Ансельм, - сказал князь духов, - не ты, но враждебное начало, стремившееся разрушительно проникнуть в твою душу и раздвоить тебя с самим собой.
Гофман
Гофману принадлежит исключительная по своей плюралистичности мысль о расщеплении человеческой личности на множество "я", развитая в наше время Гессе и Фришем. В его дневнике 1809 г. читаем: "Я представляю себе свое "я" через размножающее стекло - все фигуры, которые движутся вокруг меня, - это я, и я сержусь на их поведение".
Все мы - свои двойники и ведем раздвоенное существование Медарда. Тяга к высотам духа и к святой Розалии соседствует с импульсами жестокости и насилия.
Вводя своих двойников, будь то Ансельм и Геербранд, Викторин и Медард, дневной и ночной Кардильяк, Гофман на столетие упреждает Фрейда: его двойники - не что иное, как раздробленность нашего сознания, спуск в подполье души, описание похождений нашей души среди бытия. Это двойничество особого рода: Медард и Викторин - не зло и добро, за точным внешним сходством мы видим такое же внутреннее подобие. Викторин в отношении к Медарду - это подсознание в отношении к сознанию. Свобода духа эфемерна, она ограничена реальностью бытия. Считая себя свободным, я только метался по клетке, из которой не было спасения, говорит Медард. Справедливости ради: не только Гофман не видит выхода из клетки бытия. Байроновский богоборец Каин тоже несет в жизнь то, что возмущает его в проекте мироздания, - -смерть. А бретановские Романсы о розах - просто пролегомены к Эликсиру: люди запрограммированы внеличной непостижимой волей, они марионетки в руках Судьбы.
Эта судьба - они сами...
Тем не менее Гофман - пионер бессознательного, впервые материализовавший душевные импульсы. Потребуются гении Достоевского, Джойса, Кафки, Гессе, Гол-динга, чтобы продолжить штурм этих пещер.
Раздвоенность, двоедушие его героев еще не доведены до накала. Это мы найдем у Достоевского, но Гофман уже мастерски овладел игрой контрастов, то доводя краски до ослепительного блеска, то сгущая их до адского мрака.
В Медарде уже началась та борьба дьявольского и небесного, которая затем приведет в науке к психоанализу, а в искусстве - к Бергману, Феллини, Бунюэлю. В сущности, и переход этот уже предсказан, ибо история Медарда есть история одной постоянно разрыгрываемой драмы, где только герои меняются - сущность же остается неизменной. По кругу ходит человек, по кругу ходит человечество, меняются лишь имена героев - ставленников судьбы. На смену энтузиазму приходит страх, из страха рождается новая экзальтация. Это хорошо известный феномен: необыкновенная жажда деятельности и преобразований во благо человечества, за которой стоит хорошо замаскированный личный интерес. За фантасмагорией Эликсира дьявола просматривается печально известная реальность: сатанинская сила, готовая во благо людей уничтожить весь мир.
Это ошибка, что Мурр - антипод Крейслера. Это было бы слишком примитивно для художника такого масштаба. Мурр и Крейслер - разные лики одного, их сознание родственно. Видеть в одном пошлого филистера, а в другом - романтического художника значит профанировать человеческую природу. Кстати, родиной кота Мурра были не только подвалы, но и чердаки, откуда особенно легко взлететь крылатой мысли.
Как затем у Достоевского, у Гофмана нет ни прирожденных злодеев, ни романтических миротворцев. Злодейство, как и милосердие, - следствие глубоких страстей и божественной благодати; и то, и другое - темные тайники души, освещаемые вспышками просветления сознания. Между жестокостью и альтруизмом нет пропасти или стены - злодей отличается от злодея, порой, сильнее, чем злодей от благочестивца. В каждом можно найти всё, дело лишь в мере.
Но и мера важна! Изменением меры происходит очеловечивание человека!
Монкриф и Бенбери, Иван Карамазов - Смердяков, П. Верховенский - Ставрогин, Раскольников - Свидригайлов, К. Блик - М. Фокс. У Ален-Фурнье - Франц де Гале, у Уайльда - Дориан Грей, бредовые видения Поприщина, галлюцинации человека из подполья... Расщепление личности на зло и добро, тему двойничества мы находим в Изабелле Египетской, Вильямсе Вильсоне, Мак Юне, До Адама, Улиссе, Поминках по Финнегану, Бегстве от волшебника и во многих других произведениях.