Приглашаем посетить сайт

Гарин И. И. Пророки и поэты.
Свифт. Беккет эпохи Просвещения

БЕККЕТ ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ?

Его грива- вспененная лунным светим, его глазные яблоки - звезды. Гуингнм, коненоздрый... Отец-аббат, неистовый декан, какое оскорбление бросило пламя в твой мозг?

Джойс

"... Главная цель, которую я поставил себе во всех моих трудах, - это скорее обидеть людей, нежели развлечь их. Я всегда ненавидел все нации, профессии и человеческие объединения и любил только человека; например, я ненавижу племя юристов, но люблю советника такого-то и судью такого-то. Я ненавижу и презираю это животное, именуемое человеком, хотя сердечно люблю Джона, Питера, Томаса и так далее. И на этом большом основании мизантропии, хотя и не в манере Тимона Афинского, выстроено всё здание моих Путешествий; и я не успокоюсь до тех пор, пока все честные люди не придут к моему мнению..."

Так какой же он - этот обиженный обидчик, который поставил себе титанические цели? Утопист? Деятель просветительской эпохи? Экстремист? Преобразователь?

Гордая осанка, саркастическая улыбка, какой-то сверхъестественный, металлический, отливающий синевой эмали блеск глаз, мерная, властная речь.

Скверный характер: "Английский гений не имеет представителя более неистового и отталкивающего, нежели

Джонатан Свифт", - скажет Поль Сен Виктор. А один из величайших наследников Свифта добавит:

В тайных горестях Свифта, о которых пишет Теккерей, нет ровным счетом ничего странного. Причину его жизненных неурядиц следует искать в его характере, а не в окружающих его людях. Это был сильный человек, но сентиментальный, скаредный и злобный. Он ухитрился исковеркать жизнь двум женщинам.

Да, он капризен, агрессивен, колюч - не скрывает, а, наоборот, демонстрирует свою резкость, высокомерие, сарказм. С ним трудно: неожиданная реакция, непредсказуемый поступок, внезапный укус.

Маска? Способ самозащиты? Уязвленное самолюбие? Эпатаж?

Он распорядился, чтоб все просители опускались на колено; он же сидел, окруженный величественным беспорядком. Вокруг - прихотливо разбросанные предметы одежды, ночные рубахи, колпаки, полусгоревшие свечи в бутылках, табак - в тарелке с жидкой кашей, пол и стулья усеяны черновиками, отрывками речей. Если входил лорд, то хозяин, дабы показать, что он не таков, как другие, бросал небрежно: если желаете сесть - можете снять с того стула эти проклятые четки...

Откуда это? От природы или от глубоко затаенного чувства униженности, от гордости безродного бедняка, своим интеллектом безмерно превзошедшего всю эту придворную камарилью, от постоянного ощущения горечи лакейского хлеба?

Да, вся его жизнь была злостной эксплуатацией и тиранией - и когда он обедал за одним столом с челядью, и когда восседал с первыми лицами королевства. Но не в этой ли униженности, подчиненности заключена горькая ирония появления самого гения: будь Свифт или Достоевский или Джойс знатны и богаты, не лишился бы мир Сказки бочки, Записок из подполья, Улисса?

Жизнь была безжалостна к нему - безжалостна, жестока, несправедлива: борец за справедливость - и игрушка в руках меценатов, учитель человечества - и невротик, поборник разума - и темная трясина беспамятства, блистательный интеллект - и слабоумие... Бедная семья, сиротство при живой матери, безрадостное детство, мучительная юность...

Существует орреритэновская легенда о тупости Свифта-студента, основанная на мистификации. Но гении рано начинают эпатировать. Даже удивительно, что эти инфантильные забавы так прямолинейно принимаются другими выдающимися людьми. Человек в высшей степени интеллектуально независимый и уже в юношеские годы знающий себе цену, учился лишь тому, чему хотел учиться. Студент колледжа Св. Троицы плевал на смиглезиусов и бургерсдициусов - провалы на экзаменах были глубоко спрятанным протестом против догматизма и схоластики. Мы знаем множество примеров школьной "дебильности" гениев, демонстрирующих только одно: преждевременное развитие, неординарность, нонконформизм.

Свифт ужасающе много читал, и его тяга к Темплу среди всего прочего обусловлена огромным количеством книг в библиотеке Мурпарка. Как большинство других, он начал с подражаний, но образцы его были вровень ему - Пиндар, Аристофан, Лукиан.

На двадцать первом году жизни он поступил в должность секретаря сэра Вильяма Темпля, получал в год двадцать фунтов стерлингов, ел за одним столом с первым слугою, писал оды в честь своего хозяина, в течение десяти лет копил в своем сердце унижения и оскорбления, льстил Темплю и выносил сварливый характер его сестры. На тридцать первом году жизни, надеясь получить место от Вильгельма III, Свифт издал произведения своего покровителя, посвятив их королю, но ничего не получил. Свифт хлопотал об аббатстве, - король предложил ему поступить в кавалерию!

