7
Цикл "Рождественских повестей" (Christmas Books, 1843-1848), созданных Диккенсом в 40-х годах, отражает его мечты о мирном переустройстве общества, классовой гармонии, нравственном перевоспитании буржуазии.
Характерны в этом смысле и его высказывания, относящиеся к началу 40-х годов: "... мои нравственные убеждения, чуждые всякой узости, вполне определенные и допускающие существование любых сект и партий, нетрудно изложить в общих чертах. Я верю и намерен внушать людям веру в то, что на свете существует прекрасное, верю, невзирая на полное вырождение общества, нуждами которого пренебрегают и состояние которого на первый взгляд и не охарактеризуешь иначе, чем странной и внушающей ужас перифразой Писания: "Сказал господь, да будет свет, и не было ничего".
Так заявил Диккенс в своем публичном выступлении 7 февраля 1842 г. Как явствует из его слов, резко критикуя существующий строй, писатель вместе с тем пытался занять, так сказать, "надпартийную" позицию, считая ее наиболее объективной. Это же стремление проявилось и в деятельности Диккенса как издателя. В 1846 г. он решил осуществить свой давнишний замысел - издавать газету, которая была бы "свободна от влияния личных и партийных предубеждений; ее цель - защита всех разумных и честных средств, способствующих установлению справедливости, поддержанию действительных прав, счастью и процветанию общества".
Став главным редактором газеты "Дейли ньюс", Диккенс быстро разочаровался в этой затее и вскоре отказался от своего поста. Редактором газеты сделался его друг Джон Форстер. Так в Англии появился еще один либерально-буржуазный орган. Диккенс напечатал в "Дейли ньюс" свои письма об Италии и несколько статей.
В результате поездки в Италию появилась книга туристских очерков - "Картины из Италии" (Pictures from Italy, 1846). Диккенс и здесь остался верен себе. Его интересовали в первую очередь не памятники прошлого, а настоящее - жизнь и быт простого народа. В этом отношении "Картины из Италии" совсем не похожи на обычный жанр путевых записок, публикуемых английскими туристами, осматривающими города Италии с путеводителем в руках.
В своем отзыве о книге Диккенса В. В. Стасов с восхищением писал о "здравости зрения" писателя, который умеет "видеть во всем существующем другое, чем то, что принято по привычке и предрассудкам" {В. В. Стасов. Собр. соч., т. III. СПб., 1894, стр. 871.}. Стасова особенно привлекали эти полные поэзии, жизни, наблюдательности очерки, в которых Диккенс "так чудесно рисует картины итальянской уличной жизни, проявляющие весь национальный характер" {Там же, стр. 872.}.
Огромную популярность завоевали написанные в эту же пору "Рождественские повести": "Рождественская песнь в прозе" (A Christmas Carol in Prose, 1843), "Колокола" (The Chimes, 1844), "Сверчок на печи" (The Cricket on the Hearth, 1845), "Битва жизни" (The Battle of Life, 1846), "Духовидец" (The Haunted Man, 1848).
Первая из них - "Рождественская песнь" - по своей идее и сюжету отчасти перекликается с фантастической вставной новеллой "Пикквикского клуба" (гл. 28) о могильщике-мизантропе. Однако герой новой повести, Скрудж, не просто мрачный, нелюдимый человек, а определенный социальный тип - буржуа. Он угрюм, зол, скуп, подозрителен, и эти черты сказываются в его внешнем облике - мертвенно-бледное лицо, посиневшие губы; леденящим холодом веет и от всего, что его окружает. Скрудж скрытен, замкнут, ничто, кроме денег, его не радует.
Как завзятый мальтузианец, Скрудж считает работные дома благодеянием для бедняков; его ничуть не трогают сообщения о людях, умирающих с голоду; по его мнению, их смерть своевременно снизит избыток населения. Он издевается над своим племянником, намеревающимся жениться, не имея средств, чтобы прокормить семью. Диккенс создает яркий реалистический образ скряги, столь же жизненно достоверный, как и вся обстановка, на фоне которой он действует.
