История всемирной литературы. 18 век.
Тертерян И. А. Состояние испанского литературного процесса

СОСТОЯНИЕ ИСПАНСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА

Век Просвещения застал Испанию в глубоком упадке. К экономической и социальной отсталости, выявившейся еще в XVII в., прибавилось разорение страны во время так называемой «войны за испанское наследство» (1700—1713). Воцарение новой, Бурбонской, династии мало что изменило как в экономической, так и в духовной жизни нации. Испания по-прежнему была оплотом Контрреформации, «молотом еретиков, светочем Тридентского собора». Семнадцать инквизиционных трибуналов заседали в разных провинциях страны. Только за время царствования Филиппа V (1701—1745), внука просвещеннейшего короля Людовика XIV, было проведено 780 аутодафе. Различным наказаниям и публичному позору подверглись несколько тысяч человек. К 1730 г. направление деятельности святой инквизиции заметно изменилось: меньше стало процессов «жидовствующих», но больше — по обвинению в «философизме».

Было строжайше запрещено знакомить студентов с теорией Коперника, поскольку она противоречит Библии. Новая философия, начиная с Бэкона, как будто не существовала вовсе. Главным предметом изучения, определявшим и методы и содержание образования, была теологическая схоластика.

И социальные (крайне слабое и медленное развитие буржуазии), и идеологические (светский и церковный деспотизм) причины объясняют тот исторический факт, что испанская культура, недавно пережившая свой Золотой век, в XVIII столетии перешла на положение второстепенной европейской культуры. Первая половина века в особенности являет собой печальную картину: очень немногие писательские индивидуальности выделяются на фоне эпигонства, ученически-несамостоятельной имитации классиков Золотого века, да и то ни одну из них нельзя сопоставить с титанами предшествующих эпох. Выдающийся испанский реалист Бенито Перес Гальдос, в целом весьма низко ставивший культуру XVIII в., указывал в то же время на ее двойственность, неоднородность: «XVIII век представляется нам то как период маразма и слабости, вызывающий только жалость и презрение, то как эпоха скрытой работы втайне вызревающей силы, достойная восхищения и благодарности». «Скрытая работа», пусть и не приведшая к высоким художественным достижениям, была необходимым этапом духовного развития нации и способствовала формированию новой традиции испанской мысли, традиции, на которую опиралась прогрессивная интеллигенция Испании на рубеже XIX—XX вв.

После окончания войны за испанское наследство культурная жизнь страны начала понемногу восстанавливаться и обновляться. Филипп V был воспитан при французском дворе, где щеголяли покровительством литературе и искусствам. Одной из первых культурных акций нового короля было создание Национальной библиотеки (правда, в указе было оговорено, что возглавлять ее должен во все будущие времена королевский духовник, что сразу определило характер этого учреждения). В 1714 г. была создана Королевская испанская академия, принявшаяся за составление словаря. Этот «Словарь, утвержденный авторитетами» (шесть томов, 1726—1739) значительно превосходит по лексикографической культуре существовавшие в то время словари других европейских языков. Академия проделала также большую работу по упорядочению орфографии и подготовке грамматики, по изданию классиков. Впоследствии были созданы также академия истории, академия изобразительных искусств и несколько академий в больших городах: Барселоне, Севилье, Валенсии. Вокруг них собирались историки, эрудиты, издатели. Среди них выделяется энциклопедическими знаниями и научным подходом к литературе Грегорио Майанс-и-Сискар (1699—1781), к которому Вольтер обращался за сведениями по истории испанской литературы.

Майанс осуществил несколько ценных изданий классиков, снабдив их предисловиями и комментариями, написал первую биографию Сервантеса (для лондонского издания «Дон Кихота» в 1737 г.), «Происхождение испанского языка» (1737), «Риторику» (1757, 1787), для которой перевел на испанский язык ряд отрывков из античных авторов. Он первым отказался видеть в «Дон Кихоте» рыцарский роман и высказал идею, что книга Сервантеса — это эпос в прозе. Его вообще интересовала проблема романа, и он сделал попытку классифицировать известные ему прозаические жанры.

