6
В "итальянский" период определяются важнейшие особенности художественной формы в творчестве Шелли - поэта и публициста. Буржуазное литературоведение чрезвычайно запутало этот вопрос. Начиная с первых, современных поэту рецензий на его произведения в реакционных журналах - "Эдинбургском обозрении" и "Куотерли ревью", создается легенда о трудно понимаемом, чуть ли не заумном стиле Шелли. Последующие буржуазные редакторы и комментаторы Шелли, отнюдь не заинтересованные в том, чтобы раскрыть подлинный, революционный смысл его лучших произведений, подхватили и развили эту легенду.
Пытаясь представить Шелли своим "предшественником" и "учителем", декаденты грубо фальсифицировали его творчество. Искусственно отрывая художественную форму его произведений от их содержания, они пытались представить его, вопреки истине, поэтом-фантастом, "неземным" мечтателем, творцом "чистого" искусства. Такой вымышленный Шелли не имеет ничего общего с живым автором "Освобожденного Прометея", "Маскарада анархии", "Песни людям Англии".
В действительности особенности художественной формы поэзии Шелли могут быть поняты лишь в неразрывном единстве с содержанием его поэзии, всегда глубоко жизненным и общественно-значительным.
Все самые сложные особенности художественной формы у Шелли - и фантастический характер многих его произведений, и вольные приемы олицетворения природы, и чрезвычайно насыщенный метафорами язык поэта, и его частые обращения к прошлому, смело связываемому с настоящим и будущим, и вся его кипучая, стремительная, чуждая закоснелых "правил" манера изображения - все это находит свое объяснение в мировоззрении Шелли, в его творческом методе и национально-исторических традициях английской литературы его времени. Своеобразие творческого метода Шелли, в котором, как было сказано выше, черты трезво-реалистической критики и реалистического обобщения действительности сочетаются с романтической мечтой, с утопией, определили важнейшие закономерности художественной формы у Шелли, которые можно проследить на протяжении всего его творчества.
в тогдашней Европе.
Несколько абстрактная и причудливая поэтическая форма у Шелли, тяготеющего к жанру "видений", к широким космическим полотнам, насыщенным символами и аллегориями, была не только плодом его личного изобретения, но и была отчасти подсказана многовековой национальной поэтической традицией. Крестьянские движения позднего средневековья, движение реформации, как и буржуазная революция XVII века, имели в Англии религиозный характер, давая широкий простор использованию библейской мифологии в публицистике и художественном творчестве. Фантастическая библейская образность органически усваивается английской поэзией, отражающей особенности языка и мышления народа.
Мэри Шелли в примечаниях к "Восстанию Ислама" свидетельствует, что Шелли постоянно перечитывал отдельные части библии - "псалмы, книгу Иова, пророка Исайю и др., возвышенная поэзия которых восхищала его". В письме к Муру от 27 августа 1822 г. Байрон также вспоминает о том, что Шелли "был большим поклонником Писания как литературного произведения". Вальтер Скотт, глубокий знаток старины, проницательно уловил в "Пуританах" и других своих произведениях, как элементы библейской фразеологии усваивались широкими слоями британского населения, придавая отпечаток своеобразной торжественности речам простых крестьян. Вальтер Скотт говорит об этом в предисловии к "Антикварию": "Я брал главные лица из того класса общества, в котором позже всего сказывается влияние образованности, делающей обычаи разных народов похожими друг на друга... Люди низших сословий меньше привыкли подавлять свои чувства, и потому... они почти всегда выражают эти чувства сильно и энергично. Такими особенно мне кажутся крестьяне моей родины... Стихийная сила и простота в образе выражения, часто с оттенком восточного красноречия библии, придает в устах образованнейших из них какой-то пафос их грусти, достоинство их чувству".
Эта характеристика применима отчасти и к поэтической манере Шелли. Фантастический средневековый фольклор, с его обращением к вымыслу, аллегории, символу для выражения самых земных побуждений, оказал немалое влияние на английскую литературу, в том числе и на Шелли. В своем обращении к фантастике Шелли кое в чем следует за поэтами Возрождения - Шекспиром, Спенсером, которые использовали фантастические образы и ситуации для постановки больших социальных и этических вопросов, подсказанных реальной жизнью. Но особенно близок Шелли по своему духу и по своей поэтической форме Мильтон; свою связь с ним Шелли неоднократно подчеркивает на протяжении всего своего творчества. Широта философско-политических обобщений, космический полет его фантазии, сочетание библейских мифологических образов с революционной публицистикой - все это делает не только гражданский, но и поэтический облик Мильтона чрезвычайно близким Шелли.
