ГЛАВА 1
Свифт не нашел семян
Ты должен природе -- смерть!
Шекспир
Гегель
Семнадцатый век догорал. Характерное столетие! Век, зиявший чудовищными противоречиями, век, насыщенный хаотическими сочетаниями...
И во всем этом -- единый и важный смысл. Семнадцатый сеял -- восемнадцатый собрал урожай.
Кровь и пламя Тридцатилетней войны; могучий напор Запорожской Сечи, громившей польское панство; гниение и медленное умирание империи испанских Филиппов; буйный рост голландских штатов; бешеная сумятица французской Фронды; восстание неаполитанских ремесленников и рыбаков; эшафот, где слетела голова первого английского Карла; пустырь, где второй Карл сжигал прах Кромвеля; палуба голландского корабля, привезшего в английское приморское местечко Торбэй хитроумного Вильгельма -- нового английского короля, посаженного на трон стакнувшимися лондонскими купцами и сельскими сквайрами; утренний прием у четырнадцатого из Людовиков, названного льстецами король-Солнце, хотя был он всего лишь король кольберовских мануфактур; утлое суденышко, уносившее квакера Уильяма Панна в безбрежные водные дали, за которыми скрывалась "обетованная земля" без королей и дворян; двор пльзенского замка, где был убит заговорщиками последний европейский кондотьер -- граф Валленштейн; просторные залы амстердамской биржи и узкие проулки роттердамских доков; "Дикое Поле" Украины и Рыночная площадь Парижа -- все это были детали и штрихи звучавшего единым смыслом исторического процесса, ибо всюду и везде -- на полях сражений и в лабиринтах городов, в банкирских домах и сектантских молельнях, в ткацких мастерских и дворцовых залах, в крестьянских лачугах и в последних феодальных замках, -- везде и всюду шел упорный засев стойких семян.
казак и английский фермер-индепендент, предприимчивый купец-гугенот и жизнерадостный лионский мануфактурист, шведский рыцарь в войсках Густава-Адольфа и искатель приключений в армии Тилли -- люди активной, воинствующей жизни. А рядом с ними люди активной, воинствующей мысли -- век ими богат. Вот стоят они бок о бок -- великаны духа: благородный мыслитель Паскаль, элегантный скептик Ларошфуко, отец новой науки Галилей и художник нового класса Мольер; Декарт, рыцарь единственной достоверности -- сомнения, и Спиноза -- поэт бесстрашного разума; тут же могучая английская поросль: Джон Локк, мастер анализа, прозванный "апостолом ереси", великий механик-систематик и пессимист Томас Гоббс, ослепший силач, почти пророк в своих прозрениях Джон Мильтон, спокойный и мудрый Исаак Ньютон...
Был весь семнадцатый век одним и грандиозным полем засева. И бросались в землю семена новой психологии и морали, новой идеологии и этики; семена того комплекса понятий, и идей, навыков и обычаев, каковым был вскормлен молодой, воинствующий капиталистический дух.
А важнейшей составной частью этого нового комплекса понятий и идей -- и в жизни и в мысли -- были бунт и восстание против всего накопленного и завещанного длинным и мрачным десятком средних веков, против авторитета и догмы, легенды и предания -- и в жизни и в мысли.
Люди творческой мысли сознательно взрывали авторитеты и догмы. А великая, безымянная, многомиллионная толпа, бушевавшая в невиданной доселе активности своей по городам и равнинам Европы? Ее бессознательное, но великолепное народное творчество было также взрывающим творчеством. В классовых столкновениях небывалой до той поры силы, в характерной этой смене династических войн религиозными, религиозных -- национальными и национальных -- гражданскими, в этих наиболее резких формах активности безымянных масс точно так же взрывался-размалывался -- распылялся насиженный, косный, инертный быт. А вместе с взорванными устоями быта в мусорный ящик истории сбрасывалась целостная система идеологических навыков и привычных верований безымянного европейца: самая жизнь его становилась активным взрывчатым веществом, бродильным ферментом в реторте века. И одну и ту же историей заданную задачу решали английский йомен или ткач в войсках круглоголовых, усомнившийся в божественном помазании короля Карла, и французский философ, усомнившийся во всем, кроме сомнения; наемник в войсках Валленштейна, прошедший с огнем и мечом всю Европу и увидевший "войну всех против всех", и английский государствовед, отчеканивший в своем "Левиафане" эту могучую формулу.
В бумагах Спинозы после смерти был найден рисунок, сделанный рукой философа, -- изображал рисунок героя и вождя неаполитанской революции, изумительного рыбака Томазо Аньело. Это не случай, а черта века: одну и ту же задачу выполняли неграмотный рыбак и образованнейший мыслитель.
политики и философы, но в меру ясности сознания своего и неаполитанский рыбак, и английский крестьянин. Но в эти расчеты и думы внесла история жесткий корректив, сказав: во имя создания капиталистической жизни, капиталистического человека, не нового, но лишь порабощенного по-новому...
