Вот одинокая палка - бесславно лежит она в заброшенном углу, - а я знал ее, когда цвела она в лесу; была она полной соков, украшена листьями и ветвями. Но ныне тщетно пытается суетное умение человека соревноваться с природой, привязывая пук отцветших побегов к туловищу без соков: это лишь насмешка над тем, что было, - вот оно перед нами - дерево, перевернутое ветвями к земле, корнем вверх.
"Но, скажите вы, не символ ли дерева, стоящего на голове своей, - палка от метлы; и я скажу: а что есть человек, если не создание, перевернутое вниз главою, животные свойства которого в борьбе одолевают разумные, макушка которого пребывает во прахе - месте для ног! И вот, однако, забыв об ошибках своих, стремится он быть могучим реформатором, тщится искоренить всё зло, устранить все обиды, выскрести всю грязь, извлечь на свет потаенные пороки, поднять облако пыли там, где её не было прежде. Но ведь те самые скверны, что хочет он вымести, - глубоко они залегли в нем самом!"
О ком эти гениальные строки? Над кем он столь зло шутит? Кто эти реформаторы, искоренители зла, выскре-батели грязи - макрейкеры?
Самоирония? Автосатира?
Трагедия и сатира две сестры, и идут рядом, и имя им обеим, вместе взятым: правда.
Бен Джонсон, Батлер I, Байрон, Гей, Теккерей, Уайльд, Шоу, Уэллс; Батлер II, Эвлинг Во, Хаксли, Ору-элл, Уилсон, Нэш, Биен, Уайльд... А Джойс? А Беккет? А театр абсурда?
А Блейк? Разве у Блейка времен Песен опыта не слышны свифтовские нотки?
А разве Современный словарь Филдинга, уже пришедшего от Тома Джонса к Амелии, - не чистое свиф-тианство?
Великий - в применении к вещам большой, в применении к людям - ничтожный, низкий.
Добродетель - тема для разговора.
Достоинство - власть, богатство.
Красота - качество, обладательницы которого обыкновенно становятся содержанками.
Ничтожества - всё население Англии, за исключением 1200 человек.
Патриот - кандидат на место при дворе.
Политика - искусство получать эти места.
Полковник - деревянная дубина с головой наверху и с лентой на голове.
Судья, юстиция - старая баба.
Чепуха - философия.
"Мои герои, как сатиры козлоногие, пройдут перед вами в хороводе шутовском..." Шутовской хоровод, Карусель, Контрапункт, Прекрасный новый мир, Слепой в Газе, Заложник, Три тысячи лет среди микробов, Едгин, Ируон, Повелитель мух... вечный, трагический хоровод человеческого существования, банкротство идеалов и утопий, опустошенность и ограниченность всех этих героев подполья Барлепов, Спендрелов, Тентамаунтов и наших единомышленников Иллиджей.
Да, не важно увидеть правильно, важно увидеть глубоко...
Свифт на столетия предвосхитил Гоголя и Кафку, представив в фантастических образах иррациональность, нелепость существующего, трагедию обыденности. За невозмутимостью и деловитостью Гулливера таится мучительная боль ранимой, чувствительной души.
Это о подобной сатире совсем другой эпохи другой интеллектуал скажет:
может оказаться преждевременным и несостоятельным и что решение является целью; но гармония, которая, поскольку речь идет о вечных противоречиях, быть может, лежит где-то в вечности, но которую уже несет в себе шаловливая оговорка по имени Ирония.
Да, в сатире есть нечто от вечности: бессилие. Она столь же дерзка, сколь и бессильна. Потому что со времен Аристофана и Теофраста ничто не изменилось...
И еще: сатира - это либо правда, либо наглая ложь. Сатира без правды - клевета. Вот и выбирайте: разоблачитель или же клеветник...
Когда Джек затевал какую-нибудь гнусность, он становился на колени, иногда прямо в канаву, закатывал глаза и начинал молиться.
Свифт
О чем Сказка бочки? Как распутать этот клубок символов, намеков, иносказаний? Как расшифровать этот необузданный хаос? Как отделить личные яростные выпады и мелкую злость от сатирических обобщений? Против кого направлено это извержение издевок и оскорблений?
Нам говорят - это антирелигиозный памфлет... Мы вообще большие любители извращений. А что говорит Престо? Престо говорит, что готов поплатиться жизнью, если из его книги можно вывести хотя бы один противоречащий религии тезис. Даже когда речь идет о вере, ярость Ларакорского священника направлена не против религии, а против ее извращений.