Но Шелли не был ни подражателем, ни просто продолжателем Мильтона, от которого его отделял значительнейший по своему историческому содержанию период развития английского общества. То, что было у Мильтона выражением религиозных иллюзий, под знаменем которых свершалась английская буржуазная революция, у Шелли - атеиста, заклятого врага пуританского лицемерного благочестия - имеет уже совершенно иной смысл. В "видениях" Шелли нет и следа поповщины, каких-либо уступок христианской религии. Его фантастика дружественна людям, она выражает, по замыслу поэта, земные, жизненные запросы и мечты человечества, а не надстраивается над миром людских отношений, как в религиозных эпопеях Мильтона.
незрелые выступления пролетариата того времени, придают образному поэтическому миру Шелли новый, не свойственный Мильтону пафос. Этот поэтический мир одухотворен страстным порывом к будущему, одухотворен жаждой великих социальных перемен, непоколебимой уверенностью в грядущем обновлении человечества. Отсюда торжественный и величавый пафос его поэзии, смелый, безудержный полет его фантазии. Даже самые абстрактные и фантастические построения Шелли рождены в жизненной борьбе, конкретны и социально насыщены в своей основе.
Это тем более справедливо по отношению к собственно революционной политической и сатирической поэзии Шелли, не говоря уже о его революционной публицистике. В своей политической лирике ("Песнь людям Англии", "Ода свободе" и др.), в трагедиях ("Ченчи" и "Карл I") и других произведениях, где все коллизии, образы, события и их развитие жизненно конкретны, Шелли достигает большой простоты, выразительности и общедоступности. Основным стремлением революционного романтизма Шелли - сделать поэзию орудием в борьбе за лучшее будущее народа - определяется и его поэтический стиль и язык.
Шелли верит в могучую силу слова и возлагает на него большие надежды в своей борьбе. "О, как я желал бы быть мстителем... я надеюсь в стихах дать частичный выход этому неутомимому желанию", - пишет Шелли 13 января 1811 г. В противоположность декадентам-формалистам, пытавшимся цепляться за авторитет великого английского поэта, Шелли не создавал и не пытался создать какого-либо поэтического жаргона, непонятного народу. Поэт демократ и революционер, Шелли мечтал быть услышанным и понятым своим народом, ради этого он жил и творил.
"Язык поэзии, - пишет Шелли в предисловии к "Ченчи" - должен быть реальным языком людей вообще, а не того отдельного класса, к которому писатель случайно принадлежит".
Язык Шелли - это не жаргон какого-нибудь литературного направления или социальной группы, а общенародный, общенациональный английский язык, который вырабатывался на протяжении многих столетий, основа которого была заложена задолго до Шелли, до Мильтона и даже Шекспира.
"Я менее всего стеснял себя какими-либо соображениями, т. е. писал без чрезмерной щепетильности и учености в выборе слов. В данном случае я совершенно схожусь с теми из современных критиков, которые утверждают, что нужно употреблять простой человеческий язык, чтобы вызвать истинную симпатию, и что наши старые английские поэты были мастерами, изучение которых может побудить нас сделать для нашего века то, что они сделали для своего", - писал Шелли в том же предисловии к "Ченчи".
По мере того как развивалось его творчество, он очищал свой стиль от всего наносного, малопонятного, книжного, иноязычного. В "Королеве Маб" еще можно встретить некоторые книжные и устаревшие выражения и отдельные латинизмы, но в произведениях последующих лет, в том числе и в "Восстании Ислама", "Освобожденном Прометее", не говоря уже о революционной лирике и публицистике Шелли, мы почти не находим ни латинизмов, ни грецизмов (не считая тех, которые настолько ассимилировались английским языком, что не являлись уже во времена Шелли иноязычным элементом).
Великая заслуга Шелли перед английским народом заключается в том, что он сумел раскрыть в своей поэзии неиссякаемые богатства своего родного языка. Вместе с тем характер его использования поэтом представляет несомненное своеобразие. Стиль, манера выражения Шелли несут на себе неизгладимый отпечаток его мировоззрения и его индивидуального дарования. Было бы ошибкой определять стиль Шелли как простой и во всех случаях легко понятный.
