6
"Мартин Чазлвит" - замечательное произведение второго периода творчества Диккенса.
1842 год, предшествовавший созданию романа, ознаменовался новым подъемом чартизма. Рабочее движение освобождалось от буржуазных и торийских попутчиков, происходило решительное размежевание с фритредерами. Чартисты выставляли свои собственные экономические требования, приняли новую, более радикальную петицию, а на ее отклонение парламентом ответили всеобщей забастовкой.
Диккенс попрежнему с недоверием относился к классовой борьбе пролетариата. Цели и исторический смысл этой борьбы были ему неясны, ее методы он отвергал. И все же новое обострение конфликта между пролетариатом и буржуазией помогло ему глубже проникнуть в суть противоречий капиталистического общества.
Белинский справедливо писал, что в романе "Мартин Чазлвит" "заметна необыкновенная зрелость таланта автора" {В. Г. Белинский. Собр. соч. в трех томах, т. 2, стр. 701.}.
В этой книге Диккенс впервые подходит к изображению буржуазного общества как совокупности отношений и связей между людьми.
Перед читателем проходит целая галерея образов стяжателей-сребролюбцев всех мастей - от бессознательных (как юный Мартин Чазлвит) или лицемерно скрывающих свою истинную натуру (как Пексниф) до цинично откровенных (как американские коммерсанты). Каждый из них, явно или скрытно, жаждет обогащения. Впервые тема вражды из-за денег становится центральной в романе Диккенса.
С первых глав читатель попадает в атмосферу лжи, ненависти и пресмыкательства, которой окружает старика Мартина Чазлвита его родня, плененная заманчивыми перспективами получения наследства. Брюзгливый, недоверчивый старик в каждом из своих ближних подозревает претендента на его состояние. В хозяйке трактира он видит шпионку, честнейший Том Пинч кажется ему подручным Пекснифа, даже ухаживающая за ним воспитанница не пользуется его доверием, несмотря на ее преданность. Наблюдая окружающих, старый Мартин приходит к горестному выводу, что "осужден испытывать людей золотом и находить в них фальшь и пустоту". Но и сам он раб того же золота.
Великолепно написана сцена свидания родственников, ненавидящих друг друга, но чувствующих необходимость договориться между собой и "вразумить" старика. Со стороны можно предположить, что дело идет о попранных родственных чувствах, о неблагодарности черствого упрямца, не ценящего нежной заботливости родных, а вовсе не о том, кому же в конце концов достанутся деньги. Но и Энтони Чазлвит с сыном, и Монтегю Тигг, и прочие участники встречи - хищники. Первое место среди них принадлежит Пекснифу, чье имя стало синонимом буржуазного лицемерия. Этот волк в овечьей шкуре пытается примирить непримиримые интересы собравшихся хищников, мелких и крупных.
Елейный голос, показная кротость, мягкие, вкрадчивые манеры, напускное смирение и личина самоотверженности обманывают лишь простаков. Помощник Пекснифа, добродушный Том Пинч никак не может взять в толк, почему ученики Пекснифа, молодые архитекторы, отзываются о своем учителе без должного почтения; ему невдомек и то, что этот рьяный поборник честности и справедливости бесстыдно эксплуатирует своих учеников и присваивает их работы. Между тем, именно в голове Пекснифа зарождается дьявольский план: опутать старого Мартина, подчинить своей воле и завладеть его денежками. Громкая и насквозь фальшивая фразеология - это защитная форма, которой Пексниф прикрывает свои нечистоплотные дела. Правда, иной раз даже этот опытный притворщик увлекается своей ролью и переигрывает, чем ловко пользуются его противники, в равной мере хитрые, но более сдержанные в проявлении своих чувств. Так, желая во что бы то ни стало выдать старшую дочь за Джонаса Чазлвита, Пексниф прикидывается, будто для него невыносима мысль о разлуке с его бесценным "сокровищем"; скупой Джонас, в свою очередь, делает вид, будто принимает уловки Пекснифа за чистую монету и "великодушно" соглашается жениться на младшей, но требует больше приданого, так как потеря Пекснифа невелика - его "сокровище" остается при нем.
