8
Третьесословная точка зрения на мир определяет и вторую комедию Фабра д'Эглантина, его пьесу «Мольеровский Филинт или Продолжение Мизантропа», которая была поставлена в том же 1790 г. Мы встречаемся здесь с резкой антифеодальной направленностью, известной нам уже по Лесажу и Бомарше, и с положительными третьесословными установками, свойственными Дидро или Вольтеру и его ученикам.
Чтобы правильно оценить «Мольеровского Филинта», следует ознакомиться с обширным прозаическим предисловием и стихотворным прологом, предпосланными Фабром к его комедии. В предисловии к «Мольеровскому Филинту» обращает прежде всего внимание резкая и предельно враждебная характеристика старого режима. Размышляя над состоянием дореволюционной Франции, Фабр с возмущением говорит о головах, «склоненных под свинцовым игом», о руках «в оковах», о царстве трусости и глупости, гордости и жестокости. «Во Франции, - прямо заявляет Фабр, - не существовало ни веры, ни закона; добиться почестей, запятнанных тысячью мерзостей, помогали интрига и наглость»; «со стороны злых счастливцев» видны были только «презрение, грубый отказ и преследование»; «честность вела к падению, мошенничество - к богатству». Фабр утверждает в предисловии, что Франция, которую он именует здесь же «покровительницей человечества и триумфом цивилизации», перед революцией была «опустошена, истреблена, опозорена». И все это через действия «небольшого числа зловредных существ, облеченных в человеческий образ» - так он называет дворянство. Фабр указывает в предисловии, что земледелец до революции был «лишен хлеба» и «пресмыкался, покрытый презрением», что торговля до революции была грабежом, что решения в судах «открыто продавались тому, кто больше платил», что золотом и фамильным именем можно было легко сокрушить слабого и невинного8. Дореволюционная знать представлялась Фабру «безжалостным насильником». В «маленьких людях» того времени он обличает в первую очередь их угнетенность и трусливость, в солдатах видит «рабов, лишенных всех свойств человека»9.
к его вкусам. Фабр недаром отмечает в том же предисловии к «Филинту», что «искусство унижено покровительством тиранов, мошенников и глупцов», что оно может выбирать только между «несчастьем и бесчестьем»10«современные сочинения» переполнены «напускной мягкостью и чувствительностью», «притворной льстивостью по адресу злодеев и мошенников»11. Фабра не удовлетворяют, судя по предисловию к «Филинту», писатели, желающие «нравиться глупцам», «обедняющие наш богатый язык», опасающиеся говорить так, как буржуа, пользующиеся «холодными фразами», которые употребляет двор.
Упадок искусства выражается, с точки зрения Фабра, в том, что оно отклоняется от реальности, отказывается от критического отношения к миру, смягчает его противоречия. Именно поэтому он выражает недовольство авторами, которые «обесцвечивают» жизнь, лишают ее огня, «характера», стараются сделать все «хорошеньким», слащавым, галантным. Он возражает тем, кто показывает натуру прикрашенной, изображает ее как бы в «миниатюре», т. е. свободной от всех изъянов. Его приводят в негодование те, кто хотел бы видеть на сцене «доброжелательных вельмож», «добродетельных дам», кто даже в плутах хотел бы обнаружить «прекрасные души», кто вообще хотел бы «ласкать порок» и не желал бы, чтобы его «разоблачали»12.
«Филинту» Фабр характеризует как правдивое, соответствующее реальности, не скрывающее ее пороков. Он считает своей заслугой, как писателя, что «изображает то, что видит, а не то, что выдумывает». Его упрекают, по его словам, за «чрезмерную правдивость», за «излишнюю прямолинейность», за суровость, за то, что он «не щадит современных людей». Его осуждают за «нежелание угождать современным нравам», за то, что он не желает «извинять счастливцев», за то, что он готов «срывать угодливые маски, прикрывающие безобразие». Фабр считает, что он должен судить все «не столько как поэт, сколько как хороший гражданин». Он «чересчур суров» именно потому, что не видит в своих комедиях «игру», что не усматривает в театре «легкомысленного препровождения времени». Театр в дни, следующие за революционным переворотом, в «дни свободы» стал школой. И Фабр хотел бы, будучи «возмущен» тем, что «обнаружил в сердцах злых людей», - «разоблачать порок». Поэтому у него и не «робкая душа», потому и «стиль» его не «медоточив." "Франция возрождена",- замечает он. Значит надо окончательно «раздавить обман», значит следует «безжалостно разорвать занавес», которым «наряжается и прикрывается ловкий эгоизм"13
Обращая своего «Филинта» против искусства, уклоняющегося от реальности и пытающегося примирить со старым режимом, Фабр д'Эглантин особенно резко обличает искусство, обороняющее феодализм, в характеристике комедии Коллена д'Арлевиля «Оптимист». Комедия Коллена, судя по предисловию к «Филинту», более всего возмущает Фабра тем, что автор его «наносит смертельное ранение родине», содержит «ужасную мораль», заключает «опасную ложь» 14. «чудовищных злоупотреблениях» и «возмутительных гонениях», существовавших во времена старого режима, делает вид, что не знает о девушках, «обесчещенных, испорченных и развращенных», об их отцах, брошенных в подземелья замков, о земледельцах, «обобранных их могущественным соседом»15. Игнорируя реальное положение Франции накануне революции, положение французского крестьянства, французской буржуазии, французского дворянства, Коллен, по словам Фабра в предисловии к «Филинту», создает систему мировоззрения, «отрицающую существование зла» и утверждающую, что «все хорошо». Герой «Оптимиста» Пленвиль недаром заявляет, что он «всем доволен», «всегда счастлив».