Тогда он кинулся в политику и. в защиту вигов, написал памфлет "Раздоры Афин и Рима". Памфлет произвел необыкновенное впечатление; виги взяли Свифта под свое покровительство, и, вероятно, он сделал бы карьеру, если бы неожиданное событие не уничтожило его надежд: Вильгельм III умер. Анна, унаследовав ему, держалась партии тори. Виги принуждены были отказаться от власти, а вместе с ними и Свифт.

При всем том он умел быть разным - суровым нелюдимом и обаятельным светским львом, колючим, едким острословом и старушечьим благотворцем, ненавистником рода человеческого и преданным другом, человеком твердых принципов и партийным трибуном, властным, деспотичным честолюбцем и трогательным опекуном, капризным чудаком и осторожным, педантичным, подчас мелочным простолюдином, деловитым буржуа и непрактичным попом, болезненно чувствительным неврастеником и твердым разоблачителем, сильным мира сего и беспомощным, как слон.

Он любил шутки, подтрунивание, забавы, небылицы и часто рассказывал их про себя. Был завзятым картежником, не выносящим проигрыша.

Да, он был честолюбив, да, он сражался за место в жизни, зная, что есть бедность и лакейство, да, он не гнушался денег, но он не был беспринципным, жадным, бесцеремонным, идущим напролом. Да, он бывал тем, кого с такой страстью и злостью высмеивал, - искателем выгод, чуть-чуть льстецом, изредка даже лицемером; да, его могли захватить столь презираемые им "правила игры", но он никогда не был ловкачом, нахалом, бессовестным хитрецом или хапугой.

Он был человек, а человек вот уже сколько тысячелетий негодует, видя, как преуспевают ничтожества, а гении прозябают в ирландской или иной глуши. Он прямо писал об этом Боллингброку: мои стремления отличиться объясняются моей бедностью; репутация остроумца не может заменить голубую ленту и карету шестерней.

Да, он был непоследователен и противоречив. Яростно низвергая систему протекции, не без удовольствия играл роль благодетеля, изменяя своим же принципам. Мечтая о создании партии добра, честью и умом служил партии корысти, пером своим поддерживая ее принципы. И как служил! Неистово, самозабвенно, без страха и упрека!

Существует огромное количество разновидностей благодетелей человечества. На одном полюсе находятся фарисеи-душегубы вроде нас (ассоциация: улыбка вождя или директрисы вЧучел е), на другом - Престо с их океаном боли. Да, он не пропускал ни единого повода унизить человеческую природу и поиздеваться над ней. Да, он мстил за личные неудачи. Но и в унижениях, и в мести - не клеветал, не лицемерил, не шел на сделку с совестью - был собой.

Не терплю бирок: бывают благороднейшие человеконенавистники и бывают гуманисты-палачи. Свифт был честнейшим и искреннейшим: когда любил и когда ненавидел.

* * *

Какими бы ни были человеческие качества Каденуса, нельзя не коснуться времени и людей, среди которых он жил. Не говоря уже о разбойниках пера, вышедших из Грэб-стрит, скажем несколько слов о "звездах" эпохи.

Холодный мастер чеканного стиха, "божественный Поп", "князь рифмы" в лучших своих произведениях сводил счеты со своими конкурентами и не прочь был использовать и политическую обстановку, и связи с меценатами, чтобы топить своих соперников.

Джон Гэй. Гениальный насмешник, умевший своим элегантным юмором обнажить самые позорные язвы общества, автор бессмертной "Оперы нищих". Всю свою жизнь состоял он при меценатах и был, в конце концов, "любезным паразитом".

Борцом за идею не назовешь и Мэтью Прайора, - тонкого лирического поэта, умело оказывающего поэтические услуги любой партии, находящейся у власти; таким не назовешь и меньших из созвездия - Никласа Роу, Кинга, Дэйпера, Парнэлла...

Ничего иного не скажешь и о саркастичном Мандеви-ле, видевшем в человеческих пороках - двигатель прогресса; и о Даниэле Дефо, штатном памфлетисте вигов, человеке столь же талантливом, сколь и неприятном; и о самом великом среди них - счастливчике Адиссоне, этом цензоре нравов, готовом одинаково талантливо воспеть хитрых вождей, кровавые победы и подвиги античных героев.

Стало общим местом сравнивать и противопоставлять двух великих людей каждой эпохи. Не миновали этой доли Свифт и Адиссон.

Тэн: Один наслаждался счастьем, был доброжелателен, любим, другой - сам ненавидел и в других возбуждал к себе нанависть, а в жизни был несчастнейший из людей. Один являлся партизаном свободы и самых благородных стремлений человека, другой - защитником ретроградной партии и злостным клеветником на человеческую природу. Один соблюдал всегда осторожность, деликатность, считался образцом лучших английских качеств, другой представлял собой образчик самых жестоких английских инстинктов, выходящих из всяких пределов и правил...

