5
То новое, что создала чартистская литература, полнее всего отразилось в творчестве Эрнеста Чарльза Джонса (Ernest Charles Jones, 1819-1869) - видного политического деятеля английского рабочего движения, "знаменитого хартистского агитатора" {Н. Г. Чернышевский. Полное собр. соч. в 15 томах, т. VI, стр. 90.} и вместе с тем - талантливого поэта, литературного критика и романиста.
Джонс принадлежал к младшему поколению чартистов, которое начало играть роль после 1842 г., когда чартизм, освободившись от буржуазных "союзников", приобрел характер действительно массового, пролетарски-революционного движения. Джонс был глубоко убежден в необходимости революционного преобразования английского общества. По словам Энгельса, "он был среди политиков единственным _образованным_ англичанином, стоявшим au fond вполне на нашей стороне" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXIV, стр. 160.}.
Эрнест Джонс родился 25 января 1819 г. в Берлине в английской аристократической семье. Он получил основательное общее и юридическое образование. В 1838 г. семья Джонса возвратилась в Англию. Он быстро эволюционировал от либерального фритредерства к чартизму, к которому примкнул в момент нового подъема движения в 1846 году. Поэтический и публицистический талант, многосторонние знания, ораторский дар и, самое главное, правильное понимание задач чартизма выдвинули его в число самых влиятельных вождей движения. Творчество Джонса неотделимо от его боевой политической деятельности. Он стал защитником принципа "физической силы" в вопросе о завоевании хартии и одним из основателей и руководителей международного общества "Братских демократов" - самой левой рабочей организации в Англии того времени, - которое и возглавлял вплоть до 1853 г.
С первого же дня участия в чартистском движении Джонс погрузился в кипучую деятельность: ездил по стране с докладами и лекциями, агитируя за хартию, призывая подписать новую, третью по счету, петицию. "Северная звезда" из номера в номер печатала его выступления. Больше, чем кто-либо из вождей чартизма, Джонс испытывал плодотворное влияние идей Маркса и Энгельса. "Джонс стоит на вполне правильном пути, - писал в 1852 г. Энгельс Марксу, - и мы можем смело сказать, что без нашего учения он никогда не выбрался бы на верную дорогу..." {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXI, стр. 342.}. Находясь в плену многих утопических иллюзий, свидетельствовавших о незрелости английского рабочего движения середины XIX века, Джонс тем не менее усвоил ряд положений марксизма и понял, что только революционным путем можно разрешить противоречия труда и капитала.
Вершиной политической и творческой деятельности Джонса был период, относящийся к 1846-1854 гг.
Для его творчества этих лет характерна публицистичность, горячая страстность борца, готового пожертвовать своей жизнью ради счастья народа. Описывая водной из своих корреспонденции в газете "Нью-йоркская трибуна" чартистский митинг, Маркс и Энгельс приводят ответ Джонса на замечание, что его речь будет передана полицейскими чинами правительству: "Что касается меня, я не забочусь о том, что они скажут, - они могут говорить, что им угодно. Я отправляюсь на агитацию как солдат на битву, - идя навстречу своей судьбе среди летящих пуль, чтобы пасть и погибнуть или остаться в живых и победить, ибо я - солдат демократии" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. X, стр. 154.}.
Джонс писал для рабочих. Его поэзия была оружием чартистского движения, активнейшим средством пропаганды. Сотрудничая в "Северной звезде", а затем в "Народной газете", издававшихся для народа, Джонс стремился воплотить острое идейное содержание в простую доступную поэтическую форму, создавать произведения, звучащие "в народном ключе". Реалистически изображая действительность, Джонс подводил рабочего читателя к мысли о необходимости коренной ломки существующего строя. В его произведениях появляются такие идеи, темы, образы, каких еще не было в английской литературе. Борющиеся народные массы стоят в центре его творчества; и вопросы народности и идейности искусства закономерно занимают центральное место в его эстетике. Многочисленные статьи Джонса, посвященные задачам литературы, и поныне представляют живой интерес, являясь ценным вкладом в наследие демократической, социалистической культуры английского народа. Доказывая в своих литературных статьях, что борьба за освобождение народных масс является "самой моральной темой века", Джонс писал: "Литература выражает дух времени: только в этом случае она представляет ценность, в противном случае, она - ничто". Говоря о духе своего времени, Джонс имел в виду революционный подъем трудящихся масс. Связь искусства с общественной жизнью и служение литературы делу борьбы за освобождение народа составляют исходные пункты его реалистической эстетики. Свое требование реализма Джонс заключал в ясную и четкую формулу: "Произведение, чтобы иметь право на будущее, должно быть правдивым выражением настоящего".
Творчество Джонса проникнуто глубокой верой в силу правдивого художественного слова и сознанием высокой ответственности писателя перед народом.
Джонс издевался над проповедниками чистого искусства, которые "берут незначительные темы, интересные только для немногих избранных или, еще чаще, замыкаются в болезненные, абстрактные теории..."; он высмеивал приверженцев реакционного романтизма, в творчестве которых место живых людей занимают "саламандры и серафимы, мистерии и джентльмены сверхъестественного происхождения...".
С точки зрения Джонса, право на будущее имеют только те произведения, которые служат народу, которые вдохновляются идеями освободительной борьбы рабочего класса. В этом видел он новаторство чартистской поэзии. "Чартизм быстрыми шагами, - писал Джонс, - вступает на поле литературы; он еще не перешел в область драмы. Поэзия чартизма, действительно - самая свежая и наиболее волнующая поэзия века; как в Англии, так и во Франции, Америке, Ирландии, Германии поэтический гений заставляет звучать струны свободы; и свежая сила его творчества гордо противостоит выхолощенным стихам модной школы".
Будучи пролетарским интернационалистом, Джонс как литературный критик изучал и пропагандировал среди английских рабочих читателей лучшие произведения демократической литературы других стран. Замечательна в этом отношении серия его статей под общим названием "Национальные литературы", где рассматривается литература России, Польши и Германии. Джонс стремился, как он указывает в предисловии, дать разбор произведений тех писателей, "по которым читатель наилучшим образом сможет судить о характерных особенностях этих народов, ибо, как общее правило, длительную популярность завоевывают только те произведения, которые являются выражением народного ума и чувства".
Писателем, творчество которого было "выражением народного ума и чувства" России и тем самым было тесно связано своими корнями с русским народом, Джонс считал "величайшего поэта России" А. С. Пушкина. Именно Пушкину он посвятил статью "Россия".
Стремление к общественной свободе, борьба с деспотизмом способствовали, по мнению Джонса, развитию таланта Пушкина в мрачные годы николаевского режима. Высоко оценивая талант великого русского поэта, Джонс восхищался мужеством Пушкина-гражданина.
