Назаров С. Джонатан Свифт
... жизни доктора Джонатана Свифта…

... жизни доктора Джонатана Свифта…

Вторая книга - это «Полное и правдивое известие о разразившейся в прошлую пятницу битве древних и новых книг». Хотя книгопродавец и приписывает это сочинение предыдущему автору, т. е. писаке с Граб-стрит, но Свифт здесь использует две другие маски – книгоиздателя и историка, создавая, таким образом, двойную мистификацию. Филологи, вроде Уоттона, тут же откопали, что подобная книга была уже написана Франсуа де Кальером (первоначально эта книга приписывалась Кутре) и называлась «Поэтическая история недавно объявленной войны между древними и новыми». Но Свифт категорически отрицал знакомство с ней. Я думаю не нужно говорить, что Свифт встал на сторону древних, на которых был воспитан. Действие сатиры происходит в библиотеке Сент-Джеймского дворца. Пристрастный библиотекарь Бентли неправильно расставил книги, отдав лучшие места современным авторам. Древние писатели собирают силы, чтобы занять подобающее им положение, новые готовятся отразить атаку, они плохо вооружены, зато многочисленны. Сперва завязывается спор, затем страсти разгораются, шевелятся книги на ближних и дальних полках. Две армии стоят друг против друга. Древние классики полны мужества и благородства, современные – легкомысленны и запальчивы. На стороне первых – боги Олимпа, на стороне вторых – дух критики с подручными: Шумихой, Бесстыдством и Педантизмом. Гомер ведет конницу древних, Евклид – главный инженер, Гиппократ начальствует драгунами, Геродот и Ливий - пехотой. Мало помалу, несмотря на назойливость Буало, Декарта и Гоббса, новые начинают отступать. Завязываются поединки Аристотеля с Бэконом, Вергилия с Драйденом. Новые терпят поражение…

Но теперь мы подошли к самому важному времени жизни Свифта - тогда, когда он, как ему казалось, был на своем месте. Но сейчас я просто обязан сделать предупреждение...

Предупреждение автора: Читатель! Вся последующая часть до очередного отступления очень скучна, и ты волен ее пропустить или же прочитать по своему свободному выбору, мое же дело предостеречь тебя от скуки и от опасности уснуть не поужинав.

– это скучно, но никак не могу выбросить пять самых важных лет из жизни этого великого человека. Для того чтобы понять, почему умного и наблюдательного Свифта постигла ужасная катастрофа, почему он не только проиграл, но был унижен, и даже обманут, нужно сначала понять, кто такой Свифт и кто такие политики. Существует множество профессий, от которых люди получают удовольствие, которое можно назвать удовольствием от власти. Я знавал одного архитектора, который сознавался мне, что хотел стать художником, но не устоял перед соблазном, чтобы его громадные творения мозолили глаза всем прохожим помимо их воли. Возможно, многих людей, как и этого архитектора, вела эта тайная воля к власти при выборе абсолютно безобидных специальностей – учителя, регулировщика, юриста, режиссера, романиста. Но никто из них не сравнится с политиком! Здесь у человека складывается абсолютная иллюзия того, что он управляет историческими событиями, и что только от его воли зависит будущее целого государства. Все остальное кажется политику несущественным, мелким, поэтому в душе он презирает всех остальных, и особенно - философов и литераторов, а из них наипаче тех, что берутся давать советы. Свифт же ни на грамм не был политиком, для него это занятие было еще одним средством, ведущим к цели – исправлению человеческого рода, возможно, самым действенным. Поэтому он был очень «наивен» в политике и, к тому же, обладал свойством совершенно не замечать того, что противоречило его мыслям, которые, по сути, являлись чувствами, облеченными в логику, а если человек, чего-то не чувствует, то и не замечает. Политики считают себя настолько исключительными существами, что мнят себя совершенно свободными от нравственных принципов большинства. Если посмотреть, какое громадное различие было между ними и Свифтом, и насколько не совпадали у них цели, то можно предположить с самого начала, к чему все это приведет.

В борьбе за престолонаследие 80-х годов в Англии сложилось две партии. Тех, кто поддерживал Карла II, их противники окрестили ториями, по названию ирландских разбойничьих отрядов. Те в долгу не остались, и назвали своих недругов виггимотами, или вигами, по имени шотландских протестантов. Первые, как правило, денежные тузы и буржуа, вторые – земельные собственники, лендлорды, сельские джентри, йомены, фригольдеры. Виги совершили Славную революцию 1688 года и потому участвовали в разделе пирога, тории же считали себя обделенными. Король Вильгельм старался балансировать, опираясь то на вигов, то на диссентеров, не забывая ублажать и консерваторов. В 1693 году граф Сэндерленд, бывший министр короля Якова, переметнувшийся теперь к новому королю, посоветовал Вильгельму составить правительство только из вигов, и важнейшие министерские портфели перешли в руки Рассела, Соммерса и Шрусбери. Но к 1701 году недовольными оказались все: виги – тем, что им приходиться действовать с оглядкой, диссентеры – тем, что устали ждать, тории – тем, что всегда были на вторых ролях. Тут еще Людовик XIV захотел посадить на испанский престол своего внука, а в дальнейшем объединить два государства под одной короной, что означало бы гегемонию Франции в Европе. Началась война за испанское наследство. Вигам была нужна эта война по разным причинам – ссуды государству, торговля с колониями, Гибралтар. Но в 1701 году тории смогли вызвать недовольство народа: побед еще не было, а военные налоги были. Выяснилось также, что король раздал ирландские земли голландским фаворитам. Напор ториев в палате общин был так силен, что королю пришлось уступить, опять-таки по совету графа Сэндерленда, теперь противоположного свойства: земли были возвращены, а тории появились в правительстве. Тот самый лорд Беркли, который отказал Свифту от места секретаря, был смещен с поста наместника Ирландии, именно как ярый виг. Вместе с ним в Лондон прибыл и Свифт⁹³. А тории здесь готовили осуждение пятерых виднейших политиков из числа вигов.

Уильям Темпл был умеренным вигом, что определило и политическое взгляды Свифта. «Сказку бочки» он посвятил видному вигу Соммерсу. И вот в 1701 году Свифт в Лондоне, и здесь же анонимно выходит его памфлет «О раздорах и конфликтах между аристократией и общинами в Афинах и Риме и о последствиях, причиненных обоим этим государствам». В этом памфлете Свифт защищает лорда-хранителя печати Соммерса, лорда канцлера Галифакса и герцога Оксфордского – лидеров вигов. Теккерей, конечно же, пишет, что Свифт в такой форме предложил им продать свое перо. Опять психологический шаблон – безвестный, нищий, священник из ларакорской дыры, жадный, одинокий, беспринципный, снедаемый честолюбием и нетерпением получить кусок от пирога, попытал счастье в игре за деньги, славу и власть. Все написано художественно и очень психологично. Теккерею можно было бы поверить, если бы не знать, что своим пером Свифт за всю жизнь не заработал ни фартинга и был к этому абсолютно равнодушен. Давайте посмотрим, в чем же состояли обвинения, от которых Свифт защищал этих людей? Соммерс обвинялся в том, что снарядил корабль для борьбы с пиратами, но корабль этот сам поднял черный флаг. Командовал им герой многочисленных романов Уильям Кидд. Соммерса обвинили в сговоре, и что он получает пай с пиратских денег. Свифт прекрасно знал, что лично сам Соммерс был честным человеком, и обвинение - это просто злоба противной партии. Почему бы Свифту не заступиться? Монтегю, канцлер казначейства, создатель Английского банка и Новой Ост-Индийской компании, упорядочивший бюджет, обвинялся наряду с Соммерсом, потому что кто-то считал себя обиженным при распределении денег. Почему бы Свифту не заступиться? Рассел, главный лорд Адмиралтейства, одержал блестящую победу у Ла-Гога, положив конец превосходству Франции в Средиземном море. Почему бы Свифту не заступиться и за него? Кто же их обвиняет? Палата общин, в которых тории имеют большинство и которые считают себя обделенными, формально они ратуют за демократию, но фактически - за свои корыстные интересы. Значит, это фальшивая демократия, фальшивые народные вожди, а Свифт ненавидит фальшь. Случайное скопище людей в парламенте – это не народ. Памфлет был написан анонимно, имел успех и очень помог вигам. Свифт рассказал о своем авторстве в Ирландии, и это стало известно в Лондоне. В 1702 году лорды Соммерс и Галифакс пожелали с ним познакомиться и наобещали очень многое («любых повышений, как только это будет в их власти»). Вскоре Свифт стал частым гостем у лорда Галифакса, а с лордом Соммерсом виделся, когда пожелает. Так почему же на Свифта не «посыпались дублоны», как, например, на Адиссона и других писателей от вигов, ведь заслуга Свифта была не меньше? Почему он не сделал карьеры при вигах? Теккерей пишет, что ему помешала священническая ряса, а другие психологи добавляют – плохой характер, неуживчивость, человеконенавистничество... Но неужели не понятно, что виги были неблагодарны к Свифту лишь потому, что чувствовали его чужим?

