ГЛАВА 2
Свифт слушает мудреца
Цицерон не имел ни убеждений, ни страстей -- это был эгоист, и то близорукий.
Моммзен
Ты был как все земные боги:
из бронзы лоб, из глины ноги.
Байрон
В 1681 году известный английский государственный деятель, опытный политик и ловкий дипломат, личный друг Карла II, короля Англии, и голландского штатгальтера Вильгельма, человек, известный и уважаемый не только в Англии, но и на континенте, сэр Уильям Темпл, член палаты общин и Большого совета короля, начальник государственного архива Ирландии и, кроме всего этого, заслуженный литератор, решил, что он устал и должен уйти на покой.
Не то чтобы он был стар, сэр Уильям. Пятьдесят три года небольшой возраст для английского политика. Его современник -- "буйный Шефтсбери" -- в возрасте шестидесяти одного года пытался поднять бунт лондонских низов против короля и парламента. И не такую уж бурную жизнь прожил сэр Уильям. Правда, эпоха -- начиная с 1642 года -- давала прекрасные возможности для жизни, насыщенной борьбой; но этими возможностями решительно пренебрег сэр Уильям. И до дня своего ухода в лоно счастливой усталости прожил жизнь весьма спокойную, благополучную. Страстным и непримиримым человеком не был он, и несчастным человеком не был он.
В эти неистовые годы ожесточенных столкновений Уильям Темпл -- видная фигура с молодых уже лет -- умел не портить себе жизнь. Двадцатилетний в разгар кромвелевской революции, он, не будучи, конечно, кромвелистом и принадлежа по рождению, воспитанию и положению к роялистам, не участвовал все же в гражданской войне. Путешествовал в эти годы по Европе, занимался литературой, писал философско-нравственные сочинения -- "Опыты"; в ту эпоху было модным разбазаривать по мелочам мудрость и красноречие, почерпнутые в "Опытах" великого Монтеня... Был довольно богат, весьма изящен, любезен, в меру скептичен. Увенчал счастливым браком романическую любовь.
Затем осел в Ирландии. Как член господствующей касты, не мог не заниматься политикой. И в меру ею занимался: был влиятельнейшим лицом в своем графстве, членом ирландского парламента. Но не огорчался. Сэр Уильям Темпл определенно не любил огорчаться.
Эти страшные годы для Ирландии, когда принес Кромвель меч и пламя на несчастный "зеленый остров", когда Ирландия, изнывая, изнемогая, все же не сдавалась в этой ужасающей борьбе за остатки своей национальной, культурной, религиозной независимости, когда, казалось, самый воздух острова превратился в мрачный сгусток террора -- ненависти -- мести, -- эти годы сэр Уильям впоследствии характеризует в своих дневниках как "годы большого удовольствия". Он любил, например, предаваться джентльменскому развлечению -- садоводству, любил читать, писать и в меру заниматься политикой. Мало ли удовольствий для человека, принципиально не любившего огорчаться!
Но еще более важные удовольствия ему предстояли.
Не нужно удивляться, что в событиях, приведших к реставрации Стюартов, личность сэра Уильяма не оставила следа. Конечно, его джентльменской душе милы были претензии Карла II на английский трон. Но открыто компрометировать себя, когда ход событий еще не ясен,-- этого не сделал сэр Уильям и в пылком юношеском возрасте, зачем бы стал он это делать в возрасте уже солидном? Но он имел терпение выждать три года после реставрации в своем тихом ирландском благополучии, прежде чем решился отправиться в Лондон, где -- он знал -- человека его масштаба ждала неплохая карьера. Главное -- не торопиться, "поспешать медленно", -- прекрасный латинист, сэр Уильям определенно уважал эту цитату.
Вооруженный хорошим именем, деньгами, некоторой литературной известностью, сэр Уильям появляется в середине 1663 года в Лондоне. Он уверен в успехе -- ведь кроме прочих своих качеств он обладает еще одним, и весьма ценным и редким в годы потрясений и переворотов,-- у него нет прошлого... он не только не пролил ничьей крови, но и не испортил никому крови.
Зато есть у него два рекомендательных письма. От герцога Ормонда, лорда-наместника Ирландии, к лорду Кларендону, первому министру реставрации, и к лорду Эрлингтону, министру иностранных дел. Оба лорда -- виднейшие фигуры политической Англии, но облик их весьма различен. Однако жадное внимание опытного наблюдателя людей и событий, нюх умного человека привлекает лишь один момент этого различия: Кларендон был звездой нисходящей, Эрлингтон -- звездой восходящей. Нужно ли долго останавливаться на естественном следствии этого обстоятельства?