Некоторые факты жизни и творчества Пушкина были неизвестны Джонсу, о некоторых он почерпнул неверные сведения, но тем более замечательно, что он смог подняться на голову выше большинства своих современников, буржуазных писателей и критиков, в оценке Пушкина. Наша биография Пушкина, писал Джонс, "будет очень отличаться от тех, которые до сих пор публиковались. Это вызвано тем, что Николай хочет, чтобы его считали покровителем и благодетелем литературы, и биографы поэта извлекали свой материал из дворцовых версий его жизни".
Джонс понимал, что прямым виновником гибели Пушкина был император Николай "как автор этой катастрофы, как тайный вдохновитель дьявольской корреспонденции". "Мы знаем, - писал Джонс, - что не кто иной, как он, был заинтересован в смерти поэта... История должна будет записать это как одно из отвратительнейших его убийств...". Джонс указывает, что и Лермонтов пал жертвой деспотизма Николая I.
Джонс подчеркивает связь творчества Пушкина с развитием освободительной борьбы в России. "Пушкин стал членом тайных обществ, пустивших около этого времени глубокие корни в России под доблестным руководством Пестеля. Когда восстание разразилось при вступлении на престол Николая, Пушкин твердо решил принять участие в нем". Джонс ошибался, называя Пушкина членом тайного общества, но он был прав, указывая на внутреннюю близость идей декабризма и поэзии Пушкина. Джонс не раз в своем творчестве высоко оценивал декабризм как передовое демократическое движение, особенно в "Романе о народе" и статье "Раса против нации".
Творчество Пушкина, писал Джонс, было подготовлено длительной историей развития русской литературы. Джонс знакомит английских рабочих читателей с именами Ломоносова, Державина, Карамзина, Жуковского, Капниста, Крылова, Грибоедова, Гоголя.
Статья Джонса о Пушкине сохраняет и теперь значение, как волнующий документ из истории дружественных культурных связей русского и английского народов.
1846-1848 годы были периодом наивысшего расцвета чартистского движения, которое в это время приобретает большее классовое единство. Обостряющаяся революционная ситуация на континенте, кризис в Англии 1847 г., начавшееся в 1847 г. сотрудничество с "Союзом коммунистов", проведение под давлением пролетариата билля о 10-часовом рабочем дне, который "освободил рабочих... от солидарности со всеми реакционными классами Англии" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. VIII, стр. 104.}, - все это способствовало революционизированию мировоззрения Джонса.
Основным содержанием политической деятельности и творчества Джонса 1846-1848 гг. была борьба за хартию, вылившаяся в широкую агитацию за достижение ее путем "физической силы". Борьбу за хартию Джонс не отрывал от революционных событий на континенте, считая ее, эту борьбу, одним из звеньев борьбы народов за свое освобождение. "Успех храброго народа Франции, - говорилось после победы февральской революции 1848 г., в обращении "Братских демократов" к рабочему классу Англии и Ирландии, под которым среди подписей представителей от Англии стояла подпись Джонса, - вдохновляет нас на энергичные усилия для принятия Хартии. Могут ли англичане оставаться политическими и социальными рабами, когда Франция свободна?".
предусматривавшим возвращение рабочих на землю.
В этот период в творчестве Джонса наблюдаются противоречивые настроения. Так, например, стихотворения Джонса, посвященные революционному завоеванию хартии ("Чартистский хор", "Наш вызов", "Наша судьба" и др.), противостоят созданным в эти же годы произведениям, идеализирующим спокойную деревенскую жизнь, агитирующим за реакционный план возвращения рабочих на землю ("Песнь дороге", "О'Коннорвилль", поэма "Фабричный город" и др.). Глубокая уверенность в победе звучит в стихотворении "Чартистский хор".
Обращаясь к промышленным королям (cotton-lords) и земельным магнатам (corn-lords), рабочие говорят им: "Вопреки всем вам, мы разрушим рабство и завоюем наши землю и труд!"
Джонс выступает как подлинный поэт-трибун, который, говоря его собственными словами, "делает других сильными своей собственной силой..." ("Миссия поэта").
Уже в этот период в творчестве Джонса возникает величественная тема политического и социального освобождения народа. В стихотворениях "Наш вызов", "Наша судьба" и др. он призывает рабочих пробудиться от векового сна, расправить плечи и сбросить "оковы обмана и рабства". В стихотворении "Наше предупреждение" собравшиеся со всех концов Англии труженики полей и фабрик обращаются к денежным магнатам, священникам, принцам, лордам, членам парламента с требованием вернуть им права, данные природой.
Шлите ваши батальоны.
Их ряды мы сокрушим,
Боевые бастионы
В прах и пепел обратим!
И безмерный гнев народа
Пронесется над землей,
Как бушующие воды,
Все сметая пред собой.
В стихотворении "Королеве" Джонс, обращаясь к Виктории, напоминает ей, что "дыхание народа может сокрушить в один миг" королевский престол. Разоблачению преступлений монархии, "этого мрачного и устаревшего инструмента, этой разряженной куклы на позолоченном троне", посвящена повесть-памфлет Джонса "Исповедь короля" (The Confessions of a King), опубликованная в журнале "Труженик" за 1847 г. Написанная от первого лица, от имени короля, эта повесть сатирически разоблачает путь, каким "герой" пришел к власти, - путь насилия, грабежа, обмана, убийств, демагогии. "Я прошел школу королей, - говорит рассказчик. - Сначала я научился красть. Теперь я получил второй урок - убийство! - настоящее королевское убийство, не своими руками, а через машину закона".
Циническая исповедь короля, убийцы и демагога, мелкого интригана и душителя народных движений, звучит как приговор, произнесенный им над самим собой.
Объединив в своем герое черты Людовика XVI, Наполеона, Карла X и других правителей, а в развивающихся в повести событиях - черты разных исторических эпох, Джонс разоблачает тем самым не какого-либо отдельного монарха, а весь институт монархии. Вместе с тем, это обличение обращено к современности, политически злободневно. Характерно упоминание о том, что, обманув бдительность народа демагогическими обещаниями под трехцветным знаменем, герой повести тотчас же "сменил венок победителя на корону деспота".
Джонс разоблачил в своей повести сословное неравенство, бесправие социальных низов, просыпающихся, однако, к сознательной общественной жизни, безнаказанный судебный произвол социальной верхушки. Джонс намеренно использовал в своей повести некоторые архаические черты - несколько старомодную терминологию, патетическую приподнятость языка, многословие в отступлениях и т. д., - чтобы подчеркнуть, что преступления сопутствуют монархии с самого ее возникновения.
В период, когда буржуазия и аристократия пытались в борьбе за власть присваивать себе победные трофеи народных освободительных движений, это сатирическое обобщение было как нельзя более своевременно и остро. Из уроков современности и прошлого автор делал вывод об исторической обреченности монархии и системы классового угнетения. Сквозь всю "Исповедь короля" проходит грозный мотив народного возмездия, от которого не уйти угнетателям. "Прочитав эти страницы, - пишет Джонс в заключение повести, - люди усомнятся, не просто ли это выдумка романиста вместо исторической реальности. Но это не имеет значения! История - один из самых странных романов; но мораль, которую она преподает, вечна".