Увидеть одну сторону этого великого исторического процесса, как не сумел увидеть ее ни один из современников, увидеть, как разрывает человек все путы и одежды прежних догм, помогать процессу всей могучей силой своей и понять: нет, не освобожден человек, -- расчистить поле для нового посева, но не иметь для посева семян, отказаться от этих семян -- такова была трагическая участь великого гуманиста -- память его будет вечна в освобожденном человечестве -- Джонатана Свифта...
Англия и Уэллс -- небольшой остров где-то на отлете, на крайнем западе континента. К середине столетия всего около шести миллионов живет на этом острове -- шесть приблизительно процентов населения всей тогдашней Европы. Климат этого острова суров, особенно на севере острова, в полудикой Шотландии,-- тут не цветут апельсины и малоплодородна земля, суровое море неумолчно бьется о меловые берега, диким вечнозеленым вереском поросла песчаная и болотистая почва. Но вереск -- хороший корм для овец, и много овец в Англии. Совсем не овечий, однако, характер у англичан. Это сильный, страстный и упорный в страстях своих народ.
Уже с середины века этот народ властно заявляет о себе всему миру, прогнав своего короля, казнив его и предприняв гигантскую попытку создать свободную и счастливую жизнь. По всему миру разнесся звук топора, обезглавившего Карла Стюарта. И вместе с Карлом лежал в гробу отживший феодально-абсолютистский строй.
Но расходы по похоронам и издержки по введению в наследство нового хозяина уплатил народ: и на полях сражений при Марстонмуре, Нэсби и Престоне, и на пастбищах, огороженных и перешедших к новым лендлордам. Бурным темпом идет обезземеливание малоземельного крестьянства, тех фригольдеров, что составляли костяк кромвелевской армии; создается кулацкое фермерство, рационализируется сельское хозяйство, самое отсталое в Европе; растет вывоз знаменитой уже английской шерсти, обрабатываемой теперь капиталистическими методами; появляются на европейских рынках английские уголь и железо.
"голдсмиты" -- золотых дел мастера -- становятся интернациональными банкирами. В опубликованном в 1677 году "Маленьком лондонском справочнике" имеется уже список "голдсмитов, располагающих наличными деньгами", и многие банкирские дома -- был среди них один на Ломбард-стрит под фирмой "Кузнечик и Единорог" -- распростирают свои крылья на континент. В родственные отношения между собой вступают через браки гордые лорды, потомки рыцарей Вильгельма Завоевателя, и безродные купцы из Сити: это частные отголоски принципиального, символического брака, заключенного в 1688 году под эгидой Вильгельма III между новой буржуазией и обновленным дворянством, политической сделки, именуемой "славная революция". "Английский купец представляет собой новый тип джентльмена", -- замечает лаконически, но многозначительно один из современников.
А тонкий и умный наблюдатель Даниель Дефо выражается еще отчетливее: "Торгово-промышленная деятельность не только совместима с джентльменством, но в Англии она и делает джентльменами".
Побеждает переворот во нравах. Пишет современник эпохи Бартон: "Вскоре после революции пламенные чувства шотландского народа отклонились от своей прежней колеи религиозных распрей и воинственных интересов и направились в сторону коммерческих дел". А епископ Джордж Бернетт в своей известной "Истории моего времени" под рубрикой "1699 год" заявляет: "Люди и высокого и низкого состояния были тогда одушевлены желанием вести дела". Не расходится с ними и третий мемуарист, Флетчер оф Салтун (1698): "Не вследствие принуждения, а благодаря непредвиденной и неожиданной перемене в национальном духе -- мысли и склонности большинства направились в сторону дел".
Но можно сказать еще точнее: замена феодально-средневекового духа капиталистическим.
"дух неверия и дерзкое сопротивление всякому авторитету составляли отличительную черту замечательнейших из англичан XVII века" (Бокль). Однако только ли их? Вернее -- самых широких безымянных масс. В этом не сомневается и сам Бокль, приводя десятки цитат современников, свидетельствующих, что "дух неверия" и "дерзкое сопротивление" разлились могучим потоком по всей стране, смывая авторитеты средневековой церкви и государства, освобождая человека от крепких и жестоких пут средневекового мышления. Все содействовало этому процессу: и топор 1649 года, обезглавивший Карла, и закон 1663 года, отменивший средневековый запрет вывоза золота и серебра за границу, и еще более "тихое" событие -- опубликование в 1687 году ньютоновских "Начал".
Именно в Англии наиболее ощутимо шел процесс освобождения человека от былых догм и авторитетов, и именно в Англии той эпохи жил, мыслил и страдал наиболее свободный человек своего времени, мечтавший о свободе для всех, но не нашедший семян для засева расчищенного поля,-- Джонатан Свифт...