Приглашаем посетить сайт

Назаров С. Джонатан Свифт
Отступление, повествующее о путешествиях Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а затем капитана многих кораблей

Отступление, повествующее о путешествиях Лемюэля Гулливера, сначала хирурга,
а затем капитана многих кораблей

Письмо это было написано 8 августа 1725 года, и внизу стояла подпись – Ричард Симпсон. В письме издателю было предложено издать «Путешествия», написанные кузеном автора письма, капитаном Лемюэлем Гулливером. А через некоторое время к крыльцу дома Мотте была подброшена рукопись из проезжавшего мимо фиакра. Мотте издал ее через несколько месяцев с изменениями и сокращениями. Эта первая рукопись не была найдена, а поскольку Свифт прямо никогда не признавал свое авторство, мы «не знаем», кем был написан «Гулливер». Мы не знаем и того, когда он было написан, и в каком порядке.

– политики и домохозяйки, романтики и молодежь, люди серьезные и преданные забвению старики. Все хотели немедленно узнать имя автора. Даже друзья Свифта – Гей, Поп и Арбетнот писали ему так, как будто не знали, кто автор, но это, скорее всего, было частью свифтовской мистификации, ведь именно Поп и Льюис приложили руку к изданию, и некий Симпсон из Ноттингемшира, скорее всего и есть Поп.

«Сказка бочки» и «Путешествия Гулливера», бесспорно, лучшие литературные сочинения Свифта, однако, между ними есть одно отличие – первое он писал в молодости, будучи полон сил, когда еще уверенно смотрел в будущее, второе - после крушения всех надежд, сделавшись мизантропом и живя в фактическом изгнании.

К книге писалось множество ключей – расшифровок, кто и какие события осмеяны в «Путешествиях», однако, по всей видимости, в них мало правды, как и в многочисленных толковых словарях, которые составлялись для языков тех стран, в которых побывал Гулливер. Скорее всего, эти слова – бессмыслица и составляют часть мистификации.

Не следует также забывать, что Свифт любил языковые эксперименты – подражание детской речи, каламбуры, сокращения до букв, нарушение графической целостности слова и т. д. Например, письма Стелле писались на особом языке, который требует дешифровки.

клича индейцев. Возможно, это просто совпадение, но в английском словаре, написано, что это слово выдумано Свифтом. Если это действительно совпадение, и если мой коллега меня не обманул, этот факт добавляет злую иронию к чтению четвертой части книги.

Личность Гулливера была обрисована настолько правдоподобно, что, по словам Арбетнота126 бывал очень доволен, когда у его героя находились однофамильцы. Например, Поп написал Свифту 23 марта 1728 года, что в газете, издаваемой в Бостоне, упоминается Джонатан Гулливер, член тамошнего парламента. А Фортескью прислал тому же Попу отчет о выездной сессии суда присяжных, где рассматривалось дело Лемюэля Гулливера, который был признан виновным, поскольку имел репутацию человека лживого. Интересно, что сам Свифт в своем романе в подтверждение правдивости автора (Гулливера) приводит цитату из Вергилия – слова Синона, самого большого лгуна на свете. Впрочем, Свифт любил шутки.

Жанр путешествий был тогда очень популярен. Свифт выбрал его специально, как враждебный себе, чтобы побить противника его же оружием. В отличие от многочисленных романов, где путешественники встречаются с естественным человеком, неиспорченным цивилизацией, у Свифта дикари являются настоящими дикарями, а не картинкой, списанной из книг новомодных философов. Свифт с первых строк настаивает на реалистичности: «Я предпочел излагать голые факты наипростейшим способом и слогом». Это не роман, это документ, который написан очень тонко, в отличие от похожих утопий. Главный герой рассказывает подробно, только то, что он видел, в отдалении краски затушевываются и то, что он передает с чужих слов, или не видел сам, очень неопределенно - это походит на картину с перспективой, где есть передний план и фон. Кроме того, Свифт пользуется различного рода приемами, которые создают правдоподобие – мелкие штрихи, подробности, которые, казалось бы, невозможно было бы выдумать, если рассказанные события не были бы правдой – привычка Гулливера громко разговаривать, вернувшись из страны великанов, потеря представления о пропорциях и т. д. Между прочим, один критик, ученый, ирландский прелат, совершенно серьезно опровергал некоторые вещи в романе, в которые, по его словам, невозможно поверить. Это умение создавать правдоподобность роднит Свифта с Дефо. Первым это подметил Данлоп и развил Вальтер Скотт. Но Скотт замечает, что гений Дефо был ограничен кругом его знаний, очень узких, и он не умел создать больше двух-трех героев, как правило, грубых и низкопробных плутов. «Он словно колдун из индийской сказки, чья магическая сила ограничивается способностью принимать обличье двух-трех животных. Свифт – это персидский дервиш, способный заставить свою душу вселиться в чье угодно тело, видеть его глазами, пользоваться всеми его органами, завладеть даже его рассудком». Однако не следует все списывать на художественные приемы, как это делают комментаторы. Эпизод, когда Гулливер убегает от птиц в стране великанов и другие, подобные этому, имеют под собой тайный смысл, и введены не только для создания реальности мира, где находится Гулливер. Я советую читать эту книгу очень медленно и очень внимательно.