"К Эрлингтону Темпл и прильнул. Он не экономил горячих уверений в преданности и -- грустно сказать -- даже грубой и почти идолопоклоннической лести. В непродолжительном времени он получил свою награду".
Так пишет биограф Темпла Маколей, вообще говоря очень сочувственно относящийся к Темплу. И если уж ему, корректному и сдержанному англичанину, "грустно сказать" -- что к этому добавить?
Награда, полученная сэром Уильямом, -- видный дипломатический пост сначала в Германии, потом в Бельгии и Голландии -- пришлась ему как перчатка по руке. Известно, что дипломаты на то и существуют, чтоб создавать счастливые случаи, но насколько чаще счастливые случаи создают дипломатов!
Но несомненна роль Темпла в этом деле: он внимательно продумал положение и рискнул -- первый раз в жизни -- рискнул связать свое имя с проектом англо-голландского сближения. И стал настойчиво рекомендовать этот проект в Лондоне. Тут и наступил счастливый случай -- создавшаяся внутри Англии политическая ситуация была такова, что друг Темпла Эрлингтон, ставший первым министром, также счел возможным и нужным рискнуть и дал сэру Уильяму полномочия действовать. Тот оказался на высоте -- провел все предварительные переговоры четко и быстро, и уже в начале 1668 года был заключен сенсационный англо-голландский договор, к которому вскоре присоединилась и Швеция.
Наутро после подписания договора Темпл проснулся знаменитостью в европейском масштабе. И будь он человеком другого склада, мог бы гордиться тем, что проведенный им в жизнь "тройственный союз" был сокрушительным ударом по реакции внутри Англии, попыткой возвращения к решительной внешней политике Кромвеля, укреплением позиции парламента против реставрационных стремлений Карла, поддерживавшихся французским золотом. Так оценивался "темпловский" договор и в Англии и на континенте; знаменитый мемуарист эпохи Сэмюэл Пепис пишет о нем в своем дневнике: "Единственное хорошее общественное дело, сделанное со времени, как король вернулся в Англию".
профессионалом дипломатом, которому повезло? Связывал ли он свой успех с общей линией своей политики, с убеждениями своими? Да были ли у него эти убеждения? И если были, то хотел ли он за них бороться?
Эту серию вопросов -- они задавались современниками Темпла -- можно было бы увеличить. Но зачем? Ответ на них заранее дан всем обликом сэра Уильяма, качеством его жизни. Неудивительно поэтому, что, когда через три года Карл II, в отчаянной борьбе за свои прерогативы, в виде последней ставки игрока нарушил союзный договор и в союзе с тем же купившим его Людовиком объявил войну Голландии, сэр Уильям тихо и мирно умыл руки и, подав в отставку, удалился в поместье, купленное им вблизи Лондона в округе Шиин. Но уже за год до этого, предвидя ход событий, он, как эпически повествует Маколей, "расширил небольшой сад, купленный им в Шиине, и употребил некоторую сумму на украшение своего тамошнего дома". Сэр Уильям очень настойчиво не хотел огорчаться.
И шла спокойно безмятежная жизнь. Великий дипломат сажал дыни, занимался садоводством и писал изящные трактаты на литературные и политические темы.
Грязная пена переливалась через котел. Обман -- клевета -- политический разврат -- подкуп -- предательство -- измена: из этих жирных штрихов складывалась картина дней. Карл II, ничтожный развратник, наделенный, впрочем, недюжинными способностями биржевого спекулянта, подавал доблестный пример. Еще в 1671 году заключил он договор со своим французским коллегой Людовиком XIV, в который входили тайные пункты о принятии Карлом католичества и о поддержке им французской политики на континенте; Людовик же обещал ему большую денежную субсидию, дававшую возможность править без парламента, и военную помощь в случае гражданской войны. Государственная измена короля была налицо, и слухи о ней просочились в самые широкие слои народа.
В этой обстановке грязного хаоса, в этой атмосфере тоски по элементарной человеческой честности был, казалось, лишь один порядочный человек в стране, считавшийся еще к тому же великим политиком. Имя сэра Уильяма Темпла, отшельника из Шиина, ничем не скомпрометированного, белые одежды которого не покрыты ни одним пятнышком, повторялось все чаще. И обе основные политические группировки эпохи: "сельская партия" -- новые лендлорды, получившие земли в результате кромвелевской революции и боявшиеся реставрационных стремлений Карла (из этой группировки возникла одна часть партии вигов), и роялистски настроенные круги (впоследствии партия тори) -- были не прочь обеспечить себя этим "политическим капиталом". Получал сэр Уильям и многозначительные предложения от короля -- приблизиться к жирному казенному пирогу, заняв пост статс-секретаря. Но в ответ на все предложения сэр Уильям демонстрировал, по английской поговорке, "глухое ухо" -- нет, он останется у своих дынь.