«друга привилегий», как «врага человеческого рода». «Оптимист, - по утверждению Фабра, - угождает двору, знати, богачам». Целью Коллена как автора комедии было укрепить «извращенность» и «алчность» дворян, «успокоить» их опасения, убедить их, что они могут и в дальнейшем «набивать себе глотку достоянием бедняка». Целью Коллена было также, предупреждая желание «могущественных и богачей», устранить «от их дверей, от их глаз и ушей» «жалобы несчастных», «ослабить все сильные ощущения», которые могли бы быть «неприятны изящным великосветским людям». Цель Коллена, с точки зрения Фабра, сводится, наконец, к тому, чтобы обезоружить бедняков, внушить угнетенным и несчастным «беззаботность, свойственную рабу», «трусливую любезность» и «низкопоклонную леность». Цель Коллена в том, чтобы «заглушить в душе» подавленных «спасительную энергию», способную вызвать чувство страха у «жуликов и притеснителей»16.
Фабра в его предисловии приводят в негодование и апологетические установки «Оптимиста» в отношении дворянства и его привилегий. Он возмущен, что крестьяне, которые составляют подавляющее большинство населения земного шара, вызывают со стороны Коллена только «оскорбительное сочувствие». Ибо Коллен считает их обреченными на страдания, «присуждает» их быть «несчастными;», полагает эту их обреченность само собой разумеющейся и распространяет свою пропаганду оптимизма только на дворян. Фабр считает «Оптимиста» опасным и потому, что комедия пропагандирует «эгоизм»17 способствует тому, чтобы «всякий думал бы только о самом себе»18«Оптимист» приглашает «взирать только вокруг себя» и «не обращать никакого внимания на остальное». Она представляется Фабру «антиобщественной школой», в которой «сильный научается все сметь, а слабый все переносить»19.
«Мольеровскому Филинту», определяет и самое содержание, самые образы, самый сюжетный конфликт комедии Фабра. «Филинт» продолжает борьбу с феодализмом, начатую Фабром в «Самонадеянном». Фабр ставит именно поэтому в центр комедии, объявляет главным отрицательным персонажем Филинта - человека, связанного со старым режимом. Но при этом он ведет борьбу со старым режимом уже совсем по-иному, чем в «Самонадеянном». В первой комедии Фабра мы имели дело с антитезой действительности и оторвавшегося от нее сознания. Фабр объявлял в «Самонадеянном» старый режим чем-то иллюзорным, мнимым, полагая подлинным, действительным новое, «третьесословное» общество, рождающееся в недрах феодализма. В «Филинте» сознание, подвергаемое обличению, уже не характеризуется как оторванное, как иллюзорное или мнимое, оно также опирается на действительность и притом действительность в настоящее время еще достаточно мощную, вырастающую из существования старого режима, хотя вместе с тем и обреченную на уничтожение, уходящую в прошлое. Нужно иметь в виду, что действие «Филинта» относится к временам, непосредственно предшествующим революции.
Чтобы правильно понять смысл «Мольеровского Филинта», уже в самом своем заглавии содержащего намек на «Минзантропа» Мольера, главными персонажами в котором, так же как у Фабра, были Альцест и Филинт, следует остановился на отношении друг к другу комедий Фабра и Мольера. И это надо сделать еще потому, что различие между обоими произведениями коренится в различии между культурами классицизма и Просвещения. Очень важно в этом отношении, что все внимание Мольера было устремлено в «Мизантропе» на Альцеста как на личность, что писатель противополагал Альцеста старому строю как одиночку, хотя одиночество Альцеста и представлялось писателю обстоятельством трагического порядка. Альцест недаром занят у Мольера только собой, озабочен только правильностью своего поведения, не думает о других, о целом, об обществе, для него существует только одно общество - отрицательное, феодальное. А вот для фабровского Альцеста важно другое - его стремление помогать другим. Альцест у Мольера видит перед собой или врагов, или изменивших друзей, перешедших на сторону врагов. Альцест у Фабра видит перед собой людей, которым необходимо помогать, которых следует поддержать. Фабр выдвигает вслед за Дидро принцип нового общества, основанного уже не на авторитете, не на сословной иерархии, а на равенстве и на солидарности.
