии не на то, чтобы человек обладал талантом и гением, а на то, чтобы он был пассивным и добродетельным ослом и был послушен мнениям знати об искусстве и науке. Если он таков, он хороший человек, если нет - пусть подыхает с голоду.
Блейк
Что он и делал всю жизнь...
Вся жизнь - на грани нищенского существования, в постоянной заботе о хлебе насущном, в безвестности, самоотвержении, изгойстве.
И - как приговор: "Выгода никогда не отважится переступить мой порог".
Да, от него ждали смирения, а он был гениален...
Да, странный человек, трудный мыслитель, харизматический поэт. Не будь ни Пророческих книг, ни Вечносушего Евангелия, сама его жизнь была бы достойным памятником. Много ли найдешь людей, кто никогда не поступался идеалами, не торговал пером, не угодничал, не лгал?..
Крайне неприхотливый и непритязательный, но знающий свою меру, он стойко воспринимал собственную безвестность и чужое злопыхательство. Его непреклонный характер проявился уже в детстве. Он был столь нетерпим к ограничениям и наставлениям, что отец не рискнул пустить его к учителю. Так что он "сделал себя" сам: образовал, обучил, научил самостоятельно мыслить. Чрезмерная категоричность и нонконформизм затрудняли общение и вообще мешали жить. Но они же позволили стать автором великих книг.
Да, его нонконформизм граничил с резкостью, едким сарказмом. Он презирал Академию и всех ее живописцев. В Браке Неба и Ада восстание против лицемерного благочестия превратится в апологию крайностей. Да и сам он предельно антиномичен, будто соткан из антитез любви и ненависти.
Добро - это пассивное, повинующееся разуму,
Зло - активное, рождающееся из энергии. Добро есть Небо, Зло есть Ад.
В сущности его мировоззрение - это взгляд Иова: потеряв всё на свете, человек приобретает вечность и Вселенную, становится демиургом. То, что Штирнер и Ницше назовут Единственным и Сверхчеловеком, у Блейка было Естеством: мифологемой человеческой гармонии в целостном бытии.
Как все великие поэты, он рано проявил свой дар: в десять - вполне зрелые стихи, в 14 - мастерские гравюры, в 16 - необычные мелодии; ни одна не сохранилась - он не знал нот. Говорят: он пел свои стихи.
На жизнь он зарабатывал гравировкой - единственный случай, когда рабочая профессия обогатила поэзию: не имея средств публиковаться, он выгравировывал стихи в рисунок - получалось нечто беспрецедентное: текст и изображение взаимно углубляли друг друга - буйство стихии языка и виртуозная пластика линии. Блейк такой же поэт огня в живописи, как столетие позднее будет Скрябин в музыке, скажет исследователь.
Четкая линия рисунка как бы контрастировала с туманной безмерностью символа, колорит - с необузданной фантазией, конкретность - с космической борьбой титанических сил.
Как художник он тоже беспрецедентен: гравюры к Книге Иова, к Данте, к Могиле Блэра, к Ночным думам Юнга, к эклогам Вергилия; акварель, изображающая паломников Кентерберийских рассказов Чосера; рисунки - музыкальные фразы к Божественной комедии. Дело даже не в выразительности - дело в сюрреализме. Затем его будут упрекать в неверности пропорций и пренебрежении к натуре - мог ли мифотворец следовать природе, не преображенной сознанием?
Подобно Коппу и "бешеным", это был странный человек со странными принципами, новый Адам в Беуле, опровергающий идею первородного греха. Нагое тело у Блейка было символом духовной свободы, так что эпизод в Лэмбете, дошедший в изложении Баттса и попавший во все книги о Блейке, - чистая правда. Он любил озадачивать и дурачить окружающих, своими причудами эпатировал общественные условности и даже свои экстравагантные взгляды часто излагал в иронической и даже ёрнической форме.
С Блейка начинается традиция безразличия к публике. Для истинного художника публики не существует, скажет спустя столетия О. Уайльд. Если Джонсон ориентировался на рядового читателя, а для Попа расположение публики было крайне важным, то с Блейка и Шелли начинают поднимать аудиторию до собственного уровня. А вот Колридж уже открыто подчеркивал свое равнодушие к общественному мнению. Затем будут Джойс, Паунд, Элиот...
Он не боялся быть непоследовательным. Предсказав и воспев французскую революцию, он легко отрекся от нее. Он верил в утопию - в Новый Иерусалим Альбиона - и насмехался над собственной верой. Если хотите, из его Голгонузы берет свое начало опустошенная земля Элиота. Особенность утопии Блейка - отсутствие незыблемости. Самый религиозный из великих поэтов, он называл антропоморфного Бога Никчтоженькой.
Много сказано о пацифизме Блейка. Действительно, он не видел разницы между вражеским и собственным правительством, когда речь шла о завоевании мирового господства.
Человек не улучшается, причиняя боль другому. Государства не совершенствуются за счет чужеземцев.
Воинствующее государство никогда не создает искусства, оно будет грабить и разорять, и тащить, и копировать, и покупать, но не делать, не созидать.
Зачем всегда открыто ухо для роковых вестей,
А глаз блестящий - для улыбки, таящей сладкий яд?
Зачем безжалостное веко полно жестоких стрел,
Скрывая воинов бессчетных в засаде, или глаз,
Зачем язык медовой пылью ласкают ветерки?
Зачем вдыхают ноздри ужас, раскрывшись и дрожа?
Зачем горящий отрок связан столь нежною уздой?