«Гулливер» - это пародия на «Робинзона», но это полная чепуха. Свифт не любил Дефо, и делал вид, что даже не может запомнить его имени. Так вот, он не мог написать сочинение из-за человека, к которому сам относился презрительно и даже вряд ли читал его роман. Обычно критики ругают это сочинение за то, что оно полно намеков на современность и, следовательно, не имеет общечеловеческой ценности. Но нужно же понимать, что Свифт никогда не писал ради литературной славы, он был к этому абсолютно равнодушен и вовсе не стремился написать вневременное произведение. Свифт также не писал, чтобы развлечь, а наоборот, чтобы позлить публику. Мало того, Свифт никогда не писал художественных сочинений! Его книги - это воплощенные в мысль чувства, и, следовательно, читать их может только тот, кто перед этим ознакомился с его биографией и современной историей. Его книги – это комментарий, ключ к его жизни, их невозможно разделить, и это как раз является достоинством, а не недостатком. Я согласен, что чтение «Гулливера» человеком, который о Свифте не знает ничего, или знает совсем немного – занятие неблагодарное, скучное и вызывающее недоумение (помните как доктор Симпсон (Абдулов) в фильме Захарова отказывался читать эту книгу, потому что она скучная?). Однако я утверждаю, что читатель, знакомый хотя бы с десятком свифтовских биографий, посмотрит на «Гулливера» иными глазами. Конечно, намеки на конкретных лиц и события, особенно в первой части, желательно понимать, поскольку они сбивают с толку, но не более того, потому что это не так важно. Важно, что история Гулливера – это история самого Свифта, и это – личная книга. Гулливер начинает свои путешествия в 1699 году, и именно в этом году Свифт покидает Мур-Парк и начинает самостоятельную жизнь. Окончились же они в 1715, в году, когда Свифт окончательно вернулся в Ирландию. В Лилипутии ноги Гулливера были связаны девяноста одной цепочкой, прикрепленной к тридцати шести замкам, и именно девяносто один памфлет к услугам тридцати шести партий написал автор «Сказки бочки». Возможно, это признание того, что деятельность Свифта как политического памфлетиста приковывала его цепями к миру безумия и нелепости. И этот странный эпизод в третьей части, где рассказывается история струдльбрругов – неожиданное размышление о моральном праве человека на бессмертие автора, который всегда до этого писал памфлеты на злобу дня. Другое обвинение критиков – это невыдержанность стиля, он различен не только по главам, но даже по страницам. Но эта книга писалась не как художественное сочинение, я уже говорил, что Свифт никогда не писал ради писания, эта книга своего рода духовное завещание, и какое дело здесь Свифту до стиля?

Почему Гулливер - доктор? Возможно, потому что он подобен единственному здоровому человеку, отправляющемуся в путешествие по миру сумасшедших. И в четвертой части он становится капитаном, потому что теперь сумасшедший – это он сам. В отличие от волшебных сказок, где герои постоянно дивятся чудесам, замкам и диковинкам, Гулливер никогда ничему не удивляется, он спокоен. Это своеобразный художественный прием, который говорит нам, что эта книга – вовсе не сказка. Гулливер совершенно уверен в нормальности того, что видит, потому что этот мир – безумен, нелогичен и безобразен, и он, Гулливер, это знает, чему же тут удивляться. Гулливер - в плену факта, он видит это таким, но читателю-то со стороны ясно, что все это нелепо и смешно, и тогда, возможно, читатель оглянется вокруг себя и подумает, а действительно ли мир, в котором он живет, и который его самого не удивляет, нормален? Конечно, утверждение, что Гулливер – это Свифт, слишком примитивно. Во-первых, Гулливеров четверо и все они разные. Например, в первой части Гулливер отказывается воевать с Блефуску, чтобы не делать рабами свободных людей, а во второй советует королю Бробдингнега открыть формулу пороха, чтобы тот держал своих подданных в страхе. Здесь Гулливер становится лилипутом первой части, в третьей же части он просто холодный наблюдатель, фиксирующий факты. Поэтому Гулливер не всегда является автором, т. е., Свифтом, а иногда превращается в обычного жителя Англии, со всеми предрассудками и пороками. «Гулливер» - это единственная книга, о судьбе которой Свифт беспокоится после ее издания, что он не делал никогда прежде. Это говорит, что Свифт считал ее важной для своей цели – исправления человеческого рода. В Дублинском издании было добавлено письмо Гулливера Симпсону, в котором есть такие строки «Уже более полгода, как книга моя служит предостережением, а я не только не вижу, чтобы она положила конец всевозможным злоупотреблениям и порокам, - по крайней мере, на нашем маленьком острове, как я имел основания ожидать, но и не слыхал, чтобы она произвела хотя бы одно действие, соответствующее моим намерениям».