Джонс ввел в английскую литературу образ пролетария, еще не осознавшего своей исторической миссии, но уже борющегося за свои права. В 1846-1848 гг. героем произведений Джонса становится рабочий класс, который почти во всех стихотворениях выступает единой монолитной массой. В этом единстве - сила рабочих, которая дает им возможность противопоставить себя угнетателям, требовать осуществления своих прав. Этот собирательный характер лирического героя поэзии Джонса нашел отражение в самих названиях стихотворении ("Наш вызов", "Наше предупреждение" и др.). Большинство стихотворений Джонса того периода написано от лица этого нового героя, который гордо и уверенно говорит о себе: "мы".
"Северной звезде", "Наш вызов", определился этот положительный герой поэтического творчества Джонса. И уже здесь Джонс подчеркнул высокие моральные качества, отличающие его героев-тружеников. Это "люди с честными сердцами, люди с могучими руками...".
В обращении "Братских демократов" говорилось: "Ваш труд, ваша личная свобода, даже самая ваша жизнь зависит от привилегированных классов. Негодяи могут настаивать, а дураки верить, что вы - "свободнорожденные британцы", но ваш жизненный опыт должен показать вам, что вы - рабы. Хотите ли вы, чтобы ваше жалкое существование продолжалось? Намерены ли вы быть родителями рабов? Хотите ли вы воспитывать детей, которые получат в наследство то, что вы получили от ваших отцов: неоплаченный труд и незаслуженные несчастья? Слава или позор ждут вашего ответа. Мы знаем, что тысячи - десятки и сотни тысяч представителей вашего класса приготовили ответ, достойный людей. Но, к несчастью, их сила не видна, потому что они еще не поняли, или, поняв, пренебрегают тем, что сила в единстве... Большинство приняло Народную Хартию как символ политической веры... Теперь время Действия, Энергии, Битвы и Победы!.. Пусть каждый рабочий запомнит великую истину, что только из хижин и лачуг, чердаков и подвалов придет освобождение его класса и всего человечества..., но не думайте, что какой-нибудь класс, кроме вашего собственного, проделает ту работу, которую должны совершить только вы...". Эти же мысли были выражены в замечательной "Песне голодных", оканчивающейся знаменательными стихами-лозунгом, предвосхищавшим идею второй строфы "Интернационала":
Все в вас самих: вперед!
(Перевод Н. И. Непомнящей)
своих прав. Поэтому стихотворение звучит как боевой призыв, как политическая речь. На протяжении всего своего творчества Джонс предупреждает пролетариат против опасности раскола и распыления сил. "Единство и массовость - залог вашего успеха", - провозглашал он в стихотворении "St. Stephen's".
Выступая на одном из грандиозных массовых чартистских митингов, Джонс призывал чартистов к объединению в борьбе против буржуазии, которая "убивает маленьких детей, ... издает новый закон о бедных, ... снижает заработную плату, протестует против билля о 10-часовом дне, ... заливает Индию, Китай, Африку и Тихий океан кровью, чтобы добыть рынки для товаров, созданных потом и кровью своих английских рабов. Кто как не буржуазия бич народа и проклятие человечества? Объединяйтесь против нее, рабочие люди!.. Где народ объединяется, там деспотизм терпит крах... Объединяйтесь для гражданской и религиозной свободы - долой компромиссы - Хартия и никаких уступок!" Но Джонс не ограничивал проблему объединения пролетариата только национальными рамками. Уничтожение угнетения в Англии, успех в деле завоевания хартии он ставил в прямую связь с торжеством демократии в других странах. Поэтому огромное место в его политической деятельности и творчестве этих лет занимает вопрос об интернациональном содружестве народов, об объединении пролетариата всех стран для совместной борьбы за свои права.
Выступая против национальной разобщенности, которая "мешает делу свободы", Джонс вместе с другими "Братскими демократами" выдвигает еще крайне абстрактный лозунг: "Все люди - братья!". Но даже и в этом расплывчатом лозунге, представлявшем собой скорей мелкобуржуазную, чем пролетарскую, программу, был заложен определенный положительный смысл. Джонс доказывал, что буржуазия в корыстных целях разобщает нации; натравливая их друг на друга, она легче их порабощает и угнетает в одиночку. Поэтому демократические элементы всех наций должны противопоставить буржуазной националистической разобщенности интернациональную общность интересов порабощенных масс всех наций, чтобы создать общий фронт угнетенных против угнетателей. Так, воссоединить Ирландию и Англию можно лишь при обязательном условии совместной борьбы английского и ирландского народов за хартию, в результате завоевания которой будет достигнуто демократическое преобразование общества. Так, объединение России и Польши в свободное государство, несмотря на попытки Николая "использовать это обстоятельство в тиранических целях", "может быть реализовано только народом, а тирания потерпит крах, потому что демократия (говоря о русской демократии, Джонс имеет в виду декабристов, в лице Пестеля, Бестужева и Рылеева. - Ю. Г.) и здесь также бросает клич: "Все славяне - братья!". Джонс приветствовал воссоединение итальянцев ("Все итальянцы - братья!") и немцев ("Все немцы - братья!"), проведенное демократическим путем. Все эти лозунги сольются в один лозунг - "Все люди - братья!", означающий, в понимании Джонса, объявление войны угнетенных угнетателям.
Выступая на банкете немецкого демократического общества, где присутствовали представители других наций, Джонс говорил: "Быть может мы станем свидетелями другого Ватерлоо. Я надеюсь, что его не будет. Но если оно будет, в нем столкнутся не англичане и французы, а демократия и деспотизм!".
А в стихотворении "Песнь рабочего" Джонс писал:
Что франкам, британцам, тевтонам не нужно
Кровавой борьбы, ибо цель их одна!
Так пусть остается тиранам война,
А нации жить будут дружно!
"Союза коммунистов" заставили "Братских демократов" отказаться от лозунга "Все люди - братья!" и обратить особое внимание на объединение пролетариата. В самый канун февральской революции в обращении "Братских демократов" к пролетариям Франции было сказано: "Во всех странах пролетариат протестует против лишения его политических прав, против социального угнетения; враг его во всех странах один и тот же; интересы пролетариев идентичны... Пусть пролетарии всех стран забудут и взаимно простят низкую и кровавую вражду прошлого и ратуют вместе за свое счастливое будущее...". Джонс ездил в Париж с приветственным адресом "Братских демократов" народу Парижа и здесь вступил вместе с Гарни в "Союз коммунистов".