Виги у власти, Свифт приезжает в Лондон в апреле 1705 года, добиваться отмены налогов для ирландского духовенства, которые были отменены для английского за три года до этого. Для этой миссии его рекомендовал архиепископ дублинский Кинг, ведь Свифт знаком с виднейшими вигами, и они ему обязаны. И все же Свифт ничего не добился ни для ирландских священников, ни для себя лично⁹⁴«Рассуждения английского церковника касательно религии и управления», где рассматривает возможность объединения двух партий. Какая наивность! Примечательно, что в этом памфлете, конечно же, анонимном, Свифт пишет, что нельзя разделять до конца программу любой партии, не делая при этом насилия над своей честностью и разумом. Партии – это ограничение свободы личности, которое так ему ненавистно. В своих личных делах парламентарий предпочитает думать своей головой, рассуждает Свифт, но, переступив порог парламента, он меняет собственный разум на указания руководителя партии, в которой он состоит, ничего не зная ни о нем самом, ни о его целях. Таким образом, Свифт отстаивает свою независимость от обеих партий. Раньше шли слухи о том, что он будет назначен епископом, но лорд Соммерс после последнего памфлета решил, что польза от Свифта невелика, если уж и делать его епископом, то подальше - в Виржинии, а то и послать как дипломата в Вену, только бы убрать подальше этого беспокойного и гордого человека. Но слухи эти быстро прекратились из-за ссоры Свифта с вице-королем Ирландии Уортоном. Дело в том, что Уортон, от которого фактически зависела отмена первин, намекнул Свифту, что он добьется решения дела, если будет отменен Тест-акт, а это противоречило убеждениям Свифта, и он ответил памфлетом «Письмо члена ирландской палаты общин по поводу сакраментального теста». И какой же после этого Свифт виг? В 1688 году парламент не созывался королем, а виги, пользуясь своей властью, объявили короля свергнутым и передали корону его зятю, хотя в то время имелись три прямых наследника. Свифт считал этот акт незаконным, и, следовательно, кардинально расходился с вигами в оценках Славной революции. Сам он называл себя старым вигом, ему была близка программа вигов, когда они выступали за защиту гражданской свободы, но теперь, вербуя сторонников среди диссентеров, виги решили отменить Тест-акт, и Свифту с ними стало не по пути. Именно в этот момент, под маской некоего благочестивого человека, он пишет памфлет «Опыт доказательства того, что уничтожение христианства в Англии может при нынешнем положении вещей создатьнекоторые неудобства и, пожалуй, не вызвать тех благих последствий, кои имеются в виду». Кроме прочего, здесь есть выпад и против вигов – «Я очень беспокоюсь, что через полгода после уничтожения христианства акции банка и Ост-Индийской компании могут понизиться минимум на один процент, а это в пятьдесят раз больше того, чем мудрость нашего века могла бы рискнуть». Гениальная издевка! Полтора года пробыл на этот раз в Лондоне Свифт и опять уехал ни с чем.

Но вот наступил 1709 год - и ситуация несколько изменилась. Прошел ажиотаж побед под Блейнхемом, Рамильи и Уэденарде, в дни которых чернь в Лондоне напивалась с утра. Произошло кровавое сражение при Мальплаке, на поле которого осталось лежать тридцать тысяч солдат. Марш английской армии был остановлен, война затянулась. Государство имело громадный внутренний долг в двадцать миллионов, что сделало бы банкротом любую частную компанию. Был введен налог на окна, более чем в три раза повышен налог на соль, тяжело обложены налогами чай, перец, табак, пиво, мыло, свечи, бумага, чернила, шелк, ситец⁹⁵. Налог на землю стал практически неподъемен, один лендлорд, заплатив годовой налог в четыре тысячи, в отчаянии воскликнул: «О боже! Почему я христианин, а не магометанин и живу в Англии, а не в Турции!». Поводом же к возмущению стал процесс некого Сэчверелла. Это священник, пошлый демагог и пьяница. Виги попытались обвинить его в государственной измене за его бешеные проповеди в защиту англиканской церкви. Но после его ареста город бушевал три дня, жизнь судей была под угрозой. Процесс закончился ничем⁹⁶, но авторитет кабинета вигов был подорван. Королева Анна, упрямая ханжа, «ревнительница веры», втайне ненавидевшая вигов, казнивших ее деда, изгнавших отца и отстранивших от престолонаследия ее брата, распустила парламент и сменила кабинет. Лорд Годольфин в бешенстве сломал свой белый жезл лорда-казначея.

Все это стало возможным благодаря тайной интриге, которую Эжен Скриб описал в пьесе «Стакан воды, или Причины и следствия». Хотя, конечно, все было не совсем так. У королевы была фаворитка – Сара Дженнингс, герцогиня Мальборо, - которая стала тираном и тюремщиком Анны. У Сары была двоюродная сестра, которую она же и пристроила при дворе – Эбигайл Мэшем. Она сама захотела стать фавориткой и, с помощью своего родственника, бывшего члена кабинета и бывшего вига Роберта Гарли, провернула хитрую интригу, в результате которой, после бурного объяснения с королевой, Сара получила отставку и не появлялась во дворце, а заодно были смещены ее родственники Гольдофин и Сандерленд. В пьесе же вместо Гарли выведен Болингброк, который в то время был еще Сент-Джоном. Возможно, Скриб имеет в виду другую интригу – отстранение герцогини Сомерсет? Но тогда нет совпадения имен, и, кроме того, эту интригу тоже провернул Гарли, тогда уже граф Оксфорд. Гарли действительно был пожилым, тогда как Болингброку тогда было двадцать восемь лет. Причина замены Гарли Болингброком видится мне в том, что Скриб обязательно хотел вывести в этой роли философа, а не просто интригана. Как бы то ни было, в августе первый стал лордом-канцлером (министром финансов), а второй - государственным секретарем (министром иностранных дел), а в сентябре в Лондон приезжает Свифт, и все опять по тому же делу – отмены первин. Выборы в парламент нанесли еще один удар по вигам, которого они никак не ожидали. Даже в традиционно вигистских избирательных округах⁹⁷⁹⁸ и Ост-Индийская компания, а также все руководящие чины в армии. Тории, пришедшие к власти, не имели ни программы, ни целей, кроме прекращения войны. Объяви они открыто о своих дальних планах – посадить на трон Претендента и заключить союз с Римом, они немедленно и навсегда лишились бы власти. Тори пришли к власти не потому, что народ разделял их взгляды, а потому что он был недоволен вигами. Поэтому их власть напрямую зависела от общественного мнения, и поэтому тори нуждались в хорошем пере, чтобы пропагандировать свои идеи. Но кто мог бы взять такую сложную задачу на себя? Ведь лучшие журналисты эпохи – Аддисон и Стил - на стороне вигов? Гарли вытащил из тюрьмы памфлетиста-диссентера Даниэля Дефо и пользовался его услугами, но ему был нужен другой человек. Как тут подошел бы Свифт! Но кто он? Скромный ходатай по злосчастному делу, бедный священник из ирландской дыры. Но Свифт в Лондоне! В его маленькой квартире из двух комнат на Бэри-стрит толпятся литераторы, политики, придворные, он ежедневно приглашен на обед к лордам и епископам. На него обращены взоры обеих партий, и виги впервые почувствовали страх, вспомнив, как они обошлись с этим странным священником. Вот что пишет Свифт в дневнике: «Все виги отчаянно старались увидеть меня, пытались уцепиться за меня, как утопающий за соломинку; все большие люди приставали ко мне с неуклюжими извинениями. Забавно видеть, как они жалостно извиняются в своем прежнем плохом обращении со мной»⁹⁹. Еще в пути Свифт написал и анонимно опубликовал памфлет против наместника Ирландии, вига Уортона. О! Это был лакомый кусок для его пера! Но и Уортон явился на поклон к Свифту, так же как Галифакс, и Соммерс. Лорд Галифакс, любитель литературы и меценат, покровитель Конгрива, приглашает Свифта на званный обед, устроенный в Хэмптон-Корте, в летней королевской резиденции. Там он произносит красноречивый тост за возрождение и победу вигов. Все взгляды обратились на Свифта, поднимет ли он свой бокал?! Но нет, рука его неподвижна... Лорд Галифакс в недоумении: «Вы не поддерживаете тост?» Свифт отвечает: «Я поддержал бы его, если бы вы сказали за покаяние и исправление вигов», и к этому добавляет: «Ведь вы знаете, лорд Галифакс, что вы единственный виг в Англии, которого я уважаю». Разрыв с вигами, как проигравшими? В этом ведь всегда обвиняют Свифта, и в любой биографической статье есть слова о свифтовской политической беспринципности. Вот ведь как? Но я же рассказал предысторию. За что ратовали виги? За поддержку конституции 1689 года, за защиту свободы нации? И Свифт с этим согласен, но это в теории, а что на практике? – коррупция, интриги, оппортунизм, нищета, но Свифт не теоретик, поэтому виги для него скомпрометированы, они же уже были у власти так долго! Кроме того, Свифт имел врожденное отвращение к любой бессмысленной жестокости, что сделало его убежденным антимилитаристом, а виги ведут бесконечную войну. Итак, у Свифта были причины расстаться с вигами. А чтобы заткнуть рот тем, кто обвиняет его в беспринципности, я напомню, что с этого момента и до конца жизни он отстаивал одни и те же политические взгляды, выраженные им в памфлетах этих пяти лет.

