6
Творчество Роберта Браунинга, другого видного поэта викторианской Англии, отличалось от творчества Теннисона сравнительно большей смелостью и глубиной изображения жизни,
Роберт Браунинг (Robert Browning, 1812-1889) родился в семье состоятельного банковского служащего и смог с юности посвятить себя искусству. Его поэзия не сразу завоевала признание. Ранние романтические поэмы Браунинга "Паулина" (Pauline, 1833), "Парацельс" (Paracelsus, 1835) и "Сорделло" (Sordello, 1840), изданные на средства самого автора, остались почти незамеченными.
Молодой поэт пытался подражать Шелли (память которого почтил позднее в стихотворении "Memorabilia"). В первой своей поэме он объявил себя "приверженцем свободы". Но традиции революционного романтизма Шелли воспринимались Браунингом крайне ограниченно, в духе абстрактного буржуазного гуманизма. Свобода для него - это прежде всего внутренняя духовная свобода отдельной личности. Отсюда - характерный для Браунинга острый и напряженный интерес к индивидуальным субъективным морально-психологическим душевным конфликтам, обособленным от объективного развития истории; отсюда и преобладание в его творчестве того жанра, которому сам он дал название "интроспективной драмы".
Характеры его героев раскрываются чаще всего в форме драматического монолога - философских размышлений, воспоминаний, исповеди. В драматическом монологе автор ставит себе задачу раскрыть внутренний мир героя в момент духовного кризиса или большого эмоционального напряжения. Поэт стремится при этом воспроизвести во всей их непосредственности противоречивые душевные побуждения своих действующих лиц, передать мысли и чувства с мелочной точностью деталей.
мельчайшие, мимолетные оттенки душевных движений со скрупулезной точностью, ничего не упустив и не отбросив, приводит к загромождению его стиха сложными синтаксическими конструкциями, часто идущими вразрез с общепринятыми нормами английского языка, вводными предложениями, вносящими в повествование оговорки, уточнения, отступления, поправки, намеки на обстоятельства, о которых читатели могут только догадываться. Поэтический язык Браунинга сложен и труден для понимания. Современники рассказывали, что, прочитав "Сорделло", читатель оставался в недоумении, о чем же, собственно, шла речь: о человеке, о городе или о книге!
Браунинг был заведомо поэтом для немногих, для особо подготовленных, образованных читателей. В этом отношении его поэзия также решительно расходилась с традициями революционного романтизма в английской литературе: и Байрон и Шелли, как бы ни сложна была их поэзия и по богатству содержания и по своеобразию формы, обращались к широким демократическим читательским кругам. Произведения Браунинга были столь трудны для понимания, что в 1881 г., еще при его жизни, было основано специальное "Браунннговское общество", в официальные задачи которого входило комментирование и истолкование текстов поэта.
Браунинг, однако, не был сторонником "чистого" искусства. Поэзия, как и наука, призвана, по его мнению, играть важную роль в прогрессе человечества. Представление Браунинга относительно общественного значения искусства с большой силой выразилось в его стихотворении "Потерянный лидер" - гневной отповеди, с которой Браунинг обратился к престарелому Вордсворту, когда тот после смерти Саути (1843) согласился занять предложенную ему должность придворного поэта-лауреата королевы Виктории. От имени борцов за свободу Браунинг противопоставляет Вордсворту, польстившемуся "на пригоршню серебра, на ленту, которую можно прицепить к сюртуку", славную когорту демократических поэтов Англии: Шекспира, Мильтона, Бернса, Шелли: "Они и посейчас, в могилах, стоят на страже нашего дела. Он один бежал из авангарда, от свободных людей, он один ушел в тыл, к рабам!"
Но прогрессивная общественная роль искусства трактуется Браунингом крайне отвлеченно. Особым преимуществом искусства он объявляет в своей поэме "Кольцо и книга" то, что оно "может передавать правду косвенно". Не прямое социальное обличение, а облагораживающее моральное воздействие, "спасение души" - такова, по его определению, высшая цель искусства.
Одним из наиболее характерных произведений Браунинга, где последовательно выразились его моральные и эстетические взгляды, была драма "Пиппа проходит" (Pippa Passes, 1841). Это, собственно, четыре одноактные пьесы, объединенные общим замыслом и фигурой героини, скромной итальянской работницы Пиппы. Образ Пиппы приобретает у Браунинга символический смысл, становясь воплощением стихийного доброго начала, которое спасительно воздействует на поступки и помыслы окружающих. Раз в году, в свой единственный праздничный день, Пиппа, напевая, бродит по городу, и ее бесхитростные песенки, полные наивного благочестия и детски непосредственного радостного восприятия жизни, пробуждают лучшие чувства людей, распутывают самые сложные жизненные конфликты. При этом победа добра над злом происходит в драме Браунинга крайне легко и схематично. Под влиянием благодетельного пения Пиппы, Оттима и Сибальд раскаиваются в страсти, приведшей их к преступлению; архиепископ, запутавшийся в собственных кознях и лжи, не совершает бесчестного, но выгодного для него поступка; художник Джулио примиряется с женой, которую хотел покинуть, узнав о ее темном прошлом; революционер Луиджи, преодолевая свои колебания и сомнения, принимает твердое решение убить тирана, угнетателя страны.