Интернационализм Джонса особенно резко выразился в решении вопроса о войнах. Через все его творчество красной нитью проходит гневный протест против порабощения других народов, ненависть к несправедливым, захватническим войнам, которые разжигает буржуазия. Нация, порабощающая другую нацию, сама не может быть свободна - таков объективный смысл стихотворения Джонса "Величие Англии". Путь английских войск усеян могилами в Индии; в Китае, на Гималаях, кровь удобряет землю. Каждый удар, который англичане наносят на чужбине, "закрепляет дома фабричные цепи", делая богатых еще богаче, а бедных - еще беднее. Но чем же действительно велика Англия? Не тем, что ее армии разбросаны по всему свету, не тем, что она приносит миллионы немногим избранным, не тем, что она порабощает африканцев, оставляя свой народ в рабстве. Англия велика "сыновьями труда, пробуждающимися от рабства".
В стихотворении "Век мира", в котором показаны ужасы захватнических войн, Джонс убедительно доказывает, что война является неизбежным явлением в том обществе, в котором правит "буржуазная олигархия". И только там, где правит народ, может быть обеспечен мир.
Тема борьбы за мир переплетается в этом стихотворении с не менее актуальным и в наши дни разоблачением американской рабовладельческой лжедемократии. Обращаясь к США, которые в то время вели захватническую войну против Мексики, Джонс восклицает:
Где же честь твоя, жалкий обманщик народов?
Так не славь же свободу в речах своих длинных,
О народных правах и о правде молчи!
Твои звезды сияют, но в черной ночи!
иноземного вторжения. "Мир - великое благословение мира..., но бывают такие моменты, когда драться становится необходимостью для народа, - говорил он, например, по поводу Краковского восстания, - и если бы вы, англичане, попали в такое же положение, как поляки, я призвал бы вас драться на каждой улице..!" "Мы ненавидим кровопролитие, - заявлял он, - но в тех странах, где тирания не внемлет разуму, надо заставить ее внять силе".
Интернационализм Джонса нашел выражение также в его оценке польского национально-освободительного движения и февральской революции 1848 г. во Франции.
Будучи президентом Демократического комитета по возрождению Польши, Джонс на протяжении 1846-1848 гг. развернул широкую пропаганду в защиту польской демократии, особенно в связи с Краковским восстанием и аннексией Кракова Австрией в 1846 г. Джонс разоблачает лицемерную политику Пальмерстона, состряпавшего "протест" против аннексии Кракова; предостерегая польских патриотов от "благодеяний" зарубежной реакции, он подчеркивает, что польский народ может "рассчитывать только на своих демократических братьев в других странах".
Джонс поддерживал Краковское восстание, правильно усматривая в нем соединение национальной борьбы с борьбой за освобождение "угнетенных рабов" - крестьян, т. е. с борьбой демократической. В стихотворении "Надежда Польши" Джонс призывает польский народ продолжать освободительную борьбу:
И пока над мрачной Вислой
Вам нельзя о мире мыслить,
Отдыхать нельзя мечу.
(Перевод Н. И. Непомнящей)
В 1847-1848 гг. Джонс публикует в своем журнале "Труженик" "Роман о народе" с подзаголовком "Историческая повесть о XIX веке" (The Romance of a People. An Historical Tale of the 19-th Century). Содержание этого произведения, которое осталось неоконченным, связано с польским восстанием 1830-1831 гг. Джонс был склонен излишне идеализировать эту "консервативную революцию", - как охарактеризовал восстание Энгельс {См. К. Mapкс и Ф. Энгельс. Соч., т. V, стр. 265.}. Но, вместе с тем, он сознавал, что "восстание было бы успешным, будь оно восстанием народа, а не аристократии...".
Национальная самостоятельность Польши, по мысли Джонса, достижима лишь при условии ее демократического преобразования. В уста одного из героев, "узника Бельведера" {Бельведер был резиденцией великого князя Константина.}, обращающегося к своим друзьям-аристократам, Джонс вкладывает следующие слова: "... До тех пор, пока рабы не поднимутся и не вооружатся с_а_м_и, до тех пор Польша не будет свободной. Ваши аристократы, и ваша армия, и ваша церковь только отдельные волны на могущественном океане... Слушайте меня, аристократы, патриоты, друзья! Дайте свободу и равные права всем: пусть народ спасает страну, а не в_а_с; сделайте рабов свободными перед тем, как они станут солдатами - в этом залог победы". Этот призыв, будучи обращен к польским помещикам, шляхтичам, звучит как романтическая утопия; но в нем уловлены вместе с тем действительные причины, обусловившие поражение восстания 1830 г., не имевшего корней в народе Польши.
В "Романе о народе" подчеркивается и значение дружеских связей между прогрессивными, демократическими силами России и Польши.
В начале "Романа о народе", характеризуя обстановку, сложившуюся в 20-х годах, Джонс писал: "Назначаются и происходят тайные встречи, и невидимые нити протягиваются между преданным народом Польши и угнетенным народом России. Тогда подготовлялось то блестящее восстание в России под руководством Пестеля и Рылеева, которое опиралось на великую идею образования обширной свободной северной республики независимых штатов, чтобы объединить славянские племена от Ледовитого океана до Адриатики. Но оно было раскрыто, не успев развернуться".
Революция 1848 г. во Франции дала новый толчок чартистскому движению, а в творчество Джонса внесла еще большую убежденность в необходимости насильственного завоевания хартии, еще большую надежду на успех чартизма. "Огонь, который истребил трон коронованного предателя и тирана, - писали "Братские демократы" в своем адресе народу Парижа, - зажжет факел свободы в каждой стране Европы". А Джонс, будучи в составе делегации, передавшей французам адрес от чартистов, говорил, обращаясь к членам Временного правительства: "Мы также решили достичь наших прав, мы можем читать их отчетливее при свете вашей Революции. Мы пришли, чтобы поблагодарить вас от имени Англии и всего мира и заверить вас в дружбе английского народа, который никогда не позволит своему правительству вступить в войну с Французской республикой".
Стихотворение "Песнь для народа", явившееся откликом на французскую революцию 1848 г., проникнуто глубокой уверенностью в победе английских трудящихся. "Сила - в наших рядах, и наша судьба - в наших руках" - таков лейтмотив этого стихотворения.
"Труженике" свои переводы "Марсельезы" и "Хора жирондистов" с подзаголовком "Умрем за родину".
Итак, тема французской революции в творчестве Джонса была непосредственно связана с ведущей темой его творчества этих лет - призывом к завоеванию хартии. Французская революция укрепила его намерение добиться решающих побед в борьбе за права английских трудящихся. "Сейчас настало время, - говорил он, - поднять еще раз славный зеленый флаг (флаг чартистов. - Ю. Г.); мы можем приветствовать его возгласами, похожими на те, которые раздались под трехцветным галльским флагом. Французы кричали "Долой Гизо!", а если эти слова перевести на хороший английский язык, то получится "Долой Рассела!". Французы кричали: "Долой монархическую систему!", что по-английски означает не иначе как - "Долой классовое законодательство!". Французы кричали: "Реформу!", что по-английски значит - "Хартия и никаких уступок!...".