С вигами ясно, а что тори? «Вы были единственным человеком в Европе, которого мы боялись», скажет ему позже Роберт Гарли¹⁰⁰. Как? И тории тоже боятся Свифта? Его, скромного ларакорского священника с доходом в триста фунтов? Но самому Свифту пора бы сделать выбор. На четвертое октября Свифт получает два приглашения – от лидера ториев лорда-канцлера Гарли и от лорда Галифакса - прибыть на совещание виднейших вигов^101. Свифта в вестибюль, знакомит с семьей. После обеда Свифт излагает ему свое дело. Уже 10-го, по словам Гарли, он сообщает дело королеве, а 21-го он уверяет Свифта, что оно улажено и остались только формальности. Гарли торопится, но подозревал ли тогда Свифт, что все это было ложью!

Гарли и дальше кормил Свифта обещаниями – 3 ноября позволил написать архиепископу Дублинскому, что дело улажено, а 7 июня, что Свифт может известить об этом всех епископов. Но и через несколько лет, дело, ради которого он прибыл, не сдвинулось с мертвой точки при ториях, как это было и при вигах. Гарли знакомит Свифта с государственным секретарем Сент-Джоном, оба они уверяют, что представят его королеве и Свифт прочтет проповедь в присутствии Ее Величества и всего двора. Это тоже ложь, и эти обещания тоже никогда не будут выполнены. Роберт Гарли, собиратель древних рукописей, тонкий психолог, он симпатичен Свифту. А Сен-Джон? Свифт назовет его английским Алкивиадом – он тонкий мыслитель и философ, учитель Вольтера и одновременно пьяница, шатающийся по девкам, государственный деятель и картежник. Оба министра предлагают ему издавать правительственный листок «Экзаминер»¹⁰². Сейчас над ним работают лучшие литераторы партии тори – сам Сен-Джон, Прайор, Эттербери, - но Свифту не нужны компаньоны. Сен-Джон был талантливым полемистом и уже успел позабавить публику своим фехтовальным изяществом, но Свифт заигрывать с публикой не собирался, как и полемизировать с противной партией, он взял поучительный тон. Тридцать три номера были написаны Свифтом с четырнадцатого от 2 ноября 1710 года до сорок шестого от 14 июня 1711. Написаны, конечно, анонимно. Абсолютно чистый стиль, как ключевая вода, и ясный язык. Для Свифта важна четкость мысли, а не оформление: пусть человек, прочитавший памфлет, будет убежден, что сам всегда думал также^103. Писал он поразительно быстро, сразу же отсылая работу типографу, потому что презирал «отвратительную работу перечитывания». С первого же номера речь идет о войне. Дело не в том, что англичане воюют с французами, и даже не в том, кто кого одолевает. Победы и поражения одинаково доходны для биржевиков, также как и победы, и поражения оборачиваются повышением налогов, разорением йоменов и лендлордов. И суть войны, таким образом, не в ее скорейшем победном окончании, как уверяют виги, а в ее бесконечном продолжении, ибо вместе с капиталами, банкротя государство, биржевики прибирают к рукам и Англию. Многие лидеры партии вигов были подвергнуты обличительной критике Свифта^104. – любовницы и карты. Гольдофин в любой момент мог заплакать по команде, что с одинаковым успехом применялось им в интригах, как политических, так и любовных. Свифт отмечал беспринципность вигистского министра, вступившего в партию, идей которой он не разделял, и к лидерам которой испытывал личную неприязнь. Граф Сандерленд, по мнению Свифта, когда-то слыл приверженцем республиканских принципов исключительно потому, что ему отказали в титуле лорда. И тогда он решил дождаться такого времени, когда в Англии не останется ни одного. Роберт Уолпол - военный секретарь при вигах. Получая жалование в пятьсот гиней, Уолпол, намеревался получить на пятьсот фунтов больше за контракты по снабжению фуражом королевской конницы, расквартированной в Шотландии, был признан виновным во взяточничестве и отправлен в Тауэр. Один из памфлетов был посвящен герцогу Мальборо. Никто еще не осмелился поднять перо против него. Герцог Мальборо - гениальный полководец, но его страсть к деньгам превосходила все возможные пределы. Как только Мальборо понял, что виги могут дать ему больше денег, он тут же переметнулся к ним. Недостаток образованности он заменял умением вести себя при дворе и влиянием жены на королеву. Таким образом, он сумел поставить на ключевые должности в государстве своих родственников. Все поставки армии, вплоть до солдатских подметок, обложил он своим налогом, и в короткое время стал самым богатым человеком Европы. С вигами его связывала война, пока виги были у власти, деньги текли в его карманы. Но герцог Мальборо был настолько жаден, что решил себя обезопасить от смены кабинета, и потребовал пожизненной должности главнокомандующего. Это было большой ошибкой. Свифт призывал кабинет действовать более решительно против семейства Черчиллей и не медлить. Недаром позже герцог говорил, что ничего так не желает, как умилостивить доктора Свифта. А через много лет, потомок Джона Черчилля герцога Мальборо, попытается оправдать его от обвинений Свифта, его звали Уинстон Черчилль...

Они были получены и приняты. Свифт - не наемный писака, он работает по убеждению. Поэтому он так презирает Дефо, хотя они состоят в одной партии. Свифт лишь дважды пишет о нем, не называя по имени – «безграмотный писака», «один из этих писателей, субъект которого выставили к позорному столбу в действительности – такой тщеславный, сентенциозный и демагогический плут, что положительно невыносим». Но если Свифт не просит ничего для себя, он с охотой помогает всем, кому может^105. Даже литераторам-вигам, например, тому же Конгриву и Стилу¹⁰⁶. Все ирландцы идут в дом к Свифту. Среди просителей можно увидеть и лордов. Например, лорда Эберкорна, он просит Свифта похлопотать о герцогстве Шэтельро во Франции. С другой стороны его просит об этом же лорд Селкирк. Вот как! Ларакорский священник решает, кому быть герцогом во Франции! Но Свифт строг с лордами. Он ввел обычай, чтобы все прошения ему подавали, вставая на колено, сам же сидел окруженный величественным беспорядком. Если входил лорд, то Свифт небрежно бросал ему: «Можете снять с того стула эти проклятые четки и усесться». Если же входил человек простого звания. Свифт вставал, шел ему навстречу и сам очищал место на стуле. С Джоном Шеффилдом графом Мелгроу маркизом Нормэнби герцогом Букингемом Свифт вообще отказался знакомиться из-за длины его титула. В это время Свифт - самый популярный в Лондоне человек, он нарасхват на званых ужинах, а по городу ходят слухи, что какой-то ирландский священник помыкает королевой. Левидов нарисовал вот такую театральную картину¹⁰⁷:

«Четвертый час хмурого октябрьского дня. Зал для приемов Кенсингтонского дворца полон, скоро должна проследовать королева. Зал жужжит, но вдруг он затихает напряженной, тревожной тишиной. В дверях, ведущих на широкую парадную лестницу, показался человек. Он вошел легкой и быстрой походкой и неожиданно остановился, вгляделся в зал – поверх людей – внимательным, почти сумрачным взглядом. Он казался несколько выше своего среднего роста благодаря гордой посадке высоко поднятой головы. Вот к нему подбегает лорд Эберкорн, с просьбой о герцогстве. «Я вас слушаю, милорд…» Голос Свифта был четок, звучен и как-то намеренно, преувеличено ясен. Поговорив с лордом Эберкорном и оставив его с полуоткрытым ртом, Свифт направляется вглубь зала и подходит к высокому священнику в потертой одежде. «Я занялся вашим делом, викарий Торолд. Отправляйтесь домой, вам нечего делать среди этих негодяев, на днях вы получите назначение на пост главного священника в нашей посольской церкви в Роттердаме». Торолд, то красневший, то бледневший, быстро пошел к выходу. У самой двери он столкнулся с маленьким человеком с туго набитым портфелем. Свифт остановил его на середине зала: «С бумагами к королеве, мистер Гвинн? Идите, идите, только не забудьте, потом подойти ко мне». «Значит, Гвинн отчитывается не только перед королевой», - прошипел герцог Ноттингэм лорду Эберкорну, стоящему рядом. Секретарь по военным делам Уильям Уайндхем подводит к Свифту испанского посла: «Мой друг маркиз желает поделиться с вами своим горячем убеждением в том, что его государь Филипп Пятый, равно как и французский король и наша возлюбленная государыня Анна, должны считать себя лично обязанными вам, уважаемый доктор, больше, чем кому-либо во всей Европе за окончание этой ужасной войны». Гул прошел по залу. Не слишком ли лестно для ирландского священника? Свифт не ответил испанцу, взял подруку Уайндхема и что-то ему выговаривал. Затем Свифт поднял руку, призывая к вниманию. «Смотрите! Он опять что-то выдумал», - снова злобно шепнул герцог Ноттингэм своему соседу. Свифт стоял у камина, в глубине зала, поставив ногу на решетку. Возле него на некотором отдалении образовался кружок из придворных. Голос его звучал повелительно и с легкой насмешкой: «Я хочу, джентльмены, чтобы ваша щедрость обогатила английскую литературу. Вы не сомневаетесь, конечно, что мой друг мистер Поп – лучший поэт Англии. Он начал ныне свой благородный труд – перевод песен Гомера. Но было бы несправедливо, если бы он передал свой труд печатнику, не имея в кармане хотя бы тысячи гиней. Я жду, джентльмены…» Первым опять подскочил лорд Эберкорн: «Прошу возглавить моим именем подписной лист на сумму в сто гиней» - «Вы совершенно убеждены, дорогой лорд, что только забота о процветании английской литературы побудила вас сделать ваше любезное предложение?» – «Я отказываюсь понимать вас, доктор Свифт!» - «Ваша воля, лорд Эберкон! Хорошо, вы возглавите лист. Вы, кажется, сказали, двести гиней?» Эберкорн отошел в сторону, растерянно мигая. Список рос именами людей, которые состояли в просителях у Свифта – здесь лорд Эрран, мечтавший проникнуть в общество «Братьев»¹⁰⁸, и Дэвенант, и лорд Риверс, и епископ Ормонд. Свифт вынимает часы: «Как? Пятый час, а премьер-министр еще не вышел?» Но вот появляется и граф Оксфорд, пройдя через зал и обмолвившись несколькими словами с придворными, он кивнул Свифту. Под руку они спустились с парадной лестницы и, о чем-то беседуя, проследовали к выходу. «Пообедаете со мной, дорогой доктор» – «Благодарю вас, сэр Роберт, но я уже приглашен». - «Разрешите тогда подвезти вас – вы вряд ли достанете карету…» – «Если б и мог достать, Вы же знаете, я не в состоянии тратить фунт в день на кареты, я всего лишь бедный священник!». Граф Оксфорд оторопел от такой откровенности. Карета тронулась… Глядя в окно на отъезжающего Свифта, герцог Ноттингем процедил: «Я говорю вам, Эберкорн, это сумасшедший священник и величайший безбожник во всем королевстве! Он издевается над всеми нами, аристократами крови…» Эберкорн задумчиво кивнул, ему было жаль двести гиней на Гомера, и он знал, что герцог недаром бесится: весь Лондон¹⁰⁹ ».

И только после того, как удалился Свифт, в этой сцене появляется королева… До сих пор вопрос о влиянии Свифта на министров и королеву, живо занимавший исследователей еще в XVIII веке остается дискуссионным. Эквурт, Форстер¹¹⁰, Левидов, Веселовский, Чуйко и Муравьев убеждены, что Свифт оказывал неимоверное влияние на политиков. «Он не только наш любимец – он наш опекун», - говорил про него Роберт Гарли. А Кук и Спек считают, что министры его использовали в качестве политического инструмента, и посвящали Свифта только в то, что было необходимо для его пера. Однако современные ученые все-таки склоняются к первому ответу - влияние Свифта несомненно. Все, что делалось правительством, делалось с его ведома, а по возможности, и согласия, а часто и совета. Свифт был единственным человеком в государстве, который знал, о чем премьер-министр вполголоса беседует с королевой на тайной аудиенции, он был в курсе закулисных парламентских интриг и тайных дипломатических ходов, он перебирал с министрами документы, писал резолюции. Конечно, министры имели свои тайные планы, которые Свифт бы не одобрил, поэтому можно обвинить его в наивности, но, скорее, наивны министры, которые призвали Свифта защищать свои действия пером, если они решили, что его руками можно подготовить авантюру. Жестоко ошибались те, кто думал, что Свифт был с вигами или ториями, когда писал памфлеты в поддержку их партий. Свифт всегда защищал только свои взгляды, а они пока совпадали с планами правительства.

Но в кабинете министров нет согласия. Гарли получил титул графа Оксфорда, а Сент-Джон - только виконта Болингброка. Оксфорд медлит и оглядывается на вигов, а Болингброк слишком бежит вперед. А тут еще Гарли ранен французским эмигрантом, авантюристом и проходимцем маркизом Гискаром. И ведь расквитаться то он хотел с Сент-Джоном, но Гарли сидел ближе - и теперь он герой. Свифту всегда приходилось выступать посредником между двумя лидерами партии ториев, дабы избежать падения кабинета. Но вот он приступает к своей главной работе – трактату «Поведение союзников». Эта работа была очень важна кабинету, Свифт пишет ее в доме Сент-Джона, а после ужина, не слуга провожает его в спальню, а сам государственный секретарь с женой. Всю осень он трудится. Именно это сочинение подготовило умы к заключению мира. Успех памфлета был грандиозен! Первое издание памфлета было раскуплено за два дня, а второе - всего за пять часов! И даже шестое издание было раскуплено мгновенно. Его цитировали в обеих палатах парламента, он читался вслух во всех кофейнях Лондона. Ни один из литераторов-вигов не посмел выступить против него, волна смущения и паники охватила вигов. Военные действия приостановились, и в январе 1712 года должны были начаться мирные переговоры. Но вдруг события стали развиваться совершенно неожиданно!

1 сентября 1711 годы на заседании парламента подкупленный граф Ноттингэм произнес речь против мира, посоветовав не заключать его без Испании. Это предложение было принято вигами большинством голосов. Вопрос был перенесен в общую комиссию парламента. Свифт, считавший произошедшее личной виной Гарли, встретился с Сент-Джоном, тот убедил его, что ситуация под контролем и в палате лордов тории имеют большинство. Но тут к Свифту явился, один шотландец, член палаты и сообщил, что лорды вынесли решение против действующего кабинета. Палата лордов постановила внести дополнительный пункт, требующий не заключать мира, пока королем Испании остается Филипп Бурбон. Если бы это предложение вошло в силу, то парламент неминуемо был бы распущен, а правительство смещено. Это случилось потому, что к вигам неожиданно перебежали несколько людей из так называемого «болота», зависящих от двора, и виги получили перевес в пять голосов. И еще сенсационный факт: после окончания заседания на вопрос камергера герцога Шрусбери, кто должен сопровождать ее до кареты, он или герцог Линдсей, королева ответила: «Ни один из вас!» и подала руку герцогу Сомерсету, который больше всех кричал в парламенте против мира! Все это имело причиной подковерную войну – жена герцога Элизабет стала часто появляться во дворце и оттеснила на задний план фаворитку королевы Эбигайл Мэшем.

с хозяйки: «Вчерашнее голосование не было сюрпризом для королевы. Следовательно, одно из двух: оно не было сюрпризом и для вас, или вы были обмануты королевой так же, как и вся Англия. В этом последнем случае вы виновны в небрежности, в глупости, в разгильдяйстве; если же не в этом – то в измене и предательстве!» – Мисс Мэшем всхлипнула: «Уверяю вас, доктор…» – «Я требую ответа, мисс Мешем! Глупость? Или предательство?!» – Свифт мерно постукивал каблуком по ковру. В этот момент в комнату вошел очень бодрый премьер-министр. «Вы здесь Джонатан! Какая удача! Вы видели? Наши друзья из палаты лордов оказались предателями!» – «Слабый ответ в устах опытного политика»^111, – Свифт встал и подошел к сэру Роберту: «Ваш белый жезл при вас?». Граф Оксфорд удивился: «Конечно, я же от королевы», - он отвернул полу сюртука и вынул из бархатного чехольчика белый жезл лорда-казначея. «Дайте его мне!». Сэр Роберт машинально передал жезл Свифту. Воцарилась напряженная тишина, все присутствующие затаили дыхание, а глаза мисс Мэшем расширились от страха. Роберт Гарли, только тут понял, что он сделал, и неловким движением попытался забрать жезл обратно. Свифт же, твердо сжимая его перед собой и глядя в упор на Гарли, сказал: «Будь этот жезл в моих руках, я бы в недельный срок привел все дела в порядок». «Каким же образом вы…», - попытался было съязвить премьер-министр, но, встретившись взглядом со Свифтом, опустил глаза. «Я отнял бы у герцога Мальборо звание главнокомандующего, удалил бы с министерских постов скрытых и открытых вигов – Ноттингэма, Чолмондли и других, запретил бы доступ ко двору герцогине Мальборо с дочерью и герцогине Сомерсет и произвел бы чистку правительственного аппарата сверху донизу», - медленно и размеренно проговорил Свифт и вернул жезл премьер-министру, стоявшему, как провинившийся школьник. Гарли тут же стал составлять список всех, кто голосовал против кабинета, с видом, как будто хочет их отстранить, и как будто может что-то сделать.