Сказка бочки - прелюдия к Гулливеру. В пяти введениях и шести отступлениях трудно найти человеческие пороки, обойденные ядовитым сказочником. Низкопоклонство, лесть и бездарность собратьев по перу, рабство мысли, нравы и характеры эпохи, схоластика науки, общественная жизнь, духовная культура нации - всё подвергается неистовой, яростной, убийственной атаке. Опережая Музиля, Свифт как бы задается вопросом: а не иссяк ли наш дух? И откровенно издеваясь над "духовностью", зачисляет себя в ряды ее ландскнехтов.
Откуда это бешенство, эта ядоизвергающая сила у совсем еще молодого человека, только-только вступающего в жизнь? Свойство ли его личности или уже столь велик груз несправедливости и обид? Наверное, и то, и другое, и многое иное...
Сказка бочки - и сатира на фанатиков, и месть за унижения, и прозрение соучастника, и саморазоблачение, и экстаз самоутверждения, и последние крохи веры в силу обличения...
Вот реакция на разнузданный цинизм писак с Грэб-стрит: "Я имею в виду прославленный талант передовых современных умов черпать поразительные, приятные и удачные уподобления из срамных частей обоих полов". Вот издевка над доморощенными деятелями, чьи великие перевороты в управлении государствами, в философии и в религии порождены "помрачнением мозгов под действием неких паров, поднимающихся от низших способностей". Вот питомцы Бедлама, "почетные и полезные граждане", чье личное безумие сокрыто всеобщим, вот снова отступление о пользе безумия и снова сатира на величайшие деяния: опустошения, грабежи, поджоги. Вот, может быть, самое страшное и горькое признание в мировой литературе: "Быть счастливым - это значит постоянно находиться в положении ловко обманутого".
Ирония судьбы: всю жизнь он находился в этом положении, надеясь, что это ошибка. Но ошибки не было, иллюзии рассеивались, превращая накопленную энергию во взрыв. Сказка бочки - взрыв осознания собственной жизни в Мур-парке. Подобно тому, как Гулливер - ответ на обман Боллингброка и К°. Вся жизнь - хронический обман и хроническая обида. (Это надо пережить, чтобы понять.)
Отвергая культуру лилипутов, ее одержимость, лицемерие, ханжество, духовное рабство, он отрицал ее не извне, а изнутри, вместе с собой. Он с горечью переживал, что - не Гулливер, и это еще больше ожесточало его, делая жизнь невыносимой. Это ложь, что он не чувствовал себя причастным своему миру: не ваш, не ваш\ Нет, он был очень даже ваш - одновременно и сором, и метлой. Эта амбивалентность делала его Свифтом.
Сказка бочки - это исповедь, но не стороннего наблюдателя, а старожила Бедлама, отличающегося от других лишь глубиной прозрения и мощью ненависти к нему.
Говорят: стиль - характер человека. Стиль Сказки - прямой, безжалостный, язвительный, плебейский. В душе каждого гения живет плебей, презирающий утонченность правил и игнорирующий каноны. Удар бича ему понятней аристократического изыска.
Свифт никогда не был утопистом, даже в юности. Никаких иллюзий. Совершенствование человеческого рода - сказка бочки, то бишь бессмысленная болтовня. Да, Свифт знает, что все величайшие творения человека, все священные книги - Иова, Иеремии, Исайи, все откровения Нового времени, будь то Мильтон или Данте, все самые сокровенные стремления лучших из людей нацелены на одну цель, и цель эта - грядущее благо. Но есть ли реальная почва у этой мечты?..
Кстати, демократизм Свифта - наши штучки... Он слишком хорошо знал лилипутов, чтобы противопоставлять их Гулливерам. Социальные взгляды Беккета эпохи Просвещения, выраженные в Раздорах, смахивают на явную охлофобию: народ легковерен и находится на привязи у демагогов; история изобилует подобными примерами: Аристид, Фемистокл, Перикл, Сократ - кто обвинил их во всех грехах? Основываясь на всё том же историческом опыте, Свифт заключает: не может быть такой победы плебеев, которая не прокладывала бы путь к тирании и деспотии. В демократическом собрании, пишет он, "мы видим дух жестокости и мщения, коварства и тщеславия, слепоты, упрямства и непостоянства, те самые бешенство и злобу, софистику и обман, каковые редко встречаются у отдельного человека". Да и как реализуется эта самая демократия? - "Путем специальных трюков, осуществляемых теми, кому в большей мере присущи качества коварства и мести". Демократия - это всегда лжевожди, которые для достижения своих корыстных целей узурпируют голос народа.
Просто диву даешься, как из опыта Свифта в монархической Англии можно было вычислить ортегианское восстание масс...
* * *
.. наша порода есть самая гнусная раса маленьких червей, которую когда-либо природа оставляла ползать по поверхности земли.
Свифт
Это произведение или Эразма, или дьявола.