Синтаксическая структура у Шелли довольно сложна; метафоры его бывают причудливы. Он нередко олицетворяет в предметно-конкретных, пластических образах движения душевной жизни, прибегая к очень сложному переплетению образов, заимствованных из самых различных, далеких друг другу областей жизни. Так, например, в "Освобожденном Прометее" радость Океаниды Пантеи уподобляется освеженному дождем зеленому холму, который смеется тысячью сверкающих капель, глядя на безоблачное небо (действие IV). Земля, повествуя о совершившихся на ней переменах, говорит: "Труд, боль и горе, в зеленой роще жизни, резвятся, как ручные звери..." (там же). Хор духов, воплощающих движение человеческой мысли, говорит об ухе и глазе людей, как о высоких храмах, воздвигнутых для Скульптуры и Поэзии (там же). Эта сложность проистекает не из формалистической игры словом, а из стремления Шелли охватить и воспроизвести все многообразие и богатство жизненных закономерностей, реальная сущность которых еще не вполне им постигнута. Знаменательно, что там, где Шелли наиболее приближается к пониманию действительной жизни и где он обращается непосредственно к народу, язык его становится наиболее ясным, простым и четким, отнюдь не утрачивая своей поэтической яркости.
Особенно поражает своей простотой и классической ясностью язык революционной публицистики Шелли. То же относится и к языку его революционных песен, которые со времен чартизма стали достоянием английских трудящихся.
"Маскараде анархии", внутренне полемизируя с буржуазно-либеральной фразой, Шелли пользуется образами, взятыми из повседневной жизни трудящихся, отражающими их нужду, их насущные потребности. Для рабочего свобода - это хлеб, это счастливый домашний очаг, это одежда, огонь и еда. Свобода - это мир... "Эта поэма была написана для народа, а потому более популярным тоном, чем обычно", - отмечает Мэри Шелли, комментируя "Маскарад анархии". Проще, яснее становится и синтаксическая структура: от сложных периодов, насыщенных множеством соподчиненных ассоциаций, поэт переходит к четкой лаконической речи. Классическим примером может служить "Песнь людям Англии", целиком построенная на чеканных афоризмах-антитезах, аллегорический смысл которых (трутни - паразитические, эксплуататорские классы, пчелы - трудящиеся массы) свободен от всякой романтической туманности. Стиль Шелли становится здесь средством революционной агитации, средством выражения высоких народолюбивых идей, средством выражения мечты о счастливом будущем человечества, основу которой поэт находит в действительности.
Нельзя не согласиться с наблюдением Е. И. Клименко, которая, проанализировав первое, рожденное в борьбе публицистическое произведение Шелли - "Обращение к ирландскому народу", приходит к выводу, что "характерные для революционной лирики Шелли черты стиля зародились в языке его агитационной прозы раньше, чем развились в стихах" {Е. И. Клименко. Язык и стиль Шелли. "Ученые записки Ленингр. гос. пед. ин-та им. Герцена", т. VIII, 1937.}. Действительно, в творчестве Шелли развивается в дальнейшем основное зерно, заложенное поэтом в "Обращении к ирландскому народу": в стиле Шелли сочетается романтический пафос с жизненной правдивостью. С одной стороны, перед нами строгое, точное и сдержанное, хотя, вместе с тем, внутренне очень напряженное описание фактического положения в стране; с другой стороны - высоко патетическое обращение Шелли к Ирландии, характеризующее смелыми и яркими метафорами доблесть ее сынов, и, наконец, чудесное видение освобожденной Ирландии. "О, Ирландия, изумруд океана, чьи сыны благородны и храбры, чьи дочери достойны, искренни и прекрасны, ты - остров, на чьих зеленых берегах я хотел бы увидеть воздвигнутым знамя свободы - огненный флаг-маяк, у которого мир зажжет факел свободы".
Торжественный, патетический, "метафорический стиль" (как определил его сам Шелли) сохраняется в лирике Шелли и в последующие годы, но его идейные и художественные функции все расширяются и усложняются по мере духовного возмужания поэта. В "Королеве Маб", в "Восстании Ислама", в "Освобожденном Прометее" и других произведениях этот патетический стиль прекрасно передает, в соответствии со стихийно-материалистическим мировоззрением поэта, величественное движение стихий, красоту и необозримость вечно изменяющейся природы.