Положение было действительно серьезным. Свифт даже просил у министров дать ему дипломатическое поручение за границей до дворцового переворота. Виги слишком его ненавидят. И все-таки он продолжает борьбу, размахивая копьем своего неистощимого и мрачного юмора и нанося удары вигам направо и налево. 23 декабря он пишет свирепое сатирическое стихотворение против герцогини Сомерсет – «Виндзорское пророчество». Сатира была так резка (в ней, в частности, упоминалось, что герцогиня отравила своего первого мужа, чтобы выйти замуж за Сомерсета), что друзья Свифта испугались и советовали не печатать ее. Но она была уже распродана, вместе с другой сатирой – на герцога Ноттингэма. Положение уже не могло ухудшиться – все стояло на карте. Роберт Гарли опять показал себя первоклассным комбинатором. Неслыханное в политической истории Англии дело: королева подписала указ о назначении двенадцати новых пэров в палату лордов! Естественно, все они были тори, большинство обеспечено. Герцог Мальборо смещен со всех постов, герцог Сомерсет получил отставку. Свифт мог считать Утрехтский мир своим детищем. Работа закончена, мир подписан, но он не уезжает. Он ждет, он не может вернуться в Ирландию ни с чем. Он просит не платы за свои труды, он просит лишь справедливости. Появляются вакантные должности, но его не назначают, он в растерянности¹¹². Назначению препятствовали многие, и сама королева не могла терпеть Свифта. В конце - концов, Оксфорду удалось добиться назначения Свифта деканом собора св. Патрика в Дублине^113, что выглядело подачкой, ссылкой, издевательством. Это лучший собор в Ирландии, говорят, построен в пятом веке, но Ирландия... Свифт просит хотя бы тысячу фунтов, чтобы выкупить громадный дом при деканате, ему обещают, но не дают. Стил в письме к Свифту от 19 мая 1713 года издевательски поздравил его с назначением деканом, прекрасно зная, что Свифт рассчитывал на епископство в Англии. И все же Свифт перед отъездом оказывает еще одну услугу своим друзьям министрам, он пишет памфлет против крайних ториев, которые расшатывали и так неустойчивое правительство, - «Советы членам Октябрьского клуба», что привело к его добровольному закрытию.

стихи. Ведь тори не были популярны в Ирландии, и все прекрасно знали, что Свифт сопротивлялся отмене Тест-акта. Архиепископ Дублинский Кинг стал писать Свифту издевательские письма^114, рекомендуя ему остаток лет посвятить сооружению стадвадцатифутового шпиля на соборе и тем стяжать народную приязнь. Из-за этих издевательств и унижений Свифт пишет в ирландскую палату лордов, что он Джонатан Свифт, доктор богословия и декан собора св. Патрика просит обеспечить ему свободный проезд по дорогам ирландского королевства и приструнить знатного хлыща, покушавшегося на его жизнь на одной из этих дорог. Удивительно! Но через пятнадцать лет аналогичное письмо от горожан было направлено лорду-мэру Дублина. В нем сообщалось, что один болван неосторожно высказался относительно особы декана собора св. Патрика доктора Свифта, и эти его высказывания могут быть истолкованы как угрозы, и они, законопослушные горожане Дублина, со своей стороны нисколько не намерены ручаться за жизнь этого болтуна, равно как и за жизнь всякого, кто позволит себе непочтительные выражения насчет поименованной особы. За эти пятнадцать лет Свифт смог добиться народной любви и без упомянутого стадвадцатифутового шпиля. Да и архиепископ Кинг резко изменил отношение к декану. Но пока Свифт от оскорблений удаляется в Ларакор, в уединение. Но уже через месяц он получает письмо от секретаря лорда Оксфорда Льюиса, который просит срочно приехать, а через три недели еще одно с просьбой поторопиться.

И Свифт вернулся и опять взялся за перо. За время его отсутствия виги развернули компанию против незащищенного правительства в журнале «Гардиан». Особенно был популярен памфлет Стила «Соображения о важности Дюнкерка». В ноябре 1713 года Свифт выпустил свой - «Соображения о важности "Гардиана"», где сравнял Стила с землей. Но последний не унимался и попробовал нанести еще один удар. Свифтовский памфлет «О гражданском духе вигов», написанный в ответ на Стилевский «Кризис», превзошел все написанное до этого времени Свифтом. Это единственный памфлет, написанный им полемически к другому, за что Свифт извиняется в предисловии: «Ничем более омерзительным я никогда не занимался». И Свифт оказался прекрасным полемистом, потому что о фактической стороне памфлета говорить не приходится. Виги были уничтожены! Чтобы представить, как они себя чувствовали после опубликования памфлета, достаточно взглянуть на шотландских лордов^115, задетых лишь слегка, но обида их оказалась настолько сильна, что они потребовали у парламента защиты. Стил писал под своим именем, а Свифт анонимно. Оба памфлета были осуждены, Стил изгнан из парламента, а за поимку второго давали награду в 100 фунтов. Все знали об авторстве Свифта, но никто его не искал, ведь он писал по заказу правительства. Именно в это время Свифт создал клуб Мартина Скриблеруса, куда кроме него входили Поп, Гей и Арбетнот. Члены клуба собирались в коллективном труде описать воспитание, труды и путешествия выдуманного персонажа - Мартина Скриблеруса, где осмеивались бы все пороки современного общества, но вышел только первый том «Записок». Правда, из этой задумки впоследствии появились «Гулливер», «Глупиада» и «Об искусстве упадка в поэзии».

Через восемь месяцев Свифт покинул Лондон и поселился у своего друга, пастора Гири в Леткомбе. Он прекрасно предвидел катастрофу кабинета, но устал нести его на своих плечах и уже ничего не мог сделать, поэтому и решил наблюдать за событиями со стороны, но не из далекой Ирландии, а отсюда, из Англии. Здесь он пишет памфлет «Мысли о современном положении дел», где вменяет торийским министрам в вину корыстолюбивые интриги, губящие страну. В это время королева Анна отобрала белый жезл у Оксфорда, назвав его пьяницей и бездельником. Ведь к тому времени Оксфорд был запойным алкоголиком и появлялся на приемах пьяным. Болингброк торжествовал: теперь он первое лицо в государстве. Он спешно меняет кабинет и немедленно шлет курьера к Свифту, предлагая сотрудничество, а также, упоминая о том, что он выбил для него причитающуюся тысячу фунтов¹¹⁶¹¹⁷. Опять выбор! Но Свифт не колеблется, он едет с Оксфордом, и первое письмо он пишет не Болингброку, а архиепископу Кингу, с просьбой продлить его отпуск, но разрешения на продление отлучки не потребовалось. Во вторник Болингброк стал хозяином положения, а в воскресенье умерла королева и его власть кончилась. Печальна судьба и самой королевы, похоронившей тринадцать своих детей. Даже смерть ее не была королевской, не было ни публичной панихиды, ни официальных похорон; ее труп разлагался три недели, пока несколько слуг Георга I не захоронили ее тайком ночью. Она покоится в Вестминстерском аббатстве, рядом со своей прапрабабушкой Марией Стюарт, королевой Шотландии. И по сей день ни камень, ни табличка не отмечает ее могилу. Георг I еще в пути отменил все распоряжения кабинета тори. 8 сентября в Гринвиче лидеры вигов встречали нового короля. Среди этой пестрой толпы можно было разглядеть и затесавшегося графа Оксфорда, но подобный жест не помог ему, Гарли немедленно брошен в Тауэр. Герцог Ормонд бежал во Францию, где и будет, скитаясь, жить в нищете до самой смерти. И Болингброк тоже бежал во Францию к претенденту, заняв там тот же пост государственного секретаря. Так получается, что Свифт обманут! Он, в течение нескольких лет убеждавший публику в своих памфлетах, что тори не имеют связи со Стюартами? Свифт не может поверить в это и через три года: «Я никак не могу поверить, что они все время маскировались, находясь со мной...». А ведь он не обратил внимания на слова, однажды брошенные ему Болингброком: «Мы вам лжем, мы все вам лжем!». Однако Свифт не бросил своих друзей - ни одного, ни второго. Он пишет письмо Оксфорду, над которым висела угроза казни, в Тауэр, прекрасно зная, что его вскроют и прочтут: «Я не считаю себя обязанным менять свои мнения по указанию палаты лордов или общин; и поэтому, как бы они ни рассудили на Ваш счет, я позволю себе считать и называть Вашу светлость способнейшим и честнейшим министром и вернейшим патриотом, которого знал наш век; и я уже принял меры, чтобы таким Вы предстали перед потомством, как бы ни злорадствовали и ни клеветали Ваши враги». Далее он просит человека, обвинявшегося в государственной измене, считать его, Свифта, в своем распоряжении и просит об этом, как о милости: «Это в первый раз я прошу Вас чего-нибудь для себя». «Меры», о которых пишет Свифт – это история деятельности кабинета тори, в написании которой он весьма педантичен^118. Написал он, впрочем, немного, опасаясь полицейских¹¹⁹