И лишь после третьего предложения Карла -- в 1679 году -- он покинул на два года свой Шиин, решив, что время его пришло.
Даже сочувствующие сэру Уильяму биографы не склонны думать, что беспримерное для той эпохи равнодушие его к власти было естественным поведением философа, человека с независимым критическим умом, через очки презрения наблюдающего свою среду. Нет, это было гораздо проще. Сэр Уильям был человеком и самодовольным, и самовлюбленным, и тщеславным, отнюдь не гнушающимся карьеры и фортуны. Но был он и очень осторожным человеком, и каждый шаг, сопряженный с риском, казался ему просто неумным шагом. Но рискованным ведь был каждый политический шаг... И все же он не устоял и рискнул.
В 1679 году был распущен парламент, иронически называвшийся "парламент на пенсии": звенели в карманах членов этого парламента деньги и английские, и французские, и голландские, и испанские. Но деньги деньгами, а все же и это почтенное сборище "сельских джентльменов", лондонских юристов и богатых купцов из Сити ясно показало, что оно не намерено помогать королю увеличивать свою власть за счет парламентской власти.
Стремление перехитрить историю! Как оно характерно для "больших политиков"; люди покрупней Темпла самоотверженно предавались этой иллюзии. Оказался жертвой и он, проявив вместе с тем недюжинные способности дипломата, то есть улаживателя конфликтов.
Сэр Уильям прекрасно видел, что основной политический конфликт -- это конфликт между королем, парламентом и министрами, трехсторонний конфликт, систематически разворачивавшийся с момента реставрации. Чересполосица функций трех этих органов власти выявлялась в сложнейших интригах, необузданной склоке, утонченном вероломстве. Конечно, за всем этим скрывалось исторически обоснованное столкновение двух основных противоборствующих сил: намечавшегося союза новых лендлордов с денежным мешком Сити, с одной стороны, и старой феодальной аристократии, опиравшейся то на короля, то демагогически искавшей поддержки широких слоев среднего сословия,-- с другой. Столкновение это нашло свою законную развязку немного лет спустя -- в "славной революции" 1688 года: стараться предотвратить, задержать эту развязку и значило стремиться перехитрить историю...
Сэр Уильям ловко рассудил: три центра власти живут в постоянной склоке -- а что, если создать четвертый? Чтоб он был опорой для парламента от деспотичных тенденций короля и министров и одновременно защитой короля и нации от деспотической власти парламента? Нечто подобное было при Елизавете -- в лице Королевского совета, почему не попытаться воскресить этот орган? И он сформулировал проект нового государственного органа, который "имеет целью ограничить королевскую власть и взять часть этой власти на себя, выполнять некоторые функции парламента, а также фракции кабинета министров", быть "уздой" и для короля и парламента, а кроме того, "казаться народу достаточным обеспечением против плохого правления" (Маколей).
Король решил принять проект, надеясь, конечно, перехитрить хитреца Темпла. К тому же новый парламент уже собрался и сразу занял угрожающую позицию -- терять было нечего. А выиграть было что, хотя бы политический капитал, связанный с именем Темпла.
"город и село преисполнились ликованием. Звонили колокола, зажигались фейерверки, и английский восторг нашел отражение и в Голландии, где считали, что влияние, приобретенное Темплом, является хорошим предзнаменованием для всей Европы" (Маколей).
К концу 1679 года сэр Уильям был почти национальным кумиром. А к середине 1681 года кумир догадался, что он "устал", и уже сажал дыни в своем прекрасном фруктовом саду, с твердым решением -- никогда больше не пытаться спасать страну.
Что же произошло за короткий этот срок? Ничего трагического для сэра Уильяма. Он не был свергнут, отставлен, скомпрометирован,-- ничто не угрожало его жизни или безопасности. Он просто счел за благо в тот момент, когда "стало горячо", быстро исчезнуть.
А стало очень горячо. Конечно, новый темпловский орган оказался на практике точным сколком в миниатюре всех партий и группировок, вместилищем всех кипевших в стране страстей. Конечно, из этого органа выделился некий малый орган, в который должен был войти -- помимо воли -- и Темпл. Конечно, и в этом малом органе свирепствовала война всех против всех, в ней должен был участвовать и Темпл, то есть бороться, рисковать, а этого он и не хотел. И он стал отмежевываться, воздерживаться, саботировать, числиться, а не существовать.