Новая интерпретация образа Альцеста у Фабра д'Эглантина, по сравнению с мольеровским истолкованием этого образа, не отменяет вместе с тем того решающего обстоятельства, что в комедии Фабра, так же как у Мольера, противопоставлены два образа - Филинта и Альцеста - и что принципиально новые черты обнаруживаются у Фабра и в образе Филинта. Филинт недаром изображается в пьесе «оптимистом», человеком, который вполне удовлетворен существующим и своим положением в мире, которому кажется, что «все - хорошо» и который склонен оправдывать все пороки и недостатки существующего. Филинт признает, что одни люди терпят бедствия, «всё утрачивают», другие торжествуют, «одерживают победу», но считает, что при этом происходит только перераспределение благ, что «состояние одного человека обогащает две тысячи людей», что «государство», т. е. целое, «ничего не теряет» («Мольеровский Филинт», д. II, сц. 9), что в целом, таким образом, все остается неизменным, что в целом все -хорошо.
В своем отношении к миру, в своем оправдании существующего Филинт более похож на колленовского Пленвиля, героя «Оптимиста», чем на действующее лицо мольеровсксй комедии, но, в отличие от колленовского Пленвиля, фабровский Филинт не располагает положительным отношением автора к себе. Фабр не видит в нем, как Коллен в Пленвиле, образцового героя, способного дать пример для подражания. Очень важно, что Фабр квалифицирует филинтовскую позицию в отношении мира, как позицию не только неправильную и неразумную, но также и как антиобщественную, эгоистическую. Позиция Филинта, по Фабру, вытекает из принципа обособления от других людей, принципа нейтралитета. Филинт взял себе за правило не принимать участия в делах других людей, «воздерживаться от вмешательства» во взаимоотношения своих ближних. Он и Элианте, своей жене, рекомендует не вмешиваться в подозрительные дела, так как опасается, что в них ему «обязательно угрожает опасность».
«подозрительными» представляются Филинту все чужие дела. Счастье, по его мнению, можно достичь только в том случае, если «сосредоточишься на самом себе» (там же, д. Ш, сц. 1).
Но Фабр не довольствуется, в отличие от Мольера, осуждением Филинта. Если Мольер трактовал Филинта только негативным персонажем, то Фабр рассматривает его как человека ограниченного, неспособного понять окружающее. Филинт у Фабра в конце концов так жалок, что сам становится в конечном счете жертвой мошенников. Ибо он не допускает, что его управляющий Робер и стакнувшийся с ним Прокурор затевают против него целую интригу, что они подделывают его подпись на векселе, хотят объявить его должником и обязать его уплатить им долг в 200 тысяч франков.
И дело не только в поражении Филинта, не только в том, что Филинт - жертва мошенников, что он одурачен ими. Дело в том, что он сам виновен в случившемся. Ибо то отношение к миру, которое он пропагандировал и которому он сам следовал, оборачивается против него же. Он проповедовал изоляцию индивидуума от общества, самодостаточность отдельного человека, не желал оказывать помощь другим людям, обманутым жуликами, а затем сам попал в положение обманутого, нуждающегося именно в такой помощи. Он, не учитывая всех обстоятельств действительности, имея дело только со своими мыслями, с априорными представлениями о мире, не сумел посмотреть на себя и свое положение со стороны, объективно. Он видел в мире, открывшемся перед ним, только изолированных, обособленных и враждебных друг другу индивидов, способных лишь обмануть или быть обманутыми. Он видел только дураков и мошенников, только простофиль и плутов. Замкнутый в кругу своих личных интересов, Филинт представлял себе окружающее как чуждую и далекую ему сферу и в то же время как сферу не исключительных, а нормальных явлений. Он видел в жульничествах и мошенничествах норму, нечто единственно возможное. Он рассматривал окружающее в том самом аспекте, который рисовался в комедии, если только освободить ее от традиций Ренессанса, существовавших у Мольера и отчасти у Реньяра, если свести ее к изображению общества как борьбы всех против всех, если свести комедию к сатире и пойти путем Лесажа.