его жизни в те времена, когда он был добр, весел, отзывчив, когда ему были доступны все светлые человеческие чувства, - таким он оставался до тех пор, пока не поддался губительному влиянию окружающей его среды. Дух настоящего раскрывает перед Скруджем истинную красоту жизни, той искренней радости, которую несет людям дружба, сочувственное внимание друг к другу. Дух будущего предрекает Скруджу незавидную участь: его смерть вызовет лишь праздные, равнодушные толки биржевых дельцов, да плохо скрываемую радость бедняков, находившихся у него в кабале.
Мораль повести - предостережение Скруджам, призыв исправиться, воскресить в себе все то доброе, здоровое, что заложено в человеке природой, отказаться от погони за наживой, ибо только в бескорыстном общении с другими людьми человек может обрести свое счастье. Диккенс вкладывает в уста племянника Скрулжа слова, выражающие его веру в возможность перевоспитания даже такого закоренелого мизантропа, как Скрудж. Подобное преображение, по мысли Диккенса, может быть достигнуто без социальной борьбы, без насилия, путем нравственной проповеди.
Диккенс придает решающее значение правильному воспитанию. Недаром в его повести дух настоящего показывает Скруджу двух уродливых детей - Невежество и Нужду, говоря, что первый из них страшнее, ибо грозит людям гибелью. Любопытно, что год спустя Диккенс в одной из своих речей вернулся к этой теме, сравнив дух невежества с духом из арабских сказок "1001 ночи"; всеми забытый, он лежал на дне океана в запечатанном свинцовом сосуде в течение долгих столетий, тщетно ожидая своего избавителя, и под конец, озлобившись, дал клятву уничтожить того, кто выпустит его на свободу. "Освободите его во-время, и он благословит, воскресит и оживит общество, но оставьте его лежать под катящимися волнами времени, и слепая жажда мести приведет его к разрушению", - говорил Диккенс.
В "Колоколах" - наиболее значительной из "Рождественских повестей" и вообще одном из выдающихся произведений Диккенса - с особой остротой поставлен вопрос о положении народа.
Герой повести, Тоби Векк (известный еще под шутливым прозвищем Тротти), бедный посыльный, добродушный и чудаковатый, наивно верит буржуазным газетам, внушающим рабочему человеку, будто он сам повинен в своей бедности, и что смирение и покорность - единственный удел людей, подобных Тоби. Случай сталкивает его с представителями господствующих классов, философствующими на тему о бедности. Рубцы - жалкий обед Тоби - вызывают в этих людях целую бурю негодования. "Радикал" Файлер, тощий и желчный, вычисляет, что по законам политической экономии бедняки не имеют права потреблять столь дорогостоящие продукты. Ссылаясь опять-таки на статистические данные, Файлер доказывает дочери Тоби, что она не имеет права выходить замуж за неимущего человека, создавать семью и производить на свет потомство.
"практической философии", как и мальтузианец Файлер. Будучи судьей, он намеревается устранить все непорядки, связанные с бедностью, весьма простым способом - устранив самих бедняков. От Файлера он отличается лишь манерой поведения: считая себя человеком, который знает, как надо говорить с народом, он развязно, запанибрата, обращается к бедняку Тоби.
Третий член этой компании - некто "краснолицый", - повидимому, тори. Он все время твердит о "добром старом времени", о былой любви простых людей к своим хозяевам.
Некоторое время спустя Тоби в качестве посыльного попадает к человеку, "несогласному" (как он сам декларирует) с принципами партии Файлера и Кьюта. Это самодовольный буржуа Баули, громко именующий себя подлинным другом бедняков и требующий от них совсем немногого: чтобы они трудились в поте лица твоего, не претендовали на лучшую жизнь, аккуратно платили налоги и ни о чем не думали (за них будет думать их "друг"). Баули, в свою очередь, готов поддерживать и наставлять бедняка и даже не прочь когда-нибудь поднести ему скромный подарок. Супруга мистера Баули не только любит поговорить о своей склонности к филантропии, но и практически занимается ею. Она организует обучение нуждающихся рабочих... изящному рукоделию и поражена дерзостью батрака Билля Ферна, который отказался принять протянутую ему руку "помощи".