Уже в первой половине века начала образовываться литературная среда, появились профессиональные критики, издавался в 1737—1738 гг. «Дневник литераторов». Чуть не каждое новое произведение встречалось критическими памфлетами, сатирами, эпиграммами, за которыми следовали ответные «защиты» и «апологии». Литературная полемика становилась все более напряженной, чтобы во второй половине века превратиться в настоящую битву умов.

в Испании не могла развернуться столь же глубокая, смелая, затрагивающая самые основы критика старого режима, какая была характерна для французского Просвещения. Неудовлетворенность отсталостью и архаичностью испанского общества, стремление к переменам и реформам могли оформиться лишь в виде культурной, и особенно литературной, критики. Передовым испанцам казалось тогда, что распространение образованности, хорошего вкуса, высоких моральных правил посредством новой, соответствующей этим задачам литературы цивилизует умы и нравы, уничтожит средневековые предрассудки и приблизит Испанию к европейским государствам, наслаждающимся, по их мнению, небывалым общественным прогрессом.

Французское общество и французская литература казались идеальной моделью испанским сторонникам культурной реформы. Им противостояли защитники традиционных литературных форм. Было бы, однако, неверно и прямолинейно на этом основании отождествить сторонников национальной художественной традиции с лагерем феодальной и католической реакции. Отношения между реформаторами («офранцуженными», как их станут впоследствии называть) и традиционалистами были сложнее. Тут надо иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, Филипп V, первый король Бурбонской династии, взойдя на испанский престол, открыто демонстрировал презрение к испанцам и всему испанскому. В моде были французский язык, французский покрой платья, французские обычаи. Неудивительно, что это вызвало повальное «офранцуживание» в самых пошлых формах, на имеющих ничего общего с устремлениями передовых мыслителей того времени. Различие между этими двумя совершенно неоднозначными тяготениями к французской культуре не всегда достаточно осознавалось. Поэтому сатирические выпады против «офранцуженных» и, как следствие этого, защиту истинно испанских, традиционных форм быта и художественного творчества можно встретить и у писателей, критически относившихся к общественному строю. Для них рабское подражание иностранному свидетельствовало как раз о вырождении и паразитизме правящего класса. Второе обстоятельство, уже эстетического порядка, состояло в том, что в Испании продолжала существовать замечательная фольклорная культура. Литературная традиция была с ней неразрывно связана. Народ прекрасно чувствовал и осознавал эту связь, недаром, например, пьесы драматургов Золотого века стойко сохраняли популярность среди зрителей в течение всего XVIII столетия. Писатели, обращавшиеся к народной жизни, естественным образом искали опору в традиции, накопившей богатый опыт изображения своеобразных форм народного быта. Самые ясные умы среди реформаторов второй половины века понимали это и искали способы сочетать новаторство, ориентированное на европейские образцы, и национальную традицию. Но в то время требования литературной реформы еще не вышли за пределы теоретической сферы. Художественное творчество еще всецело подчинялось эстетическим принципам предыдущего века, принципа барокко.

Во время войны за испанское наследство циркулировали многочисленные сатирические песни, романсы, куплеты, диалоги. Особенно известны были желчные сатиры падре Бутрона, направленные против французской партии. Как сатирическая, так и лирическая поэзия первых десятилетий века оставалась в русле поэзии XVII в. с ее двумя, часто скрещивающимися течениями: культеранизмом и консептизмом. Эпигонское повторение поэтических формул и фигур, когда-то открытых Гонгорой, Кальдероном и другими великими поэтами прошлого века, было заклеймено впоследствии ревнителями литературной реформы как проявление «дурного вкуса». Испанский театр в это время был заполнен бездарными подражаниями комедиям плаща и шпаги или кальдероновским ауто.