Пексниф - типичный английский буржуа не только потому, что он лицемер и ханжа, поминутно взывающий к богу. Типичен самый образ его мыслей, уверенность в том, что общественный строй, при котором одни трудятся и прозябают в нищете, а другие за их счет в избытке пользуются всеми благами, - это справедливый, нерушимый и свыше установленный строй.
К несколько другой разновидности эгоистов, стяжателей и лицемеров принадлежат Джонас Чазлвит и его отец Энтони. Более откровенный, чем его достойный родич, Энтони Чазлвит заявляет, что перед самим собой и перед людьми своего круга он, в отличие от Пекснифа, кривить душой не станет. Пексниф же лицемерит даже наедине с собою.
Диккенс на примере Джонаса показывает, какие плоды приносит последовательно проводимая буржуазная система воспитания. "Деньги", "нажива" были первыми словами, которые усвоил Джонас, постигая школьную премудрость; плутовство, мошенничество стало его стихией; безграничный эгоизм и мания стяжательства привели к тому, что даже на родного отца Джонас привык смотреть исключительно с точки зрения корыстных собственнических интересов. Старик, по его мнению, зажился на свете и не дает "пожить" сыну. Страсть к золоту толкает Джонаса на убийство отца (как выясняется впоследствии, смерть его отца не является непосредственно делом рук Джонаса и даже юридически, по сути, он не виновен, но существа дела это не меняет). Алчность и себялюбие превращают Джонаса в грубое животное.
Если Энтони и Джонас недалеко ушли от хищников типа Ральфа Никклби, Грайда или Квилпа, чья деятельность не отличалась широтой и размахом, то Монтегю Тигг - буржуа нового склада. Это дерзкий и дальновидный делец, авантюрист. Наглый и бесцеремонный, он, когда нужно, умеет быть мягким, вкрадчивым. Создав дутую "Англо-Бенгальскую компанию беспроцентных ссуд и страхования жизни", Тигг, искусно маневрируя, внушает клиентам доверие к своему мертворожденному детищу, ловко пускает им пыль в глаза, поражает их воображение солидностью, основательностью каждой детали этого "учреждения". Впервые, пожалуй, Диккенс, обращаясь к практике буржуазного дельца, так подробно излагает (например, в гл. 28) механику мошеннических финансовых операций. Пусть в фигуре Тигга нет бальзаковской силы обобщения, пусть в изображении его финансовых афер Диккенс не достигает точности и виртуозности описаний автора "Человеческой комедии" - для английской литературы того времени образ, созданный Диккенсом, представляет собой художественное открытие.
Нравы американских дельцов, выведенных в романе, - это уже в некотором роде высшая ступень буржуазного эгоизма и культа наживы. В Америке Мартин Чазлвит-младший и его спутник Марк Тепли становятся жертвой крупной аферы: компания, спекулирующая земельными участками, продает им клочок земли в Эдеме, якобы строящемся будущем городе, где смогут во-всю развернуться таланты Мартина как архитектора. Однако "земной рай" в действительности оказывается огромным болотом, зараженным миазмами, куда имели несчастье попасть простаки, так же бессовестно обманутые, как и Мартин. Теперь в своих жалких хибарках они медленно умирают от голода и болезней. Эдемская афера - это заурядная мошенническая операция американских бизнесменов, и ни в ком, кроме несчастных жертв, она не вызывает чувства протеста. Напротив, ловкость, с которой она была проведена, в деловом мире считается достойной уважения.
"Нью-йоркского скандалиста" и кончая самодовольным мистером Чоллопом, "общественным деятелем", который поддерживает "престиж" Америки при помощи угроз и насилия. Эдемский блеф американцев, как и афера английского дельца Тигга, - явления одного порядка. Диккенс очень наглядно и более убедительно, чем в своих прежних романах, показывает, что в капиталистическом обществе успех основан на обмане, преступлении.
В "Мартине Чазлвите" социально-обличительная критика Диккенса достигает невиданной прежде остроты. Писатель, так неодобрительно относившийся к революционной борьбе, веривший в возможность мирного сотрудничества труда и капитала, теперь решительно разоблачает враждебность человеческой природе собственнических вожделений, погони за наживой.