Эти мысли находят отражение в одном из лучших стихотворений Джонса - "Марш Свободы". Приветствуя революции, разбудившие весь европейский континент от Вислы до Тахо, от Тибра до Сены, поэт радостно встречает приход Свободы на берега Темзы, в "рай капитала и ад труда". Свобода несет англичанам Хартию. С первых же строф Джонс призывает к объединению "рабов всех стран", ибо в объединении он видит успех "великого дела свободы". Это стихотворение Джонса перекликается со стихотворением Шелли "Свобода". В центре обоих стихотворений - образ Свободы и сюжет строятся одинаково: речь идет о ее победоносном шествии. Но революционная действительность уже давала Джонсу реальный материал для конкретного разрешения темы свободы. Вместо романтически отвлеченного образа космической "Свободы", созданного Шелли, Джонс славит Свободу, которую несут на своих знаменах революции 1848 г. Стихотворение с большой силой передает революционный пафос героических дней 1848 г., ненависть к старому миру и веру в счастливое будущее человечества. Оно пронизано единым и стремительным движением, что передается в его четком маршевом ритме.
Наличие двух враждебных классов в обществе и жестокой классовой борьбы между ними отражается в произведениях Джонса в образах "олигархии" и "народа", "угнетателей" и "рабов". В основу многих стихотворений и речей Джонс кладет свой излюбленный прием, прием контраста. Как крупный художник-реалист, рассматривающий жизнь в непрерывной борьбе, он сталкивает два мнения, две морали, два мировоззрения.
силой логики художественного произведения подводил рабочего читателя к мысли о закономерности требования насильственного завоевания хартии.
настроение. Левое крыло чартистов воспользовалось этим обстоятельством, чтобы еще больше увеличить число подписей под петицией, достигшее 5 миллионов. Джонс настаивал на сформировании временного правительства в Англии и был избран чартистской национальной ассамблеей членом этого правительства. Он призывал не ограничиваться конституционными мерами в случае отклонения петиции парламентом. "Я верю, - говорил он, - что народ готов на решительный бой - и последний час рабства пробьет, наконец... Еще один шаг, и если он даже будет сделан железной стопой, мы достигнем своей цели".
В своей агитации за революционное завоевание хартии Джонс встречал сопротивление мелкобуржуазной фракции чартизма, напуганной размахом движения. Этот раскол накануне решающих событий привел к провалу огромной демонстрации, собранной чартистами 10 апреля 1848 г. Хартия была отвергнута в третий раз.
В июне 1848 г., после подавления чартистского движения, Джонс был арестован и приговорен к двухгодичному тюремному заключению за "подстрекательство к бунту". Еще не оправившаяся от смертельного страха буржуазия жестоко мстила руководителям чартистского движения. Джонс был брошен в одиночную камеру. В течение 19 месяцев ему было запрещено читать и писать. Однако и по прошествии этого срока выбор допускавшихся в его камеру книг был строго ограничен: ему не давали даже трагедий Шекспира. Но тюремщики не могли сломить железной воли Джонса; несмотря на тяжелую болезнь, он втайне продолжал писать. Лучшая его поэма "Новый мир" (The New World, 1851) была написана в тюрьме его собственной кровью между строк молитвенника грачиным пером, случайно залетевшим к нему в окно.
Революционный дух этой поэмы служит лучшим доказательством того, что буржуазии не удалось поколебать веры Джонса в неминуемую победу пролетариата. Об этом свидетельствует и его письмо судье, замечательное смелостью и глубиной мысли. "Милорд, берегитесь времени!.. - писал Джонс. - Вы думаете, что чартизм подавлен. Поймите, что он гораздо сильнее, чем был". Поражение чартистов и разгром июньского восстания во Франции были для Джонса тяжелым испытанием. Но он вышел из этого испытания с более глубоким пониманием задач социальной революции. Классовый опыт чартистского движения и революций 1848-1849 гг. окончательно разбил иллюзии Джонса относительно возможности одним завоеванием хартии разрешить социальный вопрос в Англии.
Посвящая поэму "Новый мир" "народам Соединенного Королевства и Соединенных штатов", Джонс пишет, обращаясь к американским читателям: "У вас - республика, как было в Венеции, но республиканская форма сама по себе еще не обеспечивает ни процветания, ни свободы, хотя и важна для их осуществления. Политическими правами может пользоваться и социальный раб". В зарождении "самого худшего вида аристократии - аристократии денег и должностей" - Джонс видит угрозу политическим свободам и призывает всячески противодействовать этому "золотому проклятию, охватившему страну". Позднее, в статье "Юная республика и права труда", разоблачающей американскую лжедемократию, он высказывает глубокое понимание иллюзорности буржуазных "свобод" в обществе, основанном на капиталистической эксплуатации и погоне за прибылью. "
там никакие политические законы не смогут спасти рабочего от наемного рабства; там, где свободный доступ к средствам труда отрицается, где этот доступ зависит от воли нескольких богачей, там последние могут свести наемное рабство, посредством конкуренции, к различным формам нужды... Блестящий пример недействительности политических законов, ... если социальная система не базируется на здоровой почве, дают США!"
Широкий опыт чартизма и революций на континенте дал Джонсу-поэту возможность показать разрыв английского пролетариата с иллюзиями, связанными с завоеванием хартии. Поэма "Новый мир" представляет собою первую в английской литературе попытку художественного обобщения нового исторического опыта английских рабочих масс, вынесенного из испытаний 1848 г. Тема этой поэмы - классовая борьба, завершающаяся победой народа.
Замысел поэмы не воплотился в достаточно ярких, пластически осязаемых образах. Сама действительность в этот период, когда, по словам В. И. Ленина, буржуазная революционность уже умирала, а пролетарская революционность лишь нарождалась {См. В. И. Ленин. Соч., т. 18, стр. 10.}, не давала материала для их создания. Но важно уже и то, что в основе поэмы лежала, хотя и выраженная в несколько отвлеченной, схематической форме, верная мысль о бессмертии трудового народа и неминуемом уничтожении всякой эксплуатации. В этом заключается реалистическое зерно поэмы.
В "Новом мире" плодотворно сказался историзм Джонса, основанный на опыте пролетарского движения. Поэма Джонса задумана как широкая картина истории развития общества, показывающая, как одна формация сменялась другой в результате общественной борьбы. В предисловии к поэме Джонс писал: "На следующих страницах я попытаюсь аллегорически представить последовательные фазы, через которые прошли нации мира, показать, как рабочий класс был превращен в рычаг, с помощью которого один привилегированный класс свергал другой".