Четыре года молчит Свифт, его мощная энергия ушла внутрь. Он пишет только письма своим в заключении или в изгнании друзьям и их родственникам с утешениями, что на фоне ирландского восстания 1715 года граничило с государственной изменой. В одном из писем Попу он пишет, что в эти годы пребывал в полнейшем уединении. Однако точнее было бы написать - «одиночестве». Дело в том, что декан окружил себя толпой новых «друзей», которые подбирались по принципу полного подчинения всем его капризам и настроениям. Настоящие друзья Свифта были далеко. Здесь же, в Дублине, он завел хоровод шутов, и от этого его одиночество становилось еще мрачнее. Его сатирический ум находит себе выход в курьезных проповедях, которые прихожанами воспринимались всерьез, а по сути, это было остроумнейшее издевательство над педантичными проповедями заслуженных церковных ораторов. Одна из таких проповедей была «О спанье в церкви». Свифт начинает с цитаты из «Деяний апостолов» XX, 9, где рассказывается, как некий Евтихий уснул во время проповеди Павла, упал с третьего яруса и поднят был мертвым. «Несчастный случай, происшедший с этим юношей, далеко не в достаточной степени обескуражил его преемников, но так как современные проповедники, хотя и превосходят св. Павла в искусстве располагать людей ко сну, но значительно ниже его стоят в совершении чудес, то люди стали очень осторожны в выборе безопасных и удобных поз для спанья в церкви, без риска для своей особы». Подобные проповеди, конечно, не могли удовлетворить мощный ум Свифта, но скоро появился повод выпустить, копимую деканом энергию.

– англичанин. Когда во французском переводе «Гулливера» его назвали ирландцем, он написал негодующее письмо. Но Свифт реалистически прав, отказываясь считать себя ирландцем. У английских переселенцев не было никакого права на ирландскую национальность, потому что жили они здесь лишь по праву насилия и грабежа^120. Признать себя ирландцем – значит признать Ирландию колонией^121. В первом завещании он просит похоронить себя на ближайшем клочке Англии, потому что не хочет лежать в стране рабов. Свифт презирает рабов. Тогда, в Лондоне, распри в марионеточном ирландском парламенте вызвали у него иронию. Свифт презирает рабов, но еще больше ненавидит тех, кто делает из людей рабов. «Все, что я сделал для Ирландии, было следствием моей абсолютной ненависти к тирании и насилию». Что же представляла собой Ирландия? Еще в 1580 году англичане конфисковали у ирландцев шестьсот тысяч акров земли. Затем Кромвель прошел по ней мечом под девизом «пленных не брать», а купцы финансировали его экспедицию на условиях конфискации земель. И Кромвель уплатил ирландской кровью и слезами по своим счетам – пять миллионов акров земли. Еще полтора миллиона было конфисковано королем Вильгельмом. Но новые хозяева не жили в Ирландии, они сдавали эту землю бывшим владельцам - по такой цене, что те жили в нищете. С давних пор Ирландия за счет своего бюджета должна была платить паразитические пенсии королевским фаворитам, которые никогда не были в стране, которую обирали. Так внебрачный сын Карла II герцог Альбана получал восемьсот фунтов ежегодно, Вильгельм III подарил своим любимцам Портланду и Обермалю в Ирландии столько земли, что каждому досталось по графству. Королевские бастарды, любовницы, отставные политики - все кормились за счет бедной страны. Ирландским католикам было запрещено обучать своих детей в школах, запрещено жениться на протестантках, запрещено занимать государственные должности.

Ирландцы сопротивляются и упорно ищут пути сохранения нации. Богатая Англия, символ ее богатства - шерсть, на мешке с шерстью восседает в парламенте лорд-канцлер. И вдруг в Ирландии тоже появляется шерсть, дешевле и лучшего качества! Это грозит многим, поэтому были немедленно приняты меры – неимоверно высокий налог. Но и этого мало: с 1699 года вывоз шерсти из Ирландии запрещен, а для охраны поставлены военные суда. Это был уже не удар, а убийство. Проходя по улицам Дублина, Свифт видит нищету, умирающих детей, голодных и оборванных ремесленников. Что думает Свифт? Эти люди – рабы, но кто сделал их рабами? Нужно выступить, но ведь это означает выступить против Англии, ему - англичанину, священнику англиканской церкви. 8 декабря Свифт пишет Форду, что больше не может оставаться в стороне, и произносит проповедь «О причинах тяжкого положения Ирландии». В 1720 году в Дублине был опубликован анонимный памфлет с длинным, понятным простому обывателю названием «Предложение о том, чтобы во всеобщее употребление вошли изделия ирландской мануфактуры для одежды и обстановки домов и чтобы были решительно отвергнуты все изделия подобного рода, ввозимые из Англии».

Автор предлагает всему населению употреблять только товары ирландского производства и отвергнуть все, что ввозится из Англии, а тот, кто будет покупать английское, пусть будет объявлен врагом народа. Это значит, что автор призывает к объединению и новой тактике. Памфлет анонимен, но автора тут же узнали и в Дублине, и в Лондоне. Как рано сбросили со счетов Свифта! Что же опять хочет этот странный священник, не поднять же католическое ирландское восстание? Памфлет анонимен, но печатник известен. Это некий Уотерс, он привлечен к суду, но Большое жюри отказалось признать его виновным. Девять раз главный судья Уайтшед посылает спросить мнения присяжных, кричит, угрожает, но ответ один – невиновен! Процесс отложен¹²² года король Георг I предоставил право на чеканку мелкой ирландской монеты герцогине Кенделл. Это была старая шлюха, которая в Голландии звалась просто Софья Шуленбург, а в Англии ее называли «Ярмарочный столб». Она продала этот патент за десять тысяч некоему Уильяму Вуду. Афера заключалась в том, что в медном полупенсе, стоимость меди не превышала и десятой доли полупенса, поражало также количество этих денег сто восемь тысяч фунтов. Это был наглый и открытый грабеж. В Ирландии появляется памфлет, подписанный М. Б. Суконщик. Это была одна из самых гениальных масок Свифта, которая превосходит даже Бикерстаффа! Несколько простоватый язык, сведения он узнает от образованных людей и т. д. Памфлет был написан очень ясно и доступно и продавался по минимальной цене, Свифт сам спонсировал его издание. Марионеточный ирландский парламент направил запрос. При Тайном совете была создана комиссия для проверки монеты, которая и была произведена на Монетном дворе не кем иным, как великим Ньютоном! И он подтвердил ее качество! Вуд, впрочем, мог одурачить великого математика, но ведь именно Ньютон составил патент для ирландской монеты.¹²³ Свифт этого Ньютону не простит... 1 августа результаты работы комиссии были опубликованы в «Дублинской газете» Гардинга. В ответ 6 августа Свифт пишет второе письмо Суконщика, в котором с беспощадной логикой доказывает ложность выводов комиссии. Сам сэр Исаак Ньютон проверил качество монеты и нашел, что контракт выполняется? Какой еще контракт? С кем? Может быть, с парламентом и народом Ирландии? Но такого контракта не существует. А что до экспертизы, так это сущая чепуха: что стоило мошеннику Вуду изготовить десяток хороших монет и показать их Ньютону, а тот и уши развесил. Вуд согласился начеканить только сорок тысяч? Да пусть себе чеканит до упаду, хоть свои жестянки, хоть уличную грязь. К нам его монета не имеет никакого касательства. Сам король к этому не обязывает: хочешь – бери, а не хочешь – не бери. А этот жалкий бесстыдный жестянщик пытается предписать целой нации, сколько его медной монеты люди обязаны брать, поставив себя выше короля? Да это пахнет государственной изменой! Господи Боже мой! Да кто же у этого негодяя в советниках? Мистер Вуд обяжет меня брать его полупенсовик? Да хоть бы его медяшки были алмазными, но целое королевство против них - и этого достаточно, чтобы он катился к черту.

