Приглашаем посетить сайт

История всемирной литературы. 18 век.
Тертерян И. А. Фернандес де Моратин

Тертерян И. А. Фернандес де Моратин // История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994. — На титл. л. изд.: История всемирной литературы: в 9 т.

Т. 5. —1988. — С. 293—294.

ФЕРНАНДЕС ДЕ МОРАТИН

Леандро Фернандес де Моратин-младший (1760—1828) был чужд общественно-политическому пафосу Ховельяноса или Кадальсо, его не захватывало их стремление к преобразованию испанского общества. Его миросозерцание сложилось в эпоху реакции, страха перед революцией (и сам он вынес этот страх из своей поездки во Францию в революционные годы), из-за робости и слабости характера он был склонен к компромиссам. Он позволял себе ядовитые насмешки над инквизицией, процессами над ведьмами и тому подобным мракобесием, но в основном его интересы были обращены на эстетические вопросы.

просветительские идеи лишаются гуманистического общечеловеческого пафоса, утопической мечты, реформаторской нацеленности. Критическое острие направлено в сферу частной жизни, но и здесь сохраняются противопоставление богатства, нажитого скромностью, бережливостью и трудом, и богатства, доставшегося по наследству, развращающего человека; умеренной и честной жизни незнатного дворянства или работящих юношей из третьего сословия и фальшивой суеты столичных вертопрахов и авантюристов. Более всего занимают Моратина проблемы воспитания: человек может быть счастлив только тогда, когда он свободно следует склонностям своей натуры, свободно выражает свои желания; воспитание же в испанских семьях убивает в юношах и особенно девушках способность к свободному, искреннему выражению. Требуя покорности родительской воле, излишней религиозности, показной скромности, в них воспитывают не добродетель, а притворство и умение ловко имитировать добродетель. В результате они и не добродетельны, и не счастливы. Только вмешательство человека с широкими, просвещенными взглядами спасает юных влюбленных и дает урок их родителям или воспитателям. Такова в общих чертах тема нескольких комедий Моратина: «Старик и девушка» (1786), «Барон» (1786), «Ханжа» (1790), «Что значит «да» девушек» (1806). От рассудочности и поучительности комедии Моратина спасает хороший вкус, умение остановиться там, где мораль переходит в скучную назойливость, и элементы реалистической комедии характеров, которые усиливаются к концу творческого пути драматурга.

Моратин дал свое определение комедии, в котором подчеркнул, что действие ее происходит между «частными» лицами, что в диалоге выражаются чувства и характеры и что комедия должна «высмеивать пороки и заблуждения общества и, таким образом, рекомендовать истину и добродетель». Театр он называет «зеркалом добродетели и мастерской хорошего вкуса». Моратин вел борьбу за театр, критикующий и воспитывающий современное общество, изображающий обычных людей в обычной бытовой обстановке, театр характеров, а не сценических перипетий. Он выиграл эту борьбу не только тем, что завоевал публику (чего не смог сделать его отец), но и тем, что создал произведение, в котором испанский театр, «смеясь, расставался со своим прошлым». Это «Новая комедия» (1791) — одно из самых оригинальных и новаторских творений Моратина. В этой комедии, можно сказать, ничего не происходит. В первом акте люди в кафе ожидают начала спектакля в театре, во втором акте в то же кафе возвращается после скандального провала драматург, его родные и друзья и еще кое-кто из зрителей. Освистанная пьеса была, по мнению драматурга и его жены, замечательной, героической комедией об осаде турками Вены. Там действовали император, визирь и прочие лица такого же ранга, а на сцене были представлены «дуэль на конях, три битвы, две бури, одни похороны, одно маскарадное зрелище, пожар города, разрушенный мост, два фейерверка и одна казнь». Безжалостно издеваясь над незадачливым автором (в котором зрители легко узнавали самого плодовитого драматурга того времени, Комелью, одну за другой ставившего пьесы на исторические темы), автор отделяет его и «иже с ним» от творцов классической испанской героической комедии. Те, конечно, тоже шли против здравого смысла и хорошего вкуса, но зато умели волновать и трогать зрителей так, что «забываешь или прощаешь все их несообразности». Эпигонство же лишено взлетов и умножает слабости.

прикрывающий низкую и предательскую натуру приживала и паразита.

Ощутимее всего в творчестве драматурга влияние Мольера (Моратин был также переводчиком Мольера на испанский язык). В двух комедиях по-разному преломляется образ Тартюфа: в «Бароне» — ловкий авантюрист враньем и притворством подчиняет себе провинциальную даму и готовится прибрать к рукам ее дочь и ее добро; в «Ханже» — девушка, которую воспитывали в традиционных правилах, научилась обманывать родных видом и ужимками святоши, втайне ведя интриги и отбивая жениха у своей простодушной кузины.

На многие языки мира была переведена последняя и лучшая комедия Моратина — «Что значит «да» девушек». После комедии Лопе де Веги испанский театр не знал такого чарующего изящества, легкости, соразмерности. Критики, восхищенные блистательной формой и естественностью прозаического диалога, часто, однако, не замечают нового качества, появившегося в этой пьесе. Моратин нашел свежий и неожиданный для классицистической комедии прием: он соединил в одном образе осмеянного и резонера. «Просвещенный» дон Диего, ратующий за разумное и свободное воспитание, сам поддается слабости и готов жениться на юной девушке (влюбленной в его племянника), успокаивая себя заверениями матери девушки и ее внешней покорностью материнской воле. Узнав правду, он находит силы преодолеть свое влечение и стать добрым отцом юной четы. Благодаря этому приему характер дона Диего лишился однообразия и статичности, обрел внутреннее движение. Иными словами, в нем обозначилась психологическая динамика, дотоле неизвестная испанскому классицистическому театру и открывающая перспективу новой реалистической драмы.

—XX вв. наметились разнохарактерные новые тенденции, предвещавшие становление и романтизма, и реализма.