Фритредеры (типа Файлера), участники торийско-аристократической оппозиции ("краснолицый"), буржуазные филантропы (Баули и его жена) - все они единодушно сходятся на том, что рабочий человек туп, ленив, завистлив, дерзок. Прозорливость Диккенса сказывается уже в том, как убедительно и наглядно показывает он антинародную сущность всех партий правящего класса. Несмотря на "принципиальные" расхождения во взглядах, они быстро находят общий язык, когда нужно осудить "бунтовщика" Вилля Ферна. Любая попытка бедняка напомнить о своих правах рассматривается ими как посягательство на основы государственного строя.
Сговору правящих классов противостоит бескорыстная солидарность людей из народа. Диккенс хорошо улавливает не только "центробежные" тенденции времени - раздробленность буржуазного общества, индивидуализм буржуа, но и "центростремительные" - солидарность господствующих классов и солидарность масс. В известной мере он воспроизводит общую расстановку классовых сил, хотя пока еще ему не удается постичь основной конфликт: конфликт пролетариата и буржуазии.
человека, идти в Лондон и искать сочувствия и поддержки у Баули. Тоби, которому известны истинные намерения Баули, отговаривает Ферна. Этим Диккенс как бы подчеркивает, что бедняку поможет только бедняк, что ждать помощи от богатых не приходится.
Духи Колоколов, которых Тоби видит во сне, открывают ему, уже "умершему", дальнейшую судьбу его близких, дабы развеять заблуждение, будто рабочий сам виноват в своей тяжкой участи. Племянница Ферна, красавица-девушка, становится проституткой; сам Ферн, выйдя из тюрьмы (куда его засадили за то, что он пытался образумить богачей, не желающих прислушаться к голосу бедняка), решает мстить, предавая огню дома своих врагов. Дочь Тоби чахнет день ото дня. Ее жених спился и умер, а она, доведенная до отчаяния горем и нищетой, решается на самоубийство. К счастью все это - лишь ужасный сон. Тоби просыпается. Он среди близких людей, с надеждой встречающих новый год.
"Фантастическое" видение Тоби - очень сильный, глубоко реалистический эпизод повести. Проникновенно, с глубоким сочувствием говорит Диккенс о трагической участи людей в условиях капиталистической действительности. Диккенс показывает, как сама жизнь, невыносимые условия существования толкают Ферна к его стихийному протесту. Писатель смог оценить нравственную силу рабочего, его превосходство над людьми высших классов, смог понять и закономерность протеста, вылившегося в преступление, которое является, по выражению Энгельса, "наиболее примитивной и бесплодной формой этого возмущения" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Об Англии, стр. 219.}.
Мысль Диккенса совершенно ясна: положение рабочих ужасающе, и это грозит вызвать взрыв народного возмущения, что, по мнению писателя, в равной мере небезопасно и для бедняков и для тех, кто распоряжается их судьбами. Устами Вилля Ферна писатель обращается к "высшим" и просит их (не требует, а все еще настойчиво просит) обратить внимание на положение бедняков. Однако в мире богатых, власть имущих, не находится никого, кто прислушался бы к голосу страдающих масс. Поэтому примирительный финал повести воспринимается как утопия, как мечта, как сказка.
"Не во сне ли все это привиделось Тротти? Его печали и радости, и все герои его видений - не сон ли? Не сон ли он и сам? Не приснилась ли автору вся эта повесть?". Тем не менее, он тут же спешит подчеркнуть, что самая фантастическая часть его повести - сон, навеянный духами, - есть порождение реальной жизни. "Если даже это так, о милый Слушатель, ты, оставшийся ему близким среди всех его снов, - помни о подлинной суровой действительности, из которой возникли эти видения...".
"Рождественские повести" - "Сверчок на печи", "Битва жизни" и "Духовидец", - знаменующие известный отход от социальной проблематики, - слабее и в художественном отношении.