"Бог на небе, все прекрасно на земле". Это изречение верно формулирует общие тенденции, особенно характерные для раннего творчества поэта. Браунинг не отрицает наличия в жизни трагических конфликтов и даже часто изображает их. Но он ищет их по преимуществу в прошлом, особенно охотно обращаясь к эпохе Возрождения, как эпохе освобождения личности от пут феодальной зависимости и средневекового религиозного мировоззрения. В современной ему политической жизни Браунинг сочувственно отзывается на буржуазно-демократические движения, поддерживает борьбу против рабовладения в США и в особенности борьбу за национальное объединение Италии. Но проблемы социального и экономического неравенства и буржуазной эксплуатации оставляют его равнодушным; бедствия, надежды и освободительные устремления трудового народа Англии в период чартизма, столь ярко запечатленные в английском реалистическом романе этого времени, не отразились в его творчестве. Призыв Эрнеста Джонса, поэта-чартиста, который в одной из своих статей убеждал музу Браунинга покинуть дворцы и обратиться к народу, остался без ответа. Эта отчужденность Браунинга от общественной борьбы в Англии усугублялась тем, что значительную часть своей жизни он провел вдали от родины, главным образом - в Италии. Впервые он посетил Италию еще в 1838 г., а в 1846 г., женившись на поэтессе Элизабет Баррет, надолго переселился в Италию. Это решение было вызвано не только заботой о слабом здоровье жены. Эстетические и культурно-исторические интересы Браунинга-поэта все теснее связывали его с Италией как классической страной Возрождения.
Эти интересы Браунинга выражены в стихотворных сборниках "Драматическая лирика" (Dramatic Lyrics, 1842), "Драматические поэмы" (Dramatic Romances, 1845), "Мужчины и женщины" (Men and Women, 1855), "Dramatis Personae" {"Действующие лица".} (1864).
- которые в недрах феодального общества, под властью церкви, закладывали основы гуманистического искусства и светской науки. Темой многих его драматических монологов и поэм является творческий подвиг этих первых гуманистов Возрождения. Живописец Андреа дель Сарто с нежностью говорит о своем искусстве; скорбя о том, что не всем пожертвовал ему при жизни, он мечтает, чтобы и в загробном мире можно было бы создавать фрески, столь же прекрасные, как творения Рафаэля, Леонардо да Винчи и Микельанджело. Герой другого драматического монолога фра Филиппе Липпи - также художник. Страстно влюбленный в природу, в человека, он стремится запечатлеть в своих картинах окружающую его жизнь, хочет, чтобы все полюбили ее, как и он, и поняли, как она прекрасна.
В стихотворении "Похороны грамматика" возникает образ ученого-гуманиста, филолога, целиком посвятившего себя науке. Написанное в форме торжественного погребального гимна, который поют ученики, несущие в могилу тело учителя, стихотворение это славит могущество человеческого разума и воли, устремленных к знанию. Но вместе с тем в нем с особой силой проявляется и индивидуалистическая ограниченность буржуазного гуманизма Браунинга. Сквозь все стихотворение проходит утверждаемая поэтом мысль о несовместимости высокой науки с низменной жизнью. Великий ученый-гуманист потому якобы и достиг вершин знания, что гордо и бесповоротно отказался от участия в жизни обычных людей.
Он говорил: "Что мне в жизни мирской?
Весь комментарий..."
(Перевод М. Гутнера)
Этот мотив отрешенности от жизни определяет всю символическую картину похорон: ученики несут его гроб вверх по крутой горной тропинке, чтобы и после смерти тело его покоилось высоко над "низиной", где расположились людские селения.
заставляет их обнажать перед читателями нечистые, темные страсти, владеющие их душой. Так, в монологе "Покойная герцогиня" овдовевший герцог постепенно признается в том, что убил свою красавицу-жену, заподозрив ее в любви к художнику, написавшему ее портрет. В монологе "Епископ заказывает себе гробницу в церкви святой Пракседы" в бессвязных словах умирающего епископа раскрывается надменная, алчная и завистливая натура себялюбца, призывающего на помощь искусство ваятелей, чеканщиков и каменотесов, чтобы и могила его служила посрамлению его врагов.
Страшная картина средневекового религиозного изуверства создана Браунингом в "Трагедии об еретике", носящей подзаголовок "Средневековая интермедия". Посредством литературной стилизации (к которой он вообще нередко прибегает в своей поэзии) Браунинг стремится воспроизвести во всей ее непосредственности суеверную психологию фанатиков-церковников, убежденных в том, что они совершают благое дело, сжигая богопротивного еретика. В своей защите свободы мысли от религиозных суеверий и предрассудков Браунинг, однако, крайне непоследователен. По своим философским взглядам он близок к позитивизму. В его поэзии немалое место занимает сопоставление различных точек зрения на религию. Браунинг дает слово и дикарю Калибану, создающему божество по своему образу и подобию ("Калибан о Сетебосе"), и ученому еврейскому богослову ("Рабби Бен-Езра"), и английскому католическому епископу Блогрэму ("Защита епископа Блогрэма"), и шарлатану-спириту ("Медиум Сладж"). Но, отвергая религиозный фанатизм, он осуждает и скептицизм в вопросах религии. Религиозно-морализаторский дух его поэзии в этом отношении вполне согласуется с общим характером буржуазной культуры викторианской Англии.