Хотя действие поэмы развертывается в вымышленной стране, условно именуемой Индостаном {Переиздавая эту поэму в 1857 г., Джонс назвал ее "Восстание Индостана" (The Revolt of Hindustan).}, Джонс по существу реалистически воспроизводит историю классовой борьбы в Англии. Так главным образом и проявляется аллегорический характер поэмы. В этом нас убеждает тот факт, что все события, связанные с историей Ирландии, Джонс относит к соседнему с Индией острову Цейлону. Но как художник Джонс, естественно, часто отступает от исторических событий.
В поэме нет отдельных героев, ее герой - народ, который творит историю. Но угнетенные массы не сразу превращаются в организованную силу. В напряженной борьбе зреет их сознание. Масштабы поэмы определяются тем, что в ней действуют целые классы, а время определяется веками. Главной движущей силой истории показан народ.
Джонс доказывает, что общество на всем протяжении своего развития было разделено на враждебные классы. Само построение поэмы выражает эту мысль. Разные сменяющие друг друга эксплуататорские классы показаны одинаковыми художественными приемами, и читатель понимает, что сущность эксплуатации остается, несмотря на смену эксплуататоров. Но при этом дает себя знать и некоторая слабость, абстрактность историзма Джонса и его литературного метода. Чтобы показать, что все осталось попрежнему, несмотря на смену эксплуататоров, Джонс заставляет, например, буржуа употреблять в обращении с народом буквально ту же фразеологию, какой пользовались и феодалы. Такое построение поэмы служит сатирическим, разоблачительным целям, но стирание исторических граней, определяющих своеобразие классовой борьбы в различных общественных формациях, нередко придает произведению несколько искусственный и дидактический характер. Поэма начинается картиной грандиозного народного восстания, в результате которого индийский народ свергает английское владычество. Но народным восстанием воспользовалась монархия. Окрепнувшая империя завоевывает соседние государства и угнетает их, а народ все больше и больше погружается в нищету.
Дворянство использует недовольство крестьян и с их помощью свергает монархию; король казнен на эшафоте. Но народ попрежнему стонет в цепях, попрежнему душат его огромные поборы: ничто не изменилось, "сменился лишь тиран".
С течением времени феодальные грабители превращаются в лендлордов, а дальнейшее экономическое развитие страны выдвигает на арену истории буржуазию.
в развалины. Но буржуазия, напуганная размахом восстания, спешит успокоить народ ложными обещаниями, призывая его "разоружиться" в ожидании будущих "реформ".
Господство буржуазии несет с собой голод, лишения, смерть. Народ, убеждающийся в том, что "он снова был предан и одни тираны лишь сменились другими", томится под игом наемного рабства.
В предисловии Джонс сравнивал английский остров с "тонущим чумным кораблем": "В его отравленных смертельной заразой трюмах гнездятся бедняки, которые стонут под тяжестью неисчислимого богатства, ими самими созданного, но которым они не могут пользоваться. Миллионы людей умирают в стране, брошенной как завоеванная добыча к подножию британского престола, который обрек их на голод и вымирание... В колониях этого острова никогда не садится солнце, но и никогда не высыхает кровь..."
Джонс подвергает резкой критике бесчеловечность буржуазного общества, создающего свои богатства на костях и крови народа. Снижение заработной платы, безработица, тюрьмы, работные дома, голодная смерть - вот что дали "золотые короли" народу.
Джонс разоблачает "лакеев капитала, бойких на язык", которые твердят народу, что английская земля не может всех прокормить, что буржуазное общество - естественное состояние человечества, что свобода - лишь пустое слово.
против буржуазии.
Сила поэмы заключалась в том, что в ней отразилась уверенность в неизбежном назревании победоносной революции; слабость поэмы - в неясности представления о конкретном содержании революции и способах ее свершения. В последних строфах поэмы народ поднимается против буржуазии, но без оружия в руках: "Они шли безоружные, но никто не смел сопротивляться; военные лагери и дворцовые советы таяли, как туман...".
Поэма "Новый мир" заканчивается утопической картиной будущего общества, которое создал победивший народ. В этом обществе техника поставлена на службу человеку, там нет войн, болезней, там возникает общий язык, там нет частной собственности, там раб, наконец, обрел свое имя - человек; там нет "солдат, знати, королей, священников, судей, палачей и прочих ничего не стоящих вещей". После свержения буржуазии никто и ничто не сковывает человека. Уничтожив социальную несправедливость, человечество может, наконец, обрести счастье в общении с природой.
В поэме "Новый мир", так же как и в других произведениях, написанных в тюрьме (стихотворения "Бонивар", "Немая камера", "Песнь батраков" и др.), нельзя не заметить преемственной связи с традициями поэзии английского революционного романтизма. Своим стремлением заглянуть в завтрашний день народа, который создаст новое, прекрасное общество, поэт-трибун Джонс очень близок к "гениальному пророку" Шелли. По своим жанровым особенностям, по масштабам социально-исторических обобщений и по своему революционному духу "Новый мир" перекликается отчасти и с "Королевой Маб", и с "Освобожденным Прометеем" Шелли. Но, отражая более зрелый этап развития классовой борьбы в Англии, Джонс, хотя и изображал будущее бесклассовое общество утопически, но, в отличие от Шелли, показывал его как результат победы пролетариата; движущие силы истории предстают в его творчестве не в романтически-преображенном виде, как в утопических видениях Шелли, а реалистически, хотя зачастую еще схематично.
В области трактовки природы Джонс опять-таки во многом близок к жизнеутверждающим материалистическим взглядам Шелли. В лирике Джонса также переплетаются друг с другом мотивы освободительной борьбы народа и мотивы вечного движения природы ("Майская песня", "Вперед", "Вперед и выше" и многие другие).
"Белдагонская церковь" (Beldagon Church), также написанной в тюрьме, Джонс противопоставляет природу, полную жизни и мудрости, церкви, проповедующей "вечное проклятие всему живому" и оправдывающей бедствия угнетенного народа. С великолепным сарказмом Джонс рассказывает о том, как в Белдагонской церкви, где одетые в лохмотья бедняки сгрудились на холодном полу, а богачи развалились на шелковых подушках, епископ произносит проповедь об огромном преимуществе бедности. Она надежно обеспечивает дорогу в рай, а потому беднякам нечего и думать об улучшении своей участи. Обращаясь к беднякам, он восклицает: "Богохульство - говорить об изобилии, ересь - думать о мире!".
В "Возвращении из Белдагона" и других стихотворениях и особенно в публицистическом трактате "Кентербери против Рима" Джонс подверг уничтожающей критике церковь, - это "величайшее проклятие, с которым когда-либо сталкивалось человечество".
"Маколей и другие, - писал он, полемизируя с буржуазно-либеральной социологией своего времени, - рассказывают вам, что в самые мрачные времена церковь была хранительницей образованности, защитницей науки и другом свободы.