Но с каждым днем это становилось трудней. Атмосфера накалялась. Парламент вновь поднял острый вопрос, волновавший все время Англию, -- о престолонаследии. Речь шла об исключении брата короля (последний Стюарт, Яков II) из действия закона о престолонаследии. Трон, согласно закону, должен был перейти к нему, но он официально принял католичество, и все духовенство, городское мещанство, корпорации, средние лендлорды не могли примириться с допущением католика на английский трон: это означало бы полное возвращение докромвелевских порядков, полное подчинение Франции, то есть удар по английской торговле и промышленности. Но сильные сторонники были и у Якова, и страна была фактически накануне гражданской войны. Лидер "иксклюжионистов" (сторонников исключения), неистовый старик Шефтсбери, уволенный королем председатель темпловского совета, уже формировал армию восстания, как говорил он, "против папства и рабства, идущих рядом". В палате общин билль об исключении был принят, палатой лордов -- отвергнут. Новый орган по этому вопросу раскололся. А сэр Уильям? В парламентском голосовании билля он не участвовал. "Он не оказал ни поддержки, ни сопротивления. Он преспокойно удалился из палаты".
вполне достаточно одного простого: он струсил. И мемуары современников подтверждают это с очаровательной наивностью.
"Почему вы не присутствовали на своем месте?" (во время голосования билля) -- спросил Темпла, по словам мемуаристов, один из его коллег. Ответ Темпла был изящен: "Я поступил согласно совету Соломона -- не сопротивляйся сильному и не пытайся остановить течение реки..." Но Маколей не считает современников Темпла столь наивными, чтоб они не понимали, в чем было дело. "Привыкши к большим ставкам в большой политической игре, они (коллеги Темпла) презирали его грошовую игру". Грошовая игра -- лучше не скажешь!
Итак, отказавшись от политической деятельности, решив, что он устал, сэр Уильям катастрофически бежал под сень своего сада.
Бурной лавиной неслись события. Французское золото подкрепило шатающийся трон, была разгромлена оппозиция, один из коллег Темпла по Совету ушел в изгнание, другой на эшафот, третий узнал смерть от собственной руки, -- а Темпл возделывал свой сад. Умер Карл, предатель и распутник, промелькнуло короткое, но свирепое царствование Якова, был он свергнут, как только попытался провести "французскую программу",-- а Темпл возделывал свой сад. Был приглашен на трон король купцов и лендлордов, объединившихся в партии вигов, Вильгельм Оранский,-- а Темпл возделывал свой сад. Был проведен в парламенте 1689 года знаменитый "билль о правах", знаменовавший утверждение нового общественного порядка,-- а Темпл возделывал свой сад. Он все возделывал свой сад -- можно подумать, что он наперед знал знаменитый совет Кандида: "Il faut cultiver son jardin!"
газоны, дорожки, даже каналы, статуи, беседки, прекрасный барский дом с великолепной библиотекой. И не только сажал сэр Уильям тюльпаны и дыни, но писал этюды и эссе -- даже о китайской литературе; съезжались туда знатные гости, приезжал не раз даже новый король. И сэр Уильям беседовал -- охотно, красноречиво и мудро -- о политике и литературе, его слушали бережно и внимательно. Так прошло десятилетие, он скончался, и написал о нем биограф восемнадцатого века:
"Этот великий дипломат, искусный политик, чей великолепный гений понимал как интересы королей, так и интересы народов, сумел усовершенствовать свои природные дарования воспитанием, прежде чем посвятить их на пользу своей страны, и использовать их в искусстве управления, каковое сделало его имя таким славным в глазах потомства".
Положительно, сэру Уильяму везло и после смерти!
И вот он гуляет по своему чудесному саду. Он медленно движется, сэр Уильям Темпл, наряд его безукоризнен, шелковые чулки белы как снег, сверкают красные квадратные каблуки его башмаков, в руке золотая трость, величава походка. Речь его плавна и закруглена, украшена классическими цитатами, оснащена эффектными остротами, непринужденно льется речь из уст английского Цицерона. Как мот золотые монеты, так бросает он золотые слова,-- он знает, что их подберет и сохранит для потомства некий молодой человек, почтительно сопровождающий его в утренних прогулках, мрачный юноша, бедно и строго одетый, по должности своей молчаливый, и несколько даже непонятный, и не раз, наверно, раздражавший несветскостью своей сэра Уильяма...
Если б он знал! Если б знал сэр Уильям -- это помпезное, чванное, надутое ничтожество, этот ленивый и вялый человек, потребитель, бездельник и паразит, трусливый, мелкий эпикуреец, не любящий огорчений, существо с рыбьей кровью в жилах, проживший такую долгую, по внешности пышную и такую никчемную и бездарную жизнь,-- если б он знал, что имя Уильяма Темпла для нас только потому останется в истории, что сопровождал его в утренних прогулках строгий и мрачный юноша с острым взглядом холодных голубых глаз -- его секретарь Джонатан Свифт!