Приглашаем посетить сайт

Обломиевский. Литература французской революции.
2. Трагедия в годы революции, параграф 4

4

Эстетические установки Вольтера как драматурга укрепляются и получают свое утверждение в произведениях его учеников, среди которых особенно выделяются Сорен, Лемьер и Леблан, выступающие со своими пьесами в 60—70-х годах XVIII в., т. е. одновременно с написанием и постановкой вольтеровских «Гебров» и «Скифов». К 1760 г. относится трагедия Сорена «Спартак». В 60-х и 70-х годах ставится трагедия Лемьера «Вильгельм Телль» и «Вдова Малабара». В 1763 и 1772 гг. выходят в свет трагедии Леблана — «Манко Капак» и «Друиды». Следует напомнить, что кризис системы абсолютизма достигает в 60—70-х годах своего апогея, что в это время особо обостряется движение против абсолютной монархии во Франции, издается Энциклопедия, в конце 50-х и в 60-х годах выступают со своими лучшими произведениями Дидро, Гольбах, Гельвеции, Руссо, что в 1775 г. на сцене появляется «Севильский цирюльник» Бомарше, что только пятнадцать-тридцать лет отделяет эти годы от революции.

Развивая начатое Вольтером, Сорен, Лемьер и Леблан уже не довольствуются вниманием Расина к людям униженным и находящимся в слабом положении. Подобно позднему Вольтеру они концентрируют свое внимание на людях, испытывающих социальное угнетение, на людях, принадлежащих к низам общества. О такого рода концентрации внимания на социальных низах свидетельствует образ раба Спартака у Сорена или образ крестьянина Телля у Лемьера. Правда, Сорен, так же как Вольтер в «Альзире», «Магомете», «Меропе», допускает известные уступки традициям старого классицизма в том отношении, что он делает Спартака сыном Ариовиста, вождя одного из германских племен, побежденного римлянами. Он подчеркивает, таким образом, в Спартаке его высокое социальное положение в прошлом, которого он лишился в результате того, что войско его отца было разгромлено Римом, отец убит, а сам он взят в плен. Но тот факт, что центральным героем становится человек, который был рабом, вырвавшийся, по его собственным словам, к славе и блеску из «глубины позора», из «презренного положения», создавший, не взирая на это положение, армию (д. Ill, сц. 4) и возглавивший восстание рабов, которые под его руководством стали героями (д. 1, сц. 1), сохраняет свое значение, несмотря на все оговорки автора.

Более отчетливо и уже безоговорочно интерес к герою из социальных низов проявляется в трагедии «Вильгельм Телль» Лемьера, герой которой, по словам Ульриха, помощника Геслера, «относится к людям темного происхождения». Он занят трудом земледельца и единственной собственностью его является лишь его физическая сила и ловкость в стрельбе (д. Ill, сц. 1). Выделиться из людей «подлого звания» Телль, как утверждает тот же Ульрих, может только при помощи своей смелости и того, что ему «нечего терять» (д. IV, сц. 5).

и смело борется против него. Наиболее показателен в этом отношении Телль Лемьера. Он поднимает восстание против австрийского наместника в Швейцарии Геслера, убивает его и добивается уничтожения деспотического порядка, насажденного в Швейцарии чужеземцами-завоевателями.

Критика старого режима сопровождается у Сорена, Лемьера и Леблана, так же как ранее у Вольтера, позитивной системой мировоззрения. Положительный герой является у них, точно так же как у Вольтера, не только мятежником, но и носителем определенной системы принципов. Так сореновский Спартак проводит в своих мероприятиях совершенно новое, неприемлемое полководцу старого типа Крассу понимание войны. В то время как люди, подобные Крассу, видят в ней способ завоевания чужой страны, покорения другого народа и вообще средство приобретения рабов, в то время как они не знают в своих действиях чувства жалости и руководствуются стремлением устрашить противника, Спартак рассматривает войну как средство «освобождения народов» (д. Ill, сц. 4), как покровительство слабым и угнетенным. Он всеми силами ратует против мародерства, против убийства мирных граждан, против расхищения их имущества. Он проповедует милосердие по отношению к побежденным. Он не хочет отягчать зло, нависшее над землей. Он стоит за его максимальное «смягчение» (д. 1, сц. 2). Тот же характер гуманности, направленной против варварства, отличает мировоззрение Манко Капака, героя одноименной трагедии Леблана. Манко Капак пропагандирует прощение и милосердие по отношению к побежденному врагу, проповедует мир, человечность, обличает защитников войны, сторонников истребления врагов и суровых кар. Отметим гуманистический, просветительский характер идеологии верховного жреца Сендонакса из трагедии Леблана «Друиды», идеологии, которая обращена против жреца Эмнона, стоящего на страже «предрассудков», жестокого, преследующего инакомыслящих и охраняющего интересы всего сословия друидов. Отметим и точку зрения Телля, который противопоставляет славе добродетель, согласен на то, чтобы его имя было забыто потомством, лишь бы были уничтожены тираны, стремящиеся подчинить себе Швейцарию.

Передовая система принципов обязательно противопоставляется у учеников Вольтера архаическому мировоззрению, носителями которого оказываются деспоты, вроде Красса («Спартак»), завоеватели, вроде Геслера («Вильгельм Телль») или жрецы, защищающие старый порядок («Вдова Малабара», «Манко Капак», «Друиды»). Очень важна эта направленность передового мировоззрения у Сорена, Лемьера, Леблана против реакционеров, ее боевой, наступательный характер. Важно и другое — то, что Лемьер и Леблан уделяют серьезное внимание самой тщательной обрисовке образа врага. Они изображают его не только сильным, опирающимся, как Геслер, на войско, как первосвященник Тамзи («Манко Капак») и жрец Эмнон («Друиды»), на религиозные предрассудки народа. Они представляют врага как лицо, опасное своим умом, хитростью, коварством. Геслер действует против Телля, Мельхталя и других швейцарцев, совсем не подчиняясь при этом мгновенным настроениям гнева, раздражения и т. п. Он строго анализирует свое поведение, руководствуется холодным, трезвым расчетом. Он не просто давит и гнетет противника, он озабочен тем, как ему превратить народ а покорную, тупую массу, как подчинить его инстинктивному чувству страха, как заставить его поступать вопреки разуму. Хитрость проявляет и первосвященник Тамзи. Совсем не случайно, что в своей борьбе против Манко Капака, этого «философа на троне», он использует мятежников, которыми предводительствует Гуаскар. Тамзи укрепляет этим союзом свои позиции, хотя мятежники преследуют в своих выступлениях против Манко Капака совсем другие цели, нежели Тамзи. Они стремятся к свержению монархии вообще, в то время как он думает только об устранении просвещенного абсолютизма.

— Сорен, Лемьер и Леблан — делают известный шаг вперед в сравнении с Вольтером в том отношении, что они подчеркивают в своих положительных героях сознательно общественный, общенациональный характер их деятельности. Они ценят в них, в отличие от Расина и следующего за ним Вольтера, постоянное стремление взять под защиту не свои частные интересы, подавленные всемогущим противником, а интересы целого. Они в то же время, в отличие от Корнеля, видят в этом целом уже не отвлеченное государство, якобы стоящее над классами и партиями, а подавленное большинство населения страны, всю совокупность нации. Спартак недаром заявляет, что он затеял воину с Римом совсем не для того, чтобы вызволить одного себя; из рабского состояния, не для одной «собственной выгоды». Он видит в себе «мстителя за землю, испускающую стоны» (д. У. сц. 5), мстителя за «угнетенную землю» (д. Ill, сц. 4). Аналогичен образу Спартака образ Эмирены из «Друидов» Леблана, которую беспокоит мысль о будущем Галлии. Галлия подверглась нападению со стороны захватчиков-римлян, а Эмирена, зная как важна для победы над римлянами жизнь галльского полководца Клодомира, предлагает в жертву богам себя вместо Клодомира, который совершил преступление против религии и должен быть принесен в жертву. Стоит вспомнить также образ лемьеровского Телля, который в своих поступках исходит из нужд родины и убеждает Мельхталя не столько мстить за своего отца, убитого завоевателями, сколько бороться за освобождение родной страны, бороться против «железного ига» австрийцев, которое нависло над всей Швейцарией.

Сорен, Лемьер, Леблан воспринимают, впрочем, у классицизма XVII в. и у Вольтера не только оппозиционные, прогрессивные его стороны, но и стороны консервативные. То обстоятельство, что борьба нового общественного порядка против старого отождествляется в их трагедиях с борьбой двух мировоззрений, вернее подменяется этой борьбой, обусловливает отрешенность их трагедий от реального мира. Они ограничивают конфликты своих пьес столкновением лидеров, вождей. Они оставляют за пределами сцены, на которой развертывается действие, народную массу, представляют последнюю слепым орудием, пассивно исполняющим предначертания идеологов. Любопытна в этой связи явная гиперболизация положительного героя, руководящего массой. Он приподнят над обыкновенными людьми уже у Сорена, который именно в таком духе интерпретирует Спартака. Один из ведущих персонажей трагедии Норис, вождь племени, воюющего вместе со Спартаком против римлян, недаром утверждает, что на лбу Спартака начертано нечто «грандиозное и ужасающее», что он кажется стоящим «над человечеством», что он производит впечатление не смертного, а «героя» или даже «бога» (д. IV, сц. 1). Недооценка массы, пусть и не столь явная, как у Сорена, присутствует и у Лемьера, который вполне закономерно заставляет своего Телля называть народ «опустившимся», «забывшим о своих правах». Телль видит свою задачу именно в том, чтобы об этих правах ему напомнить, доказать ему своим поведением, что «честь еще существует в Швейцарии» (д. Ш, сц. 2). Слова Телля относительно народа как бы повторяет и Ульрих, который сообщает Геслеру, что «народ только ропщет» и не осмеливается сделать что-нибудь для своего освобождения. Лишь у Телля, по его словам, можно еще обнаружить в глазах «гордость» (д. Ш, сц. 1).

необходимости, с которым мы имели дело у Корнеля и Расина и которое было значительно ослаблено у Вольтера. Но рассматривая борьбу нового со старым как борьбу безоговорочную, как борьбу на смерть, Сорен, Лемьер, Леблан, также как и Вольтер, видят движущую силу перехода к новому не в действиях народных масс, а в силе идей, к которым приходят передовые люди, вожди, идеологи. В этом их слабость, поскольку они возвещают революцию сверху, революцию без масс. Эта слабость содействует тому, что герои, нового типа, непривычный для Корнеля и Расина, выдвинутый Вольтером, сохраняется у его учеников в традиционной системе классицизма XVII столетия, т. е. в трагедии камерного склада.

Интересны в этом отношении и присутствующие в трагедии учеников Вольтера образы просвещенных монархов и жрецов-просветителей, особенно отчетливо обрисованные у Леблана в его «Манко Капаке» и «Друидах». Пьеса «Манко Капак» завершается победой новых идей и новых порядков, эти идеи воплощающих. Но победу эту реализует мудрый правитель в борьбе с реакционерами, которые бешено сопротивляются нововведениям и которых новый правитель вынужден уничтожить. Именно так поступает Манко Капак, вождь перуанского племени, стоящий во главе государства и, кстати, опирающийся на войско. Именно также действует верховный жрец Сендонакс против других жрецов, предводимых Эмноном («Друиды»).