Ограниченность Филинта усиливается еще тем обстоятельством, что в комедии рядом с ним присутствует и подвергает его постоянным разоблачениям Альцест, человек противоположного ему склада, имеющий совсем иное, чем он, представление о мире, совсем иначе, чем он, мыслящий и действующий. Альцест не фигурирует у Фабра в качестве комедийного персонажа, способного вызвать усмешку своей запальчивостью, своим излишним, подчас педантическим отрицанием всего. А именно таким он представлялся Мольеру.
«мизантропом», человеконенавистником. И это связано с тем, что самому фабровскому Альцесту окружающее также не рисуется в аспекте комедии. Он не видит в окружающем одних изолированных индивидов, одних дураков и жуликов. Мир открывается ему как бы в аспекте «мещанской» драмы. Фабровский Альцест воспринимает окружающих как близких ему людей, вызывающих сочувствие, сострадание, жалость, как мир, в котором приходится уже не смеяться, а плакать или ненавидеть. Он видит в окружающем уже не простофиль и жуликов, а «несчастных» и преследователей, видит «жертву испорченного человека», ее отчаяние. Его более всего беспокоит, что человек «погиб, разорен, остался без средств к жизни». Он удивлен, что на все можно смотреть «сухим и жестоким глазом», упрекает Филинта в «избытке бесчувственности», в том, что его душа «очерствела», что он «утратил право», вытекающее из «прекрасного имени человека».
Он обвиняет Филинта в том, что последний «отвергает существование порока» (там же, д. П, сц. 3 и 9). Совсем не случайно в комедии Фабра, который смотрит на действительность в том же аспекте, что Альцест, столь большую роль играют Робер и Прокурор, намеревающиеся разорить Филинта. Они рисуются Фабру серьезной угрозой, не меньшей, чем командор в «Отце семейства» Дидро.
Фабр, с другой стороны, не порывает с традициями Ренессанса, которые жили очень прочно в комедиях Мольера, Бомарше, частично у Реньяра и которые с разных сторон подвергались ограничению у Лесажа, устранению у Детуша и особенно у Коллена д'Арлевиля, у комедиографов-реакционеров, выступавших в годы революции. Фабр не отвергает принцип разума, активной мысли, столь существенный для классицизма и восходящий к традициям того же Ренессанса. Он только воспринимает этот принцип через Дидро, сочетает его с принципом коллектива, общественной взаимопомощи людей, с принципом, выработанным в эпоху Просвещения. Альцест, образ которого создается у Фабра в традициях дидеротовского Сент-Альбена, считает своей обязанностью приходить на помощь другим людям, попавшим в беду, ибо в нем, в отличие от Филинта, которому не жаль людей, люди вызывают прежде всего сострадание, сочувствие, жалость. Если для Мольера Альцест был таким же одиночкой, как Филинт, пусть одиночество Альцеста носило объективно-трагический характер, то Фабр противопоставляет Альцеста эгоистам, единоличникам, противопоставляет как своего рода человека-гражданина, занятого судьбами других, поглощенного чужими интересами, оказывающего им «поддержку» (там же, д. П, сц. 9).
Ради человека, попавшего в беду, Альцест Фабра готов «пойти на риск», «пуститься наудачу», пренебречь своими собственными делами. Он чувствует страдания другого сильнее, чем свои собственные. Он недаром не захотел остаться у себя в деревне «трусливым свидетелем преступления», «поддержал слабого», каким являлся его бедный сосед и на которого обрушились богатые землевладельцы, «сильные», задумавшие отнять у него часть земли и пустившие в ход против него и угрозы, и кредиторов, и суд. Альцест не случайно вынужден был затем уехать из своей деревни в город, где живет Филинт, и собирается даже эмигрировать из Франции, спасаясь от ареста, ибо враги его соседа, потерпев поражение от последнего, когда его поддержал Альцест, отомстили Альцесту, оклеветав его и выставив его преступником. Он не случайно, наконец, также уже после всех этих событий едет к министру, чтобы хлопотать за Филинта, хотя сам находится под угрозой ареста, хотя ему самому не стоит показываться на людях, а следует бежать от преследователей.
«Филинте» не за независимое от воли человека развитие действия, как могло бы показаться при ознакомлении с первой его комедией - с «Самонадеянным». Он ратует не за пассивность человека, не за его фаталистическое отношение к миру, а за его помощь людям, за стремление спасти их от несчастья. Вполне закономерно для характера Альцеста, что он, по его собственным словам, не боится угроз, что ему «безразлична опасность» (там же, д. Ill, сц. 4), Альцест противопоставляет притеснителям «гордое и грозное лицо защитника» угнетенных (там же, д. 1, сц. 6). В себе он видит не жертву и вместе с тем не притеснителя, а мстителя, своего рода революционера, во всяком случае предшественника деятелей революционной эпохи.