Хранительницей образованности в мрачные столетия! Но ведь именно церковь делала эти столетия мрачными. Хранительницей образованности! Да, так же как источенная червями дубовая шкатулка хранит манускрипт. Она заслуживает не больше благодарности, чем крысы, не изглодавшие страницы рукописи. Итальянские республики и мавры Испании сохраняли образованность, а церковь гасила светоч итальянских республик.
Защитницей науки! Как? Разве не она сожгла Савонаролу, Джордано, не она заточила Галилея, осудила Колумба и изувечила Абеляра? Другом свободы! Как? Разве не она разрушала южные республики, давила Нидерланды, как виноград под прессом, окружила Швейцарию поясом огня и стали, объединяла коронованных тиранов Европы против немецких реформаторов, натравливала Клеверхауза против шотландских пресвитериан.
граждан в безвольных рабов, смиряющихся перед адом, созданным ею здесь в надежде на небо, которое она не могла им гарантировать после смерти?".
Джонс рассматривал церковь и насаждаемые ею предрассудки как орудия угнетения трудящихся в руках господствующих классов. Церковь и религия одурманивают народ, превращая "свободного человека в раба". Особенно решительно разоблачал Джонс веру в загробную жизнь, обрекающую трудящихся терпеливо мириться с невыносимыми условиями существования: "Под страхом ада, существование которого весьма сомнительно, они держат вас в несомненном аду!" - восклицает он в стихотворении "Возвращение из Белдагона".
Борьба Джонса против англиканской церкви и ортодоксальной религии была одной из форм борьбы против классового угнетения.
Но Джонс не был последовательным атеистом. Религиозным суевериям, которые поддерживают прогнившее здание угнетения, он пытался противопоставить христианство как "религию не богатых, но бедных". Замечание Энгельса о том, что поэзия прошлых революций, чтобы действовать на массы, должна была также отражать и предрассудки масс {См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVII, стр. 468.}, относится до некоторой степени и к поэзии Джонса. Религиозные параллели и метафоры в его творчестве объясняются отчасти незрелостью английского рабочего движения 40-х годов. Кроме того, нельзя упускать из виду другое важное обстоятельство: чартисты считали себя наследниками революционного пуританства XVII века, рядившегося, как известно, в религиозную одежду. Эти традиции и, в частности, страстное увлечение Мильтоном сыграли свою роль в поэзии Джонса.
В произведениях Джонса, начиная с тюремных лет, можно проследить все более явное переосмысление религиозных образов, которые он наполняет революционным общественным смыслом. И в публицистике, и в поэзии Джонса этого времени особенно настойчиво звучит мотив "земного рая", который должно вернуть себе человечество.
Но вечны земля с небесами.
Тот рай, что был создан во время оно,
Теперь создадим мы сами! -
восклицает он в стихотворении "Возвращение из Белдагона". В переводе на политический язык это означало призыв к борьбе и победе над буржуазией. В поэзии Джонса начала 50-х годов слово "бог" становится синонимом слова "народ".
пишет Джонс в стихотворении "Гимн народу". Таким образом, народ выступает в произведениях Джонса этого периода в качестве священной силы, творца и созидателя всех ценностей жизни.
Произведения, написанные в тюрьме, открывают период подъема творчества Джонса, завершающийся в 1854 г. Уже первые выступления Джонса, как и вся его деятельность этих лет, свидетельствуют о том, что он вышел из заключения мужественным и твердым борцом. Тотчас же по выходе из тюрьмы, на митинге, Джонс произнес речь, призывая рабочих к объединению. Обращаясь к присутствовавшему тут же полицейскому чиновнику, он сказал: "Вы можете сказать им (т. е. вашим хозяевам. - Ю. Г.), что в речи, за которую вы меня арестовали, я говорил о зеленом флаге... Теперь я стою за другой цвет; это - красный цвет".
Творчество этих лет вдохновляется охватившими Англию стачками и отражает приближение Джонса к идее социальной революции. В эти годы Джонс близко познакомился с Марксом; изучение экономических основ буржуазного общества помогло ему глубже уяснить закономерности классовой борьбы. В издаваемых им "Заметках для народа" (1851-1852) и "Народной газете" (1852-1858) экономические вопросы занимают поэтому значительное место. Развивая свои взгляды, выработанные под влиянием Маркса, Джонс выдвигает требование отмены частной собственности на землю и орудия труда. Особенно четко Джонс сформулировал свои взгляды относительно частной собственности на землю и орудия производства в статье "Закон спроса и предложения".
"Монополия на землю, - писал Джонс, - выбросила рабочего из деревни на фабрику; монополия на машины выбросила его с фабрик на у_л_и_ц_у. Здесь он остается - куда ему итти? С одной стороны земля, но там лендлорд написал: "Западни и капканы!". С другой стороны фабрика, но его только что выгнали оттуда. Позади - разрушенная жизнь; впереди - бастилия (работный дом. - Ю. Г.), тюрьма и могила... Монополист говорит нам, он - свободен, - никто не заставляет его работать за предложенную заработную плату; если ему не нравится, он может оставить фабрику... Он свободен. О, да! Он совсем свободен! Он стоит на улице, и он действительно свободен! О, да! Он может просить подаяние. Но если он сделает это, полисмен посадит его в тюрьму... О, да! Он совсем свободен. Он свободен умирать с голоду". Ответ на вопрос, как избежать этого, дает статья "Классовая война и классовое содружество".
Направленная против тех правых чартистов, которые призывали прийти к соглашению с буржуазией, эта статья является образцом страстного, боевого, полемического стиля публицистики Джонса. Она кончается следующими замечательными словами: "Как же эти два класса могут быть дружественными? Один класс может подняться только при падении другого... Поэтому я утверждаю, что союз между капиталистами, с одной стороны, и рабочими и мелкими торговцами - с другой, действительно невозможен; и что те политики, которые рекомендуют бороться, или борются за этот союз... играют на руку врагам, готовя дорогу для нового заблуждения; убаюкивая сознание народа, они облегчают нашим врагам возможность обманывать нас и повергнуть нас снова к своим ногам". В 1853 г. в письме к Марксу Джонс впервые приходит к мысли о необходимости социальной революции {Это письмо К. Маркс привел в одной из своих статей (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IX, стр. 166-167).}.
Волна стачек 1852-1853 гг. укрепляла уверенность Джонса в победе чартизма. Под прямым влиянием Маркса, рекомендовавшего ему использовать надвигающийся промышленный кризис и вызванные им стачки и объединить разрозненные группы чартистов для создания самостоятельной, подлинно пролетарской партии, Джонс развертывает широкую агитацию за создание рабочего парламента. Агитация за созыв рабочего парламента была равносильна борьбе за объединение и организацию рабочего класса Англии {См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IX, стр. 262.}.