Свифт
Все сколь-нибудъ серьезные произведения всегда автобиографичны, и трудно вообразить более автобиографичную книгу, чем Путешествия Гулливера.
Вулф
"Клуба Мартина Скрибблеруса" и конспект его был опубликован в Мемуарах Мартина, это великое счастье для культуры, что в 1714 году Каденус еще был поглощен политикой. Напиши он книгу в 1714-м, мы имели бы лишь пародию на фантастические путешествия. А вот в 1726-м это был уже совсем иной человек, и пародия обратилась в язвительнейшую сатиру. И не просто в сатиру на жизнь - в сатиру на надежду, мечту, утопию. Джойс XVIII века был слишком проницателен, чтобы верить в сказку. Он уже слишком хорошо знал жизнь; он жил после революции 1688 года и знал, что она, как и всякая иная, лишь сменила одно угнетение другим.
Как и Мандевиль, Свифт не верил в добродетели "естественного человека". Дурные наклонности даны человеку-йеху от природы; цивилизация лишь усугубляет то, что уже содержится в нем...
со свихнувшейся культурой. Не в состоянии примириться, но и - изобрести лучшую, другую. Обратим внимание на потрясающую подробность: утратив человеческие пороки и безрассудства, гуингмы утрачивают человеческую теплоту и страсть; добро становится пустым, ибо не существует зла...
Это не просто сатира, не просто издевка над абсурдом и нелепостью мира, но - прежде всего - антиутопия, итог и суд над собственными химерическими надеждами, ирония над просветительскими идеями и идеалами.
Тамошние профессора были людьми совершенно рехнувшимися. Эти несчастные предлагали способы убедить монарха выбирать себе фаворитов из людей умных, способных и добродетельных, награждать людей достойных, талантливых, оказавших обществу выдающиеся услуги; и множество других диких и невозможных фантазий, которые никогда не зарождались в головах людей здравомыслящих.
Вот ведь как: к Гулливеру Свифт так же беспощаден, как к йеху. Все великие - те же Гулливеры, хочет сказать он: они отличаются низкопоклонством перед лилипутами-королями, не используют данной им силы для уничтожения несправедливости, а, наоборот, употребляют ее на похищение флота Блесфуску, и вообще, чем дальше, тем больше мельчают, проникаясь лилипутским духом и гордясь высоким титулом нардака. Гулливеров легко опутать - и не только физически, но прежде всего - лестью, мишурой, милостями, званиями, присягой.
Ненависть Престо к царедворцам была слишком сильна, чтобы считаться с благопристойностью.
которого заключается в том, что он лижет ноги и задницу своего господина и доставляет самок в его логовище; в благодарность за это его время от времени награждают куском ослиного мяса. Этот фаворит является предметом ненависти всего стада... Обыкновенно он остается у власти до тех пор, пока не найдется еще худшего йеху; и едва только он удалится в отставку, как все йеху плотно обступают его и обдают с головы до ног своими испражнениями. Насколько всё это приложимо к нашим дворам, фаворитам и министрам, мой хозяин предложил определить мне самому. Я не осмелился возразить что-нибудь на эту злобную инсинуацию.
Лилипутские министры - а их Гулливер знает из первых рук - славятся своей способностью ходить по канату. Свифт, Дефо, Филдинг, Смолетт, Стерн, на опыте познав кухню власти, прекрасно осведомлены о том, что здесь принято готовить. В Опере нищих и в Истории Джонатана Уайльда мы видим это жулье уже полностью разоблаченным - во всей его драчливой красе.
Сегодня мы знаем почти все места в Гулливере, списанные из жизни: Гулливер при дворе лилипутов - история Боллингброка; сцены в Лапуте (по-испански - у проститутки) - процесс Эттербери; царедворец Флимнап - Роберт Уолпол, премьер-министр; сам Гулливер - Свифт и т. д., и т. п.
Стилистически и морфологически гротески Свифта лишены яркости и сочности Рабле, многослоиности и интуитивности культистов, афористичности Ларошфуко, бросающейся в глаза трагичности Грифиуса - только сухая констатация фактов. Полутонов, намеков, экивоков нет - графичность и прямолинейность. Рационалист Свифт бьет по рационализму его же оружием, и любое другое было бы стрельбой из пушки по воробьям.
Затем йеху будут раз за разом воскресать в многочисленных суиниадах в виде бесчисленных разновидностей суини эректус - прямостоящих.
(О Полифем и Навзикая!),
Орангутаньим жестом затхлость
Вокруг постели распуская.
Вот расщепляются глазами
Вот О с зубами обнажилось
И ноги, как ножи складные,
В коленках дернулись и стали
Прямыми от бедра до пятки,
И затряслась кровать в припадке.
Восстал, широкозад и розов,
Он знает женские капризы