В своей прежней манере, с душевным сочувствием и юмором, рисует Диккенс мир простых честных тружеников, хорошо знакомый читателю по предыдущим его романам. Это прежде всего наивный обаятельный бессеребренник Том Пинч, его сестра Руфь, скромная гувернантка, подвергающаяся каждодневным унижениям в семье богачей, но сохраняющая гордость и собственное достоинство, приятель Тома - Джон Уэстлок, неунывающий Марк Тэпли с его своеобразной "философией" веселья и бодрости.
Однако один положительный образ, хотя на первый взгляд он также может показаться традиционным, несет в себе новые черты. Речь идет о молодом Мартине Чазлвите. Формально (судя по заголовку) - он центральный персонаж книги. Поначалу, когда Мартин только появляется на страницах романа, он так же эгоистичен, себялюбив, как и его родичи, с той лишь разницей, что он, если можно так выразиться, эгоист бессознательный. Это юноша с неплохими задатками, исковерканный буржуазным воспитанием. Лишь тяжелый жизненный опыт и тесное общение с бескорыстными самоотверженными людьми из народа (в первую очередь, с Марком Тэпли, его слугой и верным другом) помогает Мартину стать добропорядочным, и честным и гуманным человеком.
Путь, пройденный молодым Мартином (особенно его встречи с второстепенными персонажами романа, например, с его спутниками по пароходу, такими же, как он, эмигрантами, едущими за счастьем в Америку, или его соседями по Эдему), позволяет писателю шире раскрыть одну из ведущих тем его творчества, показать участь простых людей в капиталистическом мире.
подчас обращается непосредственно как к собеседнику), исчезает, лишь только дело касается раскрытия характеров буржуазных хищников, эгоистов и себялюбцев. Диккенс широко пользуется иронией и сарказмом как стилистическим приемом. Его сатира становится более тонкой и вместе с тем возрастает ее обличительная сила. Так, срывая маску с лицемера Пекснифа, Диккенс редко прибегает к декларативным утверждениям; он либо подчеркивает разительное противоречие между словами Пекснифа и его поступками, либо ссылается на мнение "недоброжелателей" Пекснифа.
"Мартин Чазлвит" относится к числу крупнейших достижений сатирического искусства Диккенса.
В предисловии к роману Диккенс, заверяя читателя в типичности созданных им образов, возражает против возможных обвинений в "преувеличениях". Тем не менее, эти реалистические "преувеличения" и составляют силу сатирических образов писателя. Гротеск, сознательное сатирическое заострение характеров и ситуаций усиливают обличительную сторону романа. Сгущая краски, выделяя ведущую черту в художественном образе, Диккенс тем самым добивается высокой степени типичности и выразительности.
Диккенсом (и не только в этом романе), дышат, по выражению Белинского, "страшною истиною действительности" {В. Г. Белинский. Собр. соч. в трех томах, т. 2, стр. 644.}. Диккенсовские "карикатуры", - писал Герцен, - это "гениально верные, верные до трагического" образы действительности {А. И. Герцен. Полное собр. соч. и писем под ред. Лемке, т. XV, стр. 246.}.
Не случайно Белинский особо выделял "Мартина Чазлвита". По его словам, это - "едва ли не лучший роман даровитого Диккенса. Это полная картина современной Англии со стороны нравов и вместе яркая, хотя, может быть, и односторонняя картина общества Северо-Американских Штатов. Что за неистощимость изобретения, что за разнообразие характеров, так глубоко задуманных, так верно очерченных! Что за юмор! Что за слог!" {В. Г. Белинский. Собр. соч. в трех томах, т. 2, стр. 700-701.}.
"достойно осмеяния в американском характере". Словно предвидя возможность таких упреков, Диккенс в предисловии к роману выражал надежду на то, что "добродушный народ Соединенных Штатов в большинстве своем не осудит его за то, что он, следуя своему обыкновению, осмеет то, что дурно и достойно осмеяния".
Белинский указывал и на искусственность счастливой развязки "Мартина Чазлвита", которая "отзывается общими местами; но такова развязка у всех романов Диккенса..." {Там же стр. 701.} В этом Белинский видел уступку художника его этической задаче: добро должно торжествовать. Но признание условности финала не могло отразиться на общей оценке творчества Диккенса, которого Белинский с полным основанием в 1844 г. назвал первым романистом Англии.