О, добропорядочный, великодушный Тэн, и его не минуло сие наказание Господне: разводить гениев по углам ринга, присваивая им цвета по своему образу и подобию.

Натура и обстановка вынудили его [Свифта] бороться, не сочувствуя защищаемому им принципу, писать, не увлекаясь искусством, думать и недодумываться ни до какого догмата: он был кондотьером по отношению к политическим партиям, мизантропом по отношению к человеку, скептиком по отношению к истине и красоте.

Вроде бы всё так, но как тенденциозно, несправедливо, однобоко! И главное - небрежно, по-свифтовски высокомерно, прокурорски-приговорно. Остается непонятным только одно: почему гуманист, либерал и образец для подражания сегодня напрочь забыт, а мрачный человеконенавистник и циник и сегодня вдохновляет Голдингов. Остается неясным, почему смех Гольдсмита и Филдинга уже еле слышен, а яд Свифта всё льется, льется, льется...

Чудак, трудный, капризный, жадный, неприятный человек - такова его слава. А этот скопидом, экономя по крохам, раздает беднякам - тысячами фунтов... Да, Свифт скаредно экономит с единственной целью - раздавать, раздавать, раздавать. Почти все его сбережения поглощает благотворительность, свифтовский сераль.

Это была скупость дающего: быть скупым, чтобы раздаривать. Помните у Марины Ивановны? - Скупость в превосходной степени: скупость сына бедных родителей, стеснявшегося тратить на себя то, что не могли на себя тратить они. Скупость - сыновнее уважение. Скупость - верность своей юности и своей земле. Скупость - экономия времени. Скупость - духовность.

Против чего он боролся? Против Англии за Ирландию? Не будем обеднять Свифта! Ибо и служа Болленгброку, и издавая Письма суконщика, и творя Гулливера, он боролся - за человечность.

Сегодня мы навязываем неистовому защитнику интересов церкви и веры (Опыт доказательства...) атеизм, мы пытаемся приписать декану собора Св. Патрика сомнительную славу начинающего рационалиста; мы жаждем сделать его своим, но можно ли сделать своим человека, которого беспрерывно снедало бешенство против мерзости, во все времена творящейся в мире?..

Да, он верил в разум - в свой, ускользающий от него разум, но верил ли он в то, что разум устоит под напором одержимости, фанатизма, порока?

В том, что он подверг остракизму другой разум - Ньютона, Бойля, Толанда, Коллинза, - есть нечто мистически-пророческое: может быть, он уже видел плоды этого другого? Ведь любил же он Попа, Гэя, Сент-Джона, Эрбенота... не мог же такой гигантский интеллект не понять науки...

многим обязаны этому коненоздрому...

* * *

Самые захватывающие детективы - интимная жизнь великих. Есть ли гений, которого не обвиняли бы в безнравственности, извращениях, гипер- или гипосексуальности? Женщина в жизни гения - какая неиссякаемая выгребная яма. И чем меньше фактов, тем изощренней измышления. О, бедные Стелла, Ванесса, Варина - Хестер Джонсон, Эстер Ваномрай, Джен Уоринг! О, несчастный декан! Сколько инсинуаций на ваши бедные головы?..

Этакий Джек-потрошитель женских сердец, неуемный волокита, развратник, импотент, девственник, сифилитик... Что еще? Ах, да! - еще инцест. Ведь Свифт, измышляют биографы, незаконный сын сэра Вильяма Темпля, а его любовница Стелла - его незаконная дочь...

И случилось так, что узнал об этом Свифт как раз после тайного своего бракосочетания со Стеллой... Ну как же в таком случае не "самый несчастный человек на свете"?.. И как же, узнав об этом обстоятельстве, не написать в качестве мести человечеству - Гулливера!

Сколько психологов и психиатров, психопатологов и неврологов, психоаналитиков, криминалистов, драматургов, романистов, историков занимались "загадкой" Свифта? Есть ли надобность копаться в грязи этой "свифтианы"?

жизни откреститься от йеху и ничем не выдавать своих человеческих слабостей. Но он - человек, и ничто человеческое... Отсюда этот крик души: Я беспомощен, как слон.

Правильная честная жизнь редко бывает счастливой; она не должна быть счастливой - так же, как счастливая жизнь в мире йеху не может быть правильной. Но кто знает: что такое счастье, и что истина?..

Конечно, здесь всё не просто. Только один документ:

Ваномрай - Свифту: Если вы будете обращаться со мной так, как теперь, то я недолго буду вас стеснять... Я думаю, что охотнее перенесла бы пытку, чем эти убийственные, убийственные слова, с которыми вы ко мне обращаетесь... О, если бы вы интересовались мною настолько, чтобы эта жалоба могла возбудить в вас сострадание!

Сегодня легко говорить: Свифт хотел быть одиноким. Но кто хочет? Одиночества не хотят - на него обречены...