По умению захватить читателя ощущением грандиозности происходящих в мире процессов - движения миров и планет, дыхания ветра, колебания света и тени - Шелли не знает соперников в английской литературе.
Этот торжественный патетический стиль служит высокопоэтической романтической формой пророческого предвосхищения будущих судеб человечества. Он великолепно звучит в грозных обличительных обращениях поэта-обвинителя, предрекающего гибель царей и тиранов, и в восторженных лирических гимнах во славу прекрасных, еще нераскрывшихся возможностей, заложенных в человеке. Стиль Шелли отличается исключительным богатством выразительных средств. Бальмонт насчитывает, например, у Шелли свыше 150 эпитетов к слову "луна".
охотно использует в своих произведениях и так называемую спенсерову строфу ("Восстание Ислама", "Адонаис" и др.), прочно вошедшую в обиход английской поэзии со времен Возрождения; вместе с тем, он обращается и к белому нерифмованному стиху ("Королева Маб", "Прометей", "Ченчи", "Карл I"), столь любимому Шекспиром и Мильтоном. В лирике он часто использует сонет - форму, хотя и сложившуюся под влиянием итальянского Ренессанса, но органически усвоенную в Англии и ставшую национальной. Шелли не раз ссылался на свою связь с национальной поэтической традицией Спенсера, Шекспира, Мильтона.
Так, например, в предисловии к "Восстанию Ислама" он пишет: "Я выбрал для своей поэмы спенсерову строфу, - размер необычайно красивый, - не потому, что я считаю ее более тонким образцом поэтической гармонии, чем белый стих Шекспира и Мильтона, а потому, что в этой последней области нет места для посредственности: вы должны одержать победу или пасть. Этого, пожалуй, должен был бы желать дух честолюбивый. Но меня привлекало также блистательное звуковое великолепие, которого ум, напитанный музыкальными мыслями, может достигнуть в этом размере правильным и гармоничным распределением пауз". Это стремление к музыкальности стиха является одним из важнейших проявлений новаторства Шелли в области художественной формы. В поэзии Шелли английский стих достигает не известной прежде мелодичности и разнообразия ритма и рифмы.
Излюбленным размером стиха Шелли является традиционный английский ямб, хорей. Однако он часто пользуется и смешанными ритмами. Стих Шелли, всегда очень динамичный, стремительный и порывистый, по своему ритму соответствует общему духу его творчества, окрыленного пафосом свободы, устремленного к светлому будущему.
Новаторство Шелли проявляется и в создании нового для английской литературы жанра революционной песни-марша, в которой традиционные английские ритмы звучат по-новому, боевым, мобилизующим призывом. Такова, например, заключительная часть "Маскарада анархии" и "Песни людям Англии", которые пользовались широкой популярностью у чартистов.
Вопрос о ритмических, музыкальных принципах стиха Шелли - это большая и самостоятельная тема, еще ожидающая своего исследователя. Шелли варьирует в каждом новом своем произведении рифмы и ритмы, ударения, аллитерации, организацию строф, припевы, повторы; стремясь к максимальной выразительности идеи, он избегает ритмического интонационного однообразия и в пределах каждого произведения.
"Освобожденного Прометея", "Эллады" и других произведений Шелли характерно как бы симфоническое построение: различные стихотворные лейтмотивы, сменяя и оттеняя друг друга, сливаются в общем идейном и музыкальном единстве сложной симфонии шеллиевского стиха.
Важной особенностью музыкальной структуры стиха Шелли является аллитерация. И ни у кого из его современников этот прием не доведен до такого совершенства, как у Шелли. Характерно, например, использование аллитерации в "Оде к западному ветру" для звуковой характеристики осеннего ветра:
being...
В "Освобожденном Прометее" в словах Ионы аллитерация выразительно передает шелест отшумевших звуков, о которых она говорит сестре:
Легко и свободно рифмует Шелли свой стих. Помимо конечной рифмы, он пользуется для большей музыкальности и напевности и так называемой внутренней рифмой, которую можно встретить и в "Освобожденном Прометее" и в "Элладе", и в "Облаке", и во многих других произведениях.
Поэтическое творчество Шелли последних лет, как и его теоретические работы свидетельствуют о том, что он упорно работал над усовершенствованием своего стиха, видя в его музыкальности, выразительности и доходчивости важнейшее условие для осуществления великой общественной миссии поэзии.