Наибольшее количество споров и осуждений вызвала четвертая книга. Многие критики видели в изгнанном из Гуигнгнмии Гулливера вестника авторской ненависти к человечеству, доведенной до остервенения, презрения, доходящего до омерзения. Даже сэр Вальтер Скотт, большой почитатель Свифта и редактор первого научного собрания его сочинений, лишь с грустью констатировал наличие в четвертом путешествии клеветы на человеческую природу. Что же говорить о Теккерее, который объявил свифтовскую мораль ужасной, постыдной, трусливой, святотатственной. А в XX веке, когда у психологов появилась фрейдистская теория, они объявили у него комплекс отвращения к человеку (здесь следуют подтверждения биографические и социологические), которого он не мог побороть (следует изложение теории Фрейда), Свифт хотел быть просветителем, но не смог (основание психологи находят в свифтовском ригоризме) и вообще родился поздно (следует доказательство, основанное на характере свифтовской логики) и т. д. и т. п. Я уже говорил, что свифтовская пародия – это не пародия на человека вообще, это пародия на человека философов. Точнее это даже не пародия, а самая, что ни на есть, правда. Эпоха Возрождения объявила Человека богом зримого мира, центром вселенной, открыла его бесконечные способности в титанах своего времени, а его красоту - в их творениях. Гуманизм был объявлен целью любой деятельности, но все эти призывы, и красоты потерялись по дороге, поистрепались в руках потомков. И вот, на словах и в книгах человек - венец божьего творения, а на деле – мерзость, грязь, глупость, подлость, ханжество. Свифту противны эти разговоры о гуманизме, это все прогнило насквозь, за версту разит фальшью и лицемерием. Философы и романисты поют дифирамбы некоему естественному человеку, хорошо, Свифт показывает им настоящего! Такого человека, который живет среди них, ходит по улицам, смотрит на этих гуманистов из зеркала.

