Ошис В. В. Сентиментализм и предромантизм: [Нидерландская литература]. Хемстерхейс // История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994. — На титл. л. изд.: История всемирной литературы: в 9 т.
Т. 5. —1988. — С. 277—279.
СЕНТИМЕНТАЛИЗМ И ПРЕДРОМАНТИЗМ. ХЕМСТЕРХЕЙС
Нидерландский сентиментализм и предромантизм, наряду с религиозно-медитативными, в духе Клопштока и Юнга, стихами Р. Фейта, ознаменованы тремя сборниками благонравного «Опыта кратких виршей для детворы» (1778—1782) Хиеронима ван Алфена (1746—1803), патетическими «Песнями об отечестве» (1783) Якоба Беллами (1757—1786). Его же анакреонтические мотивы («Песни моей юности», 1782) были подхвачены Й. Кинкером («Моя маленькая певунья», 1785; «Первенцы», 1788). Естественная эмоциональность и благородный пыл этих стихов, прежде всего у нидерландского штюрмера Беллами, полемически противостоят фейтовской деланной экзальтации и внешним атрибутам сентиментального изображения.
— как это типично для нидерландского предромантизма — требование верности «хорошему вкусу», «чувству меры» сочетается с горячими призывами к творческой свободе, высокому назначению поэта и т. д. («Поэтические наблюдения» Алфена, 1782, и др.).
Предромантики, почти все из «патриотов», ратовали за национальную самобытность литературы, но сами испытали прямое воздействие немецкого Просвещения (вообще немецкое культурное влияние до 70-х годов шло в Нидерланды через Францию, затем — непосредственно; необходимость в переводах отпала лишь к началу XIX в.). Требования новой, романтической эпохи в литературе они нередко подводили под старые, классицистские понятия, и по форме и по существу оставаясь на перепутье времен.
На скрещении просветительских и предромантических идей сложилась оригинальная эстетическая концепция Франса Хемстерхейса (1721—1790), получившая общеевропейский резонанс. Сын известного филолога Тиберия Хемстерхейса, он получил блестящее классическое образование, дополнив его изучением современной философии. Существенной предпосылкой и составной частью его системы воззрений стала «философия чувства», возникшая как реакция на рационализм — его «одностороннюю и преувеличенную рассудочность, неспособность удовлетворить запросы чувства, непонимание диалектики» (В. Ф. Асмус). Учение Хемстерхейса об универсальном «моральном органе» общественного индивида прямо связано с развитием «чувства личности», показательным для растущего нравственного самосознания третьего сословия, для всей просветительской идеологии. В этом контексте понятен живой интерес Дидро, Лессинга, Канта к Хемстерхейсу. Его лично знали и высоко ставили Гете, Гердер, Форстер, Мендельсон, В. Гумбольдт, Гаман, Якоби.
«Поэтическая философия» Хемстерхейса (как называли ее современники), принципиально лишенная строгой системности — как у Сократа и Платона, которых он считал своими наставниками, — во всех ее составляющих разделах (онтология и гносеология, этика и эстетика) объединяется одной, гуманистической идеей полноты человеческой жизни в ее связях с миром. «Греческая натура под северным небом» (А. Шлегель), Хемстерхейс пытался возвести утопический идеальный мир целостного совместного человеческого бытия посреди реального мира меркантильности и утилитаризма, в условиях внутреннего и внешнего отчуждения личности, предвосхищая своей концепцией романтическую концепцию двоемирия. Он резко отвергает Буало, Расина, Корнеля, Мольера (противопоставляя им Гомера, Феокрита, Платона), отвергает каноны симметрии и нормативность — словом, все то, что, по его мнению, могло как-то сковывать «врожденную» творческую способность души. Искусство, по Хемстерхейсу, есть ступень восхождения человека к высшему благу и совершенству, долг человека и художника — очищать душу от шлаков, возвышать ее к «божественному», «моральному органу» (т. е. к бесконечной власти духовного над природой). В этом аспекте мысль Хемстерхейса предвосхищает «Наукоучение» Фихте, вместе с которым он «заложил философское основание романтизма» (П. Клукхон). Предвосхищает Хемстерхейс и романтическое отношение к искусству как к иррациональному источнику истины, и высокую миссию поэзии, и концепцию романтического героя, «энтузиаста», прототипом которого был его нравственный самосозидающий индивидуум. Неудивительно, что в письмах и высказываниях А. и Ф. Шлегелей, Новалиса, Тика, Гельдерлина, Шлейермахера, Жан-Поля высказано глубокое уважение и восхищение Хемстерхейсом, а также признание его бесспорного влияния и приоритета во многих вопросах романтической эстетики.
не совсем романтик. В противоречивом скрещении двух тенденций состоит его значение, своеобразие и привлекательность. Его фигура поднялась на путях того широкого взаимодействия идей, которое стимулировалось потребностью осмысления грандиозных перемен в духовном мире Европы накануне и в период Французской революции. Не случайно и то, что Хемстерхейс писал свои сочинения по-французски. Вместе с тем «Письмо о страстях» (1766—1770), «Письмо о скульптуре» (1765), «Письмо о человеке и его отношениях» (1772), «Симон, или О способностях души» (1779), «Алексис, или О золотом веке» (1780) — все «Письма» и диалоги этого «батавского Платона» (Г. Форстер) можно без колебаний отнести и по духу и по форме к лучшим образцам нидерландской прозы эпохи Просвещения, как принадлежат нидерландской прозе эпохи Возрождения латинские сочинения Эразма.
опытов, стилистически нередко примыкавших к собственно художественной литературе, она еще представлена несколькими образцами жанра социальной утопии («Рапсодии, или Жизнь Альтамонта» Виллема Перпонше, 1775) и, самое важное, социального реалистического романа — «Сара Бюргерхарт» Элизабет Вольф-Беккер и Агаты Декен (1782). В этом произведении органически усвоенный опыт англичан (Филдинг, Смоллет, Ричардсон, Стерн), соединясь с дидактической и жизнеописательной традицией Ю. ван Эффена, породил живую, почти свободную от привычных литературных условностей национально-характерную картину третьесословной морали, психологии, быта. Последующие романы тех же авторов («Виллем Левенд», 1784—1785, и др.), их стихотворные сочинения страдают излишней назидательностью, благочестием, сентиментальностью.
На скрещении беллетристики и публицистики располагаются многочисленные сочинения в духе «робинзонады», романа-путешествия, авторы которых пропагандируют передовые философские идеи, высказывают прогрессивные политические мысли, т. е. по сути дела вуалируют художественной фикцией диатрибу и памфлет. О литературной ценности можно говорить, пожалуй, лишь в отношении единственного невымышленного образца жанра путешествия — «Заметок, учиненных в странствиях по Турции, Анатолии, Крыму и России в годы 1784—1789» (1795) судового врача Питера ван Вунсела. К эффеновской позиции «непредвзятого разума» здесь добавляется реализм утраченных иллюзий и острая критичность восприятия, которые позволяют Вунселу не только метко и наблюдательно характеризовать увиденное, но и нелицеприятно отзываться о политической борьбе в собственной стране (в том числе и о «патриотах»), в особенности же о невежестве и обскурантизме, насаждаемых, по его мнению, религией и церковью. Типичный просветитель, Вунсел смог занять место в ряду основоположников современной нидерландской прозы.
В конце XVIII и на рубеже XVIII —XIX вв. происходит также становление творчества В. Билдердейка, А. Старинга, Х. Толленса и ряда других писателей, которое следует рассматривать уже в контексте литературы романтизма, хотя в начале XIX в. не нашло полнокровного воплощения.