Вуд должен был ошалеть от таких возражений! А 19 августа выходит третье письмо Суконщика – «К дворянам и помещикам Ирландии». Здесь он издевательски рассматривает заключение высокой комиссии, редактированное самим Уолполом, как памфлет Вуда. Похоже, что мистер Вуд решил оправдаться в обход его королевского величества и властей. С его стороны это очень наглое обхождение с высокой комиссией – говорить от ее лица. Неужели настоящий Тайный совет Англии позволил бы себе такие выражения по отношению к ирландскому парламенту и, тем самым, к целой нации? Разве народ Ирландии не родился таким же свободным, как англичане? Когда же он отказался от своей свободы? Разве ирландский парламент - не такой же представитель своего народа, как английский - своего? Разве ирландцы и англичане подданные не одного короля? Разве не одно и то же солнце им светит?

Письма Суконщика всколыхнули всю Ирландию, парламент стал протестовать более решительно. Декларации стекались со всех сторон, из всех городов, от всех торговых объединений. Подозреваемые в сообществе с Вудом печатно оповестили сограждан, что подозрения неосновательны, в Дублине чучело Вуда повешено, а затем сожжено. Ирландия бушевала. Католики и диссентеры, тории и виги, крестьяне и помещики - все встали под знамена Суконщика. В Англии решили, что для Ирландии нужна новая метла, и вот назначен новый наместник, которому Свифт по старой дружбе написал письмо с советом не трогать это дело. За день до его приезда появляется четвертое письмо, озаглавленное «Всему народу Ирландии». Дело здесь уже не в Вуде или его полупенсе, речь идет о свободе. Вся Ирландия услышала мрачный голос Свифта. Это была декларация прав угнетенной нации, а за такими вещами обычно следует восстание. Тайный совет признал памфлет подстрекательным и назначил награду тому, кто укажет автора в 300 фунтов. Автора все знали, но во всей Ирландии не нашлось ни одного человека, который польстился бы на деньги.

Была два раза названа

Но власти не нашли Иуды
Кого прельстили б денег груды

Взятый под стражу издатель Гардинг категорически отказался назвать имя автора. В защиту Суконщика появились десятки прокламаций, и во всех он назывался настоящим именем. Личность его была очевидна. Но никто не подумал бы арестовать Свифта, даже если бы на него указали. Свифт на суде? Это же спичка, брошенная в пороховой погреб. И Свифт, казалось, хотел дать им повод для ареста, обратившись с прокламацией от собственного имени к лорду Мидлтону. Архиепископ Боултер, который фактически правил Ирландией, обвинил Свифта в том, что тот возбуждает против него чернь, и вскоре получил гордый ответ: «Я – возбуждаю толпу? Да стоит мне пошевелить пальцем, и она разорвет вас на куски». Премьер министр Уолпол был в бешенстве и обещал забить эти монеты ирландцам в глотку, на что Свифт в памфлете ответил, что если он их и забьет, то в желудке они не задержатся. Уолпол приказывает составить приказ об аресте Свифта, на что получает ответ, что на охрану курьера с таким донесением, потребуется тысяча человек, а на сам арест Свифта в Дублине экспедиционный корпус в десять тысяч! Ареста не будет, но Свифта могут убить. Днем и ночью возле его дома стоит добровольная охрана из ирландцев. Итак, прибыл новый лорд-наместник. Вечером у него - официальный прием. Здесь собрался весь высший свет Дублина, Свифт тоже по положению имеет право здесь быть. Лорд Картерет¹²⁴ выходит в залу, обходит гостей и вздыхает с облегчением: он не видит высокой фигуры Свифта. Но вдруг в залу, без доклада, без объявления, быстрой походкой входит декан. Он направляется прямо к вице-королю. Разговоры смолкают, повисла напряженная тишина. «Итак, милорд, вы вчера совершили доблестное деяние, опубликовав прокламацию с наградой против бедного лавочника, единственная вина которого, что он хотел спасти свою страну от разорения!». Лорд Картерет молчит, как ему легко было бороться с Суконщиком, и как тяжело с этим страшным человеком лицом к лицу. Свифт продолжает: «Вы дали прекрасный пример, того, что эта страна может ожидать от вашего управления. Вы надеетесь получить в благодарность медную статую, за то, что вы сделали для этой деревяшки?» (Wood). Послышался хохот, это смеялись по адресу высшего представителя власти в стране. Картерет закусил губу. Постепенно смех смолкает, присутствующие вдруг поняли, чем им может грозить подобная вольность. А Свифт, не глядя на эту толпу, поклонился и вышел.

«Писем Суконщика» Гардинга. Каждый из судей накануне получил анонимную листовку «Своевременный совет», написанную Свифтом. Этот «Совет» показался лорду Картерету «бесстыдным, злонамеренным и возмутительным», поэтому судья Уайтшед начал разбирательство с требования осудить «Своевременный совет». Все до одного судьи^125, несмотря на бешеные угрозы Уайтшеда, отказались это сделать, как и признать Гардинга виновным, не помог и незаконный роспуск Большого жюри. 28 ноября собрался новый состав присяжных. Ждет судья Уайтшед их вердикта, снаружи здания суда ждет толпа, мелкого типографа. Напряженная тишина висит над площадью Корнхилл. И вот вердикт - присяжные не только не признали Гардинга виновным, но и постановили обратиться к властям с протестом против вудовской монеты. Это весть как-то просочилась на площадь, сначала она передается шепотом, но гул постепенно нарастает: «Мы с Джонатаном!». А вот выходят и присяжные, их имена известны - Стэрн Тай, Ричард Уокер, Девид Тью, Джон Джонс Джордж Форбс, Уильям Элстон, и другие - всего двадцать четыре человека. Толпа аплодирует им, пожимает руки, целует, весь Дублин смеется и поет баллады, написанные Свифтом. Теперь народный поток несется к дублинскому собору. Не было дома, где бы не пили за здоровье декана, во всех общественных местах и магазинах висели его портреты, нарисованные неумелой рукой безвестных художников. И именно в это время родилась легенда о том, что Свифт - далекий потомок старинных ирландских королей и героев. Шестым письмом Суконщик нанес последний удар делу Вуда – патент был аннулирован. 25 августа 1725 года в Дублине было получено официальное извещение об отмене патента, и Свифт передал через друзей печатнику приказ рассыпать набор «Нижайшего адреса» обеим палатам, который содержал конспект петиций и требований. Вокруг любого из них могла возникнуть буря, не меньше чем с полупенсовиками Вуда. Последнее, седьмое письмо Суконщик посвятил советам о возрождении сельского хозяйства и промышленности в Ирландии. Казалось, он победил? Вовсе нет... Победа Суконщика – это поражение Свифта. Причиной аннулирования патента было письмо Боултона к Уортону. Тот писал, что Свифту удалось сплотить нацию – всех: крестьян, духовенство, дворянство - а именно на их разъединении держится владычество Англии. Следовательно, разумно уступить. Возможно, что драма бы развернулась, и Ирландия обрела бы свободу, если бы у Уолпола было больше амбиций и меньше цинизма. Но он трезво оценил обстановку. Прошло немного лет, и в Ирландию тихо вошла другая поддельная монета. Свифт распорядился поднять над собором св. Патрика черный флаг и протяжно звонить в колокола. Но ведь это было только начало! И через небольшое время идеи Свифта были переняты в колониях. Сомерсет хотел послать Свифта епископом в Виржинию? Тогда Англия лишилась бы колоний в Америке намного раньше, а Свифт стал бы не ирландским, а американским героем. Но здесь нам нужно остановиться и рассказать об одном странном письме, полученном лондонским издателем Бенджаменом Моттом.

Комментарии:

93 Свифт не раз путешествовал в Лондон в свите вице-королей Ирландии, включая своего злейшего врага Уортона. Причина тому была банальна – это позволяло избежать больших расходов на переезд.

94 Свифт рассчитывал получить место епископа в Уотерфорде.

долгом разорвать любое платье из ситца в клочки прямо на улице.

96 Он был осужден шестьюдесятью семью голосами против пятидесяти, его докторский диплом и проповеди были сожжены, а ему самому запрещалось проповедовать три года. Довольно мягкий приговор для обвинения в государственной измене.

98 Первое с чем столкнулось новое правительство – это искусственно создаваемые вигами финансовые трудности.

99 Это фразу цитируют все биографы, но у нее в дневнике есть и продолжение, которое приводится лишь в одном, из известных мне сочинений о Свифте. Любознательный читатель найдет это место полностью в дневнике, а я, по примеру остальных, не буду забегать вперед.

мог узнать имя Уолпола в Вальполе?

101 Курьер от лорда Галифакса прибыл поздно вечером, когда Свифт уже погасил свечу. Он пишет короткую записку, где извиняется, что не может присутствовать на совещании из-за занятости. Но совсем скоро виги получат другой ответ – сатирическую поэму на лорда Гольдофина.