«Гулливер» стал выходить в «исправленном» виде, где резкости были удалены, некоторые места подчищены, другие изменены. Эти правленые издания пользовались большой популярностью и издавались на протяжении двух сотен лет громадными тиражами. Но были и прямые подделки. Как любое гениальное творение, подобно «Дон Кихоту», получившему поддельный второй том, «Гулливер» получил поддельный третий, напечатанный тем же форматом, что и первых два, без указания издателя. Там утверждалось, что том написан истинным автором «Гулливера», а в самом сочинении Гулливер второй раз путешествует в Бробдигнег, но писака, это сочинявший, быстро устал придумывать и скопировал текст из французской книги «История Северамбов». Это сочинение было деистического толка и потому уничтожено во Франции, понадеявшись на редкость книги, этот «истинный Гулливер», решился на плагиат. А совсем недавно, три года назад, была опубликована мерзкая современная подделка издательством «Институт социологии», которая называется «Эротические приключения Гулливера». В аннотации говорится: «Эта книга является единственным в мире изданием неизвестной рукописи Свифта, созданной им в 1727 году на основе глав и частей, изъятых первым издателем «Путешествий Гулливера» за их "откровенный и шокирующий характер"». Автор этой гадости, видимо, хотел позабавить публику «эротикой» и имел наглость на титуле поставить имя – Джонатан Свифт. Продолжений «Гулливера» действительно много, но на них, по крайней мере, стоят имена авторов. «Новые путешествия Гулливера» написаны аббатом Дефонтеном и повествуют о путешествиях сына Гулливера Жана. Этот Дефонтен был противником Вольтера и первым переводчиком «Путешествий Гулливера» на французский язык, изданных уже через год после английского издания (еще через год они появились на итальянском, а в 1776 году на русском). Но Дефонтен сократил и исказил текст, обратившись по этому поводу письмом к Свифту, который его извинений не принял, впрочем, его перевод выдержал свыше 170 изданий! Противник Дефонтена – Вольтер находился тогда как раз в Англии и рекомендовал эту книгу своим друзьям. После Дефонтена стоит длинный ряд подражаний и продолжений, которые невозможно перечислить127«Лилипутская библиотечка, или Гулливеров музей: полная система знаний для юношества в десяти томах, составленная Лилипутиусом Гулливером (1782)». Но вот отрывок: «Читатель, несомненно, удивится, что, вопреки печальному опыту и клятве никогда в жизни больше не путешествовать, я, тем не менее, в июле 1914 года вновь расстался с женой и детьми, чтобы в качестве военного врача двинуться на корабле «Бульверк» в воды Балтийского моря...». Да-да, именно в 1914 году! – это пятое путешествие Гулливера описал Фридьеш Каринти, венгерский юморист, который развлекался тем, что подделывал стили известных авторов. Это путешествие он опубликовал в 1916 году. Не знаю, насколько он хорошо подделал «неподражаемую» манеру Свифта, но шестое он издал через пять лет. Таким образом, Гулливер совершил еще два путешествия через двести лет, хотя еще в 1911 году Леонид Андреев похоронил капитана в рассказе «Смерть Гулливера». В 1936 году было опубликовано сочинение Георга Борна «Гулливер у арийцев», где высмеивались немецкие нацисты. Самое смешное, что Гулливер здесь уже профессор Эдинбургского университета и совершает путешествие в 541 году коммунистической эры128, которую автор отсчитывает от Октябрьской революции и попадает на уединенный островок в общество 800 лучших арийцев, бежавших из Германии после крушения режима. В начале прошлого века испанский писатель Винсенте Бласко Ибаньес, написал роман «Женский рай», действие которого происходит в Лилипутии, куда попадает пятнадцатый человек-гора, считая с Гулливера - молодой американский инженер. Впрочем, эта книга – дань феминизму, к власти в Лилипутии и Блефуску пришли женщины, и настала эра всеобщего счастья. Я думаю понятно, какого рода было это счастье. В 1961 году Берман выпустил повесть «Путешествие по стране Автои» - тоже по свифтовским местам, а в 1973 году вышел «Новый Гулливер» чешского писателя Богумила Ржиги. А совсем недавно, в 2004 году, безвестным барнаульским драматистом Михаилом Смоляковым (видимо, псевдоним) была написана пьеса «Космические приключения Ивана Гулливера. По мотивам книжки Дж. Свифта». Таким образом, Гулливер стал самым живучим литературным персонажем. Во всей этой истории плохо, однако, одно – из серьезной, глубоко личной и великой книги сделали фарс. Это своего рода довесок к психологическим биографиям. Психологи сделали Свифта злым, но не могли ничего поделать с книгой, поэтому появились писаки, которые постарались ее уничтожить.

английским текстом, изданным немецкой фирмой Таухница. Этот перевод был кардинально переработан Франковским, стал называться переводом под редакцией Франковского без указания имен первых двух переводчиков, и был издан издательством «Academia» в 1928, 1930 и 1932 годах. Этот перевод также был перепечатан «Художественной литературой» в 1947 и, в сокращенном виде, «Московским рабочим» в 1958. Была и другая редакция перевода 1928 года – Бабуха и Франковского, изданная «Художественной литературой» в 1935 году, и еще раз переработанная Франковским и напечатанная издательством «Academia» в 1936. Репринт был предпринят в 1967 и, с некоторыми правками, в БВЛ в 1976 годах. Наиболее удачным и точным является редакция, изданная в 1987 году, в которой исправления 76 года были отменены и сделаны кое-какие новые правки Чекаловым и Русецким. Этот перевод и является наилучшим. Как я уже сказал, было два издания, которые отличаются – первое лондонское и дублинское, которое всегда и издают. Но было бы неплохо в примечаниях, или в дополнении приводить места из первого. На мой взгляд, это важно, но никто этого никогда не делал. Я же рекомендую издание, выпущенное в свет издательством «ВИТА НОВА». Правда, утверждение в аннотации – «Издание сопровождается обширной статьей о творчестве Дж. Свифта и подробными комментариями» сильно преувеличено, зато здесь напечатано более четырехсот иллюстраций Жана Гранвиля – знаменитого иллюстратора, как ни странно, закончившего свою жизнь в сумасшедшем доме...



настаивая на том, что все, что там написано – это настоящая действительность и чистая правда. Однажды он написал с негодованием Попу: «Один здешний епископ сказал, что эта книга полна невероятной лжи, и лично он не верит там почти ни одному слову».

«Нескромные сокровища».

128 Здесь уместно также вспомнить советский фильм «Новый Гулливер» где в Лилипутию попадает пионер Петя, а поскольку он пионер, а не зараженный классовыми предрассудками доктор Гулливер, то и ведет он себя соответсвенно.