В святочной повести "Сверчок на печи" Диккенс показал душевную красоту простого возчика Джона Пирибингла (он тяжело переживает мнимую измену своей "крошки" - жены, но не жажда мести, а тревожная мысль о том, был ли он достаточно внимателен к жене, мучает его), тонко и бережно раскрыл внутренний мир своих героев (Крошка, слепая Берта, Калеб). И все же идея этой лирической, трогательной повести узка; по существу она сводится к восхвалению мещанского уюта, приобретающего здесь самодовлеющее значение. Прямолинейна, почти не мотивирована перемена в характере фабриканта игрушек - злобного мизантропа Теклтона, который внезапно становится добрым и щедрым. Объяснение этой метаморфозы можно искать лишь в подчеркнуто сказочном стиле повести (символический образ Сверчка - покровителя домашнего очага, финал, в котором автор говорит о своих героях, как о пригрезившемся ему видении, и т. п.).
Чрезвычайно любопытно сопоставление трех "Рождественских повестей" Диккенса, сделанное на страницах чартистской газеты "Северная звезда". "Первая повесть ("Рождественская песнь"), - писал анонимный обозреватель в последнем выпуске газеты за 1845 год, - изобличая преступность и безумие алчности, в то же время великолепно доказывает, что счастье каждого индивидуума может быть достигнуто лишь объединенными усилиями всех ради всеобщего счастья... Вторая ("Колокола") - с точки зрения политической - наилучшее изо всех произведений писателя. Как изображение обид и страданий, которые приходится сносить многим людям, как защита их прав и требование справедливости, "Колокола" превосходят "Рождественскую песнь"".
"Сверчка на печи", то в "Северной звезде", поместившей значительные выдержки из этой повести, сопровождаемые пересказом и комментарием, говорится, что хотя "Сверчок" посвящен в целом изображению домашнего уюта, и это сужение темы ставит его ниже первых двух повестей, все же и в нем есть ценные стороны, заключающиеся в проникновенном изображении мира простых людей.
Гораздо меньшую идейно-художественную ценность представляют собой "Битва жизни" и "Духовидец". К. С. Станиславский, анализируя инсценировку "Битвы жизни", поставленную студией МХАТ, указывал, что гуманистическая тема не искупает узости "довольно-таки сентиментальной и примитивной повести Диккенса".
"Рождественских повестей". Уже в 1845 г., вскоре после опубликования "Рождественской песни" в "Библиотеке для воспитания", один из рецензентов "Отечественных записок" писал: "По нашему мнению, подобные повести безнравственны. Из них прямо выходит то заключение, что человек изменяется к лучшему не вследствие каких-нибудь важных начал, определяющих его жизнь, а случайным образом, по поводу явления духов или устрашенный ночными грезами" {"Отечественные записки", 1845, т. XXXVIII, Э 2, отд. VI, стр. 59.}.
Н. А. Некрасов, критикуя подбор произведений в журнале "Музей современной и иностранной литературы", писал: "Музей" печатает, так сказать, "остатки иностранных литератур", т. е. то, что забраковано журналистами (так, например, в первом своем выпуске "Музей" напечатал, между прочим, роман "Домашний сверчок" - худший из четырех святочных романов Диккенса...)" {Н. А. Некрасов. Полное собр. соч. и писем, т. IX. М., 1950, стр. 182.}. Не менее сурово отозвался Белинский о "Битве жизни", высказывая в письме к Боткину свое возмущение чрезвычайной ограниченностью идеи повести {В. Г. Белинский. Письма, т. III. СПб., 1914, стр. 196.}.
"Сверчка на печи" на сцене студии Художественного театра. По воспоминаниям Н. К. Крупской, Ленина оттолкнула "мещанская сантиментальность Диккенса" {"Ленин о культуре и искусстве". Изогиз, 1938, стр. 295.}. Канун 1848 г. в Европе ознаменовался усилением революционной активности пролетариата. Бурные дни переживала и Англия, особенно в период 1846-1847 гг. Отклики писателя на события, предшествовавшие 1848 г., свидетельствуют о широте его демократических воззрений. Он приветствует борьбу швейцарских протестантов с клерикальным лагерем в 1846 г., когда радикально настроенная буржуазия, опираясь на крестьянские массы, штурмовала, по словам Энгельса, "центр варварства и питомник иезуитов" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. V, стр. 227.}.
В том же году, во время своего пребывания во Франции, Диккенс наблюдает плохо скрываемую враждебность народа к Луи-Филиппу и делает вывод, что страна находится на грани революции.