102 Аддисон, с которым Свифт тщетно пытался сохранить дружбу и болезненно переживал разрыв, стал издавать «Вигистский экзаминер» в противовес свифтовскому. Главной целью этого издания было помогать тем, кто был обличен Свифтом в его журнале, который Аддисон называл не иначе как «Палачом». Но конкурировать долго со Свифтом он не смог – вышло всего пять номеров.

103 Поразительно, что именно этот человек, выработавший четкий стиль, смертоносный для врагов, без всяких словесных побрякушек, холодный как протокол судьи, острый как нож хирурга, а потому убедительный и логичный, настолько логичный, что даже мистификации принимались за правду, потому что были обоснованы, этот человек провалился на экзамене из-за незнания логики!

104 И не только в «Экзаминере», Свифт также писал эпиграммы, сатирические поэмы, басни, которые с неимоверной быстротой распространялись и в Лондоне, и в провинции.

процессию из лордов и министров, идет во главе процессии на дом к Кингу и торжественно вручает ему ключ от должностного кабинета.

106 Свифт даже договорился о встрече премьер-министра со Стилем, но тот демонстративно не явился, и впоследствии платил Свифту за прошлую дружбу самой черной клеветой и злобой. Этот человек родился в Дублине, вскоре став сиротой. Стил учился в благотворительном колледже Чартхаус. Аддисон здесь делал вместо него домашние уроки. Но в отличие от его товарища Стила сложно назвать счастливчиком. Две неудачных женитьбы, долговая тюрьма, потеря должности, затем суд и исключение из парламента, где он пробыл так недолго. Но он ведет бурную жизнь, в которой Стил был кем угодно: военным, политиком, директором театра, парламентарием, чиновником в канцелярии патентов, управляющим государственными имениями, редактором журналов, нищим, одалживающим по копейке у всего Лондона, богачом, приглашавшим на пиры весь Лондон.

107 Картина действительно театральна, поскольку ее можно сыграть на сцене. Жизнь Свифта вообще театральна. Левидов в маленьком отрывке смог изобразить бурную жизнь Свифта в это время со всех сторон. На самом деле это не цитата, а сокращенный пересказ.

108 Я ничего не пишу об этом обществе из-за малого объема моего эссе. Создано оно было Свифтом с целью «способствовать дружеской беседе и помогать достойным лицам нашими возможностями и рекомендациями». Другими словами общество собиралось раз в неделю на обеды ради приятных разговоров, а также помогало деньгами и рекомендациями начинающим литераторам. Членами общества были Гарли, Сент-Джон, Харкур, Ормонд, другие виднейшие политики, литераторы - Арбетнот, Прайор, Поп, всего пятнадцать человек. Обедали по началу в складчину, но поскольку все братья были богаты, а Свифт был беден, он постоянно ворчал, что они заказывают слишком дорогие обеды, в конце концов, настоял на оплате обедов по очереди, а затем и на том, чтобы братья собирались раз в две недели. Свифт постоянно подчеркивал свою независимость, и, обедая с министрами, напоминал им, что он всего лишь скромный ирландский священник.

109 Один внимательный читатель спросил меня, что значит весь Лондон? Сколько человек тогда умело читать? Можно было бы конечно оставить это на совести Левидова, но я отвечу за него. Действительно, в Лондоне только 67% мужчин были грамотными, а вот женщин и всего-то 19%.

«министром без портфеля», а Луначарский «практическим руководителем правительства».

111 Свифт более резок в своем «Дневнике», где он описал эту сцену: «Маленький, жалкий ответ для большого министра!».

112 И это не смотря на то, что еще за год до этого он записал в «Дневнике»: «Эти министры - самые милые люди на свете. Они называют меня Джонатаном. Я никогда не знал министров, которые сделали бы что-нибудь существенное для тех, кто с ними близок. То же самое, наверно, будет и со мной». Сен-Виктор выразил причину, почему Свифт не получил должностей ни при вигах, ни при ториях в следующих словах: «Свифт принадлежал к тем людям, которых правительства поддерживают, но которых не возвышают».

потому что эту должность занимал Стерн, и его нужно было сделать епископом, а зависело это от вице-короля Ирландии герцога Ормонда. Поэтому королева поставила условием согласие герцога сделать Стерна епископом. Вице-король же декана Стерна терпеть не мог, потому что тот не выказывал ему никакого почтения. Последнее обстоятельство только увеличило растерянность Свифта, которая сквозит в его письмах. Герцога Ормонда все-таки удалось уговорить сделать одолжение не Стерну, но Свифту.

114 Подобные письма он писал Свифту и в бытность того в Лондоне. Например, выказывал притворное удивление, что Свифт вместо богословских трудов, тратит свои силы на политику, и настоятельно советовал ему заняться написанием оных. Между прочим, он попытался лишить Свифта прихода на основании долгой отлучки, и только вмешательство министров предотвратило это.

лордов увеличилось за счет шотландцев. Лордов же с пышными и ничем неоправданными титулами в Шотландии множество, и хотя шотландцы платят налог вчетверо меньше, чем англичане, их лорды получают пенсии и содержание в соответствии с их титулом и тратят в Лондоне за год столько денег, сколько в Шотландии не потратили бы и за всю жизнь.

116 То, что это письмо было от Болингброка - сообщают Левидов и Муравьев (который, впрочем, пользовался биографией, написанной первым). Дейч и Зозуля цитируют же письмо от лэди Мешем: «Сообщаю вам, что королева, наконец, победила "Дракона". Можете ли вы в такую минуту, вы, который так много сделали, так старались, можете ли вы расстаться с нами и уехать в Ирландию? Нет, это невозможно! Ваша доброта неизменна, и я знаю, что самое большое наслаждение для вас – помогать тем, кто нуждается в вашей помощи. Дорогой друг, оставайтесь и не думайте, что мы все такие, как этот человек, который не слушал никаких советов и хотел поступать только по-своему». Я не знаю, было ли написано два письма, или Болингброк предоставил лэди Мешем уговорить Свифта от своего имени.

«С 25 июля 1714 года я уже лише всякой власти. Как только устрою свои личные дела, я уеду к себе в имение в Херфорд. Если вы еще не устали от наших свиданий, я умоляю посвятить несколько дней тому, кто вас нежно любит. Я думаю, что из всей той массы, откуда Бог вытащил наши души, ваша и моя ближе всего подходят одна к другой ».

118 Это странно, но мы имеем здесь тот же случай, что и с «Автобиографией», при той тщательности, с которой Свифт писал эту историю, у него, у человека который был в гуще событий, из-под пера вышло небольшое по объему и необычное по подбору фактов сочинение.

119 Это конечно анахронизм, я просто не нашел другого слова, поскольку полиции тогда не существовало. Создателем полиции в современном понимании был мировой судья Джон Филдинг, получивший за это рыцарский титул. Свифт был знаком с его отцом капитаном Филдингом, а также с его братом, писателем Генри Филдингом.

признала Свифта ирландским борцом за свободу и ирландским писателем и поэтом, сделав день рождения декана своим национальным праздником.

«ЖЗЛ» утверждается, что Свифт отказывался признать себя ирландцем, чтобы не слыть гражданином второго сорта. Какая, однако, это глупость!

122 Уайтшеду удалось добиться этого от присяжных измором – 11 часов заседаний. У Свифта это решение вызвало негодование. Неужели ради своей свободы они не могли просидеть двенадцатый час? Но сам повод в глазах присяжных пока не выглядел слишком серьезным.

123 Некоторые историки считают, что монета действительно была полновесной, т. е. полновесной согласно патенту (то, что Вуд дал за патент громадную сумму, уже говорит о том, что дело было прибыльное, а, следовательно, монета порченная), и что всю историю Свифт специально выдумал. Например, факт, что Вуд сбывал бочки со своими монетами за полцены, конечно, придуман Свифтом. В этом случае памфлеты Суконщика из обличительной отповеди превращаются к очень ловкому ходу, целью которого является сплочение нации. Впрочем, даже в этом случае заслуги Свифта перед Ирландией ни чуть не умаляются. Ведь дело Вуда было лишь поводом добиваться свободы. Кроме того, сам факт чеканки монеты за пределами Ирландии был возмутительным, а унижение стало более ощутимым, когда патент был выдан даже без формального уведомления ирландского парламента, не говоря уже о его согласии. Парламент даже не знал о содержании патента, а «управление без согласия управляемых – первое условие рабства».

124 К честь этого молодого человека я могу сказать, что во время своего наместничества он, следуя советам Свифта, как мог облегчал положение Ирландии. К сожалению, его возможности в этом направлении были сильно ограничены. Он мог лишь пугать донесениями правительство, чтобы добиться от него некоторых послаблении. При его преемнике Ирландия снова почувствовала всю тяжесть своих оков.

велика, что вскорости он разорился.