"Кольцо и "книга" (The Ring and the Book, 1868-1869) - самое крупное поэтическое произведение Браунинга. Сюжет этой обширной драматической поэмы основан на материалах уголовного процесса, состоявшегося в Риме в конце XVII века. Это - история авантюриста графа Гвидо Франческини, который надеялся поправить свод дела выгодной женитьбой, а когда его надежды не оправдались, убил и свою семнадцатилетнюю жену и ее приемных родителей, рассчитывая получить их состояние. Браунинга, однако, как обычно, интересует не столько объективный ход событий, сколько открываемые ими возможности психологического анализа. Символический смысл заглавия поэмы тесно связан с эстетическими взглядами Браунинга на ограниченную роль вымысла в художественном творчестве. Слово "книга" в этом заглавии означает те факты, которые поэт почерпнул из своего первоисточника - отчета о процессе графа Гвидо. "Кольцо" же - это эмблема такого произведения искусства, автор которого посредством поэтического вымысла сживается с этими фактами и творчески преображает их: так, согласно метафоре Браунинга, ювелир, делая кольцо, добавляет к золоту необходимые примеси, чтобы можно было придать драгоценному металлу жизни нужную форму. В горниле творчества примеси исчезают, оставляя кольцо из чистого золота.
Печальная судьба юной Помпилии, принесенной в жертву своекорыстным расчетам, убитой через две недели после рождения сына, раскрывается на более широком, чем обычно у Браунинга, историческом фоне. Закон и церковь повинны в гибели этой прекрасной молодой жизни не меньше, чем Гвидо и его пособники. Брак Гвидо и Помпилии - ничем не прикрытая торговая сделка. "Браки на этой земле, - говорит Браунинг, - это обмен золота, положения, происхождения, власти на молодость и красоту". Все попытки Помпилии отстоять свою свободу, сохранить свое человеческое достоинство в ненавистном для нее браке пресекаются блюстителями веры и законности. Тщетно обращается она за помощью к архиепископу, градоправителю, к своему духовнику: они ее же обвиняют в строптивости и клевете и твердят ей о ее христианском долге быть покорной мужу.
"Кольца и книги", таким образом, отчасти напоминает ситуацию "Ченчи" Шелли. Но если Шелли воспользовался ею для пламенного обличения общественного деспотизма и лицемерия и придал героические черты облику Беатриче, решившейся отомстить за попранную справедливость, то Браунинг ставит себе иные задачи. Его занимает сама по себе причудливая игра противоположных, взаимосталкивающихся и взаимопереплетающихся интересов и страстей, которая привела к гибели Помпилию и которая продолжается и во время судебного разбирательства. Отсюда - статический, созерцательный характер всего произведения, несмотря на драматичность использованных в нем фактов. Построение "Кольца и книги" чрезвычайно громоздко: поэма состоит из 12 книг - введения и эпилога от лица автора и десяти драматических монологов. На протяжении 21 тысячи стихов Браунинг снова и снова возвращается к одним и тем же, уже известным читателям, событиям, освещая их с точки зрения различных лиц. Читателям предлагается мнение "одной половины Рима", которая принимает сторону графа Гвидо, "другой половины Рима", которая сочувствует Помпилии, показания свидетелей, предсмертная исповедь самой Помпилии, речи адвокатов, намеренно уклоняющихся от истины... Гвидо выступает дважды. Сперва он искусно защищается и лицемерно выдает свои слова за правду. Осужденный на казнь, в последние минуты перед смертью он в бессильной ярости сбрасывает маску и признается в своем преступлении. Морально-психологический подход к истории, отсутствие широких исторических обобщений, характерные для "Кольца и книги", сближают это произведение Браунинга с историческим романом Джордж Элиот "Ромола", где частные нравственные душевные конфликты также оттесняли на задний план изображение народной жизни.
"Кольце и книге", как и в других поздних произведениях, Браунинг уже не обнаруживает той благочестиво-оптимистической уверенности в стихийной победе добрых начал, которая выразилась в свое время в драме "Пиппа проходит". Но он продолжает оставаться поборником либерализма. "Я живу, люблю, тружусь свободно и не оспариваю права моих ближних на свободу", - благодушно заявляет он в стихотворении "Почему я либерал" (1885). Отрешенность творчества Браунинга от важнейших новых общественных проблем, выдвинутых борьбою "двух наций" в тогдашней Англии, так же как и чрезвычайная затрудненность его поэтической формы, знаменовали собой начало кризиса английской буржуазной поэзии. Но заслугой Браунинга было то, что в период усиленного распространения новомодных эстетских, мистических и иррационалистических течений он сумел сохранить верность гуманистическим идеям.