Эта агитация находит свое отражение в издаваемых Джонсом художественном и общественно-политическом журнале "Заметки для народа" и особенно в "Народной газете". Как политический деятель и публицист, Джонс прекрасно понимал, насколько важно в период подъема движения иметь свой печатный орган, который отражал бы нарастающую силу революционной борьбы. "... Чартистское движение, - писал Джонс, - не имеет своего органа. Это опасно для всякого движения. Я сделаю все возможное, чтобы устранить это зло". И Джонс начинает борьбу за создание нового, революционного органа, сознавая, что "самое первое и необходимое требование движения - иметь свой орган для того, чтобы регистрировать развитие движения, поддерживать связь со всеми частями движения; орган, через который можно было бы обращаться к массам, защищать и учить их. Это главное звено единства, знамя движения, средство организации...".
В конце 1852 г. Джонс создал "Народную газету", боевой орган революционных чартистов.
"Заметки для народа", Джонс писал: "Что бы там ни было, я не буду торговать своим пером ради того, чтобы заработать деньги; я не могу порочить свою литературную репутацию, потакая страстям, порокам или предрассудкам читателя". Помимо статей на политические и экономические темы, Джонс помещает здесь много исторических и этнографических статей и выступает также как историк науки и техники.
В этом журнале Джонс печатает повесть "История демократического движения. Де Брассье" (The History of Democratic Movement. De Brassier, 1851), в которой разоблачает в собирательном образе Де Брассье демагогию и предательство правых вождей чартизма (видимо, О'Коннор послужил одним из прототипов этого образа). Спекулируя на своей прежней популярности у народа, герой повести не останавливается перед предательством народных интересов, чтобы завоевать расположение правящих классов и устроить свои личные делишки. Де Брассье показан в двух планах: общественном, как популярный вождь, демагогически использующий движение в своих целях, и личном, как низкий и подлый человек, обманом соблазняющий женщину. Повесть заканчивается словами богача Сквиза, обращенными к Де Брассье: "По рукам! Прекрасно, вы достойны быть вождем народа". Эта повесть была особенно актуальна в период агитации за создание новой чартистской партии, так как она предостерегала народ на опыте 40-х годов от опасности снова поверить оппортунистам и предателям и пойти за ними. В предисловии ко второй книге повести Джонс писал: "Де Брассье" призван показать народу, как часто его обманывают и предают его мнимые друзья... Мы попытались облечь свои выводы в форму вымысла, так как, говоря словами первого предисловия: "Чем Правда будет привлекательней, тем легче она будет усвоена. Проведите одну и ту же идею в повести и в проповеди: в первом случае она завоюет 10 новообращенных, а во втором едва найдет одного". Из этих слов видно, какое огромное значение Джонс придавал воздействию художественного слова на массы. Шаг за шагом Джонс прослеживает поведение О'Коннора в конце 1840-х годов, почти дословно используя его статьи и речи, напечатанные в "Северной звезде" тех лет. Эта повесть, как и другие повести Джонса, написана в духе памфлета.
В "Заметках для народа" Джонс печатает неоконченную повесть "Злоключения женщины" (Woman's Wrongs, 1853), где ставит порабощение женщины в прямую связь с существованием буржуазного строя в целом. Он успел написать четыре части, иллюстрирующие положение женщины в разных социальных слоях. На примере жизни жены рабочего, молодой модистки, дочери торговца и великосветской дамы Джонс показывает безрадостную участь женщины в капиталистическом обществе. Художественной логикой своей повести, в которой дана социальная трактовка женского вопроса, Джонс доказывал необходимость уничтожения первопричины страданий женщины - буржуазной системы эксплуатации.
Джонс задумал эту повесть как обобщенную и цельную картину всей социальной несправедливости современного ему английского общества. Повесть "Злоключения женщины" согрета верой в неизбежность социальных изменений, страстным пафосом борьбы за полное переустройство человеческого общества. В тех немногих стихотворениях, которые Джонс пишет в эти годы, красной нитью проходит уверенность в возрождении чартизма, в неустранимости классовой борьбы в буржуазном обществе. Так, свое стихотворение "Узник - рабам", в котором Джонс сравнивает тюремные оковы с цепями "свободных рабов", он заканчивает словами:
Они нас услышат в холмах, над равниной.
Они разобьют нас, но хлынем лавиной
Мы снова, и снова, и снова!
Рабочее движение победить нельзя, - в этом его убеждало изучение основ буржуазного общества. Замечательна его "Песнь низших классов", где горький сарказм сочетается с пафосом утверждения огромных созидательных сил трудового народа - творца всех материальных ценностей на земле. В этих неистощимых, могущественных силах, превозмогающих и угнетение, и бедность, и голод, - в этих потенциальных силах революции поэт видит залог будущего освобождения человечества.
Каждая строфа "Песни" построена по принципу реалистического противопоставления паразитирующего богатства и созидающей бедности, гневная ирония, которой проникнуто это противопоставление, полна уничтожающего презрения и звучит пророчеством грядущей расплаты:
Но известно, что с давних пор
Крепость, дворец и собор.
И бьем мы челом перед знатным лицом
Мы не слишком низки, чтобы выстроить дом,
Но низки - переступить порог.
(Перевод Н. И. Непомнящей)
В 1851-1854 гг. Джонс делает ряд переводов. Особенно интересны его переводы из Фрейлиграта ("Революция" и "Венгрия") и Дюпона ("Хлеб"). Эти переводы свидетельствуют о том, что Джонс и после 1848 г. стремился поддержать и укрепить связи английского рабочего движения с революционными движениями на континенте. Помещая свой перевод "Прощального слова "Новой Рейнской газеты"", Джонс характеризовал Фрейлиграта как "настоящего демократа" и "поборника пролетариата". Джонс очень высоко ценил "Новую Рейнскую газету": "Газета, указанная выше, - писал он, - была "Северной звездой" немецкого восстания; она подняла революционный дух, она оберегала его силы. Неустрашимо, со все возрастающей смелостью, несмотря на преследования, она сохранила за собой поле сражения до мая 1849 г. и тогда, обрушив свой последний удар грома на торжествующих врагов, исчезла... с гордым прощанием, написанным пером Фрейлиграта..."
"День битвы" (The Battle-Day, 1855) нарастают пессимистические настроения. Сборник "Корейда" (Corayda, 1860) перепевает неоромантические мотивы, распространенные в тогдашней буржуазной английской поэзии.
Джонс умер в 1869 г. Таким образом, за короткий период (1846-1854) он проделал большой путь в своем политическом и творческом развитии. Творчество Джонса этих лет было боевым оружием чартистского пролетариата. Неразрывно связанный с чартистским движением, Джонс отразил его сильные и слабые стороны; в историю английской литературы он вошел как поэт-агитатор и трибун, в чьих стихах полным голосом заговорил авангард английских трудящихся масс, как даровитый сатирик и публицист и как один из поборников демократического реалистического искусства.