6
Размышляя о судьбах комедии в годы революции (1789—1794), необходимо прежде всего обратить внимание на то, что комедию очень сильно используют в это время, особенно в самом начале революции, в 1789—1791 гг., силы, далекие от революционных позиций или даже приближающиеся к позициям контрреволюционным. И во многом это объясняется тем, что особенностью комедии, как она создавалась во Франции в XVII—XVIII вв., являлось изображение ею конфликта всемогущего настоящего со значительно более слабым прошлым. В то время как трагедия рисовала врага полным сил, очень опасным, вредоносным и более могущественным, чем положительный герой, враг, с которым имела дело комедия, — это существо уже побежденное и обезоруженное или хотя бы достаточно слабое, чтобы быть пораженным. Если трагедия вызывала ненависть к насильнику, измывающемуся над слабым, то комедия возбуждала смех по отношению к представителю побежденных сил прошлого, человеку плохому, глупому, но уже утратившему могущество, не способному по-настоящему наносить вред. Это еще более усугублялось тем, что некоторые комедиографы XVIII в. (Детуш, Коллен д'Арлевиль) сделали очень много для того, чтобы оторвать комедию от мольеровских традиций, чтобы освободить ее от сатирических тенденций, от моментов обличения, чтобы максимально смягчить разоблачающую остроту и резкость образа врага, чтобы нейтрализовать и лишить минимальной содержательности образ положительного героя. Комедиографы первых лет революции — известный уже нам по своим дореволюционным произведениям Коллен д'Арлевиль, а также Беффруа де Рейньи, Карбон де Фленс и Лэйа — попытались продолжить и развернуть эту программу.
Драматургия Беффруа де Рейньи и Карбона де Фленса, написанные первым комедии: «Никодем на Луне, или мирная революция» (1791) и «Клуб честных людей, или французский священник» (1791), а также составленное вторым комедийное обозрение «Пробуждение Эпименида в Париже» (1791) производят на первый взгляд впечатление значительно менее реакционных явлений, чем это обнаруживается в результате их детального анализа.
В пьесах де Рейньи и де Фленса значительное место занимают антифеодальные мотивы и критика старого режима. Так, в «Никодеме на луне» правдиво изображается нищенское, тяжелое, полуголодное существование крестьян при феодализме, невыносимые условия крестьянского труда, притеснения и преследования, которым подвергают крестьян помещики и королевские чиновники. В «Пробуждении Эпименида» мы находим довольно резкую характеристику французской абсолютной монархии. Здесь говорится о королях, озабоченных лишь своей собственной славой, о подданных, которых эти короли сделали несчастными, о произволе королевских министров, о неистовстве цензуры, о варварстве феодального судопроизводства. Антифеодальная направленность пьес де Рейньи и де Фленса проявляется и в комедийной интерпретации персонажей, теснейшим образом связанных с дореволюционным строем и не желающих допустить никаких перемен в общественной жизни. Стоит вспомнить фигуры помещика и министров в «Никодеме», фигуры цензора и учителя танцев в «Пробуждении Эпименида».
—1791 гг. у умеренных конституционалистов из партии фельянов сторонники старого режима из окружения Людовика XVI и дворяне-эмигранты, не желавшие ничего принять от нового строя. Фельяны были выразителями верхушки буржуазии, связанной с заморской торговлей, с колониями.
—1792). Они соглашались лишь на частичную аграрную реформу и опасались всяких сколько-нибудь серьезных перемен в деревне. Они в то же время считали, что дворянству и королю у власти не продержаться без некоторых, хотя и очень слабых уступок по отношению к буржуазии. Отрицая народную революцию, фельяны были сторонниками буржуазной конституционной монархии. «Мирная революция», которую прославляют в своих пьесах де Фленс и де Рейньи, по существу вполне соответствует программе фельянов. Отрицание исторически отжившего и обреченного на уничтожение сочетается в их пьесах с пропагандой реформ старого порядка, с проповедью классового мира. Народ изображается в «Никодеме на луне» как социальная сила, нуждающаяся в помощи сверху. Помощь приходит от императора, который осуждает самоуправство феодалов, отказывается от услуг дурных министров, лично знакомится с нуждами и требованиями бедняков и, в конце концов становясь на сторону крестьян против помещиков, ликвидирует наиболее крайние формы феодализма и облегчает тяжелое положение крестьянства.
Пропаганда всеобщего «замирения» проявляется особенно отчетливо в «Клубе честных людей» Беффруа де Рейньи. Сельский священник, герой этой пьесы, проповедует безоговорочное согласие и единение всех противников, отказ от раздоров и споров, осуждает «бунтовщиков» и «смутьянов», сеющих вражду и неудовлетворенность, т. е. требующих, подобно Марату и Робеспьеру, дальнейшего углубления революции. Другой сельский священник, фигурирующий в «Никодеме на Луне», всячески удерживает крестьян от возмущений и волнений, утверждая, что «опасные крайности» и «беспорядки» причиняют вред самому же крестьянству. В предисловии к «Пробуждению Эпименида в Париже» Карбон де Фленс призывает к умеренности и всепрощению. Сторонник продолжения революции Дамон фигурирует в этой пьесе в качестве отрицательного персонажа. Арист же, который считает, что «беспорядки кончились», оказывается одним из позитивных героев. Арист высказывается против «дерзости мятежников» (он имеет в виду революционных демократов, идеологов революционного плебейства, вроде Марата и Робеспьера), против активности народа, которую он клеветнически именует «анархией», считает необходимым «не озлоблять» народ, а «успокоить» его, приучить его к подчинению законам. Арист и все остальные положительные лица пьесы превозносят на все лады монархию и без конца рассуждают о короле как об отце своих подданных, о преданности народа королевской власти, о народе как опоре трона.
Образы Ариста и обоих сельских священников любопытны также и тем, что, создавая их, де Рейньи и де Фленс действуют решительно вопреки комедийной традиции Мольера, Реньяра, Бомарше и отчасти Лесажа. Позитивный герой де Рейньи и де Фленса ничем не напоминает беспокойных, нуждавшихся в переменах персонажей Мольера или Бомарше, которые пытались трансформировать существующее положение вещей, предпочитали традиционному новое. Последние скорее были похожи на смутьянов и бунтовщиков, сеющих «беспорядки», их поступки скорее могли быть квалифицированы как проявление «анархии» или «дерзости мятежников». Положительный герой де Рейньи и де Фленса, наоборот, противостоит всему вышедшему из нормы, всему беспорядочному, мятежному, возмущенному.
— сторонника старого режима. Де Рейньи и де Фленс продолжают в этой трактовке положение, намеченное еще у Детуша, который охотно изображал внутренне перестраивающиеся характеры, описывал превращение отрицательных персонажей в положительные, моральное их перерождение, ослабляя тем самым сатирическое, обличающее изображение явлений. Очень важно, что сторонники феодализма предстают у Беффруа де Рейньи в образах людей, которые легко отказываются от дореволюционных привычек и легко усваивают новые принципы. Пьесам де Рейньи свойственно быстрое и подчас даже реалистически не мотивированное изменение мыслей и поступков негативного персонажа, чудодейственное превращение его в союзника, в друга. И де Рейньи идет в этом отношении даже дальше Детуша. Характерно, что император, переходящий на сторону народа в «Никодеме на Луне», и священник, освобождающийся в «Клубе честных людей» от своих прежних взглядов и уже не сожалеющий о своих прежних доходах, идут на это якобы совершенно бескорыстно. Они становятся будто бы совсем другими людьми не под воздействием изменившихся обстоятельств, а вопреки объективным обстоятельствам, вопреки жизненной обстановке, с которой все-таки пытался считаться Детуш.
комедиях Коллена д'Арлевиля «Господин де Крак в своем замке» и «Старый холостяк», написанных им в 1791 и 1792 гг. Пьеса «Господин де Крак в своем замке» интересна тем, что это комедия, совершенно лишенная сатирической остроты, комедия, в которой смех носит абсолютно беззлобный характер, вырождается в отвлеченную шутливость. Комедия «Господин де Крак в своем замке» отличается исключительным пренебрежением к революции. Она написана так, будто революционных событий не было вовсе. Она рисует трогательное единение крестьян с помещиком, демонстрирует провинциального дворянина де Крака как человека, правда, довольно глупого, но вместе с тем совершенно безвредного и только исключительно болтливого. Точно таким же, абсолютно безобидным человеком обрисован в комедии его сын д'Ирлак, который является к отцу после многолетнего отсутствия, остается им неузнанным, выдает себя за некоего де Бриса, делает вид, что влюбляется в свою сестру, вызывает на дуэль ее жениха и соревнуется с отцом в выдумках. Он сочиняет при этом историю д'Ирлака, будто бы убившего на дуэли своего полковника, приговоренного к смертной казни полевым судом, бежавшего из заключения, сломавшего себе ногу и т. д. А отец изощряется в измышлении небылиц о своих былых ратных подвигах, о своих охотничьих успехах, о необычайной воинской карьере своего сына, о том, что в его замке когда-то ночевал Юлий Цезарь и т. д. и т. п.
«Старый холостяк» Коллена д'Арлевиля, прямо направленный против комедий, в которых решающую роль играл инициативный, предприимчивый слуга, в которых царило восхищение талантами народа, высоким интеллектом его представителей. Слуги, представители народа, экономка тетка Эврар и дворецкий Амбруаз, изображаются у Коллена не союзниками героя, как это было принято у Мольера, Реньяра, а его врагами. Еще дальше отстоит комедия от Бомарше и Лесажа, у которых слуги занимают центральное положение. Здесь же они не только не поддерживают героя — молодого человека, племянника, против дядюшки, старого холостяка господина Дюбриажа, не только не содействуют женитьбе Армана, героя пьесы, но, наоборот, делают все, чтобы поссорить героя с дядюшкой, чтобы восстановить последнего против Лоры, невесты племянника. Они подделывают для этой цели письма, прячут письма подлинные, распространяют о племяннике порочащие его в глазах дядюшки слухи, изображают племянника врагом дядюшки. Только активность Армана и Лоры, проникающей под чужим именем в дом господина Дюбриажа, очаровывающей его и раскрывающей ему козни прислуги, спасает положение. Удаление вредных слуг приводит к союзу и трогательному единению старого холостяка с племянником и его невестой. Как видим, концепция общественной жизни в «Старом холостяке» совершенно иная, чем у Мольера, Бомарше. Лесажа, Реньяра. Народ, представляющийся Мольеру и Бомарше, а отчасти и Лесажу, и Реньяру единственным источником блага, рассматривается у Коллена д'Арлевиля как источник зла, нуждающийся в радикальном ограничении. Однако Коллен в истоках своих не оригинален, он следует Детушу, пытавшемуся отодвинуть слуг на второй план (ср. «Ночного барабанщика»), но еще не решавшемуся при этом объявить представителей народа носителями зла.
представляют собой комедии, то в пьесах Лэйа, в его «Опасностях предрассудков» (1790) и в «Друге законов» (1793), традиции комедии переплетаются с традициями «мещанской» драмы. При этом существенным для Лэйа оказывается не влияние Дидро или Мерсье, а влияние Седена. Положительный герой Лэйа ведет свою родословную не от Констанс, почитательницы оптимистического и прогрессивного мировоззрения, не от Сент-
«третьего сословия», взбунтовавшегося во имя бедняков Он продолжает дело героя седеновской комедии «Философ сам того не зная», а этот герой защищал в условиях дореволюционной Франции не интересы всего третьего сословия, как Сент-Альбен или Констанс, и тем более не нужды трудового народа, как герой Мерсье, а интересы буржуазии. Идеологом буржуазии, сторонником установления во Франции капиталистического строя является Лэйа.
Своей первой пьесой «Опасности предрассудков», действие которой, кстати, происходит в дореволюционной Франции, Лэйа заявляет, что условия феодализма не благоприятствуют человеческому счастью. Они препятствуют, в частности, герою пьесы Дарлевилю жениться на дочери богатого купца Сент-Эльмонда. Во Франции, утверждает своей комедией Лэйа, царит во всем приоритет рода. Человек расценивается не по своим личным достоинствам или недостаткам, а по роду, к которому принадлежит со дня рождения. Преступления, содеянные в роду, отражаются и на оценке героя, хотя сам он не имеет к ним никакого отношения, а он вынужден отвечать за них, вынужден из-за них лишиться своей невесты. Между тем человек может получить настоящее признание только как личность, как индивидуальное существо, отвечающее лишь за свои личные прегрешения, но не за поступки других членов рода. Такую идею независимости от рода, идею личного достоинства проповедует англичанин Милорд, житель буржуазной Англии. Образ Милорда в пьесе свидетельствует не только о буржуазных воззрениях Лэйа, но и об их чрезвычайной умеренности. Милорд содействует осуществлению желаний Дарлевиля, его женитьбе и всеобщему благополучию. Счастье достигается, таким образом, без всякого революционного переворота в стране, без всякого вмешательства народа. А не надо забывать, что пьеса Лэйа написана после революционного переворота 1789 г.
На умеренно буржуазных позициях, далеких от революции и от требований якобинской диктатуры, остается Лэйа и в пьесе «Друг законов» (1793). Правда, он пытается представить народ в пьесе решающей силой: благодаря поддержке народа герой пьесы де Форлис приходит к победе над своими противниками. Но на самом деле народ действует здесь против собственных интересов как темная, бессознательная сила, напоминающая народ у Беффруа де Рейньи, действует против своих подлинных защитников, каковыми являются якобинцы Номофил и Фенто, представленные у Лэйа мятежниками», отрицательными персонажами. Народ поддерживает своего врага, каким является фактически приятеле контрреволюционера и защитника старого режима, сторонник цензовой конституции маркиз де Форлис, именуемый в пьесе «другом законов». Пьесу Лэйа подняли на щит жирондисты, старавшиеся использовать ее против революционно-демократической диктатуры, в защиту буржуазной демократии, символически обобщаемой у Лэйа в категории «законов», которых якобы не дано преступать народу. Однако якобинцы не только решительно выступили против постановки «Друга законов» на сцене и добились ее запрещения, признав ее вредной и опасной для дела революции, но, кроме того, создали противоядие: «Подлинный друг законов» гражданки Вильнёв, а также «Друг народа» Камайля Сент-Обена явились якобинским ответом на пьесу Лэйа.