13
В больших проблемных романах 50-х годов Диккенс с огромной художественной силой показал враждебную народу сущность капитализма. Тема народного возмездия проходит через "Тяжелые времена"; в "Крошке Доррит" она находит выражение в страхе Полипов перед народным гневом (сам писатель предвещает неизбежность революции, упоминая об обездоленных детях - "мышатах", - которые подтачивают фундамент здания Полипов). Наконец, эта тема становится центральной в историческом романе "Повесть о двух городах". В 50-х годах и в начале 60-х годов в английской литературе оживляется интерес к историческому роману. Однако большинство писателей того времени, придерживавшихся позитивистских взглядов, отказывается от глубокого анализа острых исторических конфликтов. Бульвера, Джордж Элиот, Рида больше интересует соблюдение внешнего декоративного правдоподобия, чем уяснение исторических судеб народа.
По-иному подходит к исторической теме Диккенс. Он внимательно изучил "Историю французской революции" Карлейля. Этой книгой Диккенс заинтересовался задолго до того, как приступил к работе над своим романом, и еще в 1851 г. писал Форстеру, что перечитывает ее в 500-й раз. Помимо книги Карлейля, он познакомился со многими историческими исследованиями, характеризующими не только самый период революции во Франции, но и положение в стране задолго до революции во Франции; особенно ценными оказались для него свидетельства художественные - книги Мерсье и Руссо.
Обращение писателя к теме французской революции конца XVIII века не означало ухода от современности; оно было вызвано стремлением осмыслить уроки чартизма, выразить свое отношение к современному положению в Англии, к революционному методу борьбы.
Центральная мысль романа состоит в том, что революция - не случайность, а следствие деспотизма, произвола правящих классов. Полемически заостряя образы английских реакционеров, носителей "общественного мнения" начала 90-х годов XVIII века, считавших французскую революцию "единственным в мире явлением, когда люди пожинают то, чего никогда не сеяли", Диккенс разоблачает ложь этих демагогов и всем ходом романа, особенно изображением предреволюционной Франции, показывает закономерность и неотвратимость революции. Уже одно это - признание закономерности революции - придавало его книге наступательный, боевой характер.
Действие романа начинается за полтора десятилетия до революции, в накаленной, предгрозовой атмосфере абсолютистской Франции. Аристократические правители, убежденные в незыблемости существующего строя, в извечности феодальной тирании, жестоко угнетают бесправный народ. В главе "Безраздельный владыка в городе" Диккенс рисует весьма убедительный портрет сиятельного тунеядца, монсеньера. Его выхода раболепно дожидаются сановники любого ранга. Но монсеньер слишком уверен в прочности режима, чтобы уделять делам государственным больше времени, чем театру и развлечениям. Однако Диккенс тонко, едва уловимыми намеками, дает понять, что уверенность монсеньера покоится на очень зыбкой основе.
На приеме у монсеньера присутствует маркиз д'Эвремонд - одна из наиболее ярких фигур романа. Его образ выразительно очерчен в следующей главе - "Безраздельный владыка в деревне". Это надменный, не знающий жалости человек, с лицом, напоминающим каменную маску. "Единственная незыблемая философия заключается в угнетении", - так формулирует свое жизненное кредо маркиз. Ничто не способно вывести его из душевного равновесия. Если лошади, стремительно мчавшие его карету, растопчут игравшего на дороге ребенка, маркиз с высокомерной усмешкой швырнет отцу ребенка деньги. Такое "возмещение" кажется ему совершенно достаточным.
Вопиющий факт феодального произвола - судьба доктора Манетта. Маркиз и его брат заточили доктора Манетта в Бастилию лишь за то, что он осмелился выразить свое возмущение и пытался предать гласности то, как глумились они над крестьянской девушкой, как отомстили ее брату, вступившемуся за честь сестры. Исповедь доктора Манетта, написанная им кровью в Бастилии, прочитанная на заседании революционного трибунала, оказывается страшным обвинительным актом против деспотии аристократов. Характерно, что первоначально Диккенс намеревался озаглавить роман "Заживо погребенный" или "Доктор из Бовэ".
Изображая предреволюционную Францию, Диккенс отбирает наиболее типические черты в жизни ее народа. Не случайно так много внимания он уделяет описанию Сент-Антуанского предместья - будущего центра революционного движения, где гнет правящих классов ощущался особенно остро. Грязь, холод, болезни, нищета - таков удел тружеников города; налоги, поборы и такая же страшная нищета - удел деревни.
В картинах, которые Диккенс писал скупыми и резкими мазками, нет преувеличения. Их жестокая правда подтверждается историческими свидетельствами. С полным основанием он мог оговорить в предисловии, что "всякий раз, когда делается какое-либо упоминание (пусть даже незначительное) о положении французского народа перед революцией или в течение ее, оно основывается на истине, на достоверных свидетельствах". Идея восстания зреет в массах; среди загнанных, забитых обитателей Сент-Антуанского предместья "не было недостатка и в таких, глаза которых горели внутренним огнем, их плотно сжатые, побелевшие губы изобличали силу того, о чем они умалчивали". Справедливого возмездия жаждут и крестьяне: от руки народного мстителя погибнет маркиз.
одинаковых взглядов. Диккенс подчеркивает это. Есть среди них такие, которые наивно верят в доброту монарха (например, Жак пятый), есть и суровые и непримиримые к врагам народа (как Жак третий или Дефарж, также известный под кличкой "Жак").
Диккенс не стремился воссоздать в своем романе сколько-нибудь обстоятельную историю французской революции. Он выделил лишь события 14 июля 1789 г. и некоторые эпизоды 1792-1793 гг. Этого, по мнению писателя, было достаточно для того, чтобы выразить его принципиальное понимание революции; кроме того, это позволяло опустить обременительные для развития сюжета исторические детали.
С большим мастерством показывает Диккенс французский народ в действии. В день штурма Бастилии Дефарж подбодряет восставших: "Действуйте, товарищи! Налегай, Жак первый, Жак второй, Жак тысячный, Жак двадцатипятитысячный!" Воодушевленный сознанием, что пришел его час, народ расправляется с комендантом Бастилии, вслед за тем вешает на фонаре - предварительно воткнув пучок травы ему в глотку - гнусного спекулянта Фулона, издевательски советовавшего голодным питаться травой.
Диккенс видит и признает справедливость народного гнева, порожденного вековым угнетением. Но вместе с тем и в описании штурма Бастилии, и в авторских комментариях явственно сказывается неприязнь к физической расправе, к насилию ("злодеяния дня", "зверская процессия").
Итак, Диккенс не стал углубляться в политическую историю французской революции, опустил ряд конкретных фактов, существенных для понимания ее причин и хода развития, и, наконец, - самое важное - не разделял революционных настроений масс. И, несмотря на все это, Диккенс создал значительное и во многом правдивое произведение о революции.
Карлейлем, исповедовавшим реакционный "культ героев"). Эпизод штурма Бастилии - один из убедительных тому примеров. Уроки чартизма не прошли даром для Диккенса. Он понял то, чего не мог понять Карлейль: революции делаются народом.
При всей непоследовательности Диккенса, проявляющейся в его трактовке революции, "Повесть о двух городах" для своего времени была произведением смелым и куда более близким к истине, чем все английские исторические романы той поры.
Диккенс, современник революционного движения английского пролетариата, обратившись к истории революции во Франции, понял главное - ее победу обеспечили народные массы, восставшие против ига феодализма.
И в плане идейном, и формально Диккенс возвращается к утраченной было английскими историческими романистами традиции В. Скотта - изображению народа в действии. Однако художественное чутье изменяет Диккенсу, когда он подходит к описанию событий, происходящих в период якобинской диктатуры. Не поняв качественного отличия отдельных этапов революции, писатель увидел в ней лишь одно: террор, насилие. Он не смог осознать положительных сторон якобинского террора, который представлял собой "плебейскую манеру расправы с врагами буржуазии" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. VII, стр. 54.}.
В заключительных главах образы деятелей революции приобретают новую окраску. Подчеркивается их суровость, неумолимость. На первый план теперь выступает непреклонная в своей ненависти Тереза Дефарж и Жак третий, в своей жестокости доходящий до садизма. Слабость идейной концепции определила и художественную неполноценность последней части романа, проповедующей фальшивую мораль "непротивления".
Лондон воплощает идеал автора. Между тем "Повесть о двух городах" не дает никаких оснований для подобного утверждения. Напротив, автор с нескрываемым сарказмом описывает косность английских законов, крючкотворство английских судов, авантюры английских проходимцев-аферистов.
Свою положительную программу Диккенс пытается изложить в проповеди надклассовой гуманности, воплощением которой в романе служит Тельсонов Банк, с одинаковой готовностью поддерживающий французских аристократов, бежавших от революции, и жертв их произвола. Такую миссию на практике осуществляет агент этого банка - чудаковатый Лорри. Однако Диккенс видит, что попытки доктора Манетта и Чарльза Дарни (центрального героя романа - племянника маркиза д'Эвремонда и зятя доктора Манетта) встать "над схваткой" - иллюзорны. Половинчатая, компромиссная линия поведения Дарни говорит о том, что таким людям не по пути с революцией.
Для стиля этого романа характерна символика. Это не только литературный прием, позволяющий иносказательно говорить о готовящихся грозных переменах; в известной мере эта символика отражает мировоззрение автора и его романтические иллюзии в истолковании истории.
Как лейтмотив проходит через весь роман символический образ крови (вино из разбившейся бочки окрашивает в кровавый цвет мостовую Сент-Антуанского предместья, кровью пишет доктор Манетт свою исповедь и т. д.) и разбушевавшейся стихии (гроза, пенящиеся морские волны). Эмоциональная взволнованность художника ощущается и в патетическом тоне его публицистического отступления, в горьком сарказме, в лиричности некоторых страниц и образов. Только